из  Торонто,  взял
двухнедельных отпуск и в полном одиночестве уехал из своей квартиры  при
лондонской больнице Св. Фомы -  путешествовать  автостопом  по  Озерному
краю. Как-то, оказавшись севернее Кесуика, он прошагал целый день пешком
по горам, страшно устал и решил заглянуть во  двор  фермерского  домика,
притулившегося у подошвы одного из холмов.
   Там какая-то девушка  доставала  из  колодца  воду.  Закатное  солнце
блестело на ее темных волосах. Заслышав звук его шагов, она  обернулась,
и он увидел, что глаза у нее серые.  Джон  снял  шляпу  и  поздоровался,
Держа шляпу в руке. Девушка застенчиво улыбнулась в ответ, и он попросил
напиться. Она даже воды не успела ему подать, как Джон Форд  влюбился  в
нее. Влюбился безоглядно, как, впрочем, склонен  был  отдаваться  любому
своему увлечению.
   Диэдри  Кауэн  той  весной  исполнилось   восемнадцать,   и   бабушка
давным-давно сказала ей, что она полюбит человека из-за моря и выйдет за
него замуж. Поскольку бабушку все считали ясновидящей, Диэдри и в голову
не приходило сомневаться в справедливости ее слов. К тому  же  в  глазах
этого молодого человека была такая страстная мольба и такая нежность...
   Отец разрешил Джону  Форду  переночевать  у  них  в  доме,  и  в  той
абсолютной тишине, какая бывает лишь перед рассветом,  Диэдри  встала  с
постели и вышла в коридор. Она совсем не удивилась, увидев  возле  своей
двери бабушку, как не удивилась и тому, что  старушка  благословила  ее,
сопроводив это каким-то древним магическим жестом. А потом Диэдри  вошла
прямо в комнату Джона, смущенно пряча от него свои серые глаза,  и  тело
ее было нежным и покорным, ибо она верила ему.
   Они поженились осенью, и по первому снежку Джон Форд отвез свою  жену
домой. И вот сейчас, двадцать пять весен спустя, их  дочь  шла  рядом  с
гномом к берегам какого-то неведомого озера по холмам неведомого мира  -
навстречу своей судьбе.
   Тропа, ведущая к озеру Исанны,  расположенному  на  северо-западе  от
Парас-Дерваля, извивалась по долине среди округлых холмов. Вокруг царила
такая красота, которую, казалось, не  способно  умалить  ни  одно  время
года, если оно, разумеется, соответствует своим нормам. Но  сейчас  даже
эта прекрасная земля выглядела истерзанной и опустошенной, и жажду  этой
исстрадавшейся от засухи земли Ким  чувствовала  сердцем;  боль  природы
отдавалась в ее душе такой  же  мучительной  тоскливой  болью.  Губы  ее
пересохли, лицо  пылало,  кости,  казалось,  заострились,  затвердели  и
вот-вот прорвут обезвоженную воспаленную  кожу.  Каждое  движение  стало
мучительным, Ким старалась не глядеть по сторонам.
   - Она же умирает! - вырвалось у нее невольно.
   Мэтт посмотрел на нее своим единственным глазом:
   - Ты это чувствуешь?
   Она с некоторым трудом, словно  преодолевая  какое-то  сопротивление,
кивнула:
   - Я не понимаю, почему...
   Гном помрачнел.
   - Этот дар имеет и свою темную сторону. Ох, не завидую я тебе!
   - Не завидуешь? Но в чем, Мэтт? - Ким нахмурилась. -  Какой  такой  у
меня дар?
   - Великое могущество, память... - Мэтт говорил  очень  тихо.  -  Если
честно, я и сам не знаю. Но если боль земли проникает так глубоко в твою
душу...
   - Во дворце мне было куда легче. Там я была  как  бы  отгорожена  ото
всего этого...
   - Мы можем вернуться.
   На  один  лишь  миг  ее  охватило  острое,  почти   горькое   желание
действительно вернуться назад  -  туда,  в  свой  мир,  а  не  просто  в
Парас-Дерваль.  Там  пожухлая  трава  у  тропинки  и  иссохшие  за  лето
стебельки цветов  не  обжигают  душу.  Но  она  вспомнила  глаза  старой
ясновидящей - когда их взгляды встретились в том парадном зале дворца, -
и снова гулким эхом зазвучал в душе голос  Исанны:  Я  ТАК  ДАВНО  ЖДАЛА
ТЕБЯ!
   - Нет, мы пойдем дальше, - сказала Ким. - Далеко еще?
   - За тем поворотом уже будет видно озеро. Но постой, мне  ведь  нужно
кое-что передать тебе! Жаль, я раньше не вспомнил! - И гном протянул  ей
серебряный браслет со вделанным в него зеленым камнем.
   - Что это?
   - Веллин. Это очень редкий и поистине  бесценный  камень;  их  совсем
мало осталось, и тайна их обработки умерла вместе с  Гинсератом.  Веллин
способен защитить от любого колдовства. Надень-ка браслет.
   Кимберли с трепетным восторгом надела дивный браслет на  руку,  и  ей
тут  же  стало  легче.  Куда-то  исчезла,  растворилась  та  мучительная
обжигающая боль в сердце, перестали ныть кости. Девушка чувствовала, что
боль эта притаилась где-то рядом, но из нее самой  она  ушла.  Ким  даже
вскрикнула от удивления.
   Но лицо гнома оставалось по-прежнему мрачным, хотя он видел, конечно,
какое облегчение принес его спутнице браслет с веллином.
   - Что ж, - буркнул он, - значит, я  был  прав:  великий  Ткач  всегда
вплетает в основу и темные нити. Но пусть он сделает  так,  чтобы  Лорин
поскорее вернулся назад!
   - Но почему ты так говоришь? - спросила Ким. - Что все это значит?
   - Если этот веллин способен защитить тебя от боли, которую испытывает
земля и которую на нее кто-то НАСЛАЛ, то этот  кто-то  владеет  страшной
силой, способной уничтожить все  великое  королевство.  При  одной  этой
мысли мне становится страшно. И я уже начинаю думать, а не  правдивы  ли
старинные сказки о дереве Морнира  и  о  том  договоре,  который  Йорвет
Основатель заключил с этим Богом Громовником. Ну а если и это не правда,
я и предполагать не  осмеливаюсь,  каковы  причины  того,  что  творится
сейчас во Фьонаваре. Идем же скорей, - встрепенулся он, - нам давно пора
к Исанне.
   И он зашагал  куда  более  энергично,  чем  прежде.  Как  только  они
обогнули ближайший холм, Ким увидела озеро - синий самоцвет, вставленный
в ожерелье из невысоких холмов. И отчего-то  берега  озера  и  окрестные
холмы были зелены и усыпаны полевыми цветами.
   Ким так и приросла к земле:
   - Ой, Мэтт!
   Гном молча стоял с  нею  рядом,  пока  она,  совершенно  очарованная,
любовалась раскинувшимся перед ними озером.
   - Да, это озеро действительно красиво, - молвил он наконец. - Но если
бы ты могла увидеть наш  Калор  Диман  в  окружении  горных  вершин,  то
приберегла бы свои восторги для этого случая, ибо нет ничего  прекраснее
Королевы Вод!
   Услышав незнакомое волнение в голосе гнома, Ким внимательно  на  него
посмотрела, потом, вздохнув, закрыла глаза и  некоторое  время  молчала.
Когда же она снова заговорила,  то  голос  ее  звучал  монотонно,  точно
чужой:
   - Лежит оно высоко в горах, и летом тающие снега пополняют его  воды,
а воздух там легок  и  чист.  Над  озером  этим  вечно  кружат  орлы,  а
солнечные  лучи  пронизывают  его  светом,  похожим  на  золотой  огонь.
Попробуй эту воду на вкус, и узнаешь, каков вкус света,  что  отражается
от озерной глади, - света солнца, луны или звезд.  Но  при  полной  луне
Калор Диман становится очень опасным, ибо в такие ночи ничто не способно
затуманить взор человека и ничто не способно удержать его,  когда  озеро
властно влечет его к себе. Зов его подобен неукротимой приливной  волне,
оглушающей, бьющей в самое сердце. Лишь тот, кого гномы  называют  своим
истинным королем, способен в полнолуние  провести  всю  ночь  на  берегу
Калор Диман и не утратить разума. И, если он хочет  обрести  королевский
Алмазный Венец, он должен пройти  этот  обряд,  выдержать  испытание  и,
сочетавшись браком с Королевой Вод, всю ночь провести на  берегу  озера,
освещаемый полной луной. И тогда, как  и  полагается  настоящему  королю
гномов, он всю жизнь будет связан священными узами с Калор Диман.
   Кимберли открыла глаза и в упор посмотрела на бывшего короля гномов.
   - Но почему, Мэтт?! - спросила она, и  теперь  голос  ее  звучал  как
обычно. - Почему ты покинул свой трон?
   Он не ответил, однако и глаз  не  отвел.  Потом,  по-прежнему  молча,
повернулся и повел ее по извилистой тропе вниз, к берегу озера,  где  их
встретила Исанна, Видящая Сны, и в  глазах  ее  Ким  заметила  мудрость,
понимание, жалость и что-то еще, чему нет названия.
 
*** 
 
   Кевин Лэйн никогда не умел как следует скрывать свои чувства,  а  эта
казнь, произведенная как бы между прочим, оказала на него такое глубокое
и болезненное впечатление, что за весь день пути - тяжелого пути  верхом
- он не произнес более ни слова и до самого вечера был бледен от  гнева,
так и не нашедшего выхода. В сгустившихся сумерках отряд Дьярмуда выехал
на опушку густого леса, как  бы  сползавшего  по  склону  горы.  Дорога,
которая проходила как раз по опушке, примерно через полмили вывела их на
открытое место, откуда видны были сторожевые башни небольшой крепости.
   Дьярмуд, натянув поводья, остановил коня. На лице его не было заметно
ни малейшей усталости. Казалось, это вовсе не он целый  день  скакал  по
горам и долам. Кевин, у которого зверски болела каждая косточка и каждая
мышца, смотрел на принца с холодной завистью.
   Зато принц на него ни малейшего внимания не обращал. Подозвав к  себе
невысокого крепыша с каштановой бородкой, Дьярмуд велел ему:
   - Ступай туда, Рот, но поговори только с одним Аверреном, больше ни с
кем. Учти: меня с вами нет, и Колл тоже отправился со своей  группой  на
разведку  совершенно  в  другом  направлении.   И   вообще   -   никаких
подробностей.  Впрочем,  он  ни  о  чем   и   не   спросит.   Постарайся
осторожненько  выяснить,  не  встречал  ли   кто-нибудь   из   гарнизона
неподалеку от крепости чужака. Нас догонишь уже на горе Даэль.
   Рот пришпорил коня и галопом понесся к воротам крепости.
   - Это Южная твердыня, - шепотом пояснил Карде Кевину и  Полу.  -  Наш
основной форпост в этих краях. Крепость, правда, не особенно велика,  но
и возможность того, что кто-то вздумает перебраться  здесь  через  реку,
тоже невелика. К тому же большой гарнизон стоит чуть западнее,  в  устье
Саэрен.  И  как  раз  там,  в  Сереше,  войска  Катала  дважды  пытались
вторгнуться на нашу  территорию.  Но  Сереш  -  крепость  мощная,  да  и
береговая граница охраняется куда лучше.
   - Но почему же так трудно просто перебраться через  реку?  -  спросил
Пол. Кевин упорно продолжал хранить презрительное молчание.
   Даже в темноте было видно, что усмешка у Карде вышла невеселая.
   - А это вы и сами скоро увидите. Когда к реке спустимся.
   Дьярмуд, закутавшись в темный плащ, подождал, когда в ворота крепости
пропустят Рота, а затем свернул с основной дороги и повел свой отряд  на
запад по узкой тропе, которая, нырнув в лесную чащу,  начала  постепенно
забирать на юг.
   Ехали они, наверное, около часа, стараясь соблюдать предельную тишину
и осторожность, хотя никаких приказаний на сей счет не поступало.  Кевин
видел, что его окружают прекрасно обученные и опытные воины, хотя одежды
их порой и отличаются поразительным  безвкусием  да  и  речь  далека  от
совершенства и грубовата - особенно по сравнению с дворцовыми щеголями.
   Тонкий исчезающий серпик луны повис в небесах  точно  позади  отряда,
когда они наконец выехали из леса на край  долины,  полого  спускавшейся
куда-то. Здесь Дьярмуд резко  остановился  и  поднял  руку,  призывая  к
молчанию. И через несколько мгновений Кевин тоже услышал  его  -  глухой
рев могучего потока.
   Они спешились.  При  свете  месяца  и  звезд  Кевин  увидел  впереди,
буквально в сотне шагов от себя, отвесный обрыв. Но разглядеть, что  там
дальше, он оказался не в состоянии. На мгновение ему подумалось, что это
и есть КРАЙ СВЕТА.
   - Ученые говорят, здесь когда-то земля треснула, -  раздался  у  него
над ухом веселый голос. Кевин так и  застыл:  угасший  было  гнев  снова
проснулся в его душе. Но Дьярмуд продолжал как ни в чем не бывало:
   - Вот Катал и оказался на добрую сотню футов ниже нас - сам  увидишь,
когда ближе подойдем. Да, кстати, вот еще что: никогда  не  суди  других
слишком  поспешно.   -   Принц   по-прежнему   говорил   веселым,   даже
легкомысленным тоном. - Тот человек ДОЛЖЕН был умереть - иначе сейчас во
дворце  было  бы  уже  известно,  что  я  ПООЩРЯЮ  ПРЕДАТЕЛЬСКИЕ   РЕЧИ,
направленные против короля.  Там  более  чем  достаточно  таких,  кто  с
удовольствием передаст подобные сведения обо мне.  Этот  несчастный  был
приговорен с того самого момента, как открыл свой рот. А смерть от метко
пущенной стрелы куда легче той, которую ему уготовил бы Горлас. Здесь мы
подождем Рота, а пока что я велел Карде растереть вас  обоих  с  ног  до
головы нашим бальзамом, иначе вы просто не  сможете  перебраться  на  ту
сторону - после целого дня верхом, да еще с непривычки, ваши тела просто
откажутся вам повиноваться. - Дьярмуд отошел  от  Кевина  и  преспокойно
уселся на землю, прислонившись спиной к дереву. Не прошло  и  нескольких
минут, как совершенно ошарашенный Кевин Лэйн,  не  будучи,  впрочем,  ни
пустышкой, ни тупицей, невольно улыбнулся и покачал головой.
   Руки Карде были сильны и умелы, а снадобье, которым  он  пользовался,
поистине творило чудеса. К тому времени как Рот нагнал их,  Кевин  вновь
почувствовал себя вполне бодрым  и  полным  сил.  Уже  совсем  стемнело.
Внезапно Дьярмуд отбросил свой плащ и поднялся с  земли.  Все  мгновенно
собрались  вокруг  него,  и,  хотя   никто   не   проронил   ни   слова,
чувствовалось, что все готовы действовать и напряжены до предела.  Кевин
поискал глазами Пола и увидел, что тот и сам уже на  него  смотрит.  Они
улыбнулись друг другу глазами и стали внимательно слушать,  ибо  Дьярмуд
заговорил - давая указания очень тихо и четко. Возможно,  ночная  тишина
еще усилила воздействие этой сдержанной речи, ибо всем все стало ясно  с
полуслова, и они в полной тишине двинулись вперед - теперь  уже  пешком.
Их было теперь всего девять - десятый остался с лошадьми, - и  двигались
они к той самой реке, через которую им зачем-то требовалось перебраться,
чтобы попасть в Катал, где их непременно убьют, если только заметят.
   Кевин легко  бежал  рядом  с  Коллом,  чувствуя,  что  его  буквально
распирает  от  какого-то  яростно-радостного  возбуждения,  которое  все
усиливалось. Потом они пошли медленнее, пригнувшись  к  самой  земле,  а
потом и поползли, и наконец, достигнув края  утеса,  он  смог  заглянуть
вниз.
   Саэрен была самой крупной рекой к западу от  горного  массива  Эриду.
Эффектными водопадами падая со скал в долины, она с ревом вырывалась  на
простор западного  края,  где  должна  была  бы  замедлить  свой  бег  и
разлиться по равнине, если бы страшный природный катаклизм на заре  мира
не  разорвал  здесь  землю  напополам  -  несколько  тысячелетий   назад
вследствие мощного землетрясения в этом месте пролегла глубокая трещина,
похожая  на  рваную  рану:  Саэренская  горловина.  И  по  этому  узкому
глубокому ущелью грохотала теперь река, непреодолимой преградой  отделяя
Бреннин, яростным рывком стихии заброшенный на возвышенность, от Катала,
расположенного  на  низменном  южном   берегу   и   славящегося   своими
плодородными землями. Великая Саэрен никогда не замедляла здесь свой бег
и никогда  не  отклонялась  от  проложенного  ею  русла,  и  даже  самое
засушливое лето в северной части Фьонавара не способно было  умалить  ее
мощь. Река кипела и плевалась пеной в  глубоком  ущелье,  на  расстоянии
двух сотен  футов  от  них,  посверкивая  в  лунном  свете,  свирепая  и
прекрасная. Неужели здесь им и предстоит спуститься к этой бешеной воде,
прямо с этого  вот  утеса,  настолько  крутого,  что  просто  невозможно
поверить в возможность спуска?
   - Если упадете, -  сказал  без  улыбки  Дьярмуд,  -  постарайтесь  не
кричать: вы можете выдать остальных.
   Теперь Кевин наконец смог немного разглядеть противоположный  и  тоже
совершенно отвесный берег реки. Он был расположен значительно  ниже  той
точки, где  они  сейчас  находились.  Там  горели  сторожевые  костры  и
виднелись темные фигурки воинов Катала - то были  передовые  пограничные
посты, охранявшие земли и сады  Катала  от  практически  неосуществимого
вторжения с севера.
   Кевин, с трудом сдерживая дрожь, выругался и прошептал:
   - Это же невозможно! Чего им там бояться? Ведь здесь никогда и  никто
перебраться не сможет!
   - Да, разлом здесь глубокий, - спокойно кивнул Колл, лежавший на краю
справа от Кевина. - Но Дьяр говорит, что  несколько  веков  назад  через
Саэрен кое-кто все же перебрался, причем удачно. Правда, всего единожды.
Вот мы и попробуем сделать это во второй раз.
   - Черт побери, неужели только развлечения ради? - рассердился  Кевин,
все еще не веря тому, что они действительно будут сейчас штурмовать  эту
бешеную реку. - А что, собственно,  случилось?  Вам  с  принцем  что,  в
триктрак играть надоело?
   - Во что играть?
   - Неважно, - буркнул, опомнившись, Кевин.
   Да, по правде говоря, и объяснять-то, что такое  триктрак,  было  уже
некогда: Дьярмуд, находившийся справа от них и чуть дальше, тихо  сказал
что-то Эррону, и тот, гибкий и ловкий,  мгновенно  бросился  к  большому
корявому дереву, которого Кевин в темноте даже  и  не  заметил,  и  стал
тщательно привязывать к стволу веревку. Затянув  последний  узел,  Эррон
сбросил конец веревки с обрыва и стал понемногу травить ее,  придерживая
руками. Когда последнее кольцо исчезло во тьме, Эррон поплевал на ладони
и вопросительно глянул на Дьярмуда. Принц кивнул, и молодой воин  шагнул
вперед и исчез за краем обрыва.
   Все точно загипнотизированные следили за туго натянувшейся  веревкой.
Колл даже разок сходил к дереву и проверил крепость узла. Ожидание  было
настолько тягостным, что ладони у Кевина от волнения стали  влажными,  и
он тайком вытер их о штаны. Затем - по ту сторону натянутой веревки - он
заметил Пола Шафера; тот смотрел на него, но в  темноте  лицо  его  ясно
разглядеть было невозможно. И все же  что-то  в  выражении  этого  лица,
некая  странная  и  строгая  отчужденность,  внезапно  заставило  Кевина
осознать, ЧТО может сейчас произойти.  Мысль  об  этом  ледяным  холодом
обдала его с головы до ног и безжалостно вернула к воспоминаниям  о  той
ночи, которую он тщетно старался забыть навсегда, - к  той  ночи,  когда
погибла Рэчел Кинкейд.
   Впрочем, он всегда вспоминал Рэчел с искренней теплотой и  любовью  -
кажется, невозможно было не любить эту темноволосую девушку,  обладавшую
удивительным, каким-то застенчивым изяществом, которую, однако, две вещи
на свете способны были мгновенно воспламенить:  звуки  ее  виолончели  и
присутствие Пола Шафера. У  Кевина  каждый  раз  перехватывало  дыхание,
когда он видел это - огонь, который вспыхивал в ее темных очах, когда  в
комнату еще только должен был войти Пол. Впрочем, замечал он и  то,  как
нерешительно, с трудом раскрывается навстречу  этой  прелестной  девушке
душа его гордого друга. Но все же раскрывается - с верой, с надеждой.  А
потом все вдруг разлетелось вдребезги, и он стоял со слезами бессилия на
глазах рядом с Полом в приемном покое больницы Св. Михаила, когда хирург
сказал им, что  Рэчел  умерла,  а  лицо  Пола  Шафера  после  этих  слов
превратилось в застывшую маску. И тогда  Пол  произнес  ту  единственную
фразу, после которой никто более не слышал от него ни словечка о  гибели
Рэчел: "Это должен был быть я". Он сказал это и ушел в ночь из  чересчур
ярко освещенного приемного покоя больницы. Ушел один.
   Мысли Кевина нарушил вдруг совсем иной голос, обращавшийся к  нему  и
принадлежавший совсем другой, теперешней ночи и совсем  другому,  чужому
миру:
   - Эррон уже внизу. Теперь твоя очередь, друг Кевин, - сказал Дьярмуд.
И действительно, веревка больше не была натянута, а  плясала  в  воздухе
над пропастью, и это означало, что Эррон благополучно достиг дна ущелья.
   Кевин, не думая больше ни о чем, поплевал по примеру Эррона на ладони
и, покрепче ухватившись за конец веревки, скользнул вниз.
   Притормаживая  носками  сапог  о  скалу  для  того,  чтобы  сохранить
равновесие и уменьшить скорость, он  осторожно  спускался,  перехватывая
руками веревку, навстречу все более усиливавшемуся реву потока, за