х  почек  окутывали  ее  сладостными
воспоминаниями, она никак не могла успокоиться. Даже мысли  о  том,  что
она скрывала ото всех, разжигали в ее душе пожар куда более сильный, чем
способны были зажечь бесчисленные поклонники и те, кто, преклонив колена
перед троном ее отца, просили ее  руки,  поспешно  произнося  ритуальную
фразу: "В глазах твоей дочери восходит солнце!"  Все-таки,  несмотря  на
всю свою гордость, она была еще слишком молода и неопытна.
   Да, у нее была своя тайна! И тайну эту она хранила ото всех именно по
причине своей молодости и неопытности. Дело в том, что с некоторых пор в
ее комнате стали появляться ЭТИ ПИСЬМА! И она понятия не имела, КАК  ОНИ
ТУДА ПОПАДАЮТ! В тайне от всех держала  она  и  свои  подозрения  насчет
того, КТО может оказаться автором этих посланий, и по ночам  сгорала  от
томительных предчувствий.
   Ибо о  великой  страсти  повествовали  эти  письма,  и  каждое  слово
неведомого автора, который неустанно воспевал дивную  красоту  принцессы
Шарры, было исполнено любовного огня - никогда в жизни  не  слышала  она
подобных слов! Страстное желание таилось даже  между  строк,  она  точно
слышала чей-то голос, что пел ей о любви, и все это наконец разбудило ее
душу  -  душу  узницы  этого  дворца,  где   она   когда-нибудь   станет
полновластной хозяйкой, - и вызвало ответную страсть. Все чаще с  тоской
вспоминала она канувшие в прошлое  веселые  и  беззаботные  утра  своего
детства, не связанные с бесконечными сложными придворными  ритуалами.  А
ночью  оставшись  наконец  одна,  она  испытывала   странное   томление,
родственное тоске, но  связанное  с  совсем  иными  вещами,  ибо  письма
неизвестного  автора  постепенно  становились  все  более   дерзкими   и
бесстыдными, а описания его страсти к ней превратились в обещания дивных
наслаждений, которые способны дать любящим их руки, их губы...
   Но ни под одним письмом не было  подписи!  Изящный  слог,  прекрасный
почерк - все это явно свидетельствовало о благородном  происхождении  их
автора, но имени его Шарра по-прежнему не знала.  Пока  однажды  весной,
щедро рассыпавшей цветущие калаты и анемоны по  садам  Лараи  Ригал,  не
получила последнее послание. И это письмо было подписано!  И  когда  она
увидела это имя, то окончательно уверилась во всем том, о чем так  давно
догадывалась, что свято хранила в душе. "А я знаю что-то такое, чего  не
знаете вы!" - вот с какими  мыслями  она  теперь  легко  и  даже  весело
принималась  по  утрам  за  свои  обязанности  и  встречала  бесконечных
"женихов", с которыми затем - да еще и в сопровождении целого эскорта  -
должна была прогуливаться по извилистым  аллеям  и  прелестным  горбатым
мостикам ее любимых садов. И лишь ночью,  отпустив  наконец  всех  своих
фрейлин и горничных, полностью готовая ко сну, с расчесанными  и  вольно
распущенными по спине длинными густыми кудрями, могла  она  вытащить  из
тайника то последнее письмо и в который  раз  перечесть  его  при  свете
свечи:
 
   "О светлая!
   Как тянется время! Теперь даже звезды говорят со мной только о  тебе,
а ночной ветерок давно знает твое имя и постоянно нашептывает его мне на
ухо. Я должен прийти к тебе! Смерти я, как и все, страшусь и не ищу  ее,
но  если  мне  придется  пройти  через  мрачное  царство  Смерти,  чтобы
коснуться этого волшебного цветка - твоего  тела,  -  я  сделаю  все,  я
встречусь даже с самой Смертью! Обещай мне лишь одно:  если  на  пути  к
тебе точку в моей жизни суждено будет поставить страже Катала, то  пусть
глаза мои закроет твоя рука. И пусть - о,  я  понимаю,  как  дерзка  моя
просьба! - твои дивные уста коснутся  тогда  моих  хладных  уст  в  знак
прощания.
   В северной части садов Лараи Ригал, у самой стены, на полянке  растет
дерево-лира. Там и через десять ночей после прихода  полной  луны  будет
достаточно светло, чтобы мы смогли в темноте узнать друг друга.
   Через десять ночей после полнолуния я приду туда. И знай, что  отныне
мою жизнь -  ах,  это  такая  малость!  -  ты  держишь  в  своих  тонких
прелестных пальчиках.
   Дьярмуд дан Айлиль".
 
   Было уже далеко за полночь. Вечером  прошел  дождь,  а  потому  цветы
эльфинеля у нее под окном  пахли  особенно  сильно.  Ветерок  уже  успел
развеять облака, и ущербная луна светила прямо в  окно  спальни.  Лунный
свет ласково коснулся лица Шарры, скользнул по  блестящей  волне  густых
темных волос.
   Полнолуние было девять ночей назад.
   Значит, автор письма уже неведомым образом перебрался через Саэрен  и
прячется где-то здесь, в темноте, неподалеку? И завтра...
   Шарра, дочь Шальхассана, глубоко вздохнула в своей девичьей постели и
спрятала письмо в тайник. И в эту ночь, когда  ее  наконец  сморил  сон,
снились ей вовсе не детские игры; она беспокойно металась, ворочалась  с
боку на бок, и беспорядочно рассыпавшиеся по подушкам  роскошные  черные
кудри ее водопадом стекали на пол.
 
*** 
 
   Венессар Гатский был так юн и застенчив, что ей даже захотелось взять
его под свое крыло. Прогуливаясь с ним  утром  по  Круговой  аллее,  она
старалась не мучить его вопросами и насмешками, а  говорила  в  основном
сама. Одетый в желтый дублет и штаны в обтяжку, длиннолицый  и  какой-то
испуганный, мальчик этот то и дело с ошалелым  видом  склонялся  к  ней,
когда она перечисляла ему названия  цветов  и  деревьев  и  рассказывала
историю Т'Варена, создателя садов Лараи Ригал.  И  Шарра,  дразня  этого
олуха и нарочно приглушив голос, чтобы не  подслушивали  сопровождающие,
тащившиеся на всякий случай в десяти  шагах  впереди  и  позади  них,  с
упоением продолжала свой рассказ, и ее  юному  спутнику  даже  в  голову
прийти не могло, сколько раз уже она рассказывала все это другим.
   Они неторопливо проследовали мимо кедра, с которого она упала как раз
в тот день, когда погиб ее брат Марлин,  и  за  день  до  того,  как  ее
назвали  наследницей  престола.  И  вскоре  за  поворотом  тропы,  после
седьмого  по  счету  горбатого  мостика  и   очередного   искусственного
водопада, она увидела у северной стены на поляне огромное дерево-лиру.
   Разговор замер. Венессар Гатский  попытался  было  довольно  неуклюже
оживить его и разразился целым  каскадом  покашливаний,  пофыркиваний  и
восклицаний, однако все его усилия были  тщетны.  Принцесса  погрузилась
вдруг  в  такое  глубокое  молчание  и  задумчивость,  что   несчастному
Венессару показалось, будто эта красавица, словно цветок, свернула  свои
лепестки, отгородившись таким образом от всех. Впрочем, даже и  в  таком
виде она, эта Черная Роза  Катала,  вполне  способна  была  кого  угодно
свести с ума. Венессар был в  отчаянии.  "Да  ведь  отец  с  меня  шкуру
снимет!" - думал он, не зная, как подступиться к Шарре.
   Но она сама в конце концов сжалилась над ним и взяла его под руку.  В
этот момент они как  раз  шли  по  девятому  мостику,  завершая  круг  и
направляясь к павильону, где, удобно раскинувшись на подушках,  восседал
сам Шальхассан в окружении изысканных и благоухающих придворных и  слуг,
вооруженных опахалами. Этот благосклонный жест поверг юного Венессара  в
состояние полного оцепенения;  движениями  своими  он  теперь  напоминал
игрушечный механизм, не обращая внимания на  злобные  и  хищные  взгляды
своего отца, Брагона, сидевшего рядом с Шальхассаном.
   Но, заметив,  какими  глазами  смотрит  Брагон  на  нее,  Шарру,  она
вздрогнула, и его плотоядная улыбка под черными усами стала еще шире.  В
улыбке этой не было ровным счетом  ничего  от  притворного  умиления,  с
каким мог бы смотреть на нее  возможный  свекор.  Глаза  Брагона  горели
таким нескрываемым жадным желанием, что тело  Шарры  под  шелком  платья
напряглось от отвращения.
   А вот отец ей не улыбнулся. Он никогда не улыбался, ее отец.
   Шарра склонилась перед ним в почтительном реверансе и отошла в  тень;
ей сразу же принесли стакан ледяного м'рае и  целое  блюдо  замороженных
сладостей. Когда Брагон наконец собрался уходить, она очень постаралась,
чтобы он заметил, с каким холодным презрением она на него смотрит. А вот
Венессару она улыбнулась и даже протянула ему руку, и этот недотепа чуть
не забыл коснуться ее руки лбом. "Все, довольно!" - думала она. И  пусть
отец все узнает и не заблуждается относительно тех  причин,  по  которым
она никогда больше не примет этих людей! Она уже не пыталась  сдерживать
гнев, бушевавший у нее в душе.
   "Больше всего мне хочется,  -  с  горечью  думала  Шарра,  умудряясь,
правда, даже улыбаться окружавшим ее придворным, взобраться снова на тот
кедр, выше ветки, что тогда подломилась подо мной, значительно выше,  на
самую макушку, и оттуда, превратившись  в  сокола,  взлететь  в  небо  и
парить  высоко-высоко  в  полном  одиночестве  над   сиянием   озера   и
великолепием садов!"
   - Вот скотина! - сказал Шальхассан, наклоняясь к ее уху, чтобы, кроме
нее, его могли случайно услышать только рабы,  на  которых,  впрочем,  и
внимания-то обращать не следовало. - А  сынок  совсем  зеленый.  Дурачок
этакий...
   - Оба хороши, - сурово молвила его дочь. - Все они такие.
 
*** 
 
   Луна, превратившаяся в тонкий серпик, взошла поздно. Из  своего  окна
Шарра видела ее прямо  перед  собой  над  восточным  берегом  озера,  но
покидать свою комнату не  спешила.  Куда  это  годится  -  приходить  на
свидание вовремя? И пусть этот наглец усвоит, что она, принцесса Катала,
не побежит на его  зов,  точно  какая-то  служанка  из  Родена  или  еще
какого-нибудь северного селения!
   И тем не менее пульс под тонкой кожей ее  запястья  бился  что-то  уж
чересчур часто. "И мою жизнь - ах,  это  такая  малость!  -  ты  держишь
сейчас в своих тонких прелестных пальчиках!" - это были его слова, и это
была чистая правда. Стоило ей слово сказать, и не миновать  ему  гарроты
за подобную дерзость. Такой  поступок  мог  бы  даже  послужить  началом
войны.
   Нет, сказала она себе, это было бы крайне безответственно. Она,  дочь
Шальхассана, поздоровается с этим нахалом  самым  учтивым  образом  и  в
полном соответствии с его собственным высоким положением хотя бы потому,
что он, надо отдать ему  должное,  сохранил  свою  страсть  в  тайне.  И
проделал такой долгий путь, подвергался такой страшной опасности  только
ради  того,  чтобы  ее  увидеть!  Что   ж,   ответ   ее   будет   вполне
благожелательным и милостивым, а он пусть с этим ответом и  отправляется
назад, к себе на север. И пусть даже не надеется на большее. За подобную
самоуверенность и наглость нужно платить! И  этот  Дьярмуд  из  Бреннина
получит должный урок! А еще,  подумала  она  вдруг,  интересно  было  бы
узнать, как он перебрался через Саэрен... Вот уж действительно, были  бы
сведения первостепенной важности для ее страны, которой она в свое время
станет править!
   Она несколько  успокоилась;  дыхание  стало  ровным,  бешеное  биение
сердца замедлилось. И куда-то исчез не дававший ей покоя  образ  одиноко
летящего в вышине сокола, точно его сдул порыв ветра. Теперь, взяв  себя
в руки, Шарра чувствовала себя настоящей наследницей катальского  трона,
отлично  знающей  свои  обязанности.  Осторожно  приподняв   юбки,   она
неторопливо перелезла с подоконника на мощную ветку  старого,  покрытого
густой листвой дерева, росшего у нее под балконом, и стала спускаться.
   Огненные мухи, лиены, так  и  сновали  в  темноте.  Густые  тревожные
ароматы ночных цветов опутали Шарру, точно паутиной. Она шла  при  свете
тонкого месяца уверенно, хорошо зная дорогу, ибо обнесенные стеной  сады
хоть и раскинулись на много миль, но  были  все  же  для  нее  настоящим
родным домом, и она знала здесь каждую тропинку, каждую ямку на  аллеях.
Однако  подобная  ночная  прогулка  была  теперь  из  области  запретных
удовольствий, исчезнувших из ее жизни, и она,  безусловно,  получила  бы
жестокий выговор от отца, если бы оказалась  обнаруженной.  А  ее  слуг,
несомненно, высекли бы кнутом.
   Ничего, никто ее не обнаружит!  Стража  с  фонарями  обходит  дозором
только внешние стены, а здесь, в ее садах,  -  совсем  иной  мир.  Здесь
единственные источники света -  месяц,  да  звезды,  да  еще  парящие  в
воздухе и словно тающие во тьме огненные мухи. Было так  тихо,  что  она
слышала  шуршание  насекомых  и  слабый  плеск  воды   в   искусственных
водопадах. В листве вздыхал ветерок, а где-то  под  деревом-лирой  Шарру
ждал тот, кто описал ей, сколь многое умеют губы и руки влюбленных...
   На этой мысли она немножко задержалась,  остановившись  на  четвертом
горбатом мостике и слушая  тихий  плеск  прирученной  воды,  бегущей  по
разноцветным камешкам. Никто - это она отлично понимала - не знает,  где
она сейчас! И она тоже абсолютно ничего не знает, кроме неясных сплетен,
о том, кто ждет ее сейчас в темноте. Но мужества ей, дочери Шальхассана,
не  занимать,  хотя,  возможно,  сейчас  она  и  ведет  себя   глупо   и
легкомысленно!
   Шарра оделась обдуманно - в ярко-голубое  с  золотым  кантом  платье,
украсив его одной лишь подвеской из  ляпис-лазури  на  груди.  Она  была
очень хороша!
   Решительно тряхнув головой, она миновала знакомый мостик,  прошла  по
тропе за поворот и увидела дерево-лиру.
   Но возле дерева никого не было.
   Она ни секунды не сомневалась, что он уже ждет ее  там.  Хотя  это  и
было довольно нелепо, если учесть, сколько опасностей могли подстерегать
его. А что, если это кто-то из ее  одуревших  поклонников?  Какой-нибудь
идиот подкупил одну из горничных, вот та и подбрасывала к ней в  комнату
эти письма? Вряд ли настоящий принц Бреннина,  наследник  трона,  -  она
знала, что он стал им после  изгнания  своего  старшего  брата,  -  стал
рисковать своей жизнью и  пускаться  в  сомнительные  приключения  из-за
женщины, которую даже никогда в жизни не видел...
   Опечаленная,  сердясь  на  себя  за  подобные  мысли,  Шарра  сделала
последние  несколько  шагов  и  остановилась  под  золотистыми   ветвями
дерева-лиры. Ее длинные пальцы, все же ставшие безупречно ухоженными  за
несколько лет вынужденного безделья, гладили толстый ствол.
   - Если бы ты была не в юбке, я бы пригласил  тебя  присоединиться  ко
мне. Здесь, наверху, очень неплохо. Хотя вряд ли принцесса Катала  умеет
лазить по деревьям... Ну что, мне спрыгнуть? - Голос  раздался  прямо  у
нее над головой, и она с огромным  трудом  подавила  желание  посмотреть
туда. Она даже головы не подняла!
   - В этом саду, - спокойно сказала она, - мне знакомо каждое дерево, и
на каждое из них я залезала не раз. - Сердце у нее бешено  билось.  -  В
том числе и на это. И очень часто именно в юбке. Но  сейчас  мне  что-то
никуда лезть не хочется. Так что, Принц Дьярмуд - ведь ты принц Дьярмуд,
верно? - слезай лучше сам.
   - А если не слезу? - Все-таки тон у него был чересчур насмешливый для
человека, вроде бы  сгоравшего  от  любви  к  ней.  И  Шарра  решила  не
отвечать. Впрочем, он не стал дожидаться ее ответа. Зашуршали листья,  и
принц легко спрыгнул на землю с нею рядом.
   А потом его руки взяли в плен ее нежную ручку, и его губы -  а  вовсе
не лоб - коснулись ее  запястья.  Ну,  это  бы  еще  можно  было  как-то
простить, встань он перед ней на колени, однако он не только не встал на
колени, но и продолжал целовать ее запястье, ладонь, пальцы...
   Она резко отдернула  руку,  чувствуя,  к  своему  ужасу,  что  сердце
вот-вот выпрыгнет из груди и  стук  его,  наверное,  слышен  даже  этому
нахалу. А ведь она еще и лица его рассмотреть как следует не успела...
   Словно прочитав ее мысли, он вышел из тени в  полосу  лунного  света.
Вспыхнули светлые растрепанные кудри, и он действительно преклонил перед
ней колено. И тогда она наконец увидела его лицо.
   Глаза Дьярмуда, широко расставленные, с тяжелыми  веками  и  густыми,
почти как у женщины, ресницами были ярко-синими, большими. Рот тоже  был
крупный, даже чересчур крупный и сочный, хотя очертания губ были тверды.
Твердым и мужественным был также гладко выбритый подбородок.
   Он улыбался ей и совсем не насмешливо. Она догадалась,  что  он  тоже
отлично смог рассмотреть ее лицо, освещенное ущербной луной.
   - Ну и что... - начала было она.
   - Глупцы! - прервал ее Дьярмуд дан Айлиль. - Мне много раз  говорили,
что ты прекрасна. Раз шестнадцать,  не  меньше.  И  каждый  хвалил  тебя
по-своему.
   - Ну и что?  -  Она  замерла  в  напряженном  ожидании,  уже  готовая
опустить на его голову топор своего гнева.
   - Клянусь очами Лизен - все они были правы! Но никто и ни  разу  даже
не упомянул, что ты еще и умна! Хотя мне, конечно, следовало бы об  этом
догадаться. Наследница Шальхассана, безусловно, должна  обладать  гибким
умом.
   К подобному  повороту  она  оказалась  совершенно  не  готова.  Никто
никогда не говорил ей таких  слов.  Совершенно  выбитая  из  колеи,  она
судорожно пыталась припомнить те приемы, с  помощью  которых  так  легко
управляла своими бесконечными "женихами", этими юными венессарами...
   - Прости меня, - сказал принц Дьярмуд,  поднявшись  с  колен  и  стоя
совсем близко от нее, - но я не предполагал... Нет,  я,  конечно,  знал,
что мне придется иметь дело с ЮНОЙ ОСОБОЙ - в том смысле,  какой  обычно
вкладывается в это понятие. Но  ты  совсем  не  такая!  Может  быть,  мы
немного прогуляемся? И ты покажешь мне свои сады?
   Когда она пришла в себя, то поняла, что уже идет с  ним  по  северной
части Круговой аллеи; и ей показалось, что было  бы  глупым  ребячеством
противиться, когда он взял ее за руку. И все-таки она не могла не задать
ему тот вопрос, что вертелся у нее на языке, пока  они  молча  брели  по
темной аллее, окутанной ночными ароматами и слабо освещаемой парящими  у
них над головой огненными мухами.
   - Но если ты считал меня простушкой, то  зачем  же  писал  мне  такие
письма? - спросила она и почувствовала, как ухнуло куда-то  сердце,  все
замедляя свои удары и словно отсчитывая, насколько она  успела  овладеть
собой, пока он  обдумывает  ответ.  "Посмотрим,  что  ты  ответишь  мне,
дружок! Не так-то тебе будет легко это сделать!" - думала она сердито.
   - Красота всегда обезоруживала меня, - спокойно начал  Дьярмуд.  -  А
слухи о твоей красоте давно уже достигли  моих  ушей.  Но  ты  оказалась
гораздо прекраснее, чем мне говорили.
   Неплохо  для  северянина.  Даже  довольно  изящно.  Вполне   достойно
медоточивых уст Галинта. Однако на эту удочку он ее не поймает! И  пусть
он хорош собой, пусть тревожно бьется ее сердце, когда он  стоит  с  нею
рядом в темноте и тихонько поглаживает ее руку, как бы невзначай касаясь
порой ее груди, - пока что Шарра чувствовала себя в полной безопасности.
Если где-то в глубине души у нее и вспыхнуло сожаление, то это был всего
лишь очередной вираж того сокола, что  парил  -  в  ее  душе,  перед  ее
мысленным взором, - высоко-высоко в небесах,  и  она  решительно  всякие
сожаления пресекла и заговорила привычно-равнодушно:
   - Т'Варен заложил сады Лараи  Ригал  еще  во  времена  моего  прадеда
Талласона, которого у вас на севере хорошо помнят, и не без причин. Сады
эти занимают много квадратных миль и по всему периметру обнесены высокой
стеной, включая и озеро, которое... - И она продолжала рассказывать  тем
же тоном, каким говорила со всеми своими "женихами",  хотя  сейчас  была
ночь, а не утро, и этот мужчина не выпускал ее  руки  из  своих  горячих
рук. Отличие в итоге оказалось не столь уж и велико. "Я  могла  бы  даже
поцеловать его, - думала она. - В щеку, на прощание".
   У  очередного  мостика  они  вышли  на  Перекрестную  тропу  и  снова
двинулись по дуге на север. Теперь месяц, совсем выйдя  из-за  деревьев,
плыл высоко в небе в обрамлении кружевных облаков, временами раздуваемых
ветерком с озера, приятным  и  не  слишком  холодным.  Шарра  продолжала
свободно болтать, время от времени все же замечая, что ее спутник упорно
молчит. Однако пожатие его руки становилось все крепче, и он  снова  как
бы нечаянно коснулся ее  груди,  когда  они  проходил