луком в руках.
   А потом пропела в воздухе стрела и вонзилась прямо в гордо  поднятую,
но совершенно беззащитную шею оленя.
   И сердце  у  Дейва  болезненно  сжалось  при  виде  крови,  оросившей
серебристую траву, когда  это  благородное  животное  неловко  и  тяжело
рухнуло на землю.
   Но  то,  что  случилось  потом,  заставило  его  тихонько  охнуть  от
изумления. В  воздухе  над  мертвым  оленем  что-то  затрепетало,  точно
сгусток ожившего лунного света; затем это облачко потемнело, стало более
плотным, постепенно обрело  конкретную  форму,  и  Дейв  увидел  второго
оленя, точно такого же, как первый. Олень некоторое  время  постоял  без
опаски, совершенно невредимый и потрясающе прекрасный,  рядом  со  своим
предшественником, только что убитым стрелой охотницы,  а  затем  склонил
перед Богиней ветвистые рога в знак  глубочайшего  почтения  и  исчез  с
поляны.
   Это было так прекрасно  и  загадочно,  и  вся  сцена  была  настолько
пронизана неведомой ему волшебной силой и лунным сиянием,  что  у  Дейва
заныло в груди и  он  отчетливо  осознал  собственную  принадлежность  к
жалким смертным существам.
   - Стой и не двигайся! Иначе умрешь на месте!
   Дейв  Мартынюк  покорно  стоял  на  ватных   дрожащих   ногах   перед
Богиней-лучницей и видел, не испытывая при этом ни малейшего  удивления,
что очередная ее стрела нацелена прямо ему в сердце. И совершенно  точно
знал, что даже если захочет склониться перед ней в поклоне, то все равно
сделать этого не успеет, ибо стрела тут же вонзится ему в грудь.
   - Подойди ближе.
   Странное, какое-то неземное спокойствие овладело Дейвом, и он  сделал
несколько шагов по  залитой  лунным  светом  траве.  Затем  остановился,
уронив на землю топор; лезвие поблескивало у самых его ног.
   - Посмотри на меня.
   Глубоко вздохнув,  Дейв  поднял  глаза  и  посмотрел,  Упиваясь  этим
зрелищем, в ее сияющее лицо. О, как она была прекрасна! Он и  не  думал,
что когда-либо в Жизни увидит такую красоту.
   - Ни один смертный, ни один житель Фьонавара, - молвила Богиня, -  не
смеет видеть, как охотится Кинуин.
   Она  оставила  ему  лазейку,  но  спасаться  таким  образом  было  бы
недостойно, и Дейв от этой возможности отказался.
   - Богиня, - услышал он свой собственный голос и  удивился  тому,  как
спокойно этот голос звучит,  -  я  увидел  тебя  нечаянно,  без  всякого
умысла, но если мне за это придется расплатиться, я готов.
   Налетел ветерок, зашелестела трава.
   - А ведь ты мог бы ответить иначе, Дейв Мартынюк, - сказала Кинуин.
   Дейв промолчал.
   Вдруг с  дерева  у  него  за  спиной  сорвалась  темной  тенью  сова,
промелькнула на фоне луны  и  умчалась  прочь.  Это  уже  третья  птица,
отметил он почему-то краешком сознания.
   И услышал, как пропела стрела. "Я умер", - как ни странно,  успел  он
подумать. А потом увидел, что стрела вонзилась в  дерево  на  пол-ладони
выше его головы.
   Но сердце ныло, словно сплошная рана. Господи,  сколько  же  на  него
свалилось! Он все еще чувствовал, как дрожит у него над головой  длинная
стрела Богини: оперение касалось его волос.
   -  Не  всем  обязательно  умирать,  -  молвила  Зеленая   Кинуин.   -
Мужественные люди еще ох как понадобятся здесь.  Ты  поклялся,  впрочем,
расплатиться за нанесенное мне оскорбление. Что ж, помни: когда-нибудь я
этого потребую.
   Дейв упал на колени; ноги больше не держали его, да и не было у  него
более сил стоять и смотреть на нее - так величественно и прекрасно  было
ее лицо, так дивно светились ее волосы...
   - И еще одно запомни, - услышал он голос Кинуин. Но поднять глаза  не
осмелился. - ОНА НЕ ДЛЯ ТЕБЯ!
   Он не удивился. Богиня смогла проникнуть  даже  в  самые  сокровенные
тайники его души. А как же иначе! Но ведь он и  сам  уже  все  про  себя
решил, давно уже решил, и ему захотелось, чтобы Кинуин это знала. Собрав
последние силы, он сказал:
   - Я знаю. Она предназначена Торку.
   И Богиня вдруг рассмеялась.
   - А что, у нее другого выбора разве нет? - В голосе ее звучало легкое
ехидство. А потом она исчезла.
   И Дейв, не вставая с колен, закрыл руками лицо. Его била  чудовищная,
непреодолимая дрожь. Таким, скорчившимся и потрясенным, его и  нашли  на
краю поляны Ливон и Торк.
 
*** 
 
   Когда Табор проснулся, он был совершенно готов. Он сразу  узнал  рощу
Фалинн, куда пришел поститься,  и  понимал,  что  проснулся  среди  ночи
потому, что было пора. Он огляделся, всем сердцем готовый воспринять то,
что вот-вот явится ему, - свое тайное имя, сокровенную суть своей души.
   Некоторое смущение он, впрочем,  все  же  испытывал.  Он  по-прежнему
находился в роще Фалинн, и ложбинку эту для логова  выбирал  он  сам,  и
все-таки что-то вокруг явно было не так, как прежде. Да,  конечно,  этой
просторной поляны перед ним прежде совершенно точно  не  было  -  он  бы
никогда не выбрал для подобной цели  столь  открытое  место.  Табор  был
совершенно уверен: когда он ложился спать, никакой поляны здесь НЕ БЫЛО!
   Потом он обратил внимание на  то,  что  ночное  небо  имеет  какой-то
странный оттенок, и в ужасе догадался наконец, что все еще  спит  и  его
тотем, видимо, явится ему именно здесь, в  этой  стране  сновидений.  Он
понимал, как это необычно. Он хорошо знал: всегда все просыпались в роще
и видели перед собой свой тотем.  И  он  ждал,  изо  всех  сил  стараясь
подавить страх.
   И дождался: она явилась к нему с небес.
   Но то была не птица. Не ястреб,  не  орел  -  как  он  надеялся,  как
надеялись все его близкие!  -  и  даже  не  сова.  Слушая  свое  странно
бьющееся сердце, Табор догадался, что эта  появившаяся  ниоткуда  поляна
была нужна только для того, чтобы могла приземлиться она.
   И она  приземлилась  -  да,  это  была  ОНА!  -  и  она  сделала  это
удивительно легко, даже не примяв  траву.  Лежа  совершенно  неподвижно,
Табор не отрываясь смотрел прямо на нее. Потом заставил  себя  осторожно
расправить не только совершенно затекшие руки и ноги, но  и  оцепеневший
разум и уже с помощью разума постарался воспринять то невероятное, что с
ним происходило. То волшебное изысканное существо, что  спокойно  стояло
сейчас перед ним и смотрело прямо ему в глаза, было, конечно же,  не  из
реальной жизни. Как и эти немыслимого оттенка ночные небеса. Да и вообще
такого существа еще не было на свете, хотя оно  непременно  должно  было
вскоре появиться, это Табор знал твердо и чувствовал, что уже  сливается
с этим неведомым существом, становится его частью и уже знает  его  имя,
как знает и то, что Кернан, призвав его в рощу Фалинн, велел  ему  найти
именно это существо - как и этому существу было велено  отыскать  именно
его, Табора.
   И в последний раз он,  самый  младший  из  детей  Айвора,  успел  еще
подумать - словно даже и не он сам, а кто-то другой, какая-то иная часть
его души подсказала ему: "Вполне было бы достаточно и орла!"
   И это была правда. Увидеть орла было бы более чем достаточно,  однако
этого не произошло. И она, стоя перед  ним  неподвижно,  как  оказалось,
читает его мысли! И он услышал ее голос -  он  звучал  прямо  у  него  в
голове: "Не отвергай меня! -  И  огромные,  удивительные,  поразительные
глаза заглянули прямо ему в душу. - Ведь в конце концов мы  останемся  с
тобой только вдвоем".
   И он понял. Ее голос проник не только в его мысли,  но  и  в  сердце.
Табор и не подозревал, что зашел по ЭТОМУ пути так далеко. И в ответ  на
ее мольбу он протянул к ней руку. И она склонила перед ним голову, и  он
коснулся ее единственного рога.
   - О, нимфа  Имрат!  -  только  и  сумел  вымолвить  он,  и  это  было
последнее, что он помнил, а потом все вокруг окутал непроницаемый мрак.
 
*** 
 
   - Эй! - радостно крикнул Айвор. - Вы только  посмотрите,  кто  к  нам
пришел!  Пусть  все  радуются,  ибо  великий  Ткач  прислал  нам  нового
Всадника!
   Но когда Табор подошел ближе, он сразу понял, как трудно пришлось его
сыну этой ночью. Свой тотем Табор нашел - это чувствовалось в каждом его
движении, в каждом взгляде, - но путь к нему оказался, видимо,  чересчур
долгим и трудным. Ничего необычного, впрочем, в этом не было; это  было,
пожалуй,  даже  хорошо,  ибо  служило  признаком  более  глубокой  связи
Всадника со своим тотемом.
   И  лишь  через  некоторое  время  Айвор  начал  догадываться  о  том,
насколько необычным было испытание Табора.
   Конечно, все неофиты являлись  из  леса  совершенно  переменившимися,
даже глаза их смотрели иначе  -  еще  бы,  ведь  за  одну-две  ночи  они
переставали быть детьми, переходя в разряд  взрослых.  Естественно,  это
отражалось прежде всего на их лицах. Но, заглянув в  глаза  сына,  Айвор
весь похолодел, хотя в небесах по-прежнему сияло жаркое утреннее солнце.
   Похоже, правда, никто больше ничего особенного во взгляде  Табора  не
заметил. Вокруг раздавались обычные приветствия, хотя,  может  быть,  на
этот раз они звучали чуть громче обычного - ведь младший сын  вождя  был
призван в рощу самим Богом Кернаном.
   Но ДЛЯ ЧЕГО он был призван? Эта мысль не давала Айвору  покоя,  когда
он направлялся вместе с Табором к дому Гиринта. Какую  цель  преследовал
великий Бог?
   И все же он улыбался, желая скрыть снедавшую его  тревогу,  и  видел,
что Табор тоже улыбается - правда, одними губами, глаза же его  остаются
серьезными и печальными.  И  Айвор  заметил,  как  напряжен  каждый  его
мускул, когда обнял сына за плечи.
   Постучавшись, они вошли в дом. Как  всегда,  в  хижине  Гиринта  было
темно, и шум, доносившийся с улицы, тоже как-то сразу  ослабел  и  почти
перестал быть слышен.
   Ровным шагом, хотя  и  не  без  опаски,  Табор  подошел  к  шаману  и
опустился перед ним на колени. Гиринт  ласково  коснулся  его  плеча.  И
только тогда Табор поднял голову и посмотрел шаману в незрячие глаза.
   Даже в темноте  Айвору  было  видно,  как  вздрогнул  Гиринт,  тщетно
пытаясь скрыть охвативший его ужас, и чуть было не отпрянул  от  Табора.
Потом они надолго застыли лицом к лицу. Айвору  показалось,  что  прошла
целая вечность, прежде чем шаман наконец заговорил.
   Но то  были  отнюдь  не  те  слова,  которые  полагалось  произносить
согласно традиции.
   - Но этого нет на свете! - воскликнул Гиринт.
   Айвор сжал кулаки.
   - Пока еще нет, - возразил Табор.
   - Да, ты прав... И ты действительно нашел свой тотем. Но  все  же  на
свете такого животного нет! Ты достаточно хорошо его почувствовал?
   - По-моему, да,  -  сказал  Табор;  в  голосе  его  теперь  явственно
слышалась усталость. - Я очень старался. И, по-моему, мне удалось понять
ее и почувствовать
   - Мне тоже так  кажется,  -  сказал  Гиринт.  Чувствовалось,  что  он
потрясен до глубины души. - Тебе дано было увидеть нечто великое,  Табор
дан Айвор!
   Табор лишь протестующе махнул рукой; казалось, этот разговор  истощил
его до предела.
   - Она же  просто  пришла  ко  мне,  -  пожав  плечами,  возразил  он,
покачнулся и рухнул к ногам отца.
   Опустившись на колени и прижимая к груди потерявшего  сознание  сына,
Айвор слышал, как шаман произносит обычным своим голосом знакомые  слова
обряда:
   - Его час пробил, я знаю его имя! -  А  потом  Гиринт  совсем  другим
тоном прибавил:
   - И да хранят его наши могущественные Боги!
   - От чего? - вырвалось у Айвора, хотя он прекрасно  понимал,  что  не
должен задавать подобных вопросов.
   Гиринт как-то странно покачнулся и повернулся к нему лицом.
   - Я бы непременно сказал это тебе, старый дружище,  если  б  мог.  Но
признаюсь: я этого и сам не знаю! Он ушел так далеко,  что  даже  небеса
над ним стали иными.
   Айвор с трудом проглотил стоявший в горле комок.
   - А хорошо ли это? - осторожно спросил он шамана, которому полагалось
знать подобные вещи. - Хорошо ли это, Гиринт?
   Старик долго, слишком долго молчал, а потом повторил:
   - Ему дано было увидеть нечто великое! - Но не этих слов ждал от него
Айвор. И он посмотрел на Табора,  такого  худенького  и  легкого,  почти
невесомого, и еще крепче сжал его в своих  объятиях.  Загорелая  гладкая
кожа, прямой нос, высокий чистый  лоб,  густые  каштановые  волосы,  еще
недостаточно  длинные,  чтобы  их  можно  было  стянуть  на   затылке...
Почему-то у Табора волосы всегда были  удивительно  непослушными,  думал
Айвор
   - Ах, сынок, - прошептал он, принимаясь баюкать Табора, как делал это
когда-то - совсем не так уж и давно.
 
Глава 13 
 
   Ближе к закату они,  натянув  поводья,  остановили  быстро  мчавшихся
лошадей и устроились на ночлег в  небольшом  овражке,  точнее,  низинке,
окаймленной невысокими кустами.
   Дейву было несколько не  по  себе  -  столь  необъятным  был  простор
Равнины. Лишь темная полоска Пендаранского леса  у  западного  горизонта
нарушала   бесконечную   монотонность   этих   травянистых   прерий,   а
Пендаранский лес, как он уже знал, особо приятных надежд  внушать  никак
не мог.
   А вот дальри были совершенно спокойны, словно для них эта  бескрайняя
Равнина, затянутая сейчас серыми сумерками, была родным  домом.  Ну  да,
это же действительно их родной дом, и принадлежит он им  уже  в  течение
двенадцати столетий, вспомнил Дейв.
   Разжечь костер Ливон не разрешил,  и  они  поужинали  холодным  мясом
элтора и твердым  сыром,  запивая  еду  речной  водой  из  фляжек.  Еда,
впрочем, оказалась удивительно вкусной  -  возможно,  потому,  что  Дейв
зверски проголодался и устал после целого дня верхом. Он понял это, лишь
разворачивая свой спальный мешок и укладываясь рядом с Торком.
   Однако усталость довольно быстро прошла, а стоило ему  лечь,  как  он
понял, что сна нет ни в одном глазу. Вот и теперь он все еще  лежал  без
сна, глядя в бескрайние небеса, а  мысли  беспокойно  кружились,  упорно
возвращаясь к событиям минувшего дня.
 
*** 
 
   Утром, когда они уезжали, Табор по-прежнему  был  без  сознания.  "Он
ушел слишком далеко!" - вот и все, что пожелал сказать вождь в ответ  на
их вопросы, но глаза Айвора выдавали его тревогу за сына.
   Затем разговор на некоторое время полностью переключился  на  рассказ
Дейва о встрече с охотницей и о событиях, имевших место ночью на  лесной
поляне. Но он ни словом, впрочем, не обмолвился о  последних  мгновениях
этой встречи, ибо те слова Богини касались лишь  его  одного.  Когда  он
закончил свой рассказ, вокруг стояла абсолютная тишина.
   Потом Гиринт, сидевший на циновке скрестив ноги, спросил:
   - "Мужественные люди еще ох как понадобятся!" - так она сказала?
   Дейв кивнул, но потом,  вспомнив,  что  шаман  слеп,  подтвердил  это
вслух. После чего Гиринт  стал  качаться  взад-вперед,  что-то  невнятно
напевая, и это продолжалось довольно долго. Так долго, что  Дейв  просто
удивился, когда шаман как ни в чем не бывало сказал ясным голосом:
   - Значит, ты должен как можно скорее ехать на юг! И, по-моему, делать
это следует, привлекая к  себе  как  можно  меньше  внимания.  Назревает
что-то очень неприятное, и раз Серебряный  Плащ  привел  тебя  сюда,  ты
должен быть с ним рядом.
   - Но он привел нас только для участия в  королевском  празднестве!  -
возразил Дейв. Впрочем, куда более нервным тоном, чем ему хотелось бы.
   - Возможно, - согласился Гиринт. - Но теперь,  оказывается,  в  ткань
вашего Перехода вплетены и другие нити.
   Что было совсем не удивительно, хотя  восторга  у  Дейва  не  вызвало
никакого.
 
*** 
 
   Повернувшись на бок, Дейв увидел на фоне ночного неба  четкий  силуэт
Ливона, стоявшего на часах.  От  этого  у  него  почему-то  сразу  стало
спокойнее на душе. А ведь Ливон сперва не хотел  ехать,  вспомнил  Дейв,
потому что очень тревожился из-за Табора.
   Вмешался  в  решение  этого  вопроса  сам  вождь   и   с   абсолютной
уверенностью и удивительной твердостью расставил все по местам,  заявив,
что дома от Ливона совершенно никакого толку, что о Таборе  и  без  него
есть кому  позаботиться,  что  ничего  необычного  в  том,  что  парень,
вернувшись  из  лесу  после  поста,  так  долго  спит,  нет  совершенно;
например, он, Ливон, напомнил Айвор сыну, проспал чуть ли не сутки. А во
главе охотников преспокойно дней десять-пятнадцать может побыть и Кектор
- ему это будет даже полезно, потому что после той неудачи на  охоте  он
что-то приуныл.
   Нет, тебе обязательно нужно поехать, решительно  сказал  Айвор  сыну,
помня  о  совете  Гиринта  поскорее  и   при   соблюдении   максимальной
секретности отправить Дейва на юг. Очень важно, сказал он, чтобы Дейв  -
он назвал его Дейвор,  как  и  все  они,  -  добрался  до  Парас-Дерваля
благополучно. И пусть Ливон возьмет для этого двадцать Всадников.  Торка
вождь назначил первым помощником Ливона, и все было решено.
   Айвор рассуждал исключительно логично и  хладнокровно.  Казалось,  он
все очень четко рассчитал и не намерен был отказываться  от  собственных
планов. Но тут Дейв припомнил свой последний с ним разговор.
   Лошади были оседланы, и сам он уже успел сказать  собравшимся  дальри
последние слова прощания -  это  вышло,  правда,  несколько  неуклюже  и
скованно, особенно когда он прощался с Лит и Лианой. Никогда он не  умел
как следует прощаться! Кроме того, Дейва ужасно смущали все эти девушки,
обступившие его плотной толпой. Лиана же  вела  себя  странно:  казалась
совершенно недоступной и очень далекой.
   Затем он заглянул к Табору. Мальчик метался в жару, а в таких случаях
Дейв тоже всегда чувствовал себя беспомощным, поэтому он  лишь  смущенно
развел руками, надеясь, что Лит, которая вошла к Табору за  ним  следом,
как-то поймет - если не его невысказанные слова, то хотя бы чувства.
   А когда  он  вышел  от  Табора,  Айвор  неожиданно  пригласил  его  в
последний раз прогуляться вокруг лагеря.
   - Ты возьми с собой в свой мир этот топор, - сказал  вождь,  -  хотя,
судя по твоим рассказам, вряд ли он тебе там особенно пригодится. Но  уж
одну-то службу он тебе точно сослужит: будет напоминать тебе о нас  и  о
народе дальри. - Тут Айвор нахмурился. -  Впрочем,  боевой  топор  -  не
самое лучшее напоминание о Детях Мира... Может быть,  тебе  хотелось  бы
иметь что-то еще?..
   - Нет, -  пылко  возразил  Дейв.  -  Это  отличный  подарок!  Правда,
отличный. И я... я буду беречь его как зеницу ока!
   Слова, жалкие слова. Они немного помолчали, и Дейв наконец сообразил,
что действительно хотел сказать Айвору:
   - Ты потом попрощайся за меня с Табором, ладно? - попросил он его.  -
Мне кажется, он замечательный человек! И  я  уверен:  с  ним  все  будет
хорошо! Правда?
   - Не знаю! - честно признался Айвор, и  от  этой  его  искренности  у
Дейва стало тревожно на душе. Они повернули и шли теперь на север. Прямо
перед ними была Рангат, которая в солнечном свете казалась просто  белым
слепящим облаком. Ее заснеженные склоны так ярко  сверкали,  что  больно
было смотреть.
   - Ты не волнуйся! Он, конечно же, скоро поправится,  и  все  будет  в
порядке!  -  неловко  попытался  Дейв  успокоить  вождя,  сознавая,  как
банально и глупо звучат его слова. Надеясь как-то исправить  собственную
оплошность, он быстро и с напором заговорил:
   - Знаешь, я все время хотел сказать, что ты был по-настоящему добр ко
мне, что я очень тебе за  это  благодарен,  и  еще...  я  здесь  многому
научился! - И это действительно была чистая правда.
   Айвор впервые улыбнулся.
   - Приятно слышать, - сказал он. - Мне всегда хотелось думать,  что  у
нас есть чему поучиться.
   - О да! Еще бы! - Это Дейв сказал от всего сердца. - И если б  я  мог
остаться у вас...
   - Если бы ты мог остаться у нас, - Айвор остановился и  посмотрел  на
него в упор, - ты стал бы настоящим Всадником!
   Дейв почувствовал, что  ему  трудно  дышать;  он  весь  покраснел  от
смущения, испытывая несказанное наслаждение от этой скупой  похвалы.  Он
не находил слов, чтобы как-то ответить, и  Айвор  поспешил  помочь  ему,
смягчив серьезность момента шуткой:
   - Вот только одно было бы затруднительно: где тебе  подходящего  коня
раздобыт