зал Пол.
   - Ну так вот, - продолжал Дейв, - он, должно быть, все думал, как бы  ему
осуществить свою месть, и  не  успел.  Но...  я  думаю,  он  все-таки  нашел
способ...
   С небес, просачиваясь сквозь кружево  легких  облачков,  лился  солнечный
свет. Мужчины вокруг них были в одних колетах, надетых поверх тонких рубах.
   - Он сделал гораздо больше, - возразила ему Дженнифер. Глаза ее сияли.  -
Это ведь он СОВСЕМ вытащил меня оттуда, Дейв! Он  закончил  то,  что  начала
Ким.
   - Черт побери! - сказал Пол, ласково на нее глядя. - А  я-то  думал,  что
это исключительно мои чары! -  Ах,  какие  знакомые  слова!  Не  его  слова.
Кевина.
   Слезы, смех. И они наконец простились.
 
*** 
 
   Шарра смотрела, как этот светловолосый красавец, сын  авена,  вывел  свой
отряд в пятьсот человек  за  ворота  и  двинулся  к  северу.  Стоя  с  отцом
неподалеку от катальских колесниц, она заметила Дженнифер  и  Пола,  которые
прошли от ворот к дворцу, где строился тот  отряд,  что  вскоре  должен  был
отправиться на запад. Шальхассан намерен был вместе с ним ехать  до  Сереша.
После того как растаяли снега,  возникла  самая  что  ни  на  есть  насущная
необходимость в  обещанных  им  двух  тысячах  воинов,  и  правитель  Катала
обязательно хотел сам разобраться с этим вопросом еще в Кинане.
   Айлерон уже сидел верхом на своем вороном коне, и Шарра  увидела,  что  и
Лорин тоже в седле. Сердце у нее стучало, как бешеное.
   Прошлой ночью Дьярмуд опять приходил к ней. Он влез через окно  и  принес
ей в дар какой-то весенний цветок. И на этот  раз  она  почему-то  не  стала
плескать ему в лицо водой. И он, разумеется,  не  преминул  выразить  ей  по
этому поводу благодарность. А позже, и совсем уже не шутливым тоном,  сказал
ей и многое другое.
   Например, вот что:
   - Ты же понимаешь, милая, что отправляюсь я в весьма неприятное место.  И
мне предстоит заниматься весьма неприятным делом. Так что, возможно, было бы
разумнее мне поговорить с твоим отцом после того, как мы вернемся... если мы
вернемся, конечно. Я бы не хотел, чтобы ты была  связана  со  мною  клятвой,
пока я не...
   Она не дала ему договорить: сперва  прикрыла  ему  рот  рукой,  а  потом,
быстро повернувшись в постели, и поцелуем да еще и прикусила ему нижнюю губу
в отместку.
   - Трус! - прошептала она, пытаясь перевести все в шутку. - Я так и знала,
что ты испугаешься! Ты ведь обещал, что попросишь у отца моей руки  согласно
обычаю! Я тогда поймала тебя на слове.
   - В общем-то, я ее уже попросил, - сказал он. - Ты хочешь, чтобы  к  нему
обратился мой поручитель?
   - Разумеется! - воскликнула она. И вдруг заплакала:  она  больше  уже  не
могла притворяться веселой. - Я ведь и без того уже связана с тобой  клятвой
- с той ночи в Лараи Ригал, помнишь, Дьяр?
   И он поцеловал ее - сперва нежно, потом более страстно, а потом его  губы
начали путешествие по всему  ее  телу,  и  вскоре  она  совершенно  утратила
чувство времени и места...
   - Я сделаю это согласно обычаю! - заверил он ее уже после всего. И  голос
его звучал непривычно торжественно.
 
*** 
 
   И вот Шарра увидела, как сквозь  освещенную  лучами  утреннего  солнца  и
деловито  шумевшую  толпу  стремительно  движется  знакомая   фигура,   явно
направляющаяся к ее отцу. Она почувствовала, что  отчаянно  краснеет,  и  на
минутку даже зажмурилась, сожалея, что не укусила его  сильнее.  Значительно
сильнее надо было укусить и в  совсем  другое  место!  И  вдруг,  совершенно
неожиданно для самой себя, она рассмеялась.
   Согласно обычаю  -  так  пообещал  он.  И  сказал,  что  все  будет,  как
полагается. Вплоть до поручителя, который  должен  выступать  от  его  лица.
Впрочем, он ведь предупредил ее - еще в Гуин Истрат - и о том, что степенным
шагом ходить не умеет и что для него во всем необходим элемент игры.
   А потому его поручителем стал Тегид из Родена.
   Этот великан поистине немыслимых габаритов сохранял прямо-таки чудовищную
серьезность. Он даже расчесал  свою  весьма  эксцентричного  вида  бороду  и
оделся вполне пристойно - в  красно-коричневые  тона,  -  ибо  сознавал  всю
важность порученной ему миссии. Его продвижение к Шальхассану было  отмечено
в толпе веселыми криками и смехом, и  теперь,  затормозив  перед  правителем
Катала, Тегид терпеливо ждал, пока  установится  тишина.  Забывшись,  он  по
рассеянности почесал было свой зад, но быстро  вспомнил,  где  находится,  и
скрестил руки на груди.
   Шальхассан посмотрел  на  толстяка  с  добродушным  любопытством,  однако
весьма равнодушно. Но отвернуться не успел и даже поморщился,  ибо  чуть  не
оглох от громоподобного голоса Тегида,  которым  тот  сперва  почтительнейше
представился, а затем обратился к правителю со следующей речью:
   - О, славный правитель Катала! - Эти слова Тегид произнес  уже  не  столь
громко. - Могу ли я просить тебя выслушать мою нижайшую просьбу?
   - Можешь, - любезно разрешил  ему  Шальхассан,  но  лицо  его  оставалось
довольно суровым.
   - В таком случае, как мне и было  поручено,  должен  сообщить  тебе,  что
выступаю  перед  тобой  от  имени  некоего  господина,  в   высшей   степени
благородного и добродетельного. Его достоинства я мог бы  перечислять,  пока
не взойдет луна, а потом не зайдет и не взойдет снова. Я  послан  им,  чтобы
передать тебе - здесь и сейчас, в присутствии всех этих людей, - что  солнце
встает в глазах твоей дочери!
   Слова Тегида даже отчасти заглушил рев изумленной толпы.
   - И кто же этот в высшей  степени  благородный  господин?  -  осведомился
Шальхассан.
   - Ну, это определение - просто фигура речи, - вмешался Дьярмуд, выныривая
из толпы рядом с ними. - А всякие преувеличения насчет восхода и захода луны
пусть останутся на совести у моего поручителя. Но я действительно просил его
выступить в этой достойной роли, и самая суть его речи, обращенной  к  тебе,
господин мой, совершенно правдива  и  полностью  соответствует  устремлениям
моего сердца. О, Верховный правитель Катала,  я  прошу  у  тебя  руки  твоей
дочери!
   Шум на площади превратился в гвалт, и дальше Шарра практически ничего  не
могла уже расслышать, но увидела, как отец медленно повернулся в ее  сторону
и в глазах его был вопрос и еще нечто совершенно  непривычное,  неожиданное,
что она, хотя и не сразу, но все же узнала: нежность.
   Она медленно склонила голову в знак согласия, глядя Шальхассану  прямо  в
глаза, и губы ее шевельнулись, чтобы он прочитал по ним слово "да".
   Шум, достигший своего апогея, стал  постепенно  стихать,  ибо  Шальхассан
Катальский взошел на свою колесницу и  ждал  там,  суровый  и  неприступный,
когда воцарится полная тишина. Потом посмотрел на  Дьярмуда,  лицо  которого
было на редкость серьезным, и снова перевел взгляд на дочь.
   И вдруг улыбнулся. Он - УЛЫБНУЛСЯ!
   - Слава великому Ткачу  и  всем  нашим  богам!  -  воскликнул  Шальхассан
Катальский. - Наконец-то моя дочь  совершила  поступок,  достойный  взрослой
женщины! - И он, сойдя с колесницы и сделав несколько  шагов  вперед,  обнял
Дьярмуда как сына - тоже согласно древнему обычаю.
   Так,  окруженный  атмосферой  всеобщей  радости,  сопровождаемый  веселым
смехом, выехал отряд Дьярмуда в Тарлиндел, где его ожидал  корабль,  готовый
отплыть на остров Кадер Седат, в обитель смерти.
 
*** 
 
   Пол, ехавший в одиночестве почти в самом хвосте отряда, слушал,  как  они
смеются и поют, хотя прекрасно знают, куда поплывут и какую  задачу  им  там
предстоит решить. Он смотрел на Колла и рыжего Аверрена, верных  лейтенантов
Дьярмуда; на Карде, на уже седеющего Рота и на аккуратного  ловкого  Эррона,
на остальных сорок человек,  которых  поименно  назвал  принц,  и  думал:  а
интересно, понимают ли они, что их может там ждать? А сам я понимаю это?
   Дьярмуд, ехавший впереди, оглянулся, проверяя, как движется отряд, и  Пол
на мгновение перехватил взгляд его голубых глаз, но не стал прибавлять хода,
чтобы догнать принца, да и Дьярмуд не  имел  намерения  поворачивать  назад.
Отсутствие Кевина Шафер по-прежнему ощущал в  груди,  точно  некую  пустоту,
дыру, в которую ушла вся радость жизни. Он чувствовал себя сейчас совершенно
одиноким. А когда он подумал о Ким, которая была сейчас так далеко и держала
путь к восточным горам, ему стало еще хуже.
   Шальхассан расстался с ними вчера днем, в Сереше, и  его  незамедлительно
должны были переправить на пароме в  Кинан.  Ласковое  благодатное  солнышко
постоянно напоминало людям о том, что нужно спешить.
   Отряд повернул на север по верхней  дороге,  ведущей  в  Роден.  Довольно
многие до сих пор ехали с ними вместе, желая проводить их  в  Тарлинделе;  и
среди них, конечно же, были Айлерон и На-Брендель из  Данилота.  Шарра  тоже
ехала вместе с отрядом своего жениха; она  должна  была  вернуться  в  Парас
Дерваль вместе с Айлероном и ждать там своего отца. И  Дьярмуда.  Тейрнон  и
Барак, заметил Пол, всю дорогу не отставали от Лорина и  Мэтта,  поглощенные
какой-то очень  серьезной  беседой  с  ними.  На  Кадер  Седат  должны  были
направиться только Лорин и его Источник; более молодой и энергичный  Тейрнон
должен был остаться с королем Айлероном. Как нас все-таки мало для борьбы  с
таким врагом, думал Пол.
   Но иного выбора у них не было.
   Невдалеке Пол заметил Тегида, с таким удовольствием ехавшего на одной  из
катальских колесниц, что Пол не сдержал улыбки. Этот  суровый  Шальхассан  в
итоге оказался вполне приличным человеком и,  безусловно,  обладал  чувством
юмора.  Следом  за  толстяком  Тегидом  ехала  верхом   Джаэль,   в   полном
одиночестве,  как  и  сам  Пол.  Сперва  он  решил,  что  стоит,   возможно,
присоединиться к ней, но делать этого все же не стал: ему еще о многом нужно
было подумать, так что времени на вежливые разговоры и извинения у  него  не
было. К тому же он вполне мог представить  себе,  что  Верховная  жрица  ему
ответит. Впрочем, ее присутствие в числе провожающих его несколько  удивило:
владения Даны близ моря кончались.
   Что привело его к мысли о том, чьи владения там начинались. Вспомнил он и
свое  самоуверенное  заявление  на  Совете.  "Мне  кажется,  что  с  этим  я
справиться сумею", - сказал он тогда спокойно и  негромко,  как  и  подобает
Дважды Рожденному. Да, он сказал это спокойным тоном,  но  все  же  слишком,
слишком поспешил! А теперь все они будут на него рассчитывать...
   Стараясь, чтобы по его лицу не было заметно, какие его терзают  сомнения,
Пол огляделся и заметил,  что  они  снова  повернули  на  запад  и  едут  по
перпендикулярной главной дороге более узкой и незаметной  тропе.  Справа  от
них тянулись плодородные поля, где жители Сереша до сих пор снимали  богатые
урожаи зерновых, но после поворота дорога пошла вниз, и земля  вокруг  стала
явно менее плодородной, каменистой. Он видел на холмистых пастбищах  овец  и
коз и еще каких-то неизвестных ему животных, а вскоре услышал, еще не  успев
его увидеть, и море.
   Они добрались до Тарлиндела к вечеру; их привело  туда  солнце,  которое,
спускаясь прямо в море, словно  манило  их  за  собой.  Дул  соленый  свежий
ветерок, было время прилива, и  волны  с  белыми  гребнями  накатывались  на
полосу песчаных пляжей, тянувшихся к югу, к Серешу и горловине Саэрен.
   Перед ними раскинулся залив  Тарлиндел,  глядевший  на  север  и  надежно
укрытый мысом от ветров и прибоя.  У  берега  виднелись  рыбачьи  суденышки,
покачивавшиеся на якорях, несколько судов  покрупнее  и  один  действительно
большой корабль, выкрашенный золотой и красной краской. Это, видимо, и  была
"Придуин".
   Лорин как-то говорил Полу, что здесь раньше стоял на якоре целый флот. Но
в последней войне Бреннина с Каталом флоты обоих королевств были практически
уничтожены, а после заключения мира новые  боевые  корабли  так  и  не  были
построены. А если учесть, что земли вокруг реки Андарьен пустовали уже почти
тысячу лет, то  особой  необходимости  плавать  в  залив  Линден  больше  не
возникало.
   По  краю  залива  тянулась  цепочка  домов;  а  отдельные  строения  были
живописно разбросаны на склонах прилегающих холмов. В предзакатных солнечных
лучах городок Тарлиндел был очень красив, однако Пол любовался им не слишком
долго - лишь то время, которое  понадобилось  отряду,  чтобы  проехать  мимо
него. Немного отстав от остальных,  он  огляделся:  повсюду,  насколько  мог
видеть глаз, был бескрайний морской простор; вода в красноватых лучах солнца
казалась сине-зеленой.
 
*** 
 
   В течение последних трех ночей они позволяли свету сиять  над  Атронелем,
приветствуя вернувшуюся весну. И теперь, вечером  четвертого  дня,  Лейзе  с
Лебединой марки - вся в белом в честь белого лебедя Лориэль -  шла  рядом  с
Ра-Тенниэлем по берегу озера Селин,  собирая  красные  и  серебристые  цветы
сильваина. Вокруг не было ни души.
   Внутри Данилота, внутри тесного переплетения  тех  волшебных  теней,  что
способны были изменять пути времени и направлять его так, как того  хотелось
самим светлым альвам, никогда не бывало зимы. Могущественное заклятие Латена
Плетущего Туманы служило надежной защитой от холодов. Однако чересчур  долго
альвы прятались за движущимися  неуловимыми  взору  "стенами"  своей  Страны
Теней и, лишь выглядывая порой наружу, видели перед собой занесенную снегами
Равнину и безжизненные берега реки Андарьен. Это был  единственный,  хотя  и
очень уязвимый, островок тепла среди огромного зимнего мира, где властвовало
злое волшебство. И альвы укрылись там.
   Но дольше терпеть они не смогли. И Ра-Тенниэль, всегда славившийся  своей
отвагой, взял прекрасную Лейзе  за  руку  с  длинными  хрупкими  пальцами  -
странно, но она в кои-то веки позволила ему сделать это! - и повел  ее  мимо
безмолвных теней, сотканных Латеном, на открытый берег реки -  в  то  место,
где река впадала в озеро Селин.
   На закате это место казалось особенно таинственным, колдовским.  У  самой
воды там росли ивы и деревья аум, уже покрытые первой  листвой.  Ра-Тенниэль
расстелил свой плащ на молодой траве - плащ был тоже зеленый,  ярко-зеленый,
как камень веллин, - и Лейзе села на этот плащ рядом с ним,  держа  в  руках
огромный букет сильваинов. Глаза ее мягко светились золотом, точно  закатное
солнце, а волосы отсвечивали бронзой.
   Ра-Тенниэль посмотрел сперва на Лейзе, потом на солнце; над головой у них
шелестело молодой листвой дерево аум, а внизу видна  была  плавная  излучина
реки. Как и все альвы,  Ра-Тенниэль  никогда  не  забывал,  сколько  в  мире
печали, а потому он возвысил свой голос  и  запел  грустную  песнь,  странно
звучавшую среди озабоченного вечернего гудения пчел и совершенно  беззаботно
пляшущих  на  воде  солнечных  зайчиков,  отражавшихся  на   мелководье   от
каменистого дна. То был плач по разоренному тысячу лет назад краю.
   Лейзе, печальная и суровая,  с  руками,  полными  прекрасных  сильваинов,
слушала, как он поет старинную  и  очень  длинную  балладу,  повествующую  о
постигшем эту страну горе. Солнце село. Сгущались сумерки, и легкий  ветерок
шелестел в листве у них над головой. Потом затих и он. На западе,  там,  где
только что зашло солнце, уже  сверкала  в  небе  одна  единственная  крупная
звезда, которую когда-то назвали в честь Лориэль, убитой черной  Авайей  под
горой Рангат. Они долго смотрели на эту звезду; потом молча встали  и  пошли
назад, в свою Страну Теней, где звезды были едва видны.
   И  только  один  раз  оглянулся  Ра-Тенниэль  через  плечо  на  застывшую
Андарьен. А потом вдруг остановился и  повернулся  к  реке  лицом;  и  снова
долго-долго смотрел на нее - как умеют смотреть только светлые альвы.
   Всегда,  с  самого  начала,  все  действия  Ракота  были   отмечены   его
нетерпеливой, неудержимой ненавистью к  светлым  альвам.  И  эта  зима,  что
теперь миновала, была похожа на поспешное бегство врага с поля боя,  ужасное
в своем намеренном и последовательном разрушительстве.
   Однако  зима  была  позади,  и  Ра-Тенниэль,   глядя   на   север   своим
переменчивыми глазами, которые быстро приобрели фиолетовый  оттенок,  увидел
вдруг странный темный полукруг, быстро  движущийся  по  опустошенным  землям
края. Но не в сторону Данилота. Лейзе тоже стала смотреть,  и  оба  увидели,
как армия Ракота резко свернула к востоку, чтобы  обогнуть  озеро  Селин  и,
минуя лес Гуинир, выйти прямо на Равнину.
   Если бы  Ракот  был  способен  дождаться  темноты,  посланные  им  войска
достигли бы цели никем не замеченными, ибо мчались вперед, не  зная  отдыха.
Но ждать ночи он не стал, и Ра-Тенниэль  быстро  произнес  по  этому  случаю
благодарственную молитву. А потом они с Лейзе поспешили на Атронель. И в эту
ночь альвы не стали зажигать свет над Данилотом - сейчас, когда  к  границам
их королевства приближалась армия Тьмы,  это  было  совершенно  недопустимо.
Однако все высокорожденные хранители магии собрались на холме  Атронеле,  и,
как и ожидал Ра-Тенниэль, именно пылкая Галин  первой  вызвалась  скакать  в
Селидон, чтобы предупредить  дальри.  И,  опять  же  как  он  и  ожидал,  ее
осторожный брат Лидан ни за что не захотел отпустить туда в одиночестве свою
сестру-близнеца. Они встали сразу, как только Ра-Тенниэль разрешил им  уйти,
но он вдруг поднял руку, повелевая им еще немного подождать, и сказал:
   - Вам придется очень поторопиться. Очень! Возьмите  коней.  Сейчас  самое
время, чтобы золотых и серебристых коней Данилота снова увидели на просторах
Фьонавара. - Глаза Галин от восхищения тут же стали совершенно синими, а еще
через мгновение ярко-синими стали и глаза  ее  брата.  И  близнецы  умчались
прочь.
   А Ра-Тенниэль с помощью тех, кто остался, заставил свой  магический  жезл
послать в Парас Дерваль сигнал тревоги,  чтобы  такой  же  магический  жезл,
подаренный королем альвов королю Бреннина, тоже ожил и люди поняли,  что  им
грозит страшная опасность.
   И не его вина, что Верховный правитель Бреннина в  ту  ночь  находился  в
Тарлинделе и  смог  услышать  огненный  призыв  магического  жезла  лишь  на
следующий день в полдень.
 
*** 
 
   Уснуть Пол так и не смог. Глубокой ночью он вскочил с постели и вышел  на
улицу, направляясь от дома, принадлежавшего матери Колла,  к  заливу.  Луна,
уже успевшая стать ущербной, светила высоко в небесах,  отбрасывая  на  море
серебристую дорожку. Был  отлив,  и  вдоль  всего  мыса  виднелись  песчаные
отмели. Ветер, переменив направление, дул теперь с севера. Пол понимал,  что
ветер опять стал  холодным,  но  сам  он  по-прежнему  оставался  совершенно
нечувствительным   к   холоду,   так   и   не   зная,   естественными    или
сверхъестественными причинами это вызвано. Нечувствительность к холоду  была
одним из немногих проявлений его  новой  сущности,  она  словно  давала  ему
понять, кем он теперь стал. Это и еще вещие вороны. Да  порой  -  затаенное,
какое-то выжидающее присутствие Морнира в его крови.
   "Придуин" слегка покачивалась на якоре. Они  успели  полностью  загрузить
судно еще вчера вечером, пользуясь последними проблесками света, и дед Колла
заявил, что  можно  выходить  в  море.  В  лунном  свете  корпус  "Придуин",
выкрашенный золотой краской,  казался  серебряным,  а  поднятые  белоснежные
паруса светились.
   Вокруг было очень тихо. Пол прошелся по деревянному причалу, и,  если  не
считать  мягких  шлепков  морской  волны  по  бортам   рыбачьих   суденышек,
единственным громким звуком здесь был стук его  каблуков.  В  Тарлинделе  не
горел ни один огонек. Звезды над  головой  казались  необычайно  крупными  и
яркими даже при свете луны.
   Покинув набережную, Пол стал подниматься по  какой-то  каменистой  улочке
вверх, пока она не кончилась. Последние дома города остались  позади.  Тропа
перед ним, извиваясь, вела вверх и к востоку, следуя очертаниям залива. Было
достаточно светло, чтобы видеть тропу, и он пошел по ней. Но,  сделав  сотни
две шагов, оказался на развилке: одна тропинка уходила отсюда вниз, а другая
вела