а,  отказавшись  служить
своему магу. А потом убила себя.
   Мэтт рассказывал ей эту историю когда-то в большом  зале  Парас  Дерваля.
Еще до той прогулки верхом, когда она встретилась со  светлыми  альвами.  До
того, как Галадан нашел ее и отдал тому черному лебедю...
   А сейчас они с Мэттом брели по  тропе,  и  вокруг  буйствовала  весна,  и
повсюду, куда бы ни посмотрела Дженнифер, на  землю  Фьонавара  возвращалась
жизнь. Трещали кузнечики, гудели пчелы; маленькая птичка с алыми  крылышками
взлетела с ветки яблони, покрытой цветами; коричневый кролик стрелой вылетел
из зарослей ежевики... Она видела, что и Мэтт тоже  упивается  этой  весной,
глядя вокруг своим единственным глазом и  словно  утоляя  жажду,  давно  его
мучившую. В молчании шли они, томимые неясными надеждами, и на  опушке  леса
Мэтт наконец остановился.
   Он уже рассказывал ей, что каждый год в середине  зимы  собирается  Совет
магов, на котором все они непременно проклинают Нильсома и  Эйдин,  ибо  она
нарушила основной закон их Ордена: предала своего мага, чего делать не имела
права даже в том случае, если ее поступок имел  целью  спасение  Бреннина  и
самого Древа Жизни.
   И каждую весну, сказал Мэтт, они с Лорином  обязательно  приносят  первые
цветы на могилу Эйдин.
   Могила ее была почти незаметна в густой траве, и  нужно  было  непременно
точно знать, где она находится, чтобы отыскать ее. Невысокий  холмик  земли,
на нем ни могильной плиты, ни камня - ничего. Лишь тень  деревьев,  растущих
на опушке леса Морнира, лежала на этой могиле. Печаль и покой охватили  душу
Дженнифер, когда она смотрела, как Мэтт опускается на колени и кладет  цветы
на этот неприметный холмик.
   Печаль и покой. И вдруг она заметила, что гном плачет, и тогда у  нее  из
глаз тоже полились слезы - эта весна, весна Кевина, сумела все-таки отворить
ее душу навстречу жизни... и боли. Она оплакивала  Эйдин  и  жизнерадостного
светловолосого Кевина; она оплакивала судьбу Дариена и то, что ему  придется
делать столь тяжкий выбор; она оплакивала Лаэшу и Дранса,  убитых  цвергами,
когда на них напал Галадан со своим войском; и  всех  живых  оплакивала  она
тоже, ибо над ними всеми нависла  сейчас  смертельная  угроза  Тьмы,  угроза
войны с ненавистным Могримом.
   И наконец, у могилы Эйдин она плакала о себе и  об  Артуре,  ощущая  всем
своим существом весну, подаренную Кевином.
   И довольно долго Мэтт не вставал с колен и не поднимал глаз, пока наконец
Дженнифер не перестала плакать..
   - Здесь, в этом месте, всегда становится легче на душе, - молвил он.
   - Легче? - удивилась она и усмехнулась. - И поэтому мы  оба  пролили  так
много слез?
   - Иногда это единственный способ облегчить душу, - отвечал он. - А  разве
ты этого еще не почувствовала?
   И действительно, через некоторое время она улыбнулась, чего не делала уже
очень, очень давно, а он встал с колен и отступил от могилы.  Потом  пытливо
посмотрел на нее и спросил:
   - Ну что, теперь ты наконец покинешь  Храм?  Она  не  ответила.  Медленно
погасла ее улыбка. И она сказала:
   - Так ты поэтому привел меня сюда? Мэтт по-прежнему  внимательно  смотрел
на нее своим единственным здоровым глазом, однако в  голосе  его,  когда  он
заговорил, послышалась некоторая неуверенность:
   - Я знаю не очень много, но уж это-то я знаю наверняка. Я знаю, что видел
звезды в глазах Великого Воина.  Я  знаю,  что  он  был  проклят  и  ему  не
позволено было умереть. Я знаю, что  было  сделано  с  тобой,  ибо  ты  сама
рассказала мне об этом. И я знаю твердо - я вижу это сейчас по твоим глазам,
- что ты не позволяешь себе жить, Дженнифер! И из двух  возможных  для  тебя
судеб эта представляется мне наихудшей.
   Ее зеленые глаза смотрели на него сурово,  а  ласковый  весенний  ветерок
играл в ее золотистых волосах, и она медленно подняла руку, чтобы  отбросить
с лица упавшую прядь и сказала так тихо,  что  ему  пришлось  напрячь  слух,
чтобы ее расслышать:
   - А ты знаешь, как много горя я испытала, когда была Джиневрой?
   - Догадываюсь. Горя всегда хватает. Самая редкая  вещь  на  свете  -  это
радость, - сказал тот, кто некогда был королем гномов.
   И на это она ничего не ответила. Сейчас на опушке Священного леса рядом с
ним, Мэттом, стояла сама царица печали,  и  он  -  при  всей  справедливости
сказанных им  слов  -  познал  все  же  минуту  сомнений.  И,  словно  желая
укрепиться в собственном мнении, прошептал как бы себе самому:
   - Не может быть никакой надежды на будущее, если ты при жизни мертв.
   Она услыхала. И вновь посмотрела на него печально.
   - Ах, Мэтт, - сказала она, - Мэтт,  на  что  мне  надеяться?  Он  же  был
приговорен и проклят. А я оказалась всего лишь  посредником  при  исполнении
воли Великого Ткача. На что же мне надеяться, скажи?
   Боль в ее голосе разрывала ему сердце. Однако он выпрямился во весь  рост
и сказал то, о чем думал, когда решил привести ее сюда, в чем у него не было
ни малейших сомнений.
   - Никогда не верь этому! Мы не  рабы  Великого  Ткача.  И  ты  не  просто
Джиневра - ты теперь еще и Дженнифер! У тебя есть своя собственная  история,
ты прожила свою собственную жизнь, какой бы трудной она  ни  была.  В  твоей
душе живет сейчас Кевин; и Ракот живет в ней, ибо ты сумела выжить,  побывав
в Старкадхе. Ты здесь, ты жива и здорова, и каждое  испытание,  выпавшее  на
твою долю, делало тебя только сильнее.  И  нет  ни  малейшей  необходимости,
чтобы сейчас все было так, как прежде, как когда-то давно!
   Она поняла. И медленно склонила голову  в  знак  согласия.  А  потом  они
вместе пошли назад, в Парас  Дерваль,  и  вокруг  безумствовала  и  ликовала
пробуждавшаяся после долгой зимы природа. Мэтт Сорин не ошибся; гномы  очень
мудры в том, что касается таких вещей, как прошлое и судьба.
   И все же.
   И все же она то и дело мысленно возвращалась в прошлое, в то, другое утро
совсем другой весны. Хотя почти такой  же  светлой  и  радостной,  как  эта.
Только ту весну и не пришлось ждать так долго...
   Тогда повсюду цвели вишневые деревья,  и  она  стояла  рядом  с  Артуром,
глядя, как Ланселот впервые въезжает в Камелот.
 
*** 
 
   Спрятавшись среди деревьев на северном склоне холма, он наблюдал за ними;
он видел, как они пошли к могиле, а потом обратно, в  город.  Он  чувствовал
себя очень одиноким, и ему хотелось подойти к ним, но он не знал, кто они, а
после тех слов Кернана в его душе поселилось недоверие ко всем на  свете.  И
подойти к незнакомцам Дариен так и не решился.
   Хотя и подумал: до чего же красива эта женщина!
 
*** 
 
   - Он все еще там, - сказал Лорин, - и Котел по-прежнему у него. Возможно,
ему понадобится некоторое время, чтобы придумать, как еще можно использовать
Котел нам во вред, и если мы ему дадим  это  время,  он,  безусловно,  такой
способ придумает. Айлерон, я бы хотел, если только  ты  не  наложишь  своего
королевского запрета, уже утром выехать в Тарлиндел и сесть там на корабль.
   Напряжение в Зале Совета было так велико, что, казалось, сочится тяжелыми
каплями. Пол видел, как  от  тяжких  раздумий  сдвинулись  брови  Верховного
правителя. Потом Айлерон медленно покачал головой и сказал:
   - Лорин, все, что ты говоришь, истинная правда, и боги знают, как  сильно
я желаю Метрану смерти! Но как я могу послать тебя на Кадер Седат,  если  мы
даже не знаем, как найти этот остров?
   - Позволь мне отплыть туда, - твердо стоял на своем маг, - и я его найду!
   - Лорин, мы ведь даже не знаем, нашел ли его Амаргин. Нам известно  лишь,
что он где-то там погиб!
   - С ним не было его Источника, - сказал Лорин. - Лизен осталась дома. При
нем оставалась только его мудрость, его знания, но силы свои ему  поддержать
было нечем. Я, конечно же, далеко не так мудр, как  Амаргин,  зато  со  мной
будет Мэтт.
   - Но послушай, Серебряный Плащ, ведь на корабле у Амаргина были и  другие
маги. Их там было трое. И они со своими Источниками не расставались.  Однако
ни один не вернулся назад. - Это сказала  Джаэль.  Сегодня  утром  она  была
просто ослепительно хороша, и красота ее казалась еще  более  холодной,  чем
всегда. Если на Совете кто-то и занимает доминирующее положение, думал  Пол,
так это она. Ибо Дана сделала свое  дело  -  зима  завершилась  и  наступила
весна. И жрицы Мормы не намерены были позволить остальным об этом забыть.  И
все же Пол сожалел о том, что сказал Джаэль вчера вечером  напоследок.  Вряд
ли кому-то удастся повторить то, что сделала она...
   - Это верно, - услышал он голос Айлерона. - Да и  как  я  могу  отпустить
тебя, Лорин? Что с нами будет, если ты погибнешь? Лизен увидела тот корабль,
вестник смерти, из окна своей башни... Скажи, кто из моряков по моей просьбе
согласится снова плыть туда?
   - Я соглашусь! - Все изумленно обернулись к дверям. Эти  слова  выкрикнул
Колл, стоявший в дверях на посту вместе с Шаином; он сделал два шага  вперед
и громко заявил:
   - Да будет Верховному правителю известно, что я родом из  Тарлиндела.  До
того как принц Дьярмуд забрал меня  оттуда  и  взял  в  свой  отряд,  я  был
моряком. И если Лорину нужен опытный моряк, я вполне могу ему пригодиться. А
у моего деда со стороны матери есть корабль; мы с ним вместе его строили.
   И это судно вполне способно взять на борт полсотни воинов.
   Воцарилась тишина. И в  этой  тишине,  точно  камень,  упавший  в  озеро,
прозвучал вдруг голос Артура Пендрагона:
   - А имя у твоего корабля есть?
   Колл, словно впервые осознав, где находится  и  с  кем  говорит,  страшно
смутился, покраснел и отвечал, заикаясь:
   - Есть, конечно. Только, по-моему, ничего особенного оно  не  значит.  Во
всяком случае, в тех языках, что мне известны, даже слова такого нет. Но мой
дед рассказывал, что так  в  стародавние  времена  назывался  один  корабль,
принадлежавший его семье. Так что и мы назвали его "Придуин", господин мой.
   Услышав это название, Артур вздрогнул, и лицо  его  окаменело.  Потом  он
медленно склонил голову, точно в знак согласия  с  чем-то,  и  повернулся  к
Айлерону.
   - Господин мой Верховный правитель Бреннина, - сказал он торжественно,  -
я все это время старался не вмешиваться в  твои  отношения  с  Первым  магом
королевства, но теперь я могу сказать следующее: если тебя беспокоит, сможем
ли мы отыскать остров Кадер Седат - мы называли его Каэр Сиди когда-то, - то
я бывал там и знаю,  где  он  находится.  Возможно,  именно  поэтому  я  был
перенесен во Фьонавар.<Каэр Сиди, или Аннувн (Аннон) - это Иной мир,  остров
смерти, который, по представлениям древних кельтов,  всегда  расположен  был
"за текущей водой". Для кельтов в Галлии это,  видимо,  была  Британия,  для
британских кельтов - Ирландия.>
   - Так что это такое - Кадер Седат? - спросил Шальхассан Катальский.
   - Место смерти, - сказал Артур. - И смерть будет поджидать не  только  на
этом острове, но и в море. МЫСЛЬ, ПАМЯТЬ! Пол встал и громко сказал:
   - Да, она будет ждать нас в море! - И все тут же повернулись к нему. - Но
мне кажется, с этим я справиться сумею.
 
*** 
 
   После слов Артура и Пола много времени на  обсуждения  не  потребовалось,
поскольку все понимали суровую необходимость этого опасного  путешествия.  И
вскоре Совет  был  закончен,  и  все  следом  за  Айлероном  и  Шальхассаном
потянулись из зала.
   Пол  ждал  в  дверях.  Брендель  прошел  мимо  него   с   озабоченным   и
встревоженным лицом, но не  остановился.  Дейв,  выходя  из  зала  вместе  с
Ливоном и Торком, вопросительно посмотрел на него, но Пол сказал ему:
   - Поговорим позже. - Он понимал, что Дейву, конечно же,  хочется  поехать
вместе с дальри на север. И если война  все-таки  начнется,  пока  "Придуин"
будет находиться в своем далеком плавании, то начнется она,  безусловно,  на
Равнине.
   Ньявин Серешский и Мабон Роденский  даже  не  заметили  Пола,  увлеченные
разговором друг с другом. Затем мимо него проследовала Джаэль; она заносчиво
задрала голову, явно не желая встречаться с ним глазами; странно, но  именно
теперь, когда во Фьонавар вернулась весна,  Джаэль  снова  стала  совершенно
ледяной. Однако ждал он не ее. Вскоре зал опустел, и там остался только один
человек.
   Пол и Артур некоторое время смотрели друг на друга, потом Пол сказал:
   - У меня есть к тебе один вопрос. - Великий Воин кивнул. -  Скажи,  когда
ты был там в последний раз, сколько человек осталось в живых?
   - Семеро, - тихо молвил Артур. - Всего семеро.
   Пол кивнул. У него было ощущение, будто он все это  видел  сам  и  хорошо
помнит. Об этом говорил ему в ту  ночь  один  из  священных  воронов.  Артур
подошел к нему ближе.
   - Это останется между нами? - спросил он своим густым басом.
   - Да, - сказал Пол. И они вместе  вышли  из  Зала  Совета.  Мимо  них  по
коридору то и дело пробегали пажи, стражники, солдаты - во дворце  ощущались
лихорадочные приготовления к предстоящей войне. Они же оба,  напротив,  были
спокойны и шли ровным широким шагом сквозь всю эту безумную суету.
   У дверей Артуровых покоев они остановились. И Пол сказал  -  очень  тихо,
чтобы никто не подслушал:
   - Ты сказал, что, возможно, именно ради этого ты и  был  призван  в  этот
мир. Но какое-то время назад ты утверждал, что никогда не можешь видеть, чем
заканчиваются сражения, в которых ты участвуешь, верно?
   Артур довольно долго молчал, потом согласно кивнул и снова сказал:
   - Это действительно место смерти. - И, немного поколебавшись, прибавил:
   - Если все пойдет, как сейчас, я буду даже рад отправиться  туда  с  вами
вместе.
   Пол открыл  было  рот,  намереваясь  что-то  спросить,  но  передумал  и,
попрощавшись с Воином, пошел дальше по коридору в свою комнату. В ту  самую,
которую он до позавчерашнего дня делил с  Кевином.  И,  остановившись  перед
ней, услышал, как у него за спиной Артур отпирает свою дверь.
 
*** 
 
   Дженнифер увидела, как дверь приоткрылась, и успела перевести дыхание  до
того, как он вошел в комнату и принес в своих глазах все летние звезды мира.
   - О, любовь моя, - сказала она, и голос ее все-таки сорвался. -  Мне  так
нужно, чтобы ты простил  меня  -  за  все,  что  я  совершила,  за  все  мои
прегрешения. Мне страшно, Артур...
   Больше она ничего сказать не успела. Какой-то  немыслимо  глубокий  вздох
или стон вырвался из его груди, в три прыжка он пересек комнату и упал перед
ней на колени, прижавшись лицом к складкам ее платья, снова и снова повторяя
ее имя.
   Она, обнимая его обеими руками, ласково гладила  его  волосы,  где  среди
каштановых прядей уже пробивалась седина. Она пыталась что-то сказать  и  не
могла. Она и дышать-то едва была способна. А когда посмотрела ему в лицо, то
увидела, что слезы горькой тоски и неизбывной любви к ней струятся у него по
щекам.
   - О, любовь моя! - задохнулась она и склонилась, чтобы поцелуями  осушить
эти слезы. А потом своими губами отыскала его губы - точно слепая; да они  и
были точно слепые; казалось, они сейчас и шагу не смогли бы сделать друг без
друга. Она вся дрожала, точно в лихорадке, и едва  держалась  на  ногах.  Он
поднялся с колен и прижал ее к себе, и она наконец-то - после стольких  лет!
- опустила голову ему на грудь и смогла услышать сильные удары его сердца, в
котором жила вечно, и почувствовала, как его руки обнимают ее.
   - О, Джиневра! - услышала она его голос. - Как ты нужна мне!
   - И ты мне! - отвечала она, чувствуя, как рвутся  последние  черные  нити
той паутины, которой опутал ее Старкадх, ибо  сейчас  она  стояла  рядом  со
своим любимым и душа ее была открыта любви и страсти. -  О,  прошу  тебя!  -
прошептала она. - Прошу тебя, любовь моя! - И он отнес ее в постель, поперек
которой лежала широкая полоса солнечного света, и большую  часть  этого  дня
они провели там, сумев подняться над собственной судьбой.
   А потом он рассказал ей, куда должен  будет  вскоре  отправиться,  и  она
почувствовала,  как  печаль  всей  Вселенной   возвращается,   чтобы   снова
поселиться в ее душе.  Но  сейчас  печаль  эта  была  светла  и  чиста,  ибо
Дженнифер удалось вырваться из паутины,  сотканной  Ракотом,  и  теперь  она
действительно стала сильнее благодаря пережитым страданиям, как и обещал  ей
тогда Мэтт. Поднявшись с постели, она стояла  перед  ним,  освещенная  ярким
солнцем, и нагота ее была прикрыта лишь длинными золотыми кудрями. Помолчав,
она сказала Артуру:
   - Когда-нибудь ты непременно должен вернуться ко мне навсегда! То, что  я
тогда сказала тебе, истинная правда: здесь нет и не было никакого Ланселота.
В этом мире все иное, Артур. И здесь нас только двое - ты и я.
   И в сиянии солнечных лучей она видела, как проплывают в его глазах ночные
звезды. Летние звезды того мира, из которого  он  пришел  сюда.  Наконец  он
медленно покачал головой, и ей было больно видеть, как  он  постарел  и  как
устал.
   - Нет, это невозможно, Джиневра, - сказал он.  -  Ведь  это  я  убил  тех
детей!
   И она не нашла, что ему ответить. В  наступившей  тишине  она,  казалось,
почти слышала терпеливое, непрерывное движение челнока в Станке.
   Да, это действительно была самая печальная история на свете.
 
Глава 14 
 
   Утром Артур и Джиневра вместе вышли на широкую  дворцовую  площадь  Парас
Дерваля. Два отряда уже собрались у ворот  -  один  держал  путь  на  север,
второй - на запад, к морю. И не было среди собравшихся человека, который  не
возрадовался бы, увидев короля и королеву наконец вместе.
   Дейв Мартынюк, вместе  с  Ливоном  и  пятью  сотнями  воинов,  выделенных
Айлероном, ожидавший сигнала к отправке,  просто  глаз  не  мог  отвести  от
Дженнифер, хотя воспоминания огнем жгли его душу.
   Он вспомнил тот самый первый вечер, когда Лорин рассказывал им о себе и о
Фьонаваре, и он, Дейв, не веря ни единому слову мага  и  настроенный  весьма
враждебно, с грохотом ринулся к  дверям  и  был  остановлен  Дженнифер.  Она
окликнула его по имени, он обернулся и был потрясен ее красотой  и  поистине
царственными манерами. Тогда-то он, разумеется, и понятия  не  имел,  почему
это так поразило его, да и сейчас, пожалуй, не  нашел  бы  слов,  чтобы  как
следует выразить свои чувства. Но он хорошо понимал теперь:  в  тот  раз  он
видел у нее на лице то же выражение истинного величия, что и теперь,  и  оно
было отнюдь не эфемерным и не мимолетным.
   Дженнифер, одетая в зеленое платье, почти того же цвета, что и ее  глаза,
оставила Артура и подошла к ним с Ливоном. Должно быть, она заметила на лице
Дейва некоторую растерянность, потому что засмеялась и сказала:
   - Ну знаешь, может, ты еще и кланяться мне начнешь или еще  что-нибудь  в
этом роде? Учти, Дейв, тогда я тебя просто стукну, честное слово! Клянусь!
   Было очень приятно слышать, как она  смеется.  Он  ведь  действительно  с
трудом удержался, чтобы не поклониться ей, и теперь, удивив их обоих,  обнял
ее и поцеловал в щеку.
   - Спасибо тебе за все, - сказала она, держа его руку в своих ладонях.
   И он от всей души улыбнулся, ласково глядя на нее  и  в  кои-то  веки  не
чувствуя себя неловким и неотесанным.
   К ним подошел Пол Шафер, и  Дженнифер,  не  выпуская  руки  Дейва,  своей
второй рукой взяла за руку и Пола. Так они трое и стояли некоторое  время  -
сцепив руки, связанные эти святыми узами и точно прощаясь надолго.
   - Ну что ж, - сказал Дейв.
   Пол посмотрел на него сурово, почти сердито:
   - Ты хоть понимаешь, что отправляешься прямо к черту в пекло?
   - Понимаю, - ответил Дейв. - Но если у меня и есть место в этом мире,  то
оно, по-моему, там, среди дальри. Да и... ничуть не легче  будет  там,  куда
направляешься ты! - Они снова помолчали, а вокруг шумела и бурлила  площадь.
Потом Дейв повернулся к Дженнифер:
   - Я тут кое о чем подумал... - сказал он. - Вспомнил тот день, когда  Ким
вытащила тебя... оттуда. Кевин тогда кое-что  пообещал...  Ты,  конечно,  не
помнишь, ты была без сознания, но он поклялся отомстить за тебя, за то,  что
с тобой сделали.
   - Я помню, - ска