ьонавара. Их было трое, и рядом с ними стоял  четвертый,
который тоже был королем когда-то очень давно и навсегда им остался.  Однако
обратилась она только к Айлерону. - Господин мой Верховный  правитель,  тебе
будет трудно это понять рассудком, но все мы,  возможно,  станем  невидимыми
глазу под воздействием столь мощных магических  сил.  И  если  тебе  все  же
удастся увидеть нечто, созданное искусством и волшебством наших магов, то ты
непременно должен запомнить, что это было.
   - Не беспокойся. Я это сделаю, - пообещал Айлерон,  и  голос  его  звучал
удивительно уверенно и спокойно. Ким посмотрела на шамана:
   - Что-нибудь еще, Гиринт?
   - Ну, что-нибудь еще всегда найдется, - проворчал тот. -  Вот  только  не
знаю, что именно. Возможно, нам все  же  в  конце  концов  потребуется  твое
кольцо.
   - Возможно, - согласилась она. - Но я не могу подчинить его себе.  -  При
одной лишь мысли о том, как вспыхивает у нее на руке Камень  Войны,  ей  уже
стало больно.
   - Это понятно, - сказал слепой шаман. - Ну что ж, веди нас. Я  постараюсь
не отстать от остальных и быть все время у тебя под рукой.
   Ким  собралась  с  силами  и  сосредоточилась.  Потом  окинула   взглядом
остальных, собравшихся вокруг нее  кружком.  Мэтт  и  Барак  стояли,  широко
расставив ноги, Джаэль закрыла глаза, и,  как  заметила  Ким,  то  же  самое
сделал Тейрнон. Но Лорин смотрел прямо ей в глаза.
   - Мы пропали, если это не удастся, - прошептал он. - Но все равно -  веди
нас, Ясновидящая!
   - Ну так за мной! - выкрикнула она и, закрыв  глаза,  почувствовала,  что
куда-то падает, все вниз, вниз, сквозь слои сознания, сквозь пространство  и
время. Одного за другим она находила их  как  бы  в  своей  душе  -  Джаэль,
касающуюся глубинных корней матери-земли, обоих магов - Лорина, исполненного
ярости и страсти, и Тейрнона, ясного и спокойного,  как  всегда;  затем  она
почувствовала присутствие Гиринта и поняла, что  Гиринт  прихватил  с  собой
свой тотем, хищную ночную  птицу  кейю,  охотницу  с  Равнины,  и  это  было
настоящим подарком для нее, Ким, и для всех них, ибо то  был  дар  Истинного
Имени шамана Гиринта.
   "Благодарю тебя", - мысленно сказала она ему. Затем, как бы вобрав в себя
их всех, двинулась дальше, все глубже погружаясь в этот сон наяву. Это  было
похоже на затяжной нырок, когда долго-долго плывешь под водой, не  выныривая
на поверхность, чтобы глотнуть воздуха.
   Там, в глубине, было очень  темно  и  холодно.  Ким  с  трудом  удавалось
подавить страх. Возможно, она здесь и  погибнет,  очень  даже  возможно.  Но
тогда погибнут и все они. Лорин сказал правду. Неудача для них  недопустима.
И в сердце ее тогда  вспыхнул  светлый  огонь  гнева,  и  ненависть  к  этой
абсолютной тьме была такой слепяще-яркой, что она использовала ее  свет  для
создания некоего образа прямо здесь, на немыслимой  глубине,  на  самом  дне
этого застойного колодца, в котором они очутились.
   Она ничего не представляла себе заранее и предпочла  сделать  так,  чтобы
этот магический сон сам выбрал для себя наиболее  адекватную  форму.  Так  и
случилось. Она почувствовала,  что  и  остальные  поняли  это,  и  все  они,
несмотря на охватившие их горе, гнев и  мучительную  любовь,  увидели  ясный
образ Данилота - королевство альвов было совершенно  открытым  и  совершенно
беззащитным среди чуждых ему снегов и льдов, и  над  ним  разливалось  яркое
сияние. И она пошла прямо туда -  не  в  тот  дивный  свет,  хотя  этого  ей
страстно, всем сердцем хотелось, а прямо в безжизненную зиму,  что  окружала
Данилот. Нырнув в ее глубины, она почувствовала поддержку всех остальных,  и
подобно стреле, выпущенной из волшебного светящегося лука, вонзилась в самую
сердцевину зимы.
   И поняла, что ей удалось прорваться.
   Теперь ее окружала сплошная чернота. Светлый образ  Данилота  исчез.  Она
летела все вниз и вниз, точно войдя в  штопор,  и  уже  не  могла  управлять
собственным полетом. Она летела вниз очень быстро,  и  ей  не  за  что  было
ухватиться, чтобы замедлить падение, не за что удержаться, не за что...
   "Я здесь". И она действительно почувствовала присутствие Лорина.
   "И я". Это была уже Джаэль.
   "Всегда с тобой". Ах, храбрый Тейрнон!
   Все еще было очень темно, и она продолжала лететь в эту  бездонную  тьму.
Никакого  ощущения  пространства,  ни   каких-либо   стен,   вообще   ничего
конкретного, за что  можно  было  бы  ухватиться  хотя  бы  взглядом,  -  ее
постепенно охватывало отчаяние, хотя остальные по-прежнему были с нею. Но их
сил было недостаточно здесь,  куда  она  теперь  попала,  в  этих  глубинах,
созданных Могримом. Здесь было слишком много Тьмы! Однажды  она  уже  видела
такое - когда прилетала сюда спасать Дженнифер; но теперь все было иначе:  у
нее не было обратного пути, и ей предстояло лететь вперед еще очень и  очень
далеко.
   И тогда она услышала голос пятого.
   "Кольцо", - напомнил ей  Гиринт  голосом  птицы  кейи,  ночного  хищника,
стража пути, ведущего в мир мертвых.
   "Я не могу!" - мысленно ответила она, но  стоило  ей  сформулировать  эту
мысль, как  она  ощутила  на  руке  знакомый  обжигающий  огонь  и  в  мозгу
запульсировали красные вспышки.
   Боль становилась невыносимой. Она не знала, что громко кричит и ее слышат
все, кто находится в Храме. Не знала она и того, как дико  сверкает  Бальрат
под священным куполом.
   Она чувствовала, что этот огонь пожирает ее  и  она  почти  уже  погибла.
Слишком далеко проникла она  в  паутину,  сотканную  Тьмой,  слишком  близко
оказалась сейчас от источника этой  темной  силы.  Огонь  был  повсюду,  все
вокруг освещено было отблесками красного пламени. И она  сгорала  в  нем,  в
этом огненном кольце, и она...
   И вдруг - будто чудодейственный бальзам на раны, будто прохладное дыхание
ночного ветерка над осенними травами Равнины. Гиринт. И еще лунный свет  над
Калор Диман, Хрустальным озером. А это уже Лорин - через Мэтта.
   А потом ее словно подхлестнул знакомый  нетерпеливый  голос.  "Ну  же!  -
вскричала Джаэль. - Мы совсем уже близко!"
   И она точно оперлась на уверенную руку Тейрнона, почувствовала его  силу,
холодную, спокойную. "Еще дальше, мне кажется, нужно идти дальше, но  ты  не
бойся: я здесь, с тобой".
   И она снова двинулась дальше. Дальше и  вниз,  теперь  уже  почти  совсем
утратив направление и не зная, как  далеко  ей  еще  идти.  Огонь  продолжал
полыхать вокруг, но они охраняли ее; и теперь уже она  могла  вытерпеть  эту
жгучую боль. Должна была. В Бальрате воплощена была дикая магия,  но  он  не
принадлежал силам Тьмы, той Тьмы, что бывает в конце всего на свете.
   Больше она уже не летела, как стрела,  а  камнем  падала  вниз,  влекомая
одним страстным желанием - увидеть наконец свет. Она падала и падала во Тьму
- красный камень, проникающий в таинственную  сущность,  летящий  в  кишащую
червями бездну, созданную Могримом. В это небытие, в эту бездонную  пропасть
падала она, Ким, отбросив все якоря, кроме одного,  способного  удержать  ее
душу, способного вернуть ее, прежде чем она умрет и затеряется в  этой  Тьме
навсегда. Нет,  до  этого  она  все-таки  послужит  для  магов  проводником,
средством для  передачи  той  необходимой  информации,  которой  только  она
способна придать зримую форму; и тогда она станет чем-то вроде иконы  в  том
зале под куполом, так бесконечно далеко отсюда...
   Слишком  далеко.  Слишком  глубоко.  И  летит  она  чересчур  быстро.  Ее
собственная сущность стала неразличимым пятном, светлой тенью.  Нет,  им  не
удержать ее! Одного за другим она оставляла их  позади.  С  криком  отчаяния
отстал Лорин -  он  был  последним,  кто  еще  удерживал  ее,  и  он  понял,
почувствовал, что она ускользает от них. Безнадежно ускользает.
   А впереди ее ждали огонь и Ракот, и никого, ни одного из друзей рядом  не
осталось. Теперь она была в одиночестве, и ей стало ясно, что она пропала.
   Должна была пропасть. Но почему-то во  время  этого  отвесного,  точно  у
свинцовой гирьки, падения она, объятая языками пламени, услышала вдруг,  как
чья-то новая душа воссоединилась с нею глубоко во Тьме, так что трудно  было
поверить в реальность этого.
   Обжигающее  пламя  разгоралось  с  новой  силой.  Она  еще   могла   пока
существовать, могла как-то двигаться, хотя боль была нестерпимой,  и  именно
тогда она и услышала - словно отыскав где-то в закоулках своей памяти чистый
и спокойный уголок, - как чей-то тихий и глубокий  голос  поет  Спасительную
песнь.
   Вокруг была Тьма. Тьма отгораживала ее ото всех, точно некое  чернокрылое
существо. И она, Ким, уже почти сгорела, почти погибла в этой  Тьме.  Почти,
но еще не совсем. В начале своего полета она была красной стрелой,  потом  -
камнем. А теперь превратилась в меч - красный, докрасна раскаленный,  как  и
должно было быть. А потом  она  обернулась.  Странно:  в  этом,  не  имевшем
измерений и направлений мире она каким-то образом ОБЕРНУЛАСЬ, и  душа  ее  в
последний раз ярко вспыхнула, освещая то, что она увидела за разорванным  ею
занавесом Тьмы. Она увидела того,  кто  там  залег,  и,  мгновенно  выхватив
памятью нужный образ, отослала его назад, к ним. Ей пришлось  все  делать  в
одиночку, ибо маги уже покинули ее. Собрав остатки  сил,  она  по  огненному
лучу магического Камня Войны отослала -  нет,  отшвырнула!  -  созданный  ею
образ в немыслимую даль, в святилище Богини Даны в Гуин Истрат. А  потом  ее
поглотила Тьма.
   Она стала скудельным сосудом, полой тростинкой, на  которой  ветерок  мог
играть, точно на  дудочке.  Только  там  ветерка  быть  не  могло.  Она  еще
чувствовала свою двойную душу, но уже не имела тела. И камень в кольце  тоже
совсем погас. Все. Она сделала все, что могла.
   Но кто-то все же оставался с нею там, в темноте, и по-прежнему пел.
   "Кто ты?" - мысленно спросила она, когда все вокруг нее  начало  исчезать
во Тьме.
   "Руана, - ответил незнакомец. И неожиданно попросил:
   - Спаси нас. Спаси".
   И она поняла. И, понимая, уже знала, что ей нельзя сейчас уйти.  Что  для
нее освобождение еще не наступило. Здесь  не  существовало  направлений,  но
если взять за исходную ту точку, где находилось ее тело (или душа?), то  его
пение доносилось, пожалуй, с северо-востока.
   Из Кат Мигеля, древней страны, где некогда жили великаны параико.
   "Мы еще живы, - мысленно возразил он ей. - Мы все еще  существуем.  Спаси
нас".
   Бальрат, видно, совсем обессилел; в нем не осталось больше огня.  И  лишь
протяжное пение незнакомца поддерживало ее сейчас в этой  сплошной  черноте,
но она все же нашла в себе силы и начала долгий подъем наверх, к свету.
 
*** 
 
   Когда Бальрат вспыхнул нестерпимо ярким  светом,  Айвор  закрыл  глаза  -
скорее даже не из-за этой вспышки, а из-за той боли, что слышалась  в  крике
Ясновидящей. Она просила их быть свидетелями, так что через несколько секунд
Айвор снова заставил себя смотреть на слепяще-красный огонь Бальрата.
   Ах, как тяжко это было! Хуже казни.  Он  лишь  с  трудом  различал  их  -
молодую Ясновидящую и магов - заметив, как страшно напряжены  лица  Мэтта  и
Барака. Даже он ощущал исходящую от  них  энергию,  объединенную  и  ставшую
почти разрушительной. Джаэль вся дрожала. Лицо Гиринта стало похоже на маску
смерти, какие делают мастера Эриду. Сердце Айвора разрывалось от  сочувствия
к  этим  семерым,  ушедшим  так  далеко   во   Тьму   в   своем   молчаливом
противостоянии.
   И стоило ему об этом подумать, как  тишина  в  Храме  взорвалась  гулкими
голосами - почти одновременно Джаэль, Гиринт, а за  ними  следом  и  высокий
худой Барак стали  громко  кричать  от  боли  и  отчаяния.  Мэтт  Сорин  еще
некоторое  время  хранил  молчание,  лишь  пот  ручьями  струился   по   его
окаменевшему от напряжения лицу; потом и он тоже страшно и громко  закричал,
словно у него разрывалась душа, и упал на пол.
   Когда Айвор, Шальхассан и Артур бросились им на помощь, то услышали,  как
Лорин Серебряный Плащ шепчет почти беззвучно и совершенно безнадежно:
   - Слишком далеко... Она зашла слишком далеко. Все кончено...
   Айвор поднял плачущего Барака и, бережно поддерживая, прижал  к  себе,  а
потом отвел его к скамье, стоявшей у округлой стены храма. Точно так  же  на
скамью был доставлен Гиринт. Шаман весь  дрожал,  точно  последний  лист  на
ветке под порывами осеннего ветра. И Айвор очень боялся за старика.
   А вот Айлерон, Верховный правитель Бреннина, даже не  пошевелился.  Но  и
взгляда от Ким ни разу не оторвал. Свет Бальрата был все еще очень  ярок,  а
Ясновидящая все еще держалась на ногах. Айвор только глянул ей в лицо и  тут
же отвернулся: рот у нее был широко открыт в беззвучном,  бесконечном  вопле
боли. Казалось, ее заживо сжигают на костре.
   Айвор вернулся к Гиринту, беспомощно хватавшему ртом воздух.  Морщинистое
лицо старика стало серым; это было заметно даже в красных отсветах Бальрата.
А когда Айвор опустился возле шамана на  колени,  Камень  Войны  вновь  ярко
вспыхнул; причем вспышка была такой силы, что прежнее его сияние  показалось
им тусклым. Дикая магия пульсировала в нем, точно  сорвавшись  с  поводка  и
радуясь долгожданной свободе. Айвору показалось даже, что содрогаются  стены
Храма.
   И тут он услышал крик Айлерона:
   - Вот он! Смотрите!
   Айвор мгновенно обернулся, успел увидеть, как  упала  Ясновидящая  и  как
рядом с нею в воздухе образовалось некое туманное пятно, но красный свет был
слишком ярок. Он слепил, обжигал, и рассмотреть что-либо Айвор не смог.
   А потом все разом погрузилось во тьму.
   Или ему так показалось? По-прежнему горели на стенах факелы, и на  алтаре
не погасли свечи, но после  безумного  свечения  Бальрата,  красные  вспышки
которого он по-прежнему видел перед собой, Айвору  показалось,  что  его  со
всех сторон окружила Тьма. И охватило горькое чувство проигранного сражения.
Что-то там произошло; и Ким каким-то образом, даже без помощи магов,  сумела
послать им искомый образ; а теперь  она  лежала,  бездыханная,  на  полу,  а
Верховный правитель Бреннина беспомощно стоял над нею,  и  Айвор  так  и  не
понял, что именно она успела послать им с последним своим вздохом. Он  никак
не мог выяснить, дышит ли она. Он вообще соображал сейчас плоховато.
   У стены шевельнулась какая-то тень. Это поднялся на ноги Мэтт Сорин.
   - Он слишком ярко светился, - услышал Айвор голос Шальхассана. - Я ничего
не мог разглядеть. - В голосе правителя Катала тоже слышалась боль.
   - И я тоже, - прошептал Айвор. Слишком поздно,  увы,  его  острое  зрение
возвращалось к нему.
   - Я видел все, - сказал Айлерон. - Но я ничего не понимаю!
   - Это магический Котел. - Глубокий голос Артура Пендрагона  звучал  очень
тихо, но уверенно. - Я его разглядел. Хорошо разглядел.
   - Да, это Котел Кат Миголя, - сказал Лорин. - И находится он  на  острове
Кадер Седат. И это мы уже знаем.
   - Но при чем здесь Котел? - слабо изумилась Джаэль. Она едва держалась на
ногах и, казалось, вот-вот потеряет сознание. - Ведь Котел оживляет  недавно
умерших. Какое же отношение он имеет к этой зиме?
   А действительно, какое? И Айвор тут же услышал голос Гиринта.
   - Ну что ж, молодой маг, - проскрипел шаман,  задыхаясь,  -  настал  твой
час. Час магов Бреннина. Это и будет венцом всей  вашей  жизни.  Ответь  же,
Первый маг Бреннина, ЧТО ОН ДЕЛАЕТ С ПОМОЩЬЮ КОТЛА?
   "Час магов", - думал Айвор. Маги  действуют  в  святилище  Даны!  В  Гуин
Истрат! Поистине переплетение нитей в великом Гобелене недоступно  пониманию
смертных!
   Точно не замечая вопрошающих взглядов, Лорин медленно повернулся к своему
Источнику, и они с Мэттом долго смотрели друг на друга, словно вокруг больше
никого не было, словно они одни в целом мире. Даже Тейрнон и  Барак,  затаив
дыхание, ждали, когда Лорин и Мэтт заговорят сами. Айвор вдруг заметил,  что
тоже невольно затаил дыхание и ладони у него от напряжения стали влажными.
   - Ты помнишь? - спросил вдруг Лорин, и в голосе его Айвор услыхал то  эхо
недоступной другим власти, которое слышалось и в голосе Гиринта,  когда  тот
говорил от имени бога. - Помнишь ли ты книгу Нильсома?
   - Да будет проклято его имя, - откликнулся Мэтт Сорин. - Мне  никогда  не
доводилось читать ее, Лорин.
   - Мне тоже, - тихо заметил Тейрнон. - Да будет проклято его имя.
   - Ну а я ее прочитал, - сказал Лорин. - И Метран тоже... - Он помолчал. А
потом уверенно закончил:
   - И я знаю, ЧТО он сейчас делает и КАК он это делает!
   Айвор шумно выдохнул воздух из легких, снова глубоко вдохнул и  замер.  И
все вокруг него, судя по звукам, проделали то же  самое.  В  здоровом  глазу
Мэтта Сорина он заметил отблеск примерно такой  же  гордости,  с  какой  Лит
порой смотрела на него, Айвора. Очень тихо и спокойно гном промолвил:
   - Я знал, что ты сумеешь разгадать эту тайну. Так значит,  нам  предстоит
сражаться?
   - Я же обещал это тебе и уже довольно давно,  -  заметил  маг,  и  Айвору
показалось, что Лорин вдруг стал выше ростом.
   - Слава Великому Ткачу! - воскликнул вдруг Айлерон.
   Все тут же обернулись. Верховный правитель, опустившись на пол возле Ким,
баюкал ее, прижав к груди. Теперь стало видно, что Ким снова дышит глубоко и
спокойно, а лицо ее перестало быть таким мертвенно-бледным.
   Наступила какая-то хрупкая тишина. Они ждали. Айвор, с  трудом  сдерживая
слезы, смотрел на это юное лицо  под  шапкой  густых,  но  совершенно  седых
волос. У него вообще слезы были чересчур близко, он и сам это знал, да и Лит
частенько подшучивала над ним по этому поводу. Но как можно было не  плакать
в такой момент? Он видел слезы на щеках Верховного  правителя,  да  и  глаза
сурового Шальхассана Катальского подозрительно блестели. Нет,  думал  Айвор,
сейчас никому из мужчин не может быть стыдно плакать.
   Через некоторое время Ким открыла глаза. В этих ясных серых  глазах  была
боль. И великая усталость. Но голос ее звучал звонко.
   - Я кое-что нашла, - сказала она. - И попыталась послать к вам  мысленный
образ этого... Скажите, мне это удалось? Этого было достаточно?
   - Удалось, и этого было достаточно, - охрипшим вдруг голосом  ответил  ей
Айлерон.
   Она улыбнулась с простодушием ребенка.
   - Ну вот и хорошо, - сказала она. - Тогда я сейчас посплю. Мне кажется, я
могла бы проспать несколько дней подряд! - И она закрыла глаза.
 
Глава 11 
 
   - Теперь ты понимаешь, - подмигнул ему Карде, - почему все мужчины в Гуин
Истрат всегда выглядят такими усталыми!
   Кевин улыбнулся и осушил свой бокал.  В  таверне  было  удивительно  мало
народу, если учесть, сколь бурной была предшествующая ночь.  Оказалось,  что
оба короля, Айлерон и Шальхассан,  запретили  воинам  развлекаться  накануне
охоты. Впрочем, компания Дьярмуда, как всегда, чувствовала себя свободной от
каких бы то ни было дисциплинарных ограничений и веселилась вовсю.
   - Это, - заявил Эррон, указывая на  Карде,  -  он  тебе  только  половину
правды сказал. Самое большее. -  Эррон  помахал  рукой,  требуя  еще  кувшин
местного вина, и снова  повернулся  к  Кевину.  -  Ты  ведь  просто  немного
пошутил, верно, Карде? Дело в том, что это  состояние  сохраняется  здесь  в
течение всего года, как меня уверяли, но,  правда,  не  оказывает  на  жизнь
людей особого воздействия. А сегодня совсем другое  дело!  Как,  впрочем,  и
завтра, да и на послезавтра это тоже распространяется. То, что мы испытываем
сейчас, происходит здесь только в Майдаладан.
   Им подали вина. Было слышно, как  наверху  отворилась  дверь,  и  вскоре,
перегнувшись через перила, над ними навис Колл.
   - Кто следующий? - спросил он, усмехаясь.
   - Вперед, - сказал Кевину Карде. - Я постараюсь сберечь для тебя  немного
этого прохладного вина. Кевин покачал головой.
   - Я пас, - сказал он, глядя на Колла, который  с  грохотом  спускался  по
лестнице. Карде удивленно поднял бровь.
   - Ну что ж, во второй раз я предлагать не стану, - сказал он. -  Щедрости
во мне сегодня маловато. Те