одилось поднимать свободную руку, несмотря на рану,  чтобы  смахнуть
пот, мешающий видеть.
   Насколько он вообще еще был способен видеть. Потому что он был  всего
лишь смертным и ему никто не помогал, и даже половинка луны  давно  ушла
на запад и скрылась за высокими деревьями, обрамляющими  поляну.  Только
пригоршня звезд  смотрела  вниз  с  высоты  на  этот  доблестный  подвиг
измученной,  сияющей  души  Ланселота   Озерного   -   самый   одинокий,
прекрасный, невероятный подвиг из вытканных на Гобелене во все времена.
   Связанный своим долгом перед  лесом  и  силами  этого  места,  Флидис
беспомощно смотрел, как эти двое  сошлись  еще  ближе.  Он  увидел,  как
Ланселот, побеждая боль и усталость, гибким и точным движением  упал  на
одно колено вне досягаемости надвигающегося демона, сделал  выпад  мечом
вперед и вниз, целясь в ногу, единственную часть  тела  зеленовато-серой
скалы, уязвимую для режущего клинка.
   Но демон рощи, несмотря на свое гротескное, кишащее червями  обличье,
ловко увернулся от этого удара. С ужасающей быстротой он отрастил  новую
руку с мечом и, не успело еще оружие  затвердеть,  нанес  яростный  удар
сверху вниз по припавшему  к  земле  человеку.  Тот  перекатился  резким
рывком и  подставил  свой  сверкающий  клинок  навстречу  мощному  удару
каменного меча Курдадха.
   Клинки встретились с треском, от которого затряслась  поляна.  Флидис
сжал кулаки, сердце его стучало, как  молот,  но  он  увидел,  что  даже
против этого, против всей свирепой мощи руки демона Ланселот устоял. Его
клинок не сломался,  и  мышцы  руки  не  подвели.  Мечи  встретились,  и
каменный меч разлетелся на куски, а Ланселот снова перекатился прочь  от
края поляны и вскочил на ноги, конвульсивно хватая ртом воздух.
   И тут Флидис заметил еще одну рану. Зазубренный кусок сломанного меча
демона еще раз ранил Ланселота. Сорочка его была разорвана  на  полоски,
которые стесняли его движения, и Ланселот  сорвал  ее  с  себя  и  стоял
посреди поляны, обнаженный по пояс, а темная кровь текла  из  раны  выше
сердца. Он балансировал на цыпочках, не отрывая пристального взгляда  от
противника, меч  его  снова  был  наготове.  Он  ждал  нового  нападения
Курдадха.
   И Курдадх атаковал с первобытной, безжалостной, не знающей  усталости
силой.  Еще  раз  поменял  форму,  отказавшись  от  неуклюжего,  хоть  и
неуязвимого  обличья  скалы,  снова   сделал   себе   голову   -   почти
человеческую, хоть всего с одним  чудовищным  глазом  посреди  лица,  из
которого, словно  слезы,  падали  черные  личинки  и  жуки.  И  еще  раз
откуда-то из своих недр он  вырастил  устрашающий,  колоссальный  молот.
Ухватив его рукой, настолько мускулистой, что в объеме она  не  уступала
грудной клетке Ланселота,  демон  ринулся  вперед,  покрыв  пространство
поляны одним огромным шагом,  и  с  грохотом  лавины  обрушил  молот  на
поджидающего его человека.
   Тот снова ушел в сторону, хоть и с трудом,  так  как  демон  двигался
теперь очень быстро. Флидис почувствовал, как земля  снова  содрогнулась
от удара, а  когда  Курдадх  бросился  преследовать  противника,  андаин
увидел дымящуюся дыру среди опаленной травы на поляне, там,  куда  молот
только что обрушился, словно рок.
   Это  продолжалось  и  продолжалось,   пока   Флидис,   бессознательно
впившийся ногтями в ладони, не стал опасаться, как  бы  его  собственное
сердце не разорвалось от напряжения и усталости. Снова и снова  Ланселот
ускользал от разрушительного  молота  и  рубящих  мечей,  которые  демон
создавал из собственного тела.  Еще  дважды  человеку  удалось  отрубить
руку, размахивающую  каменным  мечом,  еще  дважды  он  смог  подскочить
вплотную, с блестящим изяществом, достойным наблюдающих сверху звезд,  и
ранить Курдадха, один раз в глаз, а потом в шею,  каждый  раз  заставляя
его принимать обличье скалы, чтобы восстановить свои силы.
   Это давало человеку какую-то передышку, но очень  недолгую,  так  как
даже в этом обличье демон мог атаковать, стремясь  загнать  Ланселота  к
непроницаемой стене деревьев  вокруг  поляны  и  раздавить  всей  массой
своего пятнисто-черного тела.
   Очередная атака  привела  демона  и  человека  к  тому  месту,  возле
которого стоял Флидис рядом  с  Дариеном.  И  снова  Ланселот  ухитрился
броском на землю уйти от удара. Но на этот раз его плечо  соприкоснулось
с дымящейся дырой, пробитой в  земле  молотом,  и  Флидис  услышал,  как
Ланселот невольно застонал от боли,  и  увидел,  как  на  этот  раз  он,
неуклюже двигаясь, едва  избежал  нового  нападения.  Теперь  он  еще  и
обжегся, понял андаин, и душа его наполнилась ужасом и жалостью.
   Он услышал рядом с собой сдавленный звук и  понял,  что  Дариен  тоже
увидел то, что произошло. Он мельком взглянул на мальчика, и сердце  его
на мгновение остановилось в буквальном смысле слова.  Дариен  непрерывно
вертел в руках блестящий кинжал, казалось, он  почти  не  сознавал,  что
делает это. Флидис заметил синюю вспышку, которая о многом  говорила,  и
понял, что это за кинжал.
   - Осторожно! - тревожно прошептал он. И кашлянул, потому что  у  него
пересохло в горле. - Что ты собираешься делать?
   Во второй раз Дариен посмотрел прямо на него.
   - Не знаю, - ответил мальчик, юный до боли. - Перед вашим приходом  я
сделал глаза  красными..,  так  ко  мне  приходит  моя  сила.  -  Флидис
постарался скрыть свой страх, на этот раз ему это  удалось.  Он  кивнул.
Дариен продолжал:
   - Но  ничего  не  случилось.  Этот,  из  камня,  сказал,  у  меня  не
получилось потому, что я не проник достаточно  глубоко,  чтобы  овладеть
силой. Что здесь у меня нет силы. Поэтому я... - Он замолчал и посмотрел
на кинжал. - Я подумал, может быть...
   Сквозь черноту ночи, сквозь черноту происходящего, сквозь  жалость  и
ужас, которые он ощущал, Флидис из  Пендарана  увидел  мысленным  взором
слабый, почти иллюзорный свет, сияющий далеко-далеко. Маленький  огонек,
подобный огоньку свечи в окне  ночью,  который  заметил  путешественник,
оказавшийся вдали от дома в грозовую ночь.
   Он произнес своим низким, звучным голосом:
   - Хорошая мысль, Дариен. Она достойна тебя и того, кто совершает  это
ради тебя. Но не делай это сейчас и не этим кинжалом.
   - Почему? - тонким голосом спросил Дариен.
   - Я скажу - только один раз, и только тебе, а одного раза для мудреца
достаточно,  -  нараспев  произнес  Флидис,  снова,  хоть  и  ненадолго,
возвращаясь к своей загадочной, уклончивой манере.  Он  ощутил  знакомый
прилив удовольствия даже  здесь,  даже  во  время  всего  происходящего,
оттого, что знает это. И это напомнило ему о  том,  что  еще  он  теперь
знает, и удовольствие переросло в радость. И, вспомнив об этом, он также
вспомнил, что дал клятву в ту ночь попытаться создать Свет из окружающей
Тьмы.
   Он заколебался, посмотрел на Дариена, а потом  продолжал  без  всяких
околичностей:
   -  Клинок,  что  ты  держишь  в   руках,   называется   Локдал.   Это
заколдованный кинжал гномов, подаренный ими Колану дан Конари  в  давние
времена.
   Он на мгновение прикрыл  глаза,  чтобы  вспомнить  точные  выражения,
которые употреблял в разговоре с ним сонный от вина маг однажды весенним
вечером семьсот лет тому назад у костра на краю Ллихлинских болот.
   - "Тот, кто нанесет этим клинком удар без любви в сердце, обречен  на
верную гибель,  -  произнес  Флидис,  вспомнив  точные  слова.  А  потом
договорил остальное:
   - Тот, кто убьет с любовью, может сделать свою  душу  подарком  тому,
кто отмечен узором на рукоятке кинжала". Могущественные слова,  сложная,
глубоко скрытая магия.
   Дариен смотрел вниз, на слабо намеченный узор на ручке кинжала. Потом
снова поднял глаза и произнес так тихо, что Флидису  пришлось  напрягать
слух, чтобы его услышать.
   - Я не пожелал бы свою душу в качестве подарка никому из живых.  -  И
затем, после паузы, андаин услышал:
   - Перед тем как меня привели  в  это  место,  я  думал  подарить  сам
кинжал.
   - Кому подарить? - спросил Флидис, уже зная в душе ответ.
   - Моему отцу, разумеется, - ответил Дариен. - Чтобы  меня  приветливо
приняли хоть где-нибудь среди миров.
   Должен  же  быть  на  это  какой-то  ответ,  думал   Флидис.   Должен
существовать правильный ответ, ведь от него так  много  зависит.  Но  на
этот раз он ничего не смог придумать. Не мог найти слова, а потом  вдруг
на это уже не осталось времени.
   С поляны  донесся  грохочущий  удар,  более  громкий,  чем  любой  из
предыдущих, и на этот раз в нем звучало торжество. Флидис обернулся  как
раз вовремя и увидел, как  Ланселот  летит  по  воздуху,  задетый  самым
кончиком молота, не сумев полностью увернуться от удара.  Если  бы  этот
удар попал прямо  в  него,  он  бы  с  ним  покончил.  И  так  от  этого
скользящего удара он перелетел через половину поляны и рухнул  на  землю
рядом с Дариеном.
   Курдадх,  не  знающий  усталости,  почувствовавший  наконец  близость
победы,  снова  надвигался  на  него.  Истекая  кровью,   полуживой   от
усталости, с повисшей бессильно левой рукой,  Ланселот  каким-то  чудом,
усилием воли, которого Флидис не мог даже осознать, поднялся на ноги.
   За секунду до того, как  демон  налетел  на  него,  он  повернулся  к
Дариену. Флидис увидел, как их взгляды встретились. Потом  услышал,  как
Ланселот быстро произнес без всякого выражения:
   - Один последний бросок в память о Гевейне. Больше у меня  ничего  не
осталось. Досчитай до десяти, а потом  закричи.  А  потом  молись,  кому
хочешь.
   Больше он ничего сказать не успел. Он снова нырнул прыжком в сторону,
с разворотом, и ушел от очередного  убийственного  удара  молота.  Молот
врезался в землю там, где он только что стоял, и  Флидис  отшатнулся  от
грохота этого удара и жара, взмывшего от расколотой земли.
   Курдадх резко развернулся. Ланселот уже снова стоял на ногах,  слегка
покачиваясь. Демон издал тихий, рокочущий звук и  медленно  двинулся  на
него. Раз.
   Флидису казалось, что сердце его сейчас разорвется в груди  прямо  на
этом месте. Убегающие секунды были самыми длинными  за  всю  его  долгую
жизнь. Два. Он был хранителем леса, этой рощи, так же как и Курдадх. Эти
двое осквернили поляну! Три. Он не  мог  заставить  себя  посмотреть  на
Дариена. Демон нанес удар мечом.  Ланселот  парировал  его,  споткнулся.
Пять. Снова Курдадх сделал выпад каменным мечом, держа  наготове  высоко
поднятый гигантский молот. И снова человек отбился.  Он  чуть  не  упал.
Флидис внезапно услышал шелест предвкушения  в  листьях  наблюдающих  за
схваткой деревьев. Семь. Обреченный на молчание, вынужденный  оставаться
свидетелем, андаин ощутил во рту привкус крови: он прокусил  себе  язык.
Курдадх  без  малейших  признаков  усталости,  двигаясь  волнообразно  и
плавно, ринулся вперед, фехтуя мечом. Флидис увидел, как молот  поднялся
еще выше. Он поднял руки в бессмысленном, жалком жесте отрицания.
   И в эту секунду Дариен издал вопль, какого Флидис не слышал никогда в
жизни.
   Это был крик  ярости  и  страдания,  ужаса  и  боли,  исторгнутый  из
кровоточащей,  измученной  души.  Вопль  был  чудовищным,   невыносимым,
сокрушительным. Флидис повалился на колени от боли и увидел, как Курдадх
быстро оглянулся.
   И Ланселот сделал свой ход. В напряженном  прыжке  вверх  он  рубанул
своим сверкающим мечом сверху вниз  с  ошеломляющей  силой  и  полностью
отрубил руку, до которой до сих пор никак не мог дотянуться.
   Ту руку, которая держала чудовищный молот.
   Демон взревел от неожиданности и  боли,  но  одновременно  уже  начал
перетекать телом к отрубленной конечности и заново отращивать ее. Флидис
краем глаза видел это.
   Но он следил за Ланселотом, который точно  приземлился  на  обе  ноги
после этого невероятного удара, отшвырнув свой меч в сторону  Дариена  и
Флидиса и теперь наклонился, тяжело дыша, над молотом Курдадха.
   Его левая рука бездействовала. Он ухватился  правой  за  рукоятку  и,
застонав от усилия, попытался  поднять  молот.  И  не  смог.  Молот  был
огромным, невообразимо тяжелым. Это было оружие демона, Старейшего.  Его
выковали в огне, пылающем глубже, чем пропасти Даны. А Ланселот  Озерный
был всего лишь человеком.
   Флидис видел, что демон вырастил из своего тела  два  новых  меча.  И
снова надвигался, с мокрым, булькающим звуком,  полным  ярости  и  боли.
Ланселот взглянул вверх. И Флидис,  стоя  на  коленях,  не  в  состоянии
шевельнуться и даже дышать, в  тот  момент  познал  новую  меру  величия
смертного человека. Он увидел, как  Ланселот  приказал  себе  -  другого
слова не подберешь - поднять черный молот одной рукой.
   И молот дрогнул.
   Рукоять оторвалась от земли, а затем, выше всякого понимания,  и  его
чудовищная головка. Демон остановился со скрежетом, а  Ланселот,  широко
открыв рот в беззвучном  крике  предельного  напряжения,  воспользовался
начальной инерцией своего рывка, чтобы  повернуться  всем  телом  вокруг
своей оси, вытянув вперед  руку  с  натянутыми,  застывшими,  блестящими
мышцами, и молот поднялся еще выше под действием скорости его движения.
   Затем Ланселот отпустил его в полет. И  этот  мощный  молот,  который
выковали в  огне,  горящем  сверху  вниз,  брошенный  со  всей  страстью
несравненной души,  врезался  в  грудь  Курдадха,  Старейшего,  с  таким
звуком, словно треснула земная кора,  и  он  раздробил  демона  рощи  на
мелкие и крупные куски и осколки, покончив с ним навсегда.
 
*** 
 
   Флидис ощущал тишину как смертельный груз, придавивший его  к  земле.
Он никогда не слышал в Пендаране подобной  тишины.  Ни  один  листок  не
шелестел, ни один дух не  издавал  шепота;  силы  леса  молчали,  словно
зачарованные, в благоговейном оцепенении. У Флидиса  возникло  абсурдное
чувство, что даже звезды над поляной перестали двигаться  и  сам  Станок
молча застыл в неподвижности, а руки Ткача замерли.
   Он опустил взгляд на свои собственные дрожащие руки, а потом медленно
встал, ощущая это  движение  как  возвращение  во  время  из  совершенно
другого мира. В тишине он подошел и встал рядом  с  человеком  в  центре
поляны.
   Ланселот с трудом сел, согнув колени  и  свесив  голову  между  ними.
Левая рука бессильно повисла. Траву обрызгала темная кровь, которая  все
еще текла из  полудюжины  ран.  На  его  плече  виднелся  сильный  ожог,
открытая рана, в том месте, которым он попал  в  тлеющую  яму  от  удара
молотом. Подойдя ближе, Флидис увидел еще один ожог, и ему стало  больно
дышать.
   Там,  где  рука  человека,  прежде  такая  красивая,  сжимала   молот
Курдадха,  кожа  на  ладони  почернела  и  слезала  толстыми   полосками
сожженной плоти.
   - Ох,  Ланселот!  -  пробормотал  андаин.  У  него  получилось  почти
неслышное хриплое карканье.
   Человек  медленно  поднял  голову.  Его  глаза,  затуманенные  болью,
встретились с глазами Флидиса, а потом - невероятно, но слабый намек  на
улыбку приподнял уголки его губ.
   - Талиесин, - шепнул он. - Мне показалось, что я  тебя  заметил.  Мне
очень жаль... - Он охнул и опустил взгляд на  обожженную  плоть  ладони.
Потом отвел взгляд и продолжил:
   - Мне очень жаль, что я не смог как следует поздороваться с тобой еще
раньше.
   Флидис молча покачал головой. Он открыл рот,  но  слова  не  шли.  Он
прочистил горло и попытался еще раз, официальным тоном:
   - Многие века говорили, что не было равных тебе рыцарей  на  земле  в
твои дни. Тот, с кем ты бился сегодня, не был смертным, и его невозможно
было победить. Я никогда не видел ничего подобного и  больше  не  увижу.
Что я могу предложить тебе, господин мой Ланселот?
   Глаза смертного, казалось, прояснились, глядя на него.
   - Твое молчание, Талиесин. Мне необходимо твое молчание  о  том,  что
здесь произошло, чтобы все миры не узнали о моем позоре.
   -  Позоре?  -  голос  Флидиса  сорвался.  Ланселот  поднял  голову  и
посмотрел на высокие звезды над головой.
   - Это был поединок, - тихо ответил  он.  -  И  я  попросил  помощи  у
мальчика. Это будет пятном позора на моем имени на все грядущие времена.
   - Во имя Святого Станка! - возмутился Флидис. - Что это за  идиотизм?
А как насчет деревьев и сил леса, которые помогали  Курдадху  и  теснили
тебя внутрь поляны? Как насчет поля боя, где сила демона  была  большей,
чем в любом другом месте? Как насчет темноты, в которой он мог видеть, а
ты нет? Как насчет...
   - Все равно, - пробормотал Ланселот, и пронзительный голос маленького
андаина смолк. - Все равно. Я попросил помощи в поединке.
   - Разве это так ужасно? - спросил новый голос.
   Флидис обернулся. Дариен вышел вперед от края поляны. Теперь его лицо
было спокойным, но Флидис все еще видел тень страдания, исказившего лицо
мальчика, когда он закричал.
   - Мы оба погибли бы, - продолжал Дариен. - Почему это  так  ужасно  -
попросить о такой малости?
   Ланселот повернулся и посмотрел на  него.  Несколько  мгновений  было
тихо, потом он ответил:
   - За исключением одного - любви, за которую  я  буду  вечно  искупать
вину, я служил Свету всеми своими поступками. И в этом служении  победа,
завоеванная с помощью орудия Тьмы, не считается победой.
   Дариен отступил на шаг назад.
   - Ты имеешь в виду меня? - спросил он. - Это я - орудие...
   - Нет, - тихо ответил  Ланселот.  Флидис  почувствовал,  как  к  нему
возвращается холод страха, когда он посмотрел на мальчика. - Нет, я имею
в виду то, что я сделал.
   - Ты спас мне жизнь, - сказал Дариен. Это прозвучало как обвинение. И
он больше не приближался.
   - А ты - мне. - Голос звучал так же тихо.
   - Почему? - вдруг крикнул Дариен. - Почему ты это сделал?
   Человек на мгновение прикрыл глаза, затем снова открыл.
   - Потому что твоя мать попросила меня, - просто ответил он.
   И при этих словах Флидис снова услышал шелест листьев. Сердце у  него
сжалось от грусти.
   Дариен стоял, словно готовился бежать, но он еще не двигался.
   - Она знала, что я собираюсь идти к отцу, - сказал  он,  уже  не  так
громко. - Она тебе сказала? Ты  знаешь,  что  спас  меня,  чтобы  я  это
сделал?
   Ланселот  покачал  головой.  Он  произнес  громче,  хотя   это   явно
потребовало от него усилия:
   - Я спас тебе жизнь, чтобы ты шел своей дорогой.
   Дариен рассмеялся. Этот смех вонзился во Флидиса, словно кинжал.
   - А если она ведет на  север?  -  холодно  спросил  мальчик  голосом,
внезапно ставшим взрослым. - На север, во Тьму? К Ракоту Могриму?
   Глаза  Ланселота  остались  спокойными,  а  голос  звучал  совершенно
хладнокровно.
   - Значит, она ведет туда по твоему выбору, Дариен. Только так  мы  не
становимся рабами: если можем выбирать, куда нам  идти.  Без  этого  все
превращается в насмешку.
   Воцарилось  молчание,  прерванное,  к  ужасу  Флидиса,  новым  смехом
Дариена, одиноким, горьким, растерянным.
   - Но это так и есть, - сказал мальчик. - Это  все  и  есть  насмешка.
Свет погас, когда я надел его. Разве ты не знаешь?  И,  кстати,  почему,
почему я должен идти пешком?
   На секунду повисло молчание.
   - Нет! - воскликнул Флидис, протягивая руку к мальчику.
   Слишком поздно. Возможно, с самого начала уже было слишком поздно,  с
рождения, с зачатия среди Тьмы Стракадха, с тех  времен,  когда  впервые
были сотканы миры, с тоской в сердце подумал Флидис.
   Глаза  Дариена  сверкнули  яростным  красным  огнем.  Силы  Пендарана
взревели, в роще замелькали размытые тени, и внезапно Дариен исчез.
   Вместо  него  сверкающий  белым  оперением  в  темноте  филин  быстро
метнулся вниз, в траву, схватил клювом упавший кинжал, взмыл  в  воздух,
повернул на север и пропал из виду.
   На север. Флидис смотрел на круг ночного неба  в  обрамлении  высоких
деревьев и всеми силами души пытался приказать филину вернуться обратно.
Пытался  увидеть  возвращающегося  белого  филина,  летящего   назад   и
приземляющегося рядом с ними,  который  снова  превращается  в  ребенка,
прекрасного ребенка  с  мягкими  голубыми  глазами,  вы