а пути Дракона.
   На земле внизу, сбитый с ног ветром, стоящий  на  коленях  Айвор  дан
Банор лишь на мгновение поднял взгляд, и образ его сына в небе  навсегда
врезался в  его  память.  Он  отвернулся  и  закрыл  лицо  окровавленным
рукавом, потому что не мог вынести этого зрелища.
   Высоко в небе Табор поднял свой меч, чтобы привлечь к  себе  Дракона.
Но в этом не было необходимости: Дракон уже заметил  их.  Табор  увидел,
как он полетел быстрее и набрал  воздуха,  чтобы  послать  им  навстречу
огненную реку из печи своих легких. Он  увидел,  что  Дракон  огромен  и
невыразимо уродлив, его шкуру покрывала черно-серая чешуя, а внизу  была
серо-зеленая кожа.
   Он знал, что никто и ничто на охваченной вихрем земле внизу не  может
противостоять  Дракону.  Он  также  знал  с   пронзительной,   спокойной
уверенностью - и это был последний  островок  спокойствия  под  яростным
напором ветра, - что им остается только одно, они могут  сделать  только
одну вещь.
   И что есть лишь одно мгновение, оставшееся мгновение,  чтобы  сделать
это, перед тем, как пламя Дракона вырвется из пасти и испепелит их.
   Он погладил ее сияющую, шелковистую гриву. И мысленно произнес:  "Вот
и пришла пора. Не бойся, любимая. Давай совершим то, для  чего  мы  были
рождены".
   "Я не боюсь, - ответила она. - Ты называл меня своей любимой, с  того
самого первого раза, как мы впервые встретились. Ты знаешь, что тоже был
моим любимым?"
   Дракон  уже  находился  совсем   рядом,   чернота   заполнила   небо.
Оглушительный, на пределе возможного, рев ветра  бил  в  уши.  Но  нимфа
Имрат  стойко  держалась,  ее  крылья  рассекали  воздух  с  невероятной
быстротой, рог стал точкой ослепительного света в ревущем хаосе неба.
   "Конечно, знаю, - ответил ей Табор, и  это  был  их  последний  обмен
мыслями. - А теперь -  вперед,  моя  дорогая,  мы  должны  убить  его  и
умереть!"
   И тогда Имрат поднялась каким-то чудом еще  выше  и  дальше  в  вихре
Дракона, а Табор изо всех сил вцепился в ее  гриву,  уронив  бесполезный
меч. Они поднялись над линией полета  Дракона;  Табор  увидел,  как  тот
поднял голову и открыл пасть.
   Но  они  уже  ринулись  к  нему,  целясь  под   углом,   словно   луч
убийственного света, прямо в ужасную голову. Они оба,  оставшись  только
вдвоем в самом конце, превратились в живой клинок,  чтобы  вонзиться  на
этой ослепительной, пылающей  скорости  острым  рогом,  сверкающим,  как
звезда, прямо в его череп и мышцы, пронзить насквозь  костяную  оболочку
мозга Дракона и убить его и при этом погибнуть.
   На самом краю столкновения, на краю конца всего,  Табор  увидел,  как
прищурился драконий глаз без века. Он взглянул вниз и увидел первый язык
пламени, появившийся из его разинутой пасти. Слишком  поздно!  Он  знал,
что уже слишком поздно. Они ударят в цель вовремя. Он закрыл глаза...
   И почувствовал,  что  Имрат  сбросила  его  со  спины,  и  он  летит,
кувыркаясь, вниз! Он закричал, но его голоса никто  не  услышал  в  этом
адском шуме. Он кружился в воздухе, словно сорванный листок. Он падал.
   В своем мозгу он услышал  ясный  и  нежный,  словно  колокольчик  над
летними полями, голос, полный самой чистой любви: "Помни обо мне!"
   Затем она врезалась в Дракона на самой высшей точке скорости.
   Ее рог пронзил его череп, а тело последовало за  ним  воистину  живым
клинком, и так же, как Имрат сияла при жизни, подобно звезде, так же она
вспыхнула, умирая, как звезда. Потому  что  накопленный  Драконом  огонь
взорвался внутри и испепелил их обоих. Они упали, полыхая, к  западу  от
поля сражения и врезались в землю с такой силой, что  она  задрожала  до
самого Гуинира на востоке и до самых стен Старкадха на севере.
   А Табор дан Айвор, освобожденный великим подвигом любви, несся  вслед
за ними к земле с убийственной высоты.
 
*** 
 
   Когда появился Дракон, Ким  упала  на  колени,  сраженная  не  только
ветром от его крыльев, но и жестоким  осознанием  собственной  глупости.
Теперь-то  она  поняла,  почему  огонь  Бальрата  требовал  Хрустального
Дракона из Калор Диман. Почему Маха  и  Немаин,  Богини  войны,  которым
служит Бальрат, знали, что дух - хранитель гномов будет необходим, какую
бы цену ни пришлось заплатить.
   А она воспротивилась.  В  своем  самомнении,  подчиняясь  собственной
морали, она отказалась взять такую цену с гномов или заплатить ее самой.
Отказалась в этом последнем испытании уступить  требованию  Бальрата.  И
поэтому сейчас Табор дан Айвор, безнадежно слабее Дракона, поднимался  в
небо, против ветра, чтобы заплатить цену за ее отказ.
   Если ему это удастся. Если всем им не придется  заплатить  эту  цену.
Так как Дракон, снижающийся над  ними,  означал  конец  всему.  Ким  это
знала, и это знали все люди на холме и на залитой кровью равнине внизу.
   Придавленная  чувством  вины,  притупляющим  все  ее  ощущения,   Ким
смотрела, как Имрат отчаянно пытается удержаться в воздухе против вихря,
поднятого крыльями Дракона.
   Ее плечо сжала чья-то рука. Она  понятия  не  имела,  откуда  старому
шаману известно, что она натворила, но Гиринт больше  ничем  не  мог  ее
удивить. Было ясно, что он  действительно  все  знает  и  пытается  даже
сейчас, в самом конце, утешить ее, словно она могла ожидать утешения или
имела на него право.
   Смигнув слезы с ресниц,  она  смотрела,  как  чудовищные  серо-черные
перепончатые крылья Дракона  рассекают  воздух.  Солнце  исчезло:  землю
накрыла огромная,  стремительная  чернота.  Дракон  раскрыл  пасть.  Ким
увидела, как Табор бросил свой меч. А затем, не веря собственным глазам,
ошеломленная, она  увидела,  как  великолепное  существо  под  ним,  дар
Богини, сверкающее, обоюдоострое, бросилось  в  вихрь  воздуха  прямо  к
громадному Дракону Могрима.
   Гиринт продолжал стоять рядом, несмотря на  силу  ветра,  с  каменным
лицом, и ждал. Кто-то вскрикнул в страхе и восхищении. Рог Имрат казался
ослепительным лучом света на грани ночи.
   А потом  возникло  размытое  движение,  слишком  быстрое,  чтобы  его
увидеть, и Ким где-то в глубине своего существа  нашла  новое  измерение
этой скорости. И она наконец осознала, что происходит и как именно будет
заплачена эта цена.
   - Тейрнон! - внезапно закричал Пол Шафер изо всех сил, перекрывая вой
ветра. - Скорее! Приготовься!
   Маг бросил на него изумленный взгляд, но Барак, не задавая  вопросов,
с трудом встал, закрыл глаза и покрепче уперся в землю ногами.
   И в ту же секунду они увидели летящего по воздуху Табора.
   Затем Имрат встретилась с Драконом, и в небе взорвался огненный  шар,
такой ослепительно яркий, что смотреть было невозможно.
   - Тейрнон! - снова крикнул Пол.
   - Я его вижу! - крикнул в ответ маг. Пот тек по  его  лицу.  Руки  он
вытянул вперед, словно пытался дотянуться.  С  них  срывались  дрожащими
волнами  потоки  энергии:  он  старался  прекратить  падение   мальчика,
беспомощно кувыркавшегося в полете к земле с невероятной высоты.
   Дракон врезался в землю с таким  грохотом,  словно  обрушилась  гора.
Люди вокруг Ким повалились  на  дрожащую  землю,  как  костяшки  домино.
Гиринту каким-то образом удалось устоять, его рука все еще лежала у  нее
на плече.
   И устояли Тейрнон и Барак. Но когда Ким взглянула вверх, она увидела,
что Табор продолжает падать, хоть и медленно, словно  отброшенная  прочь
кукла.
   - Он слишком далеко! - в отчаянии крикнул Тейрнон. - Я  не  могу  его
остановить! - Но он все равно старался. И  Барак,  весь  дрожа,  пытался
собрать достаточно энергии для магии, которая могла  бы  прекратить  это
ужасное падение.
   - Смотрите! - сказал Пол.
   Краем глаза Ким увидела на равнине  движение,  подобное  молнии.  Она
обернулась. Один из ратиенов стремительно несся по  земле.  Табор  падал
вниз головой, его падение  замедляла  магия  Тейрнона,  но  он  был  без
сознания  и  не  мог  себе  помочь.  Ратиен  мчался  по  земле,   словно
серебристо-золотой брат самой Имрат.  Сидящий  на  нем  Артур  Пендрагон
уронил королевское Копье и привстал на стременах. Ратиен собрал  силы  и
прыгнул. И в ту же секунду Артур вытянулся вверх и вперед,  к  падающему
из солнечного потока мальчику, поймал  Табора  в  свои  сильные  руки  и
прижал его к груди, а  ратиен  замедлил  бег  и  остановился.  Скакавший
следом Ланселот нагнулся в седле  и  поднял  упавшее  Копье.  Затем  они
вместе поспешили на юг, на холм, и  остановились  на  его  вершине,  где
стояли Ким, Гиринт и все остальные.
   - Думаю, с ним все в порядке, - коротко сказал Воин. Табор был серым,
как пепел, но, казалось, больше никак не пострадал. Ким видела,  что  он
дышит.
   Она посмотрела на Артура. Все его тело было в  крови;  одна  глубокая
рана  над  глазом  сильно  кровоточила,  мешая  видеть.  Ким  подошла  и
подождала, пока он передаст Табора  в  многочисленные  протянутые  руки;
затем заставила  Артура  спешиться  и  обработала  его  рану,  насколько
смогла. Она видела израненную ладонь Ланселота, кровоточащую даже сквозь
перчатку, но с этим  ни  она  и  ни  кто-либо  другой  ничего  не  могли
поделать. За ее спиной  Джаэль  и  Шарра  занимались  Табором,  а  Лорин
опустился на колени рядом  с  Бараком,  который  потерял  сознание.  Она
знала, что они оправятся. Они оба, хотя Табор будет страдать от душевной
раны, которую может исцелить лишь время. Если им будет дано время.  Если
им будет позволено пережить сегодняшний день.
   Артур с трудом выдерживал ее  манипуляции.  Он  беспрерывно  говорил,
пока она бинтовала его, отдавал короткие  приказы  окружившим  их  обри.
Одного из них послал к Айвору с известием о его младшем сыне.  Внизу  на
равнине армия Света снова вступила в сражение, со страстью  и  надеждой,
еще невиданными в этот  день.  Бросив  взгляд  вниз,  Ким  увидела,  как
Айлерон  косит  ряды  ургахов  и  волков,  вместе  с  воинами   Дьярмуда
пробиваясь на восток, чтобы соединиться с гномами в центре.
   - Теперь  у  нас  появился  шанс,  -  сказал  Тейрнон,  задыхаясь  от
усталости. - Табор дал нам шанс.
   - Знаю, -  ответил  Артур.  Он  отвернулся  от  Ким,  готовясь  снова
ускакать вниз.
   Затем она увидела, как он остановился. Лицо  Ланселота  рядом  с  ним
стало пепельно-серым, таким же бледным, как у Табора. Ким проследила  за
его  взглядом  и  почувствовала,  как  глухо  забилось  ее   сердце   от
невыразимого страдания.
   - Что случилось? - настойчиво спросил Гиринт. - Скажи, что ты видишь!
   Сказать ему, что она видит. Она видела как раз в  ту  секунду,  когда
надежда, казалось, возродилась из огненной смерти, конец всем надеждам.
   - Подкрепление, - ответила Ким.  -  Очень  крупное,  Гиринт.  Большое
войско идет с севера к их  армии.  Слишком  большое,  шаман.  Думаю,  их
слишком много.
   На холме воцарилось молчание. Потом Гиринт спокойно сказал:
   - Этого не должно быть.
   При этих спокойных словах Артур обернулся. Его глаза горели страстью,
какой Ким никогда прежде не видела.
   - Ты прав, шаман. Этого не должно быть, - эхом отозвался он. И ратиен
прыгнул вперед с холма, унося Воина обратно на поле боя.
   Ланселот задержался всего на мгновение. Ким увидела, как он взглянул,
будто против своей воли, на Джиневру, которая тоже смотрела на него.  Ни
слова не было произнесено между ними, но прощание повисло  в  воздухе  и
любовь, которой даже сейчас было отказано найти утешение и  освобождение
в словах.
   Затем и он тоже снова выхватил меч и ринулся в битву.
   За полем боя, к северу от него, равнина Андарьен скрылась под черными
рядами наступающей второй волны армии Ракота; волны, видела  Ким,  почти
такой же огромной, как первая, а первая уже была слишком большой. Дракон
погиб, но, казалось, это не имеет  значения.  Это  всего  лишь  дало  им
время, немного времени, за которое придется платить кровью, но вело  все
к тому же концу, которое, называется Тьмой.
   - Мы погибли? - спросила Джаэль,  которая  стояла  на  коленях  возле
Табора, поднимая взгляд. Ким обернулась к ней, но за нее ответил Пол.
   - Возможно, - сказал он,  и  в  его  голосе  звучали  не  только  его
собственные интонации. - Боюсь, что это вероятно. Но у нас осталась  еще
одна, последняя нить среди всех сплетений этого  дня,  и  я  не  уступлю
Тьме, пока эта нить не оборвется.
   Не успел он договорить, как Ким почувствовала в себе  прилив  знания,
увидела образ, похожий на сон. Она мгновение смотрела  на  Дженнифер,  а
затем ее взгляд  метнулся  к  северу,  за  пределы  поля  боя,  за  ряды
приближающихся с громом подкреплений  Могрима.  Их  уже  увидели  внизу;
повсюду раздавались дикие,  хриплые  крики  триумфа  за  черной  полосой
уничтоженной огнем земли,  отмечающей  траекторию  полета  Дракона.  Ким
смотрела поверх всего этого вдаль, на то  место,  которое  видела  очень
давно и лишь в видении, посланном ей Эйлатином, поднявшимся из озера.
   На Старкадх.
 
Глава 16 
 
   Смех испугал его. Дариен провел беспокойную ночь  на  холоде,  и  ему
снились короткие сны, которых он  утром  не  мог  вспомнить.  С  солнцем
вернулось тепло; даже здесь, в северных землях, стояло лето. Но  он  все
еще боялся и испытывал нерешительность  теперь,  когда  его  путешествие
подошло к концу. Спустившись умыться к реке, он увидел, что вода  в  ней
маслянистая, и что-то укусило его за палец до крови. Он попятился.
   Он долго оставался здесь и прятался под мостом,  испытывая  нежелание
двигаться  дальше.   Движение   было   бы   таким   решительным,   таким
окончательным  шагом.  Стояла  сверхъестественная  тишина.  Унгарх   тек
беззвучно, медленно. Не считая того, кто его  укусил,  больше  нигде  не
было признаков жизни после того, как Дракон пролетел на юг черной  тенью
в темноте. После смеха его отца.
   Птицы не пели  даже  в  разгар  летнего  утра.  Это  было  пустынное,
заброшенное место, а за  рекой  стояли  башни  его  отца,  бросая  вызов
небесам, настолько черные, что, казалось, они поглощают свет.  Почему-то
при свете дня было еще хуже. Не было смягчающих теней,  чтобы  притупить
гнетущее впечатление от Старкадха. Крепость Бога из  громадных,  грубых,
сваленных в кучу камней, мрачная  и  лишенная  каких-либо  отличительных
черт, не считая разбросанной пригоршни почти  невидимых  окон  далеко  в
вышине. Скорчившись под  мостом,  Дариен  смотрел  на  открытую  дорогу,
ведущую к железным дверям, и страх сидел в нем, словно живая тварь.
   Он пытался справиться с ним. Черпать силы в образе Финна, представить
себе, как его брат справился бы с этим страхом. Это не помогло;  как  он
ни старался, он не мог даже вообразить себе Финна в этом  месте.  То  же
самое произошло, когда он попытался почерпнуть мужество в воспоминании о
Ланселоте в Священной роще. Это тоже не помогло: он не смог вызвать сюда
эту картинку.
   Он  оставался  на  месте,  одинокий  и  испуганный,   и   все   время
подсознательно его рука возвращалась погладить безжизненный камень  надо
лбом. Солнце выше поднялось  в  небе.  На  западе  блестела  Рангат,  ее
вершина ослепительно белела, внушала благоговение своей неприступностью.
Дариен не знал, почему, но именно после того, как он посмотрел на  гору,
он встал на ноги.
   Он выбрался из своего укрытия и под  ярким  солнцем  шагнул  на  мост
Вальгринд. Ему показалось,  что  на  весь  мир,  на  много  миль  вокруг
разнеслось эхо его шагов. Он  остановился  с  сильно  бьющимся  сердцем,
затем понял, что это не так. Звук был тихий и слабый, как и он сам;  эхо
раздавалось только в его мозгу.
   Он двинулся дальше. Перешел реку Унгарх и остановился  наконец  перед
Старкадхом. Его никто не  заметил,  хотя  он  был  совершенно  ничем  не
защищен на этой темной дороге: мальчик в свитере не по размеру,  хоть  и
прекрасно связанном, с кинжалом в руке, волосы которого удерживал  обруч
надо лбом. Его глаза при солнечном свете казались ярко-голубыми.
   А через мгновение они стали красными, и мальчик исчез. Филин,  белый,
как растаявший снег, быстро взлетел, хлопая крыльями, вверх и  опустился
на узкий карниз в амбразуре  окна  на  половине  высоты  заднего  фасада
Старкадха. Если бы это увидели, действительно поднялась бы тревога.
   Его не увидели: стражники отсутствовали. Зачем нужны стражники в этом
месте?
   В облике филина  Дариен  неловко  устроился  на  карнизе  и  заглянул
внутрь. Там никого не было. Он взъерошил перья,  борясь  со  сковывающим
страхом,  а  затем  его  глаза  снова  вспыхнули,  и  он  снова   принял
собственный облик.
   Он  осторожно  спустился  с  подоконника  и  ступил  наконец   внутрь
крепости, где был зачат. Далеко, далеко внизу его мать лежала  во  чреве
этой крепости, и утром, очень похожим на это утро, Ракот Могрим пришел к
ней и сделал то, что сделал.
   Дариен огляделся. Похоже было, что в этих стенах всегда  царит  ночь:
единственное  окно  почти  не  пропускало  солнечного  света.  Казалось,
дневной свет умирает, достигая Старкадха. Зеленые мигающие  огни  горели
на стенах. В комнате стояла  удушливая  вонь,  и,  когда  глаза  Дариена
привыкли к зеленому свету, он различил очертания наполовину  обглоданных
тел на полу. Это были цверги, и их мертвые тела воняли. Он вдруг  понял,
где находится и почему здесь  есть  окно:  сюда  возвращались  кормиться
лебеди. Он вспомнил запах тех лебедей, которых убил. Теперь  этот  запах
окружал его со всех сторон.
   От запаха гниения  он  задохнулся.  Спотыкаясь,  пошел  к  внутренней
двери. Он раздавил ногой что-то мягкое и липкое. Но  не  стал  смотреть,
что это. Открыл дверь и чуть не выпал в коридор, задыхаясь, не тревожась
о том, что его могут заметить.
   И его заметили. Одинокий ургах, массивный, с острыми когтями, стоящий
в пяти футах от него, обернулся.  Он  зарычал,  не  веря  своим  глазам,
открыл рот, чтобы поднять тревогу...
   И умер. Дариен выпрямился. Его глаза снова стали голубыми. Он опустил
руку, которую рывком вытянул  в  сторону  ургаха,  и  глубоко  вздохнул.
Ощущение собственного могущества накатывало на  него  волнами,  наполняя
торжеством и возбуждением. Он  никогда  еще  не  чувствовал  себя  таким
сильным. Ургах исчез, не осталось никаких следов, словно его  никогда  и
не было! Он уничтожил его одним движением руки.
   Дариен  прислушался,  не  раздадутся  ли  шаги.  Ничего  не  услышал.
Очевидно, никто не  поднял  тревоги.  Это  не  имеет  значения,  подумал
Дариен.
   Страх исчез. Его место заняло нахлынувшее ощущение собственной  силы.
Он никогда не подозревал, как он силен: да  он  никогда  и  не  был  так
силен. Он находился в крепости отца, в месте своего зачатия. А значит, в
сосредоточии своей мощи.
   Он - достойный сын, союзник. Возможно, даже равный. Он принес  в  дар
нечто большее, чем кинжал гномов. Он принес себя. В этом месте  он  смог
превратить ургаха  в  ничто  одним  взмахом  руки!  Как  может  отец  не
радоваться его появлению у себя в разгар войны?
   Дариен закрыл глаза, поискал снаружи и нашел то,  что  искал.  Высоко
над собой он ощутил присутствие кого-то,  кто  бесконечно  отличался  от
ургаха и от цвер-гов во всей крепости, не похожего ни на  кого  другого.
Ощутил ауру Бога.
   Он нашел лестницу и начал подниматься наверх. Теперь в  нем  не  было
страха, осталось только ощущение могущества и нечто вроде радости. Ножны
кинжала поблескивали синим светом в его руке. Обруч оставался  темным  и
мертвым. Его рука больше не поднималась, чтобы прикоснуться  к  нему,  с
тех пор, как он убил ургаха.
   По дороге наверх он убил еще двоих, точно таким же способом,  так  же
легко вытянув руку, чувствуя, как  волна  силы  выплескивается  из  него
наружу. Он чувствовал, как велик в нем запас этой силы. Если бы он  знал
это раньше, думал он, если бы знал, как черпать из этого  источника,  он
мог бы сам разнести демона из Священной роши на мелкие кусочки.  Ему  не
понадобился  бы  ни  Ланселот,  ни  любой  другой  хранитель,  посланный
матерью.
   Он даже не замедлил шага при мысли о ней. Она  далеко,  она  от