ки.
   Власть Даны кончалась в море; здесь Джаэль была лишена силы.  Но  она
все равно оставалась сама собой, и, пока она стояла на черных волнах, ей
в голову пришла одна мысль.
   - Подожди! - крикнула она, резко и отчетливо,  в  звездную  ночь..  -
Амаргин, стой!
   Она подумала, что уже слишком поздно, он уже стал таким прозрачным, а
корабль таким эфемерным, что сквозь его доски они видели  низко  висящую
луну. Завывания невидимых моряков доносились откуда-то издалека.
   Но все же он вернулся. Он не выпустил из рук Копье, и медленно, на их
глазах,  его  фигура  снова  стала  менее  прозрачной.  Корабль   смолк,
покачиваясь на тихих волнах бухты.
   Стоящий рядом Пуйл ничего не говорил, ждал. Ему нечего было  сказать,
Джаэль это понимала. Он сделал все, что мог: узнал корабль, узнал  Копье
и рискнул пройти по волнам, чтобы взять его и  освободить  мага  от  его
долгого, мучительного  плавания.  Он  принес  известие  об  отмщении,  а
значит, об освобождении.
   То, что могло еще произойти сейчас, зависело от нее, потому что он не
мог знать того, что знала она.
   Холодный, призрачный взор мага был прикован к ней.
   - Говори, жрица, - произнес он. - Почему я должен  остановиться  ради
тебя?
   - Потому что мне нужно задать тебе вопрос не только от имени Даны, но
от имени Света. - Внезапно она испугалась собственной мысли, того,  чего
хотела от него.
   - Так спрашивай, - сказал Амаргин с высоты над ее головой.
   Она пробыла Верховной жрицей слишком долго, чтобы говорить  настолько
прямо, даже сейчас.
   - Ты собирался отдать это Копье. Ты  считал,  что  можешь  так  легко
отказаться от своей обязанности носить его?
   - Да, - ответил он. - Передав его в ваше распоряжение и в руки  Воина
во Фьонаваре.
   Собрав все свое мужество, Джаэль холодно сказала:
   - Это не так, маг. Сказать, почему?
   В его глазах был лед, намного холоднее, чем лед ее собственных  глаз,
и после ее слов снова раздался тихий, угрожающий ропот с  корабля.  Пуйл
молчал. Он слушал, балансируя рядом с ней на волнах.
   - Скажи мне, почему, - произнес Амаргин.
   - Потому  что  ты  хотел  отдать  Копье  Воину  для  того,  чтобы  он
использовал его против Тьмы, а  не  чтобы  носить  его  вдали  от  полей
сражений.
   Из залитой луной зимы  своей  смерти  маг  смотрел  на  нее  с  едкой
насмешкой.
   - Ты споришь, как жрица, - пробормотал  он.  -  Ясно,  что  ничто  не
изменилось в Гуин Истрат за все прошедшие годы.
   - Это не так, - тихо возразил Пуйл,  удивив  и  ее,  и  мага.  -  Она
предложила помолиться за тебя, Амаргин. И если тебе хорошо нас видно, ты
знаешь, что она плакала о тебе, когда говорила. И еще  ты  знаешь  лучше
меня, какие перемены это означает.
   Джаэль с трудом глотнула, спрашивая себя, хотела ли она, чтобы он это
заметил. Но на размышления не было времени.
   Она снова повысила голос:
   - Выслушай меня, Амаргин  Белая  Ветвь.  Говорят,  что  ты  ненавидел
Ракота Могрима и легионы Тьмы больше, чем  любой  из  когда-либо  живших
людей. Верховный правитель Бреннина сейчас скачет от Селидона -  так  мы
полагаем. Он снова хочет сражаться с Могримом на берегах  Андарьен,  как
его предок в твое время. Нам надо проделать такой же далекий путь, как и
его армии, а мы пешие. Ни Воин с его Копьем и никто из нас,  находящихся
здесь, у Анор, не успеет туда вовремя. Мы должны шагать  три  дня  через
Сеннет, вероятно, даже  четыре,  прежде  чем  перейдем  Селин  и  увидим
Андарьен.
   Это была правда. Она знала это, Дьярмуд и Брендель тоже знали. У  них
не было другого выбора, однако после того, как они все согласились,  что
Айлерон поскачет на север после боя у Селидона, который они  пропустили.
Им просто придется идти пешком, так быстро и так далеко, как они смогут.
И молиться.
   Теперь у них, может быть, появился выбор. Ужасный выбор,  но  времена
были ужасными, и, по-видимому, обязанность помочь им  в  этом  легла  на
нее.
   - Если то, что ты мне говоришь, правда, - сказал призрак, - у тебя на
самом деле есть  повод  для  страха.  Но  ты  хотела  задать  вопрос.  Я
задержался ради него. Говори, так как учтивость не удержит меня  надолго
в этот час нашего освобождения.
   И она задала вопрос:
   - Твой корабль сможет принять на борт живых людей, Амаргин?
   Пуйл ахнул.
   - Ты понимаешь, о чем просишь? - очень тихо спросил Амаргин.
   Теперь среди волн стало холодно у подветренного борта этого  бледного
корабля.. Она ответила:
   - Думаю, да.
   - Ты понимаешь, что мы теперь стали свободными? Это известие о смерти
Пожирателя Душ означает наше освобождение от вахты на море. И ты  хочешь
заставить нас задержаться еще на некоторое время?
   Все это стало очень трудным. Она ответила:
   - Не в моих силах заставить тебя, маг. Здесь я бессильна  и  не  имею
над тобой власти. Я задала вопрос, ничего больше. -  Она  почувствовала,
что дрожит.
   Некоторое  время,  показавшееся  бесконечным,  призрак  мага   хранил
молчание. Затем голосом, похожим на дуновение ветра, сказал:
   - Ты согласна отправиться в плавание с мертвецами?
   "Смертоносное море", - подумала она во второй раз. До мозга костей ее
пронизывал страх, так далеко от  Храма.  Но  она  скрыла  его,  а  потом
преодолела.
   - А мы можем это сделать? - спросила  она.  -  Нас  около  пятидесяти
человек, и мы должны быть у устья Селина послезавтра утром.
   Перед  их  глазами  маячили  расколотые  черные  доски   корабля.   У
ватерлинии торчали сломанные шпангоуты и зияла огромная  пробоина,  куда
вливалось море.
   Амаргин посмотрел вниз, его бледные волосы развевал ночной бриз.
   - Вот что мы сделаем, - сказал он. - В течение одной ночи, дня и  еще
ночи мы провезем вас мимо Утесов Рудха к Сеннет Стрэнду, а  потом  снова
спустимся туда, где Селин  впадает  в  море.  Я  заслужу  твои  молитвы,
Верховная жрица Даны. И соль твоих слез.
   Трудно  было  разглядеть  что-либо  в  слабом  лунном  свете,  и  она
находилась от него далеко  внизу,  но  ей  показалось,  что  его  улыбка
светится добротой.
   - Мы можем взять вас на борт, - сказал он. - Хотя  вы  и  не  увидите
никого из моряков, а меня самого -  только  тогда,  когда  звезды  будут
сиять прямо над головой. Ближе к корме от того  места,  где  вы  стоите,
есть веревочный трап. Вы оба можете подняться на  борт,  и  мы  поставим
корабль на якорь у подножия Анор Лизен, чтобы взять ваших спутников.
   - Там очень мелко, - сказал Пуйл. - Вы сможете подойти так  близко  к
берегу?
   В ответ Амаргин внезапно запрокинул  голову  и  расхохотался  резким,
холодным смехом в темноте над морем.
   - Дважды Рожденный, - сказал он, - тебе следует ясно понимать, на что
ты идешь. Нет морей, слишком мелких для этого судна. Нас  здесь  нет.  И
вас не будет, стоит вам лишь ступить на эту палубу.  Я  снова  спрашиваю
вас: вы готовы отправиться в плавание вместе с мертвецами?
   - Я готов, - спокойно ответил Пуйл,  -  если  именно  это  мы  должны
сделать.
   Они вместе прошли по морю  до  того  места,  где  свисала  веревочная
лестница с почти прозрачного борта гниющего корабля.  Переглянулись,  не
говоря ни слова. Пуйл полез первым, доверив лестнице  вес  своего  тела.
Она выдержала, и он медленно поднялся наверх  и  достиг  палубы.  Джаэль
последовала за ним. Казалось, она карабкалась очень долго,  опираясь  на
пустоту, чтобы достичь пустоты. Она старалась заставить себя  не  думать
об этом. Пуйл протянул ей руку. Она ухватилась за нее  и  позволила  ему
помочь ей взобраться на палубу. Палуба выдержала ее  вес,  но,  взглянув
вниз, она увидела море сквозь доски. Волны катились через трюм под ними.
Джаэль быстро отвела взгляд.
   Внезапно ветер стих, но звезды светили ярче, и луна тоже.  Амаргин  к
ним не приближался. Он подошел к румпелю и без какой-либо видимой помощи
со стороны начал поворачивать корабль к берегу.
   Никого не было видно, но вокруг  себя  Джаэль  теперь  слышала  шаги,
потом  потрескивание  рваных   парусов,   которые   внезапно   полностью
развернулись, хотя она по-прежнему не чувствовала ни малейшего дуновения
ветра.
   Звучали слабые голоса, ниточка чего-то, вроде  смеха;  они  плыли  по
направлению к Анор. Глядя на сушу, она увидела остальных, которые теперь
проснулись и молча ждали. Она подумала о том, могут ли они ее  видеть  и
как они с Пуйлом выглядят, стоя на палубе, не превратились ли и  сами  в
призраков. И какими станут,  когда  сойдут  с  корабля  на  берег,  если
когда-нибудь сойдут.
   Слова оказались ненужными. Дьярмуд, поразительно быстрый, как всегда,
уже понял, что происходит.
   Амаргин медленно направил свое судно к подножию Башни Лизен,  а  ведь
Джаэль знала, что при жизни ему никогда этого делать не приходилось. Она
взглянула на него,  но  ничего  не  смогла  прочесть  у  него  на  лице.
Интересно, подумала она, не вообразила ли она ту улыбку, которую видела,
стоя внизу.
   Больше времени гадать  не  оставалось.  Первые  люди  из  шлюпки  уже
перелезали через борт, с изумлением и страхом в  глазах.  Они  с  Пуйлом
подошли, чтобы им помочь. Одной  из  последних  поднялась  Шарра,  затем
Джиневра и Артур и, наконец, на палубу ступил Дьярмуд дан Айлиль.
   Он взглянул на Пуйла, затем его голубые глаза обратились к  Джаэль  и
долго смотрели на нее.
   - Так себе корабль, - в конце концов  пробормотал  он,  -  но  должен
признать, что мы его заранее не заказывали.
   Она была слишком напряжена и даже не пыталась придумать ответ. Он  ей
все равно не дал такой возможности. Быстро нагнулся  и  поцеловал  ее  в
щеку, что по всем меркам было недопустимым поступком, и сказал:
   - Блестяще сотканный узор, Первая после Даны. Вы оба. - И он  подошел
к Пуйлу и поцеловал его тоже.
   - Не знал, - сухо заметил Пуйл, - что тебя  так  возбуждают  подобные
вещи.
   И этот ответ, с благодарностью решила Джаэль, сойдет и  за  ее  ответ
тоже.
   Теперь они все  были  на  борту,  и  все  молчали  среди  топота  ног
невидимых моряков, под разорванными, надутыми  парусами,  не  способными
удержать ветер, которого никто из них не ощущал.
   Джаэль обернулась и увидела Амаргина, который медленно приближался  к
Артуру, прижимая Копье к груди. Нужно сделать еще одну вещь, поняла она.
   - Добро пожаловать на корабль, - обратился мертвый  маг  к  Воину.  -
Если только живым место на этом корабле.
   - Если только можно считать меня живым, - спокойно ответил Артур.
   Амаргин несколько мгновений смотрел на него, затем опустился на  одно
колено.
   - Я владел в этом мире одной  вещью,  которая  принадлежит  вам,  мой
господин. Вы примете из моих рук королевское Копье?
   Они вышли в открытое море, огибая полукруг  бухты,  и  повернули  под
звездами на север.
   Она услышала, как Артур ответил очень просто, низким голосом, несущим
отпечаток столетий и многочисленных войн:
   - Приму.
   Амаргин поднял Копье. Артур взял его, и, когда он прикоснулся к нему,
наконечник королевского Копья вспыхнул бело-голубым ослепительным огнем.
И в это же мгновение зашла луна.
   Джиневра резко обернулась, словно что-то услышала. Она молча смотрела
назад, на полоску берега, на лес позади нее. Затем прошептала:
   - О, любимый мой. О, мой любимый.
 
Глава 9 
 
   Когда Флидис наконец добрался до  Священной  рощи,  битва  уже  давно
началась. Он прибыл последним. Все способные передвигаться духи леса уже
были здесь, кольцом  окружили  поляну,  наблюдали,  а  те,  кто  не  мог
двигаться,  тоже  присутствовали:  они  послали  сюда  свое  сознание  и
смотрели глазами собравшихся.
   Когда он приблизился, перед ним  расступились,  некоторые  с  большей
готовностью, некоторые с меньшей, и он это отметил. Но  все  же  он  был
сыном Кернана. Они дали ему пройти вперед.
   И, пробравшись сквозь эту призрачную компанию, он очутился  на  самом
краю поляны и увидел на ней Ланселота,  отчаянно  сражающегося  за  свою
жизнь и за жизнь Дариена.
   Флидис прожил долго, но видел Старейшего всего один раз, в  ту  ночь,
когда собрался весь Пендаран, как сейчас, чтобы посмотреть, как  Курдадх
выйдет из треснувшей земли, чтобы убить Амаргина из Бреннина, посмевшего
провести ночь на поляне. Тогда Флидис был молод, но он всегда был мудрым
и наблюдательным, и он ясно  помнил:  демон,  вооруженный  своим  мощным
молотом, стремился подавить  сознание  наглого  пришельца,  который  был
всего лишь простым смертным и не мог выстоять.  И  все  же,  как  помнил
Флидис,  Амаргин  выстоял.  С  железной  волей  и   мужеством,   которые
оставались непревзойденными все минувшие с тех  времен  годы  на  памяти
младшего сына Кернана, он сражался со Старейшим и победил.
   Но только благодаря оказанной ему помощи.
   Флидис никогда не забывал потрясение,  которое  испытал  (как  тогда,
когда ощутил вкус запретного вина в облачном дворце  Махи,  или  мельком
увидел в первый и последний раз обнаженную Кинуин, выходящую из ее озера
в роще Фалинн), внезапно осознав, что  в  битву  вмешивается  Морнир.  В
конце, когда Амаргин прогнал Курдадха, в серый предрассветный час, Бог -
позже он утверждал своим устрашающе громовым голосом, что его  заставила
сделать это победа Амаргина, - явился перед смертным и раскрыл ему тайны
Небесной премудрости.
   После этого Морниру пришлось разбираться с Даной, что вызвало хаос  в
отношениях Богинь и Богов, который, думал Флидис,  снова  оказавшись  на
поляне тысячу лет спустя, не имел  никакого  отношения  к  происходящему
теперь и одновременно имел к этому  прямое  отношение.  Но  миниатюрному
андаину открылись две истины, пока он наблюдал за фигурами, сражающимися
под звездами.
   Первая заключалась в том, что по какой-то  неизвестной  причине  -  а
Флидис пока ничего не знал о пребывании Ланселота среди мертвецов  Кадер
Седата - демон в этой схватке использует свой  молот  и  свою  наводящую
ужас физическую мощь одновременно с воздействием  на  разум  противника.
Вторая  -  что  Ланселот  сражается  один,  вооруженный  лишь  мечом   и
мастерством, без какой-либо помощи посторонних сил.
   А это значило, понял андаин, что он не может  победить,  несмотря  на
то, кем он был сейчас и всегда: не знающим себе равных среди смертных во
всех мирах Ткача.
   Флидис вспомнил с кристальной  ясностью,  как  он  был  Талиесеном  в
Камелоте и там впервые увидел этого человека в бою. Он почувствовал, что
у него перехватило дыхание, и сердце сжалось в  его  широкой  груди  при
виде того, как зря пропадает это ослепительное, безнадежное мужество. Он
удивился сам себе: андаинам не полагалось принимать близко к сердцу  то,
что происходит со смертными, даже с этим смертным, и, кроме того, он сам
был хранителем леса,  а  этот  человек  осквернил  Священную  рощу.  Ему
следовало так же ясно помнить свой долг и свои обязанности, как ясен был
круг неба над поляной.
   Вероятно, так бы и было еще днем раньше и с любым  другим  человеком.
Но не теперь и не с Ланселотом. Флидис смотрел острым взглядом при свете
звезд и испытывал горе при виде этого зрелища, предавая доверие леса.
   Курдадх постоянно менял форму, его аморфный, текучий физический облик
находил все новые, смертельно опасные обличья. На глазах  у  Флидиса  он
вырастил лишнюю конечность с  каменным  мечом  на  конце,  созданным  из
собственного тела. Он наступал на Ланселота, теснил  его  этим  мечом  к
восточному краю поляны, а затем без всяких усилий, с первозданной  мощью
обрушил свой могучий молот все сметающим ударом.
   Но человек отчаянным усилием ускользнул от  него.  Ланселот  бросился
вниз и  в  сторону,  перекатился  и  нырнул  под  опускающийся  молот  и
одновременно перепрыгнул через рассекающий воздух  меч,  а  затем,  едва
приземлившись, он  каким-то  образом  уже  стоял  на  коленях  и  ударил
наотмашь собственным мечом. Он начисто отрубил  новую  руку  Курдадха  у
самого плеча. Каменный меч бессильно упал на траву.
   У Флидиса дух захватило от изумления  и  восхищения.  Затем,  пережив
мгновение  безудержной,  иррациональной  надежды,  он  снова   выдохнул,
испустив долгий, печальный вздох.  Потому  что  демон  лишь  рассмеялся:
целый и невредимый, он вырастил еще одну руку из своего  синевато-серого
торса. Еще одну руку с еще одним мечом, точно таким же, как и первый.
   И снова атаковал, не зная отдыха, не  снижая  темпа.  Снова  Ланселот
увернулся от выкованного  в  недрах  земли  молота,  снова  отбил  выпад
каменного меча, и на этот раз движением настолько быстрым, что  глаз  не
успевал за ним уследить, сам нанес колющий удар снизу  вверх  в  темную,
покрытую личинками голову демона земли.
   Это должно причинить ему боль, подумал Флидис,  продолжая  поражаться
тому, насколько сильно его это волнует. И он, по-видимому, был прав, так
как Курдадх в нерешительности замер,  глухо  ворча,  потом  его  контуры
снова заколебались и начали меняться: на этот раз он превратился в живое
создание из безликого камня, неуязвимое, недоступное для клинка, где  бы
этот клинок ни выковали. И это создание начало преследовать человека  на
маленьком пространстве поляны, чтобы отрезать ему путь к  отступлению  и
покончить с ним сокрушительным ударом.
   Тут Флидис осознал, что был прав с самого начала.
   Всякий раз, когда Ланселот наносил рану, любую рану противнику, демон
мог моментально залечить ее на себе, по-прежнему  заставляя  утомленного
человека уходить от преследования. Даже несмотря на  искалеченную  ногу,
видел Флидис, которую демону ритуально изуродовали тысячу  лет  назад  в
знак того, что  он  отныне  назначен  хранителем  этого  места,  Курдадх
оставался подвижным и смертельно опасным. Поляна же  была  небольшой,  и
деревья в роще вокруг, и духи, следящие оттуда, не позволили бы человеку
ускользнуть, пусть даже на мгновение, с этого священного места,  которое
он осквернил. И где должен был умереть.
   Он сам и кое-кто еще. Оторвав взгляд  от  яростного,  кровавого  боя,
Флидис взглянул вправо. Мальчик со смертельно бледным лицом  внимательно
наблюдал за  схваткой.  Глядя  на  сына  Ракота,  Флидис  ощутил  ту  же
инстинктивную отстраненность, которая посетила его на берегу у Анор, и у
него хватило честности назвать это чувство страхом. Потом  он  вспомнил,
кто его мать, и  снова  взглянул  на  Ланселота,  молча  сражающегося  в
темноте за жизнь ребенка, и, поборов в себе сомнения, зашагал по траве к
краю поляны, к Дариену.
   - Я - Флидис, - сказал он, тем самым нарушив свое  собственное  самое
старое правило. Но что такое правила, думал он, в такую ночь, как эта, в
разговоре с таким существом, как этот ребенок?
   Дариен отступил на пару  шагов  в  сторону,  уходя  от  более  тесной
близости. Его глаза не отрывались от двух сражающихся перед ними фигур.
   - Я друг твоей матери, - сказал Флидис, с  трудом  подыскивая  нужные
слова, что было на него так не похоже. - Прошу тебя  верить,  что  я  не
желаю тебе зла.
   Мальчик впервые повернулся к нему.
   - Это не имеет значения, - ответил он почти шепотом.  -  Ты  ведь  не
можешь ничего изменить, правда? Теперь у меня не будет выбора.
   Флидиса охватил холод, он впервые ясно  увидел  мальчика,  и  в  этот
момент внезапно  осознал,  как  молод  Дариен,  и  как  прекрасен,  и  -
благодаря своему умению видеть в темноте - какие у него  голубые  глаза.
Но он не мог, как бы ни  старался,  забыть  о  том,  как  они  вспыхнули
красным на берегу и пламя охватило дерево.
   На поляне вдруг раздался грохот, и Флидис быстро  прижался  спиной  к
стволу дерева. Всего в  шести  футах  от  них  Ланселот  отступал  в  их
сторону, а на него с грохотом камнепада наседал демон, похожий на скалу.
   Когда Ланселот оказался совсем близко, Флидис  увидел,  что  все  его
тело покрыто сетью ран и багровых синяков. Кровь обильно  текла  из  его
левого  плеча  и  правого  бока.   Одежда   на   нем   висела   рваными,
окровавленными лентами,  а  густые  черные  волосы  прилипли  к  голове.
Струйки пота непрерывно текли  по  лицу.  Каждые  несколько  секунд  ему
прих