и  прежде.  Не
тревожьтесь обо мне... дорогая "племянница". - Просто  удивительно,  как
преображала его лицо улыбка!  -  Вам  достаточно  такого  объяснения?  -
спросил  он,  поскольку  Ким  все  еще  смотрела  на  него  с  некоторым
беспокойством. - Повторяю: если захотите отправиться со мной,  приходите
сюда завтра. Я буду ждать.
   - Мне бы хотелось узнать еще одну вещь,  -  снова  заговорил  Пол.  -
Простите, что все время задаю вам неприятные вопросы, но вы ведь  так  и
не объяснили, кто преследовал нас там, на тропе.
   Дейв встрепенулся; об этом он совсем позабыл. А вот Дженнифер явно не
забыла. И оба они тут же  вопросительно  посмотрели  на  Лорина.  И  тот
ответил, глядя Полу прямо в глаза:
   - Во Фьонаваре все пронизано магией. Я уже показал вам кое-что. И там
рядом с людьми, сосуществуя с ними,  живут  разные  волшебные  существа,
добрые и злые. Когда-то и ваш собственный мир  был  примерно  таким  же,
хотя теперь он сильно переменился. Те  легенды,  о  которых  я  упоминал
сегодня на конференции, - всего лишь эхо и, надо сказать,  уже  довольно
невнятное,  тех  давних  времен,  когда  люди  здесь   существовали   не
обособленно, и жизнь их тесно переплеталась с жизнями  множества  других
существ как дружественных им, так и враждебных, и существа эти бродили с
ними рядом по лесам и долам... - Он  помолчал.  -  Похоже,  сегодня  нас
преследовал один из темных альвов, мы называем их еще цвергами. Я  прав,
Мэтт? - Гном молча кивнул. - Цверги - народец  зловредный,  -  продолжал
Лорин. - В свое время они натворили немало зла. Теперь  их,  к  счастью,
осталось не так уж много. А этот оказался, похоже, храбрее  остальных...
и каким-то образом умудрялся все время следовать за Мэттом и мною -  как
во время Перехода, так и во время  нашего  пребывания  здесь.  Цверги  -
существа не только безобразные, но  и  весьма  порой  опасные,  особенно
когда их много. Впрочем, мне кажется, наш преследователь уже мертв. - Он
снова посмотрел на Мэтта.
   И опять гном не сказал ни слова, лишь кивнул, так и оставшись  стоять
возле двери.
   - Лучше бы вы нам этого не говорили! - вырвалось у Дженнифер.
   Маг посмотрел на нее, и  его  глубоко  посаженные  глаза  мага  вновь
странно подобрели.
   - Мне очень жаль, что это происшествие так напугало  вас  сегодня,  -
сказал он девушке, - однако постарайтесь все же поверить, что цвергов не
стоит особенно опасаться. Я понимаю, разумеется, что мои слова  вряд  ли
способны сразу вас успокоить... - Он помолчал, глядя ей прямо в глаза. -
Но уверяю вас, я никогда бы не стал  никого  заставлять  идти  наперекор
собственным желаниям. Я всего лишь передал  вам  приглашение,  не  более
того. Возможно, каждому из вас будет  легче  принять  решение  вне  этих
стен, наедине с самим собой. - Лорин встал.
   Вот так, думал Кевин. Еще  одно  проявление  непонятного,  но  явного
могущества этого мага. Он явно из тех, кто  привык  повелевать  другими.
Кевин все еще размышлял об этом, когда все они неожиданно для себя самих
оказались в коридоре у дверей лифта.
 
*** 
 
   Мэтт Сорин закрыл за гостями дверь и запер ее.
   - Рана серьезная? - резковато спросил у него Лорин.
   Гном поморщился:
   - Нет. Я сам виноват. Я просто был неосторожен.
   - Нож? - Маг помог другу снять кольчужную рубаху, которую  тот  носил
под одеждой.
   - Если бы! Это он меня зубами своими погаными! - Лорин не выдержал  и
зло выругался. Когда кольчуга наконец соскользнула  на  пол,  оказалось,
что нижняя рубаха почернела от запекшейся крови. Маг принялся  осторожно
отдирать ткань, присохшую к краям раны на плече гнома, все время бормоча
себе под нос проклятия.
   - Все не так уж страшно, Лорин. Успокойся. И  согласись,  я  поступил
правильно, надев кольчугу, прежде чем пойти по его следу.
   - Да уж! Особенно в свете того,  что  моя  собственная  "мудрость"  в
последнее время прямо-таки в ужас меня приводит! Ну вот  как,  скажи,  я
умудрился допустить,  чтобы  какой-то  цверг  совершил  Переход  с  нами
вместе? Нет, клянусь Коналлом Кернахом,  это  уж  просто  безобразие!  -
Лорин быстро выбежал из комнаты и через мгновение вернулся, неся  чистые
полотенца и горячую воду.
   Гном молчал в течение всей мучительной процедуры очистки раны.  Когда
засохшая кровь была наконец смыта, стали отчетливо видны следы  зубов  -
очень глубокие ярко-красные дыры.
   Лорин внимательно осмотрел плечо друга.
   - Рана достаточно серьезная, дорогой мой, и я не уверен, хватит ли  у
тебя сил, чтобы помочь мне исцелить этот укус. Можно было  бы,  конечно,
завтра прибегнуть к помощи Метрана или Тейрнона, но я  бы  предпочел  до
завтра не ждать.
   - Хорошо, я готов. - И Мэтт закрыл глаза.
   Лорин минутку помедлил и, осторожно накрыв рану своей  ладонью,  тихо
произнес какое-то слово, потом еще одно, и  под  его  длинными  пальцами
отек  на  плече  гнома  начал  постепенно  опадать.  Когда   целительная
процедура была закончена, лицо Мэтта стало серым, на  лбу  его  блестели
крупные капли пота. Здоровой рукой он взял полотенце и утерся.
   - Ну, как ты? - спросил Лорин.
   - Лучше некуда.
   - "Лучше некуда"! - сердито передразнил его маг. -  А  ведь  было  бы
куда лучше, если б ты перестал наконец играть роль этакого  неприметного
молчаливого героя! Откуда мне, например, знать,  насколько  тебе  больно
или плохо, если ты каждый раз отвечаешь, что чувствуешь себя прекрасно?
   Гном внимательно посмотрел на мага, и его  единственный  зрячий  глаз
озорно вспыхнул.
   - А ниоткуда, - сказал он. - Тебе и не нужно об этом знать.
   Лорин, словно отчаявшись,  только  рукой  махнул  и  снова  вышел  из
комнаты. Вернувшись с чистой рубахой в руках, он принялся  рвать  ее  на
бинты.
   - Ты не сердись, Лорин, - в голосе гнома опять звучало нечто  похожее
на нежность, - и не вини себя за то, что проклятый цверг пробрался  сюда
вместе с нами. Ты бы все равно ничего не мог с этим поделать.
   - Не говори глупостей! Я ДОЛЖЕН был  почувствовать  его  присутствие!
Как только он предпринял попытку войти в Круг!
   - Я очень редко говорю глупости, друг мой.  -  Этот  упрек  прозвучал
почти ласково. - И повторяю: ты НИКАК не мог это  почувствовать,  потому
что на мерзкой твари было кое-что надето. Я это обнаружил, только  когда
прикончил его. -  И  Сорин  вытащил  из  правого  кармана  штанов  некий
предмет, который и протянул магу на раскрытой ладони. Это был серебряный
браслет дивной красоты, в который был вставлен зеленый  самоцвет,  очень
похожий на изумруд.
   - Веллин! - сокрушенно прошептал Лорин. - Так вот  почему  я  его  не
заметил! Но, Мэтт... значит, кто-то ДАЛ веллин этому мерзавцу?!
   - Похоже, именно так, - кивнул гном.
   Лорин, не говоря более ни слова,  быстро  и  умело  забинтовал  плечо
Мэтта, подошел к окну и отворил его. Ночной  ветерок  тут  же  влетел  в
комнату, раздувая белые занавески. Лорин долго еще  молчал,  глядя,  как
далеко внизу пролетают по улице редкие в такой поздний час автомобили.
   - Эти пятеро... - промолвил он наконец задумчиво и по-прежнему  глядя
вниз, - К ЧЕМУ я приведу их, совершив с ними Переход? Есть ли у меня  на
это право? - Гном не  ответил,  и  через  несколько  минут  Лорин  снова
заговорил, словно обращаясь к самому себе:
   - Я столь многое упустил...
   - Это верно.
   - Ты считаешь, что я поступал не правильно?
   - Возможно. Впрочем, в  подобной  ситуации  ты  редко  поступаешь  не
правильно. Как и Исанна. Если ты чувствуешь, что они необходимы...
   - Но я же не знаю, ДЛЯ ЧЕГО! И не знаю, КАК их использовать! Ведь это
всего лишь ее сны и мои предчувствия...
   - Ну и доверься себе. Доверься своим предчувствиям. Я не  сомневаюсь,
что эта девушка, например, - настоящая находка. Да и парень  тоже.  Его,
кажется, Пол зовут...
   - Он совсем другой... И я еще сам толком не понял, кто он.
   - Но все-таки в  нем,  безусловно,  что-то  есть.  Ты  слишком  давно
тревожишься, слишком давно не знаешь покоя, друг мой. Хотя, по-моему, не
без причины.
   Маг отвернулся от окна и пристально посмотрел на гнома.
   - Боюсь, ты прав. А как ты думаешь,  Мэтт:  кому  могло  понадобиться
устраивать за нами слежку?
   - Кому-то, кто очень хочет, чтобы  ты  проиграл.  И  понимание  этого
значит уже немало.
   Лорин рассеянно кивнул и снова спросил:
   - Но все-таки - кто? - Взгляд его упал на браслет с  зеленым  камнем,
по-прежнему лежавший на раскрытой ладони гнома. - Кто, скажи на милость,
решился вручить такую драгоценность какому-то цвергу?
   Гном  тоже  внимательно  посмотрел  на  зеленый  камень  и   медленно
произнес:
   - Тот, кто хочет твоей смерти.
 
Глава 2 
 
   Направляясь на такси в западную часть города, в район Хай-парка,  где
они вместе снимали двухэтажную квартирку, обе девушки хранили  молчание.
Дженнифер решила - отчасти потому, что прекрасно знала Ким, - что ей  ни
к чему первой заговаривать о событиях сегодняшнего вечера и о  том,  что
им обеим, похоже, послышалось в словах старика.
   Впрочем, ей было не до разговоров: пытаясь справиться с охватившей ее
бурей чувств, она отвернулась к окну  и  смотрела,  как  справа  от  них
мелькают темные силуэты деревьев на Парксайд-драйв. А когда она  вылезла
из машины, то ночной ветер показался ей странно, неестественно холодным,
и она на мгновение застыла без  движения,  слушая,  как  по  ту  сторону
улицы, в парке, тихо шелестит листва.
   Но, оказавшись дома,  они,  разумеется,  все-таки  затеяли  разговор,
обсуждая возможные  варианты  своего  завтрашнего  решения,  последствия
которого  каждая  из  них,  похоже,  вполне  способна  была  предсказать
заранее.
 
*** 
 
   Дейв Мартынюк отверг предложение Ким поехать вместе с ними на  такси,
хотя им было по пути, и пешком прошел  ту  милю,  что  отделяла  его  от
Палмерстона, где он сейчас жил. Шел  он  энергичным,  спортивным  шагом,
подгоняемый снедавшими его злостью и беспокойством. "Уж больно ты быстро
от друзей отрекаешься!" - бросил тот старик. Дейв нахмурился и пошел еще
быстрее. "Ему-то откуда об этом знать?" - думал он.
   Телефон начал звонить,  еще  когда  он  только  отпирал  дверь  своей
квартирки на первом этаже.
   - Да? - После шестого звонка он все-таки успел схватить трубку.
   - Ну что, доволен собой?
   - Господи, папа! А теперь-то в чем дело?
   - Не ори на меня. Ты ведь скорее умрешь, чем  хоть  раз  постараешься
доставить нам удовольствие, верно?
   - Да о чем ты, черт побери?
   - Ах, сколько в твоих словах уважения к отцу!
   - Знаешь, папа, у меня нет времени на подобные разговоры.
   - Еще бы! Ну так продолжай прятаться от меня. Между  прочим,  Винсент
пригласил тебя сегодня на свой доклад, а  ты  даже  не  соизволил  потом
подойти к нему! Предпочел отправиться куда-то  -  да  еще  с  тем  самым
человеком, с которым Винсент больше всего на свете мечтал познакомиться.
И тебе даже В ГОЛОВУ НЕ ПРИШЛО пригласить брата пойти с вами вместе!
   Дейв  осторожно  перевел   дыхание.   Сердитые   мысли   о   событиях
сегодняшнего вечера уступили место застарелой тоске.
   - Папа, пожалуйста... Все ведь было совсем не так...  Маркус  ушел  с
нами, точнее, с моими  новыми  знакомыми,  просто  потому,  что  ему  не
хотелось вести умные разговоры с учеными людьми вроде Винса. Я  там  был
вообще сбоку припека.
   - "Сбоку припека"! - передразнил его  отец,  произнося  эти  слова  с
сильным украинским акцентом. - Врешь ты все! Ты  просто  завидуешь  ему,
вот и...
   Дейв бросил трубку. И отключил  телефон.  И,  страдая  и  раздражаясь
одновременно, все смотрел и смотрел  на  молчавший  аппарат,  зная,  что
теперь он больше зазвонить не сможет.
 
*** 
 
   Они посадили девушек в такси, посмотрели вслед  сердитому  Мартынюку,
фигура которого постепенно исчезала во  тьме,  и  Кевин  Лэйн  предложил
бодрым тоном:
   - Ну что, amigo, пойдем кофе  пить?  Нам  ведь  многое  еще  обсудить
нужно.
   Пол  ответил  не  сразу,  и  этих  нескольких   мгновений   оказалось
достаточно, чтобы нарочитый энтузиазм Кевина начисто угас.
   - Не сегодня, Кев. Ладно? Мне еще нужно кое-что сделать.
   Кевин с трудом проглотил готовые сорваться с языка  горькие  слова  и
умудрился относительно спокойно сказать:
   - О'кей. Что ж, спокойной ночи. Возможно, завтра увидимся. - И, резко
повернувшись, чуть ли не бегом  бросился  к  тому  фонарному  столбу  на
Блур-стрит, у которого припарковал машину. Пожалуй, только не стоило так
гнать - машина буквально летела по тихим ночным улицам.
   К своему дому он подъехал уже во втором часу ночи  и  постарался  как
можно тише отпереть дверь, а потом закрыть ее изнутри на задвижку.
   - Да я не сплю, Кевин, - услышал он голос отца. - Не беспокойся.
   - А почему, интересно, ты до сих пор не  спишь,  абба?  -  Он  всегда
называл отца еврейским словом "абба".
   Сол Лэйн в пижаме и халате сидел на кухне  за  столом.  Он  удивленно
поднял бровь и нарочито "возмутился":
   - А что, мне у собственного сына спрашивать, когда ложиться?
   - У кого ж еще? - Кевин плюхнулся на стул с ним рядом.
   - Вот нахал! - одобрительно усмехнулся отец. - Чаю хочешь?
   - Вообще-то не возражал бы.
   - Ну как доклад? - спросил Сол, поглядывая на закипающий чайник.
   - Блеск! Нет, правда, здорово было. А потом мы с  докладчиком  еще  и
выпили немножко. - Кевин попытался сообразить, можно ли рассказать  отцу
о случившемся, и решил не рассказывать. Оба давно уже привыкли оберегать
друг друга от ненужных волнений, и Кевин прекрасно понимал, что подобный
рассказ его старику переварить будет не под силу. Хотя,  конечно,  жаль.
Было бы здорово, думал он с легкой горечью, если б сейчас рядом был ХОТЬ
КТО-ТО, с кем можно было бы посоветоваться.
   - А у Дженнифер как дела? И как там ее подруга?
   Горечь в душе Кевина тут же растворилась в  волне  горячей  нежности.
Ведь отец  растил  его  один!  И,  будучи  ортодоксом,  так  и  не  смог
утешиться, когда у его сына начался роман с католичкой Дженнифер. Однако
он постоянно ругал себя за  подобную  нетерпимость  и  все  то  недолгое
время, что  Кевин  и  Дженнифер  были  вместе,  да  и  теперь,  впрочем,
обращался с Джен как с величайшей драгоценностью.
   - У нее все отлично, пап. Она передавала тебе привет. И Ким тоже.
   - А Пол? У него, похоже, не все так хорошо?
   Кевин сделал круглые глаза:
   - Ох,  абба!  Слишком  уж  ты  у  нас  проницательный!  Откуда  такая
осведомленность?
   - А оттуда. Если б у него все было о'кей, ты бы сейчас  не  сидел  со
мной на кухне, а отправился бы куда-нибудь с ним, как раньше  бывало.  И
чай я бы сейчас один пил. В полном, так сказать,  одиночестве.  -  Глаза
его смеялись, но в голосе слышалась грусть.
   Кевин рассмеялся и тут же умолк, почувствовав себя неловко.
   - Ты прав, абба. У Пола действительно дела неважные.  Но  я,  похоже,
единственный человек, которому это не все равно. И,  по-моему,  я  этими
своими вопросами ему уже просто  плешь  проел!  Чего  мне  меньше  всего
хотелось бы...
   - Иногда, - заметил его отец, наливая чай в стаканы с подстаканниками
- в русском стиле, - настоящий друг и должен проедать плешь.
   - Так больше никто, похоже, и не подозревает, что  с  ним  что-то  не
так! Самое большее  -  скажут,  что,  мол,  время  все  лечит,  или  еще
какую-нибудь чушь.
   - Время действительно все лечит, Кевин.
   Кевин нетерпеливо отмахнулся.
   - Да знаю я! Не такой уж я дурак. Но я ведь  и  Пола  знаю!  А  он...
Что-то с ним происходит, абба, и я никак не могу понять...
   Отец, молча слушавший его, спросил:
   - И давно это продолжается?
   - Уже десять месяцев, - безнадежным тоном ответил Кевин. - С прошлого
лета.
   - Господи! - Сол покачал своей массивной, все еще красивой головой. -
Какое все-таки ужасное несчастье!
   Кевин наклонился к нему и почти лег на стол:
   - Абба, он же ото всех отгораживается! Он абсолютно закрыт! И я не...
Если честно, я боюсь того, что с ним может произойти. Но, похоже, мне  к
нему не пробиться.
   - А может, зря ты так стараешься - пробиться?  -  мягко  спросил  Сол
Лэйн.
   Кевин устало откинулся на спинку стула.
   - Может, и зря, - неохотно согласился он  наконец,  и  отец  заметил,
каких усилий стоил ему этот ответ. - Но на него  ведь  больно  смотреть,
абба! Он же весь... перекрученный!
   Сол Лэйн, женившись поздно, потерял жену, умершую от рака,  когда  их
единственному ребенку, Кевину, было  пять  лет.  Теперь  он  смотрел  на
своего  взрослого,  красивого  и  светловолосого  сына,  и  сердце   его
сжималось от боли.
   - Знаешь, Кевин, - осторожно начал он, - тебе придется усвоить - хоть
это и нелегко - что порой просто НИЧЕГО нельзя сделать.  Что  это  не  в
ТВОИХ силах.
   Кевин допил чай, поцеловал отца в лоб и поплелся к себе  -  навстречу
той новой печали, которая становилась для него уже привычной,  навстречу
уже роившимся в его голове планам и своему вечному желанию действовать.
   Один раз среди ночи он проснулся - за несколько часов до того, как  в
своей квартире должна была проснуться Кимберли. Протянув руку,  он  взял
блокнот, всегда лежавший у изголовья, и нацарапал в нем несколько  слов,
а потом снова заснул. "Мы - лишь сумма собственных желаний" - вот что он
написал. Но Кевин не был настоящим поэтом, он писал  только  песни,  так
что строчка эта ему так никогда и не пригодилась.
 
*** 
 
   А Пол Шафер, расставшись с Кевином, тоже пошел домой пешком. Путь его
лежал на север, по Авеню-роуд. После  перекрестка  нужно  было  свернуть
возле "Бернара" и пройти еще два квартала. Шел он  куда  медленнее,  чем
Дейв, и по его походке совершенно невозможно было определить, каковы его
мысли и настроение. Он  шел,  сунув  руки  в  карманы,  и  два-три  раза
останавливался там, где уличные фонари светили не так ярко, и смотрел  в
небо, на неровную гряду облаков, из-за которой  то  и  дело  выглядывала
луна.
   Лишь  у  дверей  дома  лицо  его  приобрело   достаточно   конкретное
выражение, но в движениях сквозила некоторая нерешительность, словно  он
так и не решил, лечь ли ему спать или еще немного прогуляться.
   Шафер все же отпер дверь своей квартиры на первом этаже, вошел, зажег
свет в гостиной и налил себе выпить, а потом уселся в глубокое кресло со
стаканом в руке. И снова бледное лицо его под густой шапкой растрепанных
волос  стало  совершенно  безжизненным.  И   снова   единственным,   что
отражалось в его глазах, когда они хоть  чуточку  оживали,  была  та  же
странная нерешительность, которую  он,  впрочем,  сразу,  стиснув  зубы,
стирал с лица, хотя это и стоило ему значительных усилий.
   Через некоторое время он наклонился к стоявшей  рядом  стереосистеме,
включил ее и вставил кассету. Отчасти потому, что было уже очень поздно,
но только отчасти, он выключил звук и надел наушники. А затем погасил  и
единственный горевший в комнате светильник.
   Это была очень личная запись. Он сам сделал ее год  назад.  Когда  он
слушал ее, сидя вот так, без движения, в темноте, оживали  и,  казалось,
обретали  материальную  форму  звуки  прошлого  лета,  когда   состоялся
выпускной  концерт  студентки  музыкального  факультета  Рэчел  Кинкейд,
девушки с такими же темными волосами, как у Пола,  и  с  такими  темными
глазами, каких не было больше ни у кого на свете.
   И Пол Шафер, считавший, что человек должен быть способен вынести все,
что угодно, и прежде  всего  относивший  это  к  самому  себе,  старался
слушать эту музыку так долго,  как  только  хватало  сил,  но  до  конца
никогда не выдерживал. Вот и теперь, когда началась  вторая  часть,  его
всего затрясло, он стал задыхаться и в  конце  концов  резким  движением
выключил систему.
   Видно, некоторые вещи на свете человеку все-таки не под силу. Ну  что
ж, тогда придется делать то, что пока еще  в  его  силах,  и  все  время
искать для себя новые дела и занятия, все  время  пробовать,  пробовать,
пробовать, чтобы хоть немного обрести уверенность в себе, и каждый  раз,
сопр