явил Большой сбор,  отправив  весть  о
нем всем девяти вождям племен дальри, а также их  шаманам  и  советникам,  и
призвав их явиться в Селидон. И когда  они  собрались,  достопочтенный  Дира
обратился ко всем - теперь уже все знали эту историю -  и  спросил:  "Почему
Кернан, покровитель зверей, допускает эту резню?"
   И только один из Всадников встал и сказал:
   - Потому, - это был Айвор из Третьего племени, - что Кернан  не  в  силах
остановить ее. Тот, кто ее начал, сильнее Кернана, и теперь я  хочу  назвать
этого нашего врага по имени: Ракот Могрим.
   Голос Айвора стал громче, перекрывая  ропот,  возникший  в  рядах  дальри
после  того,  как  было  полностью  произнесено  то  имя,   которое   всегда
запрещалось произносить вслух. Он вполне реален, он среди  нас,  он  вот-вот
будет здесь, и мы должны воевать с ним, должны защищать  наш  народ  и  нашу
землю! И не только мы одни, но вместе с нашими союзниками, иначе мы окажемся
последним поколением Всадников дальри,  и  некому  будет  мчаться  вслед  за
стаями  элторов  по  просторам  Равнины.  Дальри  станут  рабами  Старкадха,
игрушками цвергов. Каждый из тех, кто присутствует на этом собрании,  должен
поклясться Священными Камнями Селидона,  сердцем  нашей  Родины,  что  жизни
своей не пожалеет в борьбе за то, чтобы никогда не  наступил  этот  страшный
день, лишенный света солнца! С  нами  сейчас  нет  Ревора,  но  все  мы  его
сыновья, мы унаследовали его гордость и Равнину, некогда пожалованную ему  в
дар Верховным правителем Бреннина. О, Всадники  дальри,  неужели  же  мы  не
сумеем доказать, что достойны и этого великого дара, и той гордости, которую
оставил нам в наследство наш Ревор?"
   Нейвон поежился в темноте, вспоминая эти слова Айвора. Ах, какой поднялся
рев,  когда  он  завершил  свою  речь!  Все  благородное   собрание   словно
взорвалось. Казалось, чувства, переполнявшие его участников, способны  были,
вырвавшись за пределы  Селидона,  перелететь  через  бескрайние  заснеженные
просторы на север, через лес Гуинир и реку Андарьен, и сотрясти  даже  стены
самого Старкадха.
   И каждый дальри помнил, что  произошло,  когда  мягкосердечный  и  мудрый
Тульгер из Восьмого племени, в свою очередь, поднялся и сказал:  "Со  времен
Ревора наши девять племен не имели единого повелителя, общего Авена. Так  не
выбрать ли нам его сейчас? "
   "Да!" - в один голос воскликнули все присутствующие.
   "Кого же мы выберем?"
   Вот так Айвор дан Банор из  Третьего  племени  стал  первым  авеном  всех
дальри за тысячу лет их жизни  на  Равнине  со  времен  Ревора,  и  его  имя
восславили громкие голоса представителей всех девяти племен,  собравшихся  у
Священных Камней Селидона.
 
*** 
 
   И  все  Третье  племя,  думал  Нейвон,  плотнее  закутываясь  в  плащ  на
пронзительном ветру, разделило со своим вождем ту великую ответственность. И
Айвор, разумеется, позаботился о том, чтобы  никто  из  его  людей  не  имел
никаких привилегий при выполнении общих для всех дальри обязанностей.
   Айвор решил тогда, что Селидон пока что  в  безопасности.  Никакие  волки
туда не проникнут - не осмелятся  пойти  против  тех  могучих  древних  сил,
магическим кругом опоясавших  Камни  или  Большой  дом,  что  высился  среди
Камней.
   Первой и основной задачей были элторы. Их стаи наконец все  же  двинулись
на юг, в места, расположенные по берегам реки Латам, и туда-то, решил Айвор,
все племена и последуют за ними. Охотники должны будут охранять  скопившихся
там Быстроногих - хотя это прозвище в таких снегах и казалось насмешкой, - и
там  будут  устроены  лагеря  с  постоянно  выставленными  дозорами,   чтобы
предупредить внезапное нападение врага.
   Так они и поступили. Дважды  пытались  волки  напасть  на  одну  из  стай
Быстроногих, находившихся под зашитой дальри, и  дважды  быстрые  гонцы-обри
успевали передать весть об этом в ближайший лагерь, и все атаки серых  убийц
были отбиты.
   И даже сейчас, размышлял Нейвон, меряя шагами расстояние вдоль деревянной
внешней стены лагеря, даже сейчас Ливон, старший сын звена,  где-то  там,  в
ночи, на пронизывающем ветру и морозе  стоит  со  своим  отрядом  в  дозоре,
охраняя большую  стаю  Быстроногих,  расположившуюся  неподалеку  от  лагеря
Третьего племени. И вместе с ним - тот, кого сам Нейвон почитал больше  всех
на свете и считал настоящим героем, хотя, конечно же, покраснел  бы  и  стал
отрицать все, если бы кто-то вслух заподозрил его в подобных мыслях.  И  все
же ни один человек, ни в одном из племен, даже сам Ливон,  не  убил  столько
волков и не провел столько ночей  верхом,  сторожа  элторов,  как  Торк  дан
Сорча! А ведь когда-то его называли Изгоем, припомнил Нейвон, качая  головой
и совершенно, как он полагал, по-взрослому не допуская, что  такая  глупость
вообще возможна. Во всяком случае, теперь это уже никому бы и  в  голову  не
пришло. Молва о подвигах Торка, беспощадного  к  врагам,  облетела  уже  всю
Равнину.
   И, что ни говори, а больше всего героев оказалось в его, Нейвона,  родном
племени! И он был решительно настроен не ударить в  грязь  лицом.  А  потому
старательно вглядывался во тьму, окутавшую  юг  Равнины,  четырнадцатилетний
часовой, уже и не самый младший из тех, что теперь заступали на стражу.
   И именно он  первым  увидел  одинокого  гонца,  галопом  промчавшегося  к
воротам лагеря, и услышал его весть; и именно он, Нейвон, поднял тревогу,  а
обри уже мчался дальше, к следующему лагерю, не дав своему коню ни  малейшей
передышки.
 
*** 
 
   Да, свой первый мощный удар враг направил сюда, думал  Торк,  глядя,  как
темные скользящие тени волков стекаются  к  тому  месту,  где  расположилась
большая стая Быстроногих, которую Третье и Седьмое племена охраняли  вместе.
Точнее, пытались охранять, вынужден был признать он, спеша к Ливону и  желая
поскорее получить от него, предводителя охотников, новые указания. Да,  дело
плохо. На этот раз волков собралось слишком много. Мысли его от  возбуждения
начинали путаться, и  Торк,  приподнявшись  в  седле,  быстро  оглядел  стаю
элторов: четыре вожака были по-прежнему стреножены и заперты  в  загон;  что
само по себе было полнейшим безобразием по отношению  к  Быстроногим,  но  в
данной   ситуации   оказалось   совершенно   необходимым,   ибо   если   эти
растерявшиеся, перепуганные  животные  бросятся  спасаться  бегством,  тогда
царящий здесь хаос сменится полной безнадежностью.  Пока  вожаки  на  месте,
остальные Быстроногие  тоже  будут  держаться  в  стае,  а  рога  у  элторов
достаточно острые, и постоять за себя они вполне могут.
   И элторы действительно сражались не на жизнь, а на смерть, когда  на  них
налетели передовые отряды волков. Ужасная то  была  сцена:  рычание  волков,
пронзительные крики элторов, зловещие отблески факелов, которыми Всадники во
тьме освещали себе путь, и потом - кровь элторов на снегу.
   Торк задыхался от гнева. С трудом держа себя  в  руках,  он  увидел,  что
правый передний фланг стаи элторов почти  не  прикрыт  людьми  и  волки  уже
устремились туда - на прорыв.
   Ливон тоже это заметил.
   - Дорайд! - крикнул он предводителю охотников Седьмого  племени.  -  Бери
половину своих людей и давай скорей на ближайший фланг!
   Но Дорайд подчиниться не захотел.
   - Нет, - крикнул он в ответ, - у меня есть идея получше!  Почему  бы  нам
не...
   Договорить он не успел, почувствовав  вдруг,  что  вылетает  из  седла  и
падает носом в снег. Торк даже не остановился, чтобы посмотреть,  куда  упал
Дорайд, и заорал, перекрывая царивший вокруг шум:
   - Всадники Седьмого племени, ЗА МНОЙ!
   И Табор дан  Айвор,  с  факелом  сопровождавший  своего  старшего  брата,
увидел, что охотники  Седьмого  племени  действительно-таки  последовали  за
Торком! Табор чуть не лопнул от гордости: ведь Торк дан Сорча  исключительно
благодаря  своей  репутации  заставил  Всадников  из  чужого   племени   ему
повиноваться! Никто другой на Равнине не осмеливался столь открыто и с таким
презрением выражать свою ненависть по  отношению  к  силам  Тьмы,  как  этот
одетый  всегда  в  черное  Всадник  из  Третьего   племени,   для   которого
единственной защитой от  зимних  ветров  служила  куртка  из  шкуры  элтора,
надетая прямо на голое тело. И столь велика была  сейчас  слава  Торка,  что
охотники из Седьмого  племени  последовали  за  ним,  не  задав  ни  единого
вопроса.
   Торку удалось немного оттеснить  волков.  Вместе  с  охотниками  Седьмого
племени он рубил направо и налево; мечи так и мелькали в воздухе. Врезавшись
в гущу волчьей стаи, охотники сумели разбить волков на две  группы,  и  одну
довольно быстро отсекли от другой и отогнали назад.
   - Кектар, - сказал Ливон, как всегда спокойно, - возьми двадцать  человек
и постарайся окружить вторую группу волков. Да следи за вожаком элторов!
   - Есть! - воскликнул Кектар,  полный  энтузиазма,  и  бросился  исполнять
приказание. Копыта коней отбрасывали в стороны рыхлый легкий снег.
   Приподнявшись в седле так, что  чуть  не  упал,  Табор  все  же  сохранил
равновесие и, повернувшись к Ливону, сказал:
   - Обри прорвались. Я вижу факелы,  они  приближаются  к  нам  со  стороны
лагеря!
   - Хорошо! - откликнулся Ливон, но лицо его было мрачным, и смотрел  он  в
другую сторону. - Для нас каждый человек важен.
   Повернув коня, Табор посмотрел в ту же сторону, что и брат, и сердце  его
болезненно сжалось.
   На них с юга надвигались ургахи.
   Чудовищные твари ехали верхом  на  каких-то  немыслимых  животных,  каких
Табор никогда в жизни не видел, -  гигантских  шестиногих  конях,  таких  же
ужасных, как и сами  наездники,  и  вооруженных  страшным  изогнутым  рогом,
торчавшим изо лба.
   -  Вот  где  тяжело  придется,  -  пробормотал  себе  под  нос  Ливон  и,
повернувшись к Табору, с улыбкой заметил:
   - Пошли, братишка, настал и наш черед.
   И оба сына Айвора, один высокий, сильный, светловолосый, а второй  совсем
еще юный, смуглолицый, с темной кудрявой головой, пришпорили своих  коней  и
погнали их вперед, навстречу приближавшимся ургахам.
   Табор, как ни старался, за Ливоном не поспевал и вскоре сильно отстал  от
брата. Но тот недолго был один: ему наперерез, низко  пригнувшись  в  седле,
вылетел Всадник в узких черных штанах и знакомой куртке из шкуры элтора.
   Ливон и Торк вместе погнали своих  коней  навстречу  врагу,  наступавшему
широким фронтом. Их слишком много, с отчаянием думал  Табор,  изо  всех  сил
стараясь не отставать. Он был ближе всех, так что лучше всех видел  то,  что
произошло. Шагов за тридцать до ближайшего ургаха Ливон и  Торк,  не  говоря
друг другу ни слова, вдруг еще пришпорили коней и на полном скаку под прямым
углом друг к другу бросились в самую середину чудовищного войска, разгоняя в
разные стороны массивных шестиногих скакунов. Затем каждый из них, продолжая
мчаться во весь опор, выхватил лук и выпустил в ургахов по три стрелы.
   И шестеро ургахов упали на землю.
   Табору, однако, было не до веселья. Нахлестывая коня и  стремясь  догнать
Торка и Ливона, он вдруг  обнаружил,  что  мчится  в  полном  одиночестве  и
вооруженный всего лишь горящим факелом прямо на отряд этих чудовищ.
   Он услышал, как Ливон громко окликнул его по имени, что  было  совершенно
бессмысленно. Проглотив комок ужаса, застрявший  у  него,  пятнадцатилетнего
мальчишки, в горле, и полностью осознавая весь ужас своего положения,  Табор
резко повернул коня, надеясь проскочить в щель,  образовавшуюся  в  сплошной
линии кошмарных  всадников.  Какой-то  ургах,  огромный  и  волосатый,  тоже
свернул - ему наперерез.
   - Кернан! - выкрикнул Табор и с размаху запустил в ургаха факелом, а  сам
нырнул коню под брюхо, успев услышать свист огромного меча там,  где  только
что сидел, да утробный рев боли: факел, видно, здорово опалил  ургаху  рожу.
Через несколько мгновений Табор, оказавшись уже в тылу  врага,  стремительно
мчался прочь от поля боя по широкой,  пронзительно  прекрасной,  белоснежной
Равнине под растущей луной и усыпанным звездами небом.
   Однако вскоре он придержал  коня,  развернул  его  и  выхватил  из  ножен
небольшой меч, притороченный к седлу. Впрочем, нужды в том особой  не  было:
ни один  из  ургахов  за  ним  не  погнался.  Эти  врезались  прямо  в  стаю
перепуганных элторов и, кося животных мечами направо и налево, как на бойне,
все разом вдруг подались влево, атакуя  тех  дальри,  что  удерживали  левый
фланг.  Близилась  подмога  -  Табору  уже  видны  были  мелькающие  огоньки
множества факелов со стороны дальних лагерей, - но  всех  здешних  Всадников
было недостаточно для сражения с ургахами, с отчаянием думал он.
   Он видел, что Ливон и Торк уже вновь готовы пойти  в  атаку  и  повторить
свой маневр, но ургахи успели уже смешаться с дальри, и их  гигантские  мечи
теперь  сеяли  смерть  среди  людей,  а  волки  -  теперь   уже   совершенно
беспрепятственно - хозяйничали в стае элторов.
   Вдруг за спиной Табор услышал стук копыт и, подняв меч  и  что  было  сил
погоняя коня, закричал от радости.
   - Вперед, братишка! - заорал Дейв Мартынюк,  с  грохотом  обгоняя  его  и
высоко подняв боевой  топор,  а  рядом  с  ним  скакал  золотоволосый  принц
Бреннина и еше человек тридцать могучих воинов!
   Так отряд Дьярмуда пришел на помощь народу  дальри  вместе  с  тем,  кого
здесь называли Дейвором, и этот чужеземец, огромный и беспощадный  к  врагу,
был настолько упоен яростной битвой, что, казалось, светился красным в лучах
растущей луны.
   Табор видел, как отряд Дьярмуда, состоявший из отлично обученных  воинов,
врезался в ближайшую стаю волков, как  вздымались  и  опускались  серебряные
клинки мечей, быстро темнея от крови.  Потом  бреннинцы  вместе  с  Ливоном,
Торком и храбрым Кектором нанесли удар  по  мощной  фаланге  ургахов,  и  за
стонами умирающих элторов, рычанием волков, шумом смертельной схватки  Табор
все время слышал могучий клич Дейвора "Ревор!", и его юную душу  переполняли
радость и гордость.
   А потом Табор вдруг начисто забыл о том, что он еще совсем мальчишка, что
ему всего лишь  пятнадцать  лет,  что  ой  совсем  недавно  стал  называться
Всадником народа дальри.
   Со своей удобной для наблюдения позиции - он был сейчас на вершине холма,
как бы над полем  брани,  -  Табор  увидел,  как  с  востока  к  ним  быстро
приближается какая-то темная масса, и понял, что подмогу  обрели  не  только
дальри. И если все это ургахи, то их там  просто  несметное  множество,  так
что...
   Так что пришла пора.
   "Возлюбленная моя", - мысленно позвал он ее.
   "Я здесь, - тут  же  услышал  он  в  ответ.  -  Я  всегда  здесь.  Хочешь
покататься?"
   "По-моему, это необходимо, - сказал мысленно Табор. - Пришло наше  время,
о светлая".
   "Мы катались и раньше".
   Он помнил. Всегда будет помнить. "Но в сражении мы тогда не  участвовали.
А теперь нам придется убивать".
   И голос ее у него в мозгу зазвучал по-новому: "Я была рождена для  войны!
И для полета. Призови же меня!"
   Рождена для войны. Да, это правда, и это очень печально. Но  ургахи  были
уже совсем близко, и...
   И Табор мысленно произнес ее имя. "Имрат", - позвал он, всю  свою  любовь
вложив в это имя, и спрыгнул с коня, ибо она мгновенно оказалась  в  небе  у
него над головой, еще более великолепная, чем прежде,  самая  прекрасная  на
свете, порождение его сна, его мечты.
   Она опустилась на землю. Ее рог так  и  сверкал,  серебристый,  как  свет
луны, а шерсть была густо-красного цвета, такого же, как та луна,  что  дала
ей жизнь. И там, где она ступала, не оставалось на снегу ни  единого  следа,
так легка была ее поступь.
   Ах, как давно они не виделись!  Ему  казалось,  что  душа  его  исполнена
неземного света, когда он приветственно поднял руку,  и  она,  тоже  в  знак
приветствия, опустила голову и коснулась его своим серебряным рогом,  словно
лаская, чтобы и он смог, в свою очередь, приласкать ее.
   "Только ты и я, - услышал он и ответил ей теми же словами, а потом  снова
услышал ее голос:
   - Ну что, полетели?"
   Он чувствовал ее напряжение,  ее  страстное  желание,  и  сам  охваченный
восторженным предвосхищением полета, громко воскликнул:
   - Да, полетели! О, моя дорогая! И будем убивать!
   И Табор дан Айвор оседлал крылатое существо, этот дар богини Даны,  этого
единорога, такого же юного, как и он сам, и взлетел на нем в  небеса,  прочь
от мира людей. Имрат взмыла в холодный простор  небес,  неся  на  себе  того
единственного Всадника, который сумел увидеть ее во сне. И для  людей  внизу
они, единорог  и  мальчик,  были  подобны  вырвавшейся  на  свободу  комете,
стремительно описывавшей дугу между звездами над Равниной.
   Потом Табор спросил ее мысленно: "Ты видишь?"
   "Вижу", - ответила она.
   И он повернул ее туда, где полчища ургахов стремились к полю брани, и они
упали на врага, точно разящий луч света. И она очень переменилась, пока  они
стрелой летели вниз, и сразу своим  сверкающим  рогом  убила  одного,  потом
второго, а потом еще много, много раз убивала,  направляемая  его  рукой.  И
ургахи в страхе  бежали  от  этого  разящего  луча  света,  а  Табор  и  его
возлюбленная преследовали их и убивали. Вскоре дрогнули и волки и обратились
в бегство, устремившись к югу, и дальри ликовали вместе с воинами  Бреннина,
удивленные и возбужденные битвой, видя, как некое сияющее  порождение  небес
приходит им на помощь.
   Но ни она, ни он  их  не  слышали.  Они  преследовали  врага  и  убивали,
убивали, пока ее рог не стал липким от крови, покрывшей его темной коркой, и
пока не осталось в живых больше ни одного из этих ужасных порождений Тьмы.
   И тогда наконец, дрожа от усталости и страшного нервного напряжения,  они
спустились на землю, на чистый белый снег, подальше от всей  этой  крови,  и
Табор дочиста вытер снегом ее серебряный рог.  А  потом  они  долго  стояли,
прильнув друг к другу в бескрайней ночной тиши.
   "Только ты и я", - сказала она ему мысленно.
   "Да, только ты и я", - ответил он.  А  потом  она  улетела,  сверкая  меж
звезд, когда над горами уже стала разгораться заря, и он двинулся  в  долгий
обратный путь - к лагерю людей.
 
Глава 5 
 
   - Первое сражение всегда самое трудное, - сказал Карде; он ехал  вплотную
к Кевину, так что никто другой не мог бы услышать их разговора.
   Эти слова вроде бы должны были его подбодрить и успокоить, и  Кевин  даже
постарался изобразить на своем лице глубочайшую  признательность  Карде,  но
лгать себе самому не хотелось: он понимал, что пережитый на поле брани  шок,
хотя и вполне реальный, - это отнюдь не главная мучившая его проблема.
   Как и зависть к Дейву Мартынюку. Хотя, если честно,  следовало  признать,
что  именно  эта  зависть  и  послужила  отчасти  причиной  его  теперешнего
настроения, овладевшего им, как только кончился весь этот кошмар и в небесах
появилось, все сверкая, это волшебное крылатое существо. А во время  схватки
Дейв  был  просто  неподражаем;  в  нем  появилось  что-то  почти  пугающее.
Размахивая огромным боевым топором, который Мэтт Сорин отыскал  для  него  в
оружейной Парас Дерваля,  он  с  ревом  прорвался  сквозь  ряды  неприятеля,
обогнав даже Дьярмуда и внеся невероятное смятение в стаю волков.  При  этом
он еще и не умолкая вопил во всю силу своих могучих  легких:  "Ревор!"  Этот
атлет успел даже сразиться в одиночку с одним из  тех  немыслимых  клыкастых
чудищ, которых здесь  называли  ургахами.  И  убил  его;  заблокировав  удар
страшного меча, он нанес этому ургаху такой удар топором, что  раскроил  ему
череп почти напополам, и туша кошмарного создания так и сползла на землю  со
спины своего не менее кошмарного "коня". Потом Дейв прикончил заодно и этого
шестиногого рогатого зверя.
   А Кевин? Быстрый, ловкий, остроумный Кевин Лэйн? Он все это  время  всего
лишь светил Дейву факелом! О, ему, разумеется, тоже дали меч, чтобы и он мог
сражаться с врагом, но он понятия  не  имел