тебя необычный способ приветствовать людей, Дважды Рожденный.
   Пол перевел дух.
   - Знаю, - согласился он. - Особенно тебя. - Он сделал  шаг,  короткий
прыжок вниз, и сел на ближайший к ней валун. Под ними  плескалась  вода;
он чувствовал соленые брызги на губах.
   Не отвечая, Джаэль повернулась и стала смотреть в море. Через секунду
Пол сделал то же самое. Они сидели так долго; потом кое-что пришло ему в
голову.
   Он сказал:
   - Ты забралась далеко от Храма. Как ты планируешь вернуться?
   Она нетерпеливо убрала назад прядь волос.
   - Кимберли. Маг. Я по-настоящему еще не думала об этом. Ей необходимо
было попасть сюда быстро, и только я могла помочь.
   Он улыбнулся, потом подавил  улыбку,  чтобы  она  не  приняла  ее  за
насмешку.
   - Рискуя быть проклятым или что-то в этом роде, могу я заметить,  что
в этих словах непривычно отсутствует эгоизм? - Она  резко  обернулась  и
гневно посмотрела на него. Рот ее открылся, но потом  закрылся,  и  даже
при лунном свете он разглядел, как она вспыхнула.
   - Я не хотел тебя уязвить, - быстро прибавил он. - Правда, Джаэль.  Я
имею некоторое представление о том, чего тебе стоило это сделать.
   Щеки  ее  постепенно  побледнели.  Ее   волосы   отливали   странным,
потусторонним, красноватым блеском там,  где  их  касался  лунный  свет.
Обруч в волосах сиял. Она ответила просто:
   - Мне кажется, не имеешь. Даже ты, Пуйл.
   - Так скажи мне, - предложил он. - Расскажи  что-нибудь  хоть  одному
человеку, Джаэль. - Он сам удивился напряжению в своем голосе.
   - А с тобой можно говорить? - задумчиво возразила она. Но потом,  так
как он молчал, прибавила медленнее и другим тоном:
   - Я назначила ту, кто заменит меня в  мое  отсутствие,  но  при  этом
нарушила правила преемственности.
   - Я ее знаю?
   Она лукаво улыбнулась.
   - Собственно говоря, да. Это та, что подглядывала за нами  в  прошлом
году.
   Он почувствовал, как между ними  проскользнул  краешек  тени.  Быстро
взглянул вверх. Луну не заслоняли никакие облака; эта тень  была  в  его
мыслях.
   - Лила? Будет ли самонадеянностью  спросить,  почему?  Разве  она  не
слишком молода?
   - Ты знаешь, что это так,  -  резко  ответила  Джаэль.  Потом  опять,
словно борясь с собственными порывами, продолжала:
   - А почему - я не уверена. Инстинкт, предчувствие. Как я говорила вам
всем сегодня вечером,  она  по-прежнему  настроена  на  Финна  и,  таким
образом, на Дикую Охоту. Но мне нелегко. Я не знаю, что это  значит.  Ты
всегда знаешь, почему ты поступаешь так, а не иначе, Пуйл?
   Он с горечью рассмеялся, потому  что  она  затронула  тот  обнаженный
нерв, который не дал ему уснуть.
   - Раньше я думал, что знаю. Теперь нет. После  Древа  боюсь,  что  не
знаю, почему вообще я совершаю  свои  поступки.  Я  тоже  руководствуюсь
инстинктом, Джаэль, а я к этому не привык. Кажется, я совсем  ничего  не
контролирую. Хочешь знать правду? - Слова вылетали, обгоняя друг  друга,
тихие и страстные. - Я почти завидую тебе и Ким - вы обе кажетесь такими
уверенными в своем месте в этой войне.
   Джаэль обдумала это с мрачным лицом. Потом сказала:
   - Не завидуй Ясновидящей, Пуйл. Только не ей. Что касается меня, то я
испытывала тревогу  в  своем  собственном  святилище,  чего  никогда  не
случалось раньше. Не думаю, что могу быть объектом чьей-то зависти.
   - Мне очень жаль, - рискнул он. И, кажется, потерпел неудачу, так как
ее взгляд снова быстро метнулся к нему.
   - Это наглость, - холодно сказала она, - и я ее не заслужила. - Он не
опустил глаза, отказываясь сдаваться и стараясь придумать тем не  менее,
что сказать. Но  в  это  время  выражение  ее  лица  изменилось,  и  она
прибавила:
   - Во всяком случае, то сожаление, которое ты, возможно,  испытываешь,
уравновесилось бы - и даже с избытком - радостью Одиарт,  узнай  она  об
этом. Она бы просто запела от радости, хотя, Дана  знает,  петь  она  не
умеет.
   Пол широко открыл рот.
   - Джаэль, - прошептал он, - ты только что пошутила?
   Она раздраженно вскинула руки.
   - Как вы представляете нашу жизнь в  Храме?  -  фыркнула  она.  -  Вы
думаете, мы день и ночь  бродим  и  распеваем  молитвы  и  заклинания  и
собираем кровь ради собственного развлечения?
   Перед тем как ответить, он немного  помолчал,  прислушиваясь  к  шуму
волн.
   - Это почти правда, - мягко ответил он. -  Вы  не  слишком  старались
доказать обратное.
   - Для этого есть причины, - парировала Джаэль, ничуть не смущаясь.  -
Ты теперь уже достаточно знаком с властью, чтобы самому  догадаться.  Но
истина в том, что Храмы очень долго были моим единственным домом, и  там
были смех, и музыка, и тихие удовольствия,  пока  не  пришла  засуха,  а
потом война.
   Проблема Джаэль или одна из проблем, кисло подумал он, в том, что она
слишком часто оказывалась права. Он кивнул.
   - Совершенно справедливо. Но если я ошибался, ты должна  согласиться:
это потому, что ты  хотела,  чтобы  я  ошибался.  Теперь  ты  не  можешь
обвинить меня в  недопонимании.  Это  единственный  клинок,  который  не
должен разить в обе стороны.
   - Они все разят в обе стороны, - тихо сказала она. Он знал,  что  она
так скажет. Во многом она все еще была  очень  молода,  хотя  это  редко
проявлялось внешне.
   - Сколько лет тебе было, когда ты пришла в Храм? - спросил он.
   - Пятнадцать, - ответила она, помолчав. - И  семнадцать,  когда  меня
сделали жрицей Мормы.
   Он покачал головой.
   - Это очень...
   - Лиле было четырнадцать. Сейчас ей  только  пятнадцать,  -  перебила
она, опережая его. - И благодаря тому, что я сделала сегодня утром,  она
уже сама одна из Морм, и даже более того.
   - Что ты имеешь в виду?
   Она внимательно посмотрела на него.
   - Обещаешь молчать?
   - Ты же знаешь, что да.
   - Потому что я назначила ее вместо себя на время моего отсутствия,  а
во время войны отсюда следует, по всем правилам Даны,  что,  если  я  не
вернусь в Парас Дерваль, Лила станет Верховной жрицей. В пятнадцать лет.
   Он невольно ощутил еще одну волну холода, хотя ночь стояла теплая,  а
небо было безоблачным.
   - Ты это знала. Ты знала это, когда назначала ее,  ведь  так?  -  еле
выговорил он.
   - Конечно, - ответила она с немалой долей присущего ей высокомерия. -
За кого ты меня принимаешь?
   - Я сам плохо понимаю, - честно ответил он. -  Почему  ты  тогда  это
сделала?
   Вопрос был задан достаточно прямо, чтобы заставить ее некоторое время
помолчать.
   Наконец она сказала:
   - Я ответила тебе несколько минут  назад:  инстинкт,  интуиция.  Чаще
всего я владею чем-то большим, подумай над этим. Ты только что жаловался
на недостаток  контроля.  Такой  властью,  как  наша,  не  так-то  легко
манипулировать, да и не должно  быть  легко,  говоря  по  правде.  Я  не
приказываю Дане, я говорю с ней. И так же, как мне кажется, ты  говоришь
с Богом, когда он соглашается с тобой говорить. Ты мог бы поразмыслить о
том, Дважды Рожденный, не слишком ли много для тебя значит контроль.
   И при этих словах он внезапно снова очутился на шоссе  под  дождем  и
услышал, как женщина, которую он любил, обвиняет его в  том  же  пороке,
услышал, что она уходит от него из-за того, что ей не  удалось  найти  в
его душе уголка, который поистине нуждался бы в ней.
   Кажется, он стоял, возвышаясь над жрицей у моря. Он не понял, как это
произошло. Он посмотрел вниз и увидел свои  руки,  прижатые  к  бокам  и
стиснутые в кулаки. А потом он повернулся и пошел прочь,  убегая  не  от
правды, потому что она осталась вместе с ним под звездами, а от  ледяных
зеленых глаз и голоса, который произнес эту правду.
   Она провожала его взглядом и сама удивлялась своему сожалению. Она не
намеревалась причинить боль. Видит Дана, она много раз  пыталась  ранить
его в тот или иной момент своими словами, но не  только  что  сказанными
словами. У нее были самые добрые намерения, насколько это было  для  нее
возможно, а вместо этого она попала в больное место.
   Ей следовало, как она понимала, сохранить знание о нем про запас,  на
будущие встречи.  Но  ей  было  трудно  придерживаться  таких  холодных,
расчетливых мыслей, сидя на камне и обдумывая  то,  что  каждый  из  них
только что сказал. Она слегка улыбнулась с насмешкой над собой  и  снова
посмотрела в море - и увидела призрачный корабль, скользящий между ней и
заходящей луной.
   - Пуйл! - Она выкрикнула его имя, почти не задумываясь.  Вскочила  на
ноги, сердце ее колотилось от ужаса и благоговения.
   Она не могла оторвать глаз от корабля. Он медленно двигался с  севера
на юг, пересекая линию ее взгляда, хотя ветер дул с запада.  Его  паруса
были истрепанными и рваными, и свет низко висящей  луны  легко  проникал
сквозь них.  Он  освещал  сломанные  мачты,  разбитую  фигуру  на  носу,
расколотый мостик, на котором  находился  румпель.  Ей  показалось,  что
внизу, у самой ватерлинии, она видит темную дыру в боку  корабля,  куда,
должно быть, хлынуло море.
   Этот корабль никак не мог держаться на плаву. Она  услышала  быстрые,
бегущие шаги Пуйла, и он снова очутился рядом с ней. Она не оглянулась и
не заговорила.  Услышала,  как  он  резко  втянул  в  себя  воздух  и  с
облегчением,  молча  возблагодарила  Богиню-мать:  он  тоже  видел  этот
корабль. Это не порождение ее собственного воображения,  не  прелюдия  к
безумию.
   Внезапно он молча вытянул руку и указал на  корабль.  Она  посмотрела
туда, куда он показывал.
   Там стоял человек, одинокий моряк, на носу  корабля,  и  лунный  свет
пронизывал насквозь и его тоже.
   Он  что-то  держал  в  руках,  протягивал  через  борт   корабля   по
направлению  к  ним  двоим,  и  Джаэль  увидела,  вновь  преисполнившись
благоговения, что это копье.
   - Я был бы благодарен тебе за молитву, - сказал Пуйл.
   Джаэль услышала биение невидимых крыльев. Она подняла  взгляд,  потом
быстро снова взглянула на него. И увидела, как он шагнул  со  скалы,  на
которой они стояли.
   И зашагал по воде по направлению к кораблю.
   Границы власти Даны заканчивались в  море.  "И  все  же,  -  подумала
Джаэль, Верховная жрица. - Все же..." Делая первый шаг, она зажмурилась,
зная, что сейчас погрузится в воду, и пошла вслед за ним.
   Она не утонула. Волны едва смачивали  сандалии  на  ее  ступнях.  Она
открыла  глаза,  увидела  целеустремленно  шагавшего  впереди  Пуйла   и
ускорила шаги, чтобы его догнать.
   Поравнявшись с ним, поймала его изумленный взгляд.
   - Тебе могут понадобиться не только молитвы, - коротко сказала она. -
И молитвы к Дане не имеют власти на море, я тебе когда-то  уже  говорила
об этом.
   - Я помню, - ответил он, делая небольшой шаг вверх, чтобы  увернуться
от набегающей волны. - Что делает тебя либо очень  храброй,  либо  очень
глупой. Или и той и другой?
   - Если тебе так нравится, - сказала она,  маскируя  внезапный  прилив
удовольствия. - И я хочу попросить прощения, если то, что я  только  что
сказала, причинило тебе  боль.  На  этот  раз  у  меня  не  было  такого
намерения.
   - На этот раз, - сухо повторил он, но она уже  начала  разбираться  в
ускользающих интонациях его голоса,  и  сейчас  в  нем  прозвучала  лишь
мягкая ирония, ничего более. -  Я  знаю,  что  у  тебя  не  было  такого
намерения, - сказал он, направляясь во впадину между волнами. - На  этот
раз я  сам  себе  причинил  боль.  Когда-нибудь  я  тебе  объясню,  если
захочешь.
   Джаэль ничего не ответила, сосредоточившись на  движении  над  водой.
Ощущение было  сверхъестественное.  Джаэль  чувствовала  себя  идеально,
безупречно уравновешенной. Ей приходилось следить за тем, куда они  идут
и как ведет себя море перед ними, но,  не  считая  этого,  скользить  по
поверхности было совсем не трудно.  Подол  ее  одежды  намок,  только  и
всего. Если бы они не шли к кораблю, который погиб тысячу лет назад, она
могла бы даже испытывать удовольствие.
   А теперь, чем ближе они подходили, тем более неестественно прозрачным
вырастал перед ними этот корабль. Когда они подошли к нему, Джаэль  ясно
увидела зияющие дыры у  ватерлинии.  В  открытом  взорам  трюме  корабля
Амаргина играло море в лунном свете.
   Конечно, это был именно тот корабль. Он не мог быть ничем иным здесь,
в бухте Анор Лизен. Она не имела представления,  какая  сила  удерживала
его в зримом мире, не то что на плаву. Но у нее не было никаких сомнений
в  том,  кто  тот  единственный  моряк,  стоящий  высоко  над  ними.  На
мгновение, когда они остановились и стояли на волнах как раз под высокой
призрачной  фигурой,  Джаэль  подумала  о  силе  любви  и  действительно
вознесла короткую молитву, прося для Лизен покоя в царстве Ткача.
   Тут Амаргин заговорил или заговорило то, что от него  осталось  после
столь давней смерти, под пронизывающим его насквозь лунным  сиянием.  Он
произнес  голосом,  напоминающим  низкие  ноты,  которые  извлекает   из
тростинки ветер:
   - Зачем вы пришли?
   Джаэль почувствовала, как ее качнуло, равновесие  начало  ускользать.
Она ожидала - хотя и не могла понять, почему, - приветливого приема.  Не
этого холодного, прямого вопроса. Внезапно море  показалось  ей  пугающе
темным и глубоким, а земля очень далекой.  Она  почувствовала  на  своем
локте чью-то руку, которая поддержала ее. Пуйл подождал,  пока  она  ему
кивнула, а потом снова посмотрел на  того,  кто  произнес  эти  слова  с
палубы над их головами.
   Она увидела, как он посмотрел вверх,  на  мага,  убитого  Пожирателем
Душ. И без того всегда бледный, Пуйл и  сам  стал  белым  и  похожим  на
призрака при лунном свете. Но в его  взгляде  не  промелькнуло  ни  тени
сомнения, а в голосе ни малейшего колебания.
   - Мы пришли за королевским Копьем, неуспокоившийся. И чтобы  принести
тебе известие, которого ты ждал столько лет.
   - Кто-то был в Башне! - воскликнул призрак. Джаэль показалось, что от
боли, прозвучавшей в этих словах, от бремени  давней  утраты  взметнулся
ветер. - Кто-то был в Башне, и поэтому я снова пришел туда, куда  так  и
не вернулся живым, в то место, где она умерла. Кто стоял в той комнате и
притянул меня обратно?
   - Джиневра, - ответил Пуйл и замолчал в ожидании.
   Амаргин молчал. Джаэль чувствовала под собой колебание моря.  Она  на
секунду  взглянула  вниз,  а  затем  быстро  снова  подняла  взгляд:  ей
показалось,  что  она  увидела  звезды  у  себя  под  ногами,  и  у  нее
закружилась голова.
   Амаргин перегнулся через поручни. Она была Верховной жрицей  Даны,  а
над ней стоял призрак того, кто разрушил власть Даны  во  Фьонаваре.  Ей
следовало проклясть его, говорила часть ее души, проклясть,  как  делали
жрицы Богини на рубеже каждого месяца. Ей следовало пролить свою кровь в
море над тем  местом,  где  она  стояла,  и  произнести  самое  страшное
проклятие от имени Матери. Это было ее долгом, святой  обязанностью.  Но
она не могла этого сделать. Такой ненависти к его  давнему  поступку  не
нашлось в ее душе сегодня ночью, и больше ее никогда не будет, почему-то
Джаэль это знала. Здесь было слишком много  боли,  слишком  чистым  было
горе. Кажется, все истории сливаются воедино. Она смотрела  снизу  вверх
на него и на то, что он держал в руке,  и  молча  наблюдала.  Под  таким
углом зрения  он  казался  ниже  ростом,  но  она  различала  его  резко
высеченные, прозрачные черты лица,  длинные  бледные  локоны  и  мощное,
сверкающее Копье, которое он сжимал обеими руками. На пальце у него было
кольцо: Джаэль подумала, что знает, что это такое.
   - Значит, здесь  и  Воин?  -  спросил  Амаргин  голосом,  похожим  на
дуновение в залитый луной стебель тростника.
   - Да, - ответил Пуйл. И через мгновение прибавил:
   - И Ланселот тоже.
   - Что?!
   Даже в темноте и с того места, где она стояла,  Джаэль  увидела,  что
его глаза внезапно засияли в ночи, словно сапфиры. Он перехватил  руками
Копье. Пуйл ждал,  не  торопил,  когда  фигура  над  ними  осознает  все
значение этого факта.
   Затем они оба,  стоящие  на  неспокойных  волнах  рядом  с  кораблем,
услышали, как Амаргин произнес теперь очень официальным голосом:
   - Какую весть вы принесли мне по прошествии стольких лет?
   Удивленная Джаэль увидела на  лице  Пуйла  слезы.  Он  ответил  очень
мягко:
   - Весть о покое, не знающий покоя. Ты отомщен,  твой  посох  вернулся
обратно. Похититель Душ Могрима  мертв.  Возвращайся  домой,  Первый  из
магов, возлюбленный Лизен. Плыви домой среди звезд, к Ткачу, и да  будет
дарован тебе мир после всех этих лет. Мы отправились на  Кадер  Седат  и
уничтожили там зло с помощью магии твоего посоха, который держал в руках
тот, кто стал твоим последователем, - Лорин Серебряный Плащ, Первый  маг
Бреннина. То, что я говорю тебе сегодня, - правда. Я - Дважды Рожденный,
повелитель Древа Жизни.
   Тут раздался звук, который Джаэль не  могла  забыть  до  конца  своих
дней. Его издал не Амаргин, скорее  казалось,  он  доносится  из  самого
корабля, хотя никого больше на нем не было видно: высокий, пронзительный
звук, каким-то  образом  связанный  с  косыми  лучами  луны  на  западе,
балансирующий между экстазом  и  болью.  Она  внезапно  поняла,  что  на
корабле находятся и другие призраки, хотя их нельзя было видеть.
   Затем заговорил Амаргин, перекрывая стон  своих  матросов,  и  сказал
Пуйлу:
   - Если это так, если это произошло, тогда, во имя Морнира, я  передаю
вам это Копье. Но хочу попросить вас об  одной  вещи,  еще  одно  должно
свершиться прежде, чем я смогу отдохнуть. Еще одна смерть.
   Впервые Джаэль увидела, как Пуйл заколебался. Она не  знала,  почему,
но зато знала кое-что другое и спросила:
   - Галадан?
   Она услышала, как Пуйл ахнул, и почувствовала в то  же  мгновение  на
себе взгляд сапфировых глаз того, кто  постиг  небесную  премудрость.  И
приказала себе не дрогнуть.
   Он сказал:
   - Ты находишься далеко от  своего  Храма  и  от  своего  кровожадного
топора, жрица. Ты не боишься смертоносного моря?
   - Я больше боюсь Расплетающего Основу, - ответила она, довольная тем,
что ее голос звучен и не дрожит. "Смертоносное море, -  отметила  она  с
горечью, - Лизен". - И ненавижу Тьму больше, чем  когда-либо  ненавидела
тебя или  любого  из  магов,  последовавших  за  тобой.  Я  берегу  свои
проклятия для Могрима и, - тут она глотнула, -  после  сегодняшней  ночи
буду молиться Дане о покое для тебя и Лизен. - Она закончила  ритуальной
фразой, как и Пуйл:
   - То, что я тебе сказала, - правда. Я - Верховная жрица Богини-матери
во Фьонаваре.
   "Что я только что сказала?" - подумала она в изумлении. Но надеялась,
что этот вопрос не отразился в ее взгляде. Он серьезно  смотрел  на  нее
сверху, с разрушенной палубы, и она в первый раз  увидела  в  нем  нечто
такое, что не имело отношения к силе или боли. Когда-то  он  был  любим,
вспомнила она. И сам любил, и горевал так сильно, что все эти годы  даже
смерть не смогла оторвать его от этой бухты, где умерла Лизен.
   Перекрывая звуки, несущиеся из разрушенного  корпуса  судна,  Амаргин
сказал:
   - Я был бы благодарен тебе за молитву.
   Те же слова, которые раньше произнес Пуйл, вспомнила  она,  точно  те
же. Ей казалось, что ночь вышла за рамки времени, что все в ней, так или
иначе, имело особое значение.
   - Галадан, -  повторил  Амаргин.  Теперь  завывания  темного  корабля
звучали еще громче. Радость и боль, она слышала и то  и  другое.  Видела
луну, сияющую сквозь разбитый корпус. Он исчезал прямо у нее на  глазах.
- Галадан, - еще раз, последний, крикнул Амаргин, глядя вниз  на  Дважды
Рожденного.
   - Я дал клятву, - ответил Пуйл,  и  Джаэль  впервые  услышала  в  его
голосе сомнение. Увидела, как он вдохнул поглубже и выше поднял  голову.
- Я дал клятву, что он - мой, - продолжал он, и на этот  раз  его  слова
дошли до цели.
   - Да будет так, - ответил призрак Амаргина. - пусть твоя нить никогда
не оборвется. - Он начинал исчезать;  она  видела  сияющую  сквозь  него
звезду. Он поднял Копье, готовый бросить его через борт им в ру