ященном лесу  Морнира  разразился  меж
ними смертный бой. Он рассказал ей о том, как  впервые  почувствовал,  сколь
крепки те узы, что связывают его с Древом Морнира, и как  в  безлунную  ночь
взошла красная луна, и как серый пес изгнал повелителя  волков  Галадана  из
Священного леса.
   Он рассказал ей о Дане. И о Морнире. И о том, как в ответ  на  устроенный
Ракотом  на  севере  взрыв  горы  Рангат  Боги  продемонстрировали  и   свое
могущество. Голос Пола  звучал  непривычно,  как-то  ниже  и  глуше,  и  она
чувствовала, какие сложные чувства обуревают его.
   - Мы не одиноки в этой борьбе, - сказал он ей. -  В  конце  концов  Ракот
действительно может превратить нас, отдельных людей, в пыль, но и ему  будет
оказано жестокое сопротивление, и что бы тебе ни довелось увидеть и пережить
в том мире, ты должна понимать, что Ракот не в силах, согласно  одному  лишь
своему желанию, полностью изменить рисунок Гобелена.  Иначе  тебя  бы  здесь
сейчас просто не было.
   Она слушала - почти не желая того. И  вдруг  вспомнила  свои  собственные
слова, произнесенные ею тогда в Старкадхе: "Ты ничего от меня  не  получишь;
можешь только взять силой". Но это она сказала еще до того. До того, как  он
все-таки решил взять все и взял - почти  все...  а  потом  Ким  вытащила  ее
оттуда...
   Дженнифер слегка приподняла голову.
   - Да? - Пол по-прежнему не  сводил  глаз  с  ее  лица.  -  Ты  понимаешь?
Конечно, он сильнее любого из нас, сильнее, наверное, даже  того  Бога,  что
принял мою жертву и отослал меня обратно. И он,  безусловно,  сильнее  тебя,
Дженнифер; об этом даже и говорить нечего. Если бы не  одно  обстоятельство:
он не может отнять у тебя твое "я"!
   - Это я знаю, - молвила Дженнифер Лоуэлл. - Именно поэтому я  и  намерена
выносить и родить его ребенка.
   Он чуть отодвинулся от нее и выпрямился.
   - Но тогда ты станешь его служанкой.
   - Нет. Теперь ты послушай меня, Пол,  потому  что  и  ты  тоже  всего  не
знаешь. Когда он сам наконец оставил  меня...  когда  он  отдал  меня  этому
гному... Его имя Блод... Я  была  для  него  наградой,  игрушкой,  но  Ракот
кое-что сказал этому Блоду: он сказал, что меня непременно нужно убить и что
ТОМУ ЕСТЬ ПРИЧИНА. - В ее голосе звучала холодная решимость. - Я выношу  его
ребенка, потому что осталась жива, а он хотел, чтобы я была мертва... и этот
ребенок - случайность, он не входил в его планы!
   Пол некоторое время молчал. Потом сказал:
   - Так же как и ты, живая и невредимая. Смех ее прозвучал жутко.
   - Ну и чем же мне, живой и невредимой, еще  ему  ответить?  Нет,  Пол,  я
непременно рожу его сына, и этот сын станет моим ему ответом.
   Он покачал головой.
   - Во всем этом слишком много зла и горя. И  затеваешь  ты  это  лишь  для
того, чтобы доказать уже доказанное.
   - И тем не менее! - Дженнифер вскинула голову. На  губах  Пола  мелькнула
улыбка.
   - Ну что ж, я разубеждать тебя не собираюсь. Я пришел  ради  тебя,  а  не
ради него. Кстати, Ким уже видела во сне, как его назовут.
   Глаза Дженнифер сердито сверкнули.
   - Пол, да пойми же! Я бы все  равно  сделала  это,  что  бы  там  Ким  ни
говорила, что бы там ей ни привиделось во сне! И ребенка я назову  так,  как
захочу сама!
   Невероятно, но Пол уже улыбался во весь рот.
   - Ну так зачем же замыкаться в себе,  Джен?  Делай,  что  хочешь,  только
оставайся с нами! Мы все очень хотим,  чтобы  ты  вернулась,  ты  нам  очень
нужна.  -  И  только  когда  он  это  сказал,  она  поняла,   что   невольно
проговорилась. Он же меня провел,  думала  она,  просто  исподволь  заставил
сделать то, чего делать я совсем не собиралась! Но  почему-то  сердиться  на
него она не могла. Она и сама не знала, почему. И если бы эти шаткие мостки,
которые он только что перебросил через разделявшую  их  пропасть,  оказались
чуточку прочнее, она бы, если честно, сумела, наверное, даже улыбнуться. Пол
встал.
   - В Художественной галерее выставка японской гравюры. Сходим?
   Она довольно долго смотрела на него снизу вверх, раскачиваясь  в  кресле.
Такой же темноволосый и хрупкий на вид, хотя, пожалуй, не настолько хрупкий,
как прошлой весной...
   - А как звали того пса? - спросила она.
   - Не знаю. Но очень хотел бы это узнать.
   Через несколько минут она поднялась, надела пальто и сделала свой  первый
осторожный шажок на только что перекинутый через пропасть мостик.
 
*** 
 
   Темное семя темного Бога, думал  Пол,  старательно  изображая  повышенный
интерес к гравюрам XIX века из Киото и Осаки. Журавли, узловатые  деревья  с
перекрученными ветвями, изящные дамы  с  длинными  шпильками  и  гребнями  в
высоких прическах.
   Его спутница говорила мало, но уже одно  то,  что  она  пошла  с  ним  на
выставку, было великой милостью. Он вспомнил безжизненный истерзанный  комок
плоти на полу - такой предстала перед ними  Дженнифер  семь  месяцев  назад,
когда Ким отчаянным усилием вытащила их всех из Фьонавара с  помощью  дикой,
неукротимой силы Бальрата.
   Он знал, что в этом и заключается могущество Ким: в Камне Войны  и  снах,
во время которых она проживает некую вторую жизнь, став такой же седовласой,
как Исанна, ясновидящая Бреннина, и неся в  себе  две  души  и  знание  двух
миров. Должно быть, тяжкая доля. "Очень быстро узнаешь цену,  которую  нужно
платить за всякую власть", - вспомнил Пол слова Айлиля, прежнего  Верховного
правителя Бреннина, сказанные им в ту ночь, когда они играли в  та'баэль.  В
ту ночь, которая была лишь прелюдией к последующим трем ночам, ставшим самым
тяжелым испытанием в его прежней жизни, но и вратами в  его  новую  жизнь  -
какой бы она ни была - ту, которую он вел сейчас, будучи  повелителем  Древа
Морнира.
   Какой бы она ни была. Они перешли в зал, где были  выставлены  работы  XX
века: снова те же  журавли,  длинные  гряды  невысоких  холмов,  лодчонки  с
низкими бортами, плывущие по широким рекам...
   - Тематика разнообразием не отличается, - заметила Дженнифер.
   - Да уж.
   Морнир тогда отослал его назад, он стал ответом Бога  силам  Тьмы,  но  у
него не было кольца, способного обжечь, и не было снов,  с  помощью  которых
можно было разгадывать тайны великого Гобелена, или такого волшебного  Рога,
какой нашел Дейв, и  он  не  обладал  Небесной  мудростью,  как  Лорин,  или
королевской короной, как Айлерон; у него не осталось даже -  хотя  при  этой
мысли он весь похолодел - ребенка во чреве, как у той женщины, что стояла  с
ним рядом.
   И все же. Рядом с ним, почти у  него  на  плечах,  сидели  тогда  древние
волшебные вороны: Мысль и Память. И еще он помнил, как лесной Бог на  поляне
перед Древом Жизни - трудно было разглядеть его как  следует,  но  он  успел
заметить рога у него на голове - низко ему поклонился. А потом там был белый
волшебный туман, поднимавшийся от земли и как бы  проходивший  сквозь  него,
Пола, и питавший его своей  магической  силой,  и  та  красная  луна,  вдруг
появилась  в  небесах  накануне  новолуния.   И   наконец,   там   был   тот
благословенный дождь. И Морнир.
   Морнир по-прежнему оставался  с  ним.  Порой  по  ночам  Пол  ощущал  его
неслышное присутствие, его безграничное могущество - в бурном токе крови,  в
приглушенном громе своего, человеческого, сердца.
   А что, если сам он теперь всего лишь символ? Некое воплощение всего того,
о чем он только что рассказывал Дженнифер: сил, противодействующих  проискам
Ракота Могрима? В этом действе были, наверно, и роли похуже. Ему еще  отвели
центральную роль, но какой-то внутренний голос - может быть, голос  Морнира,
что жил в его душе, - твердил ему, что этого мало. "Повелителем Древа  Жизни
может стать только тот, кто был рожден на этот свет дважды", -  так  сказала
ему Джаэль в своем святилище.
   Нет, он не просто  символ.  И  это  затянувшееся  ожидание  в  преддверии
грядущих событий  -  похоже,  часть  той  цены,  которую  ему  придется  еще
уплатить.
   Они уже почти  закончили  осматривать  экспозицию  и  остановились  перед
большой гравюрой, на которой изображены были  река,  выстроившиеся  у  пирса
рыбачьи лодки и людный причал, а за рекой виднелись лес и дальше  -  горы  в
белых снеговых шапках. Впрочем, гравюра висела плохо:  Пол  видел  в  стекле
отражения людей - двух студентов, сонного дежурного у дверей. А потом  вдруг
увидел чуть смазанное отражение волка, стоявшего на пороге зала.
   Затаив дыхание, он резко обернулся и встретился глазами с Галаданом.
   Повелитель волков был в своем  истинном  обличье,  и  Пол,  услышав,  как
ахнула Дженнифер, понял, что и  она  тоже  его  не  забыла  -  это  истинное
воплощение силы и изящества в  отливавшей  серебром  темной  волчьей  шкуре,
покрытой шрамами.
   Схватив Дженнифер за руку, Пол резко  повернулся  и  пошел,  таща  ее  за
собой, переходя из зала в зал и временами поглядывая  через  плечо:  Галадан
неотступно следовал за ними, и с его губ не сходила язвительная усмешка.  Он
не спешил.
   Они завернули за угол. Воззвав к Морниру, Пол с трудом приподнял  тяжелый
засов на двери с надписью "Аварийный выход", успел услышать, как у  него  за
спиной заорал что-то дежурный, но сирена сигнализации не  сработала,  и  они
оказались в каком-то коридоре, ведущем к служебному  выходу.  Снова  услышав
крик того же дежурного и звук открываемой  в  коридор  двери,  Пол  поспешил
дальше.
   Но выхода все не было, и Пол, рывком  отворив  какую-то  дверь,  поспешно
втащил туда Дженнифер. На  пороге  она  споткнулась,  и  он  едва  успел  ее
подхватить.
   - Я не могу бежать, Пол!
   Он выругался про себя. Интересно, где здесь этот чертов выход!  Дверь,  в
которую они нырнули, вела в  самый  большой  зал  галереи,  где  размещалась
постоянно действующая выставка скульптора Генри Мура. <Генри Мур, 1898-1986,
англ. скульптор, особенно известный благодаря работам, созданным  в  40-50-е
годы, таким, как  "Мать  и  дитя",  "Король  и  королева",  которым  присущи
пластическая мощь и органичная связь с природным и архитектурным окружением.
- Здесь и далее примечания переводчика.>
   Эта выставка была гордостью  Художественной  галереи  и  славилась  среди
знатоков всего мира.
 
*** 
 
   Похоже, именно здесь им и предстояло умереть.
   Пол  помог  Дженнифер  добраться  до  противоположного  конца  зала.  Они
миновали несколько огромных  скульптур  -  обнаженную  Мадонну  с  младенцем
Христом, какую-то абстрактную композицию...
   - Подожди здесь, - сказал он Дженнифер, усаживая ее на широкий  постамент
одной  из  скульптур.  В  зале  больше  никого  не  было,  что  для  буднего
ноябрьского дня было совершенно естественно.
   А ведь это неспроста, подумал он. И обернулся. Повелитель волков входил в
зал через ту же самую дверь. Во второй  раз  они  с  Галаданом  сталкивались
лицом к лицу в таком месте, где время, казалось, не движется.
   Дженнифер что-то прошептала. Он расслышал лишь свое имя и, не сводя  глаз
с Галадана, прислушался. Джен удивительно  спокойным,  даже  холодным  тоном
говорила:
   - ... слишком рано. Пол, ты во что бы то ни  стало  должен  найти  сейчас
подходящее место. Иначе я прокляну тебя перед смертью!
   У него голова закружилась от этих слов. И тут же он увидел,  как  Галадан
поднял длинный изящный палец и поднес его к красному рубцу на виске.
   - Вот это, - сказал повелитель андаинов, - я  положу  на  траву  у  самых
корней вашего Древа Жизни, когда лягу там отдохнуть.
   - Тебе крупно повезет, - сказал Пол, - если ты вообще останешься в  живых
и сможешь положить свою башку хоть куда-нибудь - отдохнуть.
   - Возможно, - откликнулся Галадан и снова  усмехнулся.  -  Впрочем,  тебе
тоже не очень-то везло до сих пор. Вам обоим. - В руке у него  блеснул  нож;
Пол не заметил, как Галадан его выхватил.  Он  хорошо  помнил  этот  клинок.
Галадан приблизился к ним еще на несколько  шагов.  И  никто  больше  -  Пол
прекрасно понимал это - войти в зал так и не сможет.
   И вдруг он понял еще кое-что. Что-то ожило у него  внутри,  зашевелилось,
задвигалось, некая мощная волна поднялась в груди, и он,  оставив  Дженнифер
сидеть на постаменте, один подошел  к  Галадану  почти  вплотную  и  холодно
спросил его:
   - Ну что, готов ты сразиться с Дважды Рожденным?
   И повелитель волков ответил:
   - Именно за этим я сюда и  явился.  Учти:  когда  ты  умрешь,  я  убью  и
девушку. Помнишь, кто я? Дети Богов падали передо мной ниц и  с  готовностью
мыли мне ноги. А ты пока еще никто, Пуйл  Дважды  Рожденный,  и  ты  успеешь
дважды умереть, прежде чем я позволю тебе войти в полную силу.
   Пол молча покачал головой. В крови у него бушевал настоящий прибой. И  он
услышал собственный голос, доносившийся как бы издалека:
   - Твой отец почтительно склонял передо мною голову, Галадан. Не хочешь ли
и ты мне поклониться, СЫН КЕРНАНА? - И Пол,  ощутив  новый  огромный  прилив
силы, увидел, что его противник смутился.
   Но лишь на мгновение. Затем повелитель волков, который вот уже тысячу лет
был  также  и  могущественным  властелином  андаинов,  рассмеялся  и   одним
движением руки погрузил зал в кромешную тьму.
   - А где ты видел такого сына, который  в  точности  следовал  бы  дорогой
своего отца? - спросил он. - Теперь здесь нет пса, который охранял бы  тебя,
А Я ОТЛИЧНО УМЕЮ ВИДЕТЬ В ТЕМНОТЕ!
   И те невероятные силы, которые Пол ощущал в своей  душе,  вдруг  оставили
его.
   Зато вместо их шумного прибоя возникло  нечто  иное,  скорее  похожее  на
тихое лесное озеро, и он - совершенно инстинктивно - понял, что в этом-то  и
заключается самая главная его сила - и в настоящем, и в будущем. И  чувствуя
себя как бы заключенным внутрь этого великого покоя, он  отступил  назад,  к
Дженнифер, и сказал ей:
   - Не волнуйся и ни на шаг не отставай от меня.
   И она крепко схватила его за руку и  встала  с  ним  рядом,  а  он  снова
заговорил с повелителем волков, и голос его теперь совершенно переменился.
   - Раб Могрима, - сказал он, - я пока еще не могу  одолеть  тебя,  как  не
могу и как следует разглядеть тебя в темноте. Но  мы  еще  встретимся,  и  в
третий раз ты расплатишься за все сразу - впрочем, ты и сам это  знаешь.  Но
ждать тебя здесь, в темноте, я не стану.
   И, едва произнеся эти слова, он почувствовал, что уже перенесся  в  иное,
более спокойное место, к тому лесному озеру, что жило у него в душе  и  куда
он стремился сейчас изо всех сил. Он погрузился в воды этого  озера,  крепко
сжимая руку Дженнифер и увлекая ее за собой - сквозь знакомое им уже ледяное
пространство, над перекрестками времен и тем,  что  отделяло  миры  Великого
Ткача друг от друга, - назад, во Фьонавар.
 
Глава 2 
 
   Ваэ показалось, что в дверь постучали. С тех пор как  Шахара  послали  на
север, она часто слышала по ночам какие-то шумы в доме и  приучила  себя  не
обращать на них внимания. Главное - ни на что не обращать внимания.
   Однако в дверь лавки кто-то забарабанил  так,  что  не  обращать  на  это
внимания было просто невозможно. И этот стук был порожден отнюдь  не  зимним
одиночеством или страхом, связанным с ожиданием войны. Стучали по-настоящему
и настойчиво, вот только Ваэ вовсе не хотелось знать, кто это стучит.
   Ее сын, однако, уже выскочил в коридор, а  не  бросился  прятаться  в  ее
спальню, как бывало. Мало того, он уже натянул штаны и надел теплую  куртку,
которую она ему сшила, когда начались эти снегопады. Впрочем, вид у него был
сонный. Совсем еще ребенок. Он ей по-прежнему казался маленьким мальчиком.
   - Я пойду, посмотрю, а? - храбро предложил он.
   - Погоди, - остановила  его  Ваэ.  Она  накинула  поверх  ночной  рубашки
длинную свободную шерстяную рубаху: в доме  холодно,  да  и  время  позднее:
давно за полночь. Муж ее был далеко, и она одна противостояла этому  зимнему
холоду, и рядом был только ее  четырнадцатилетний  сын,  и  в  дверь  к  ней
стучали все сильнее, все настойчивее.
   Ваэ зажгла свечу и стала следом за Финном спускаться по лестнице.
   - Погоди, - снова сказала она уже в лавке и зажгла еще  две  свечи,  хотя
это была неразумная расточительность. Нельзя открывать зимней  ночью  дверь,
если мало света и не видно, кто это там пожаловал.  Когда  все  свечи  стали
гореть достаточно ровно, она заметила, что Финн на всякий  случай  держит  в
руках железную кочергу, захваченную возле камина  наверху.  Ваэ  кивнула,  и
мальчик открыл дверь.
   На улице мела метель, и из  этой  кружащейся  пелены  к  ней  на  крыльцо
поднялись двое - незнакомый мужчина и высокая женщина,  которую  ее  спутник
поддерживал, приобняв за плечи. Финн тут же опустил свою кочергу:  эти  люди
вооружены не были. А Ваэ, подойдя поближе и подняв повыше свечу,  разглядела
две вещи: во-первых, женщина почему-то была ей знакома, а во-вторых, что она
на последних месяцах беременности.
   - А мы ведь, кажется, встречались? - сказала Ваэ. - На та'киене?
   Женщина кивнула. Мельком посмотрела на Финна, потом снова на Ваэ.
   - Значит, он все еще здесь, - сказала она. - Я очень рада!
   Финн все это время молчал и выглядел таким юным, что у Ваэ просто  сердце
разрывалось. Мужчина на пороге, сделав нетерпеливый жест, пояснил:
   - Нам нужна помощь. Мы бежали из нашего мира, потому что за нами  гонится
Галадан, повелитель волков. Мое имя - Пуйл,  а  это  Дженнифер.  Мы  прошлой
весной уже совершали Переход во Фьонавар вместе с Лорином.
   Ваэ кивнула, страстно желая, чтобы Шахар  оказался  сейчас  рядом,  а  не
где-то там, в продуваемой  ветрами  насквозь  ледяной  Северной  твердыне  с
дедовским копьем в обнимку. Ее муж - ремесленник, а не солдат; что он вообще
понимает в этих войнах?
   - Входите, - сказала она и отступила, пропуская их в дом. Финн закрыл  за
ними дверь на засов. - Меня зовут Ваэ. Вот только мужа моего дома  нет.  Чем
же я-то могу вам помочь?
   - Мы вынуждены были совершить этот Переход, что, видно, и ускорило  дело.
Срок мой настал слишком, рано, - сказала женщина по имени Дженнифер, и по ее
напряженному лицу Ваэ поняла, что она говорит правду.
   - Разожги-ка камин,  -  велела  она  Финну.  -  В  моей  спальне.  -  Она
повернулась к мужчине. - А вы ему помогите. Надо еще воду  вскипятить.  Финн
покажет, где лежат чистые простыни. Да побыстрее, вы оба!
   Пол с Финном, прыгая через ступеньку, бросились наверх.
   Оставшись одни в лавке, освещаемой тусклым светом свечей, среди мешков  с
непряденой шерстью и со спряденной и смотанной в  клубки,  Ваэ  и  Дженнифер
посмотрели друг на друга.
   - Почему я? - спросила Ваэ.
   Взор роженицы заволокло пеленой боли.
   - Потому что, - с трудом проговорила она, - мне нужна  была  такая  мать,
которая умеет любить свое дитя.
   Всего несколько минут назад Ваэ крепко спала; а эта женщина, находившаяся
сейчас рядом с нею, была  так  прекрасна,  что  вполне  могла  бы  оказаться
существом из мира снов, если бы не ее глаза.
   - Я не понимаю, - сказала Ваэ.
   - Мне придется его оставить здесь, - пояснила Дженнифер. - Скажи,  смогла
бы ты отдать свое сердце чужому ребенку, когда твой  Финн  уйдет  по  Самому
Долгому Пути?
   При свете дня она бы, наверное, ударила  или  прокляла  любого,  кто  так
спокойно говорил о том, что терзало и резало ее  душу,  точно  самый  острый
нож. Но сейчас, ночью, она словно пребывала в каком-то полусне.
   Ваэ была женщиной  простой;  вместе  с  мужем  она  торговала  шерстью  и
шерстяными вещами, а ее сын по  причине,  совершенно  ей  не  понятной,  был
трижды призван избрать Долгий  Путь,  когда  дети  играли  в  эту  проклятую
пророческую та'киену, а потом еще и в четвертый раз - и как раз после  этого
Рангат взорвалась, возвещая начало войны. А теперь на нее  свалилось  еще  и
это...
   - Да, - просто ответила она. - Я могла бы полюбить и чужого ребенка.  Это
мальчик?
   Дженнифер смахнула слезы с глаз и твердо ответила:
   - Да, мальчик, но это еще не все. Он андаин, и я не знаю  даже,  что  это
будет в его случае означать.
   У Ваэ задрожали руки. Дитя Бога и смертной женщины!