Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
70 -
71 -
72 -
73 -
74 -
75 -
76 -
77 -
78 -
79 -
80 -
81 -
82 -
83 -
84 -
85 -
86 -
87 -
88 -
89 -
90 -
91 -
92 -
93 -
94 -
95 -
96 -
97 -
98 -
99 -
100 -
101 -
102 -
103 -
104 -
105 -
106 -
107 -
108 -
109 -
110 -
111 -
112 -
113 -
114 -
115 -
116 -
117 -
118 -
119 -
120 -
121 -
122 -
123 -
124 -
125 -
126 -
127 -
нас и заставил справляться, как можем, без него. Без
короля, духовно связанного с озером, которое всегда было биением сердца
для каждого гнома. Сорок лет я прожил здесь вместе с Блодом, моим
братом, и старался править, по мере сил, с помощью Совета старейшин.
Сорок лет Мэтт провел далеко отсюда, в поисках славы и стремлении
удовлетворить собственные желания в широком мире за горами. А теперь,
теперь, когда прошло столько времени, он вернулся. Теперь, потому что
это устраивает его - его тщеславие, его гордость, - он вернулся и
требует обратно Венец и скипетр, которые с таким презрением отшвырнул
тогда.
Еще шаг вперед. Слова летели с его губ прямо в сердца слушателей.
- Не позволяйте ему, дети Калор Диман! Сорок лет назад вы решили, что
поиски Котла - Котла Жизни - достойное для нас дело. Я служил вам,
выполняя решение Совета, я трудился все эти годы здесь, среди вас. Не
отворачивайтесь от меня теперь!
Медленно опустилась его протянутая рука, и Каэн закончил речь.
Высоко над головой, над полной, непоколебимой тишиной, алмазные птицы
описывали сверкающие круги.
Сердце сжалось в груди Ким от напряжения и дурных предчувствий. Она
вместе со всеми остальными в Зале Сейтра перевела взгляд на Мэтта
Сорина, друга, который с самой первой их встречи всегда говорил точно
отмеренными и простыми словами. Чьей силой были стойкость и зоркость и
невысказанная глубина преданности. Слова никогда не были орудиями Мэтта:
ни теперь, ни сорок лет назад, когда он потерпел горькое поражение в
прошлом поединке с Каэном, а проиграв, отказался от Венца.
В своем воображении Ким видела его таким, каким он был в тот день:
молодой, гордый король, только что сочетавшийся браком с Хрустальным
озером, полный видений Света, ненавидящий Тьму так же, как и сейчас.
Своим внутренним взором она видела его ярость, боль, чувство
отверженности, которые вызвала в нем победа Каэна. Она представила себе,
как он швырнул прочь Венец. И понимала, что он поступил не правильно.
В этот момент она подумала об Артуре Пендрагоне, еще одном молодом
короле, только что получившем корону и полном новых планов и узнавшем о
ребенке, кровосмесительном плоде его чресел, которому суждено разрушить
все, что создаст Артур. И тогда, в тщетной попытке помешать этому, он
приказал убить множество младенцев.
Грехи добрых людей оплакивала она.
Грехи и то, как снующий челнок Станка возвращал их к этим грехам. Как
вернулся обратно в свои горы Мэтт после долгого отсутствия, в Зал
Сейтра, чтобы стоять рядом с Каэном перед Советом старейшин.
Ким молилась за него и за всех живущих в поисках Света. Она знала,
как много положено на чашу весов, и все еще ощущала магию последних слов
Каэна, брошенных им в зал, и спрашивала себя, как Мэтт сможет сделать
нечто подобное этому.
И она это узнала. Все узнали.
- Мы ничего не услышали о Ракоте Могриме, - сказал Мэтт Сорин, -
совсем ничего. Ничего о войне. О зле. О друзьях, преданных в руки Тьмы.
Мы ничего не услышали от Каэна о разбитом Сторожевом Камне Эриду. О
Котле, переданном Могриму. Сейтр зарыдал бы и проклял нас сквозь слезы!
Прямые слова, резкие, прозаичные, без прикрас. Холодные и суровые,
они пронеслись по залу, словно порыв ветра, и сдули прочь туманы
колдовского красноречия Каэна. Упершись руками в бока, широко расставив
ноги, словно он бросил якорь в эти камни, Мэтт даже не пытался заманить
или соблазнить своих слушателей. Он бросил им вызов. И они слушали.
- Сорок лет назад я совершил ошибку, о которой не перестану сожалеть
до конца своих дней. Я только что был коронован, ничем себя не проявил,
был неизвестен и искал одобрения тому, что считал правильным, в поединке
перед Советом старейшин в этом зале. Я был не прав. Король, когда он
ясно видит свой путь, должен действовать, чтобы его народ мог следовать
за ним. Мой путь был бы ясным, и так и случилось бы, если бы у меня
хватило сил. Каэна и Блода, которые не выполнили моих приказов,
следовало отвести на Утес Предателей на Банир Тал и сбросить в пропасть.
Я был не прав. Я был недостаточно силен. Я признаю, как подобает королю,
свою долю ответственности за все то зло, которое вершилось с тех пор.
Зло было велико, - произнес он непримиримым тоном. - Кто из вас, если
только он не околдован и не запуган, может примириться с содеянным нами?
Как низко пали гномы! Кто из вас может примириться с разбитым Сторожевым
Камнем? С освобождением Ракота? С передачей в его руки Котла параико? А
теперь я скажу о Котле.
Мэтт сменил тему резко, неуклюже, но ему казалось: все равно.
- Перед началом этого поединка Ясновидящая Бреннина сказала, что
Котел приносит смерть, и один из вас - я помню тебя, Эдриг, ты был
мудрым уже тогда, когда я стал королем, и я не знал в твоем сердце
злобы, - Эдриг назвал Ясновидящую лгуньей и сказал, что Котел приносит
жизнь.
Он скрестил руки на широкой груди.
- Это не так. Когда-то, может быть, когда его выковали в Кат Миголе,
но не теперь, не в руках Разрушителя. Он использовал Котел, отданный ему
гномами, чтобы сотворить зиму, которая только что закончилась, а потом -
язык мой не поворачивается от горя произнести эти слова - для того,
чтобы наслать дождь смерти на Эриду.
- Это ложь, - резко возразил Каэн. Раздался шепот потрясенных
слушателей. Каэн не обратил на него внимания. - Ты не должен говорить не
правду во время словесного поединка. Тебе это известно. Я заявляю, что
выиграл этот поединок из-за нарушения правил соперником. Котел
воскрешает мертвых. Он не убивает. Каждый из присутствующих здесь знает,
что это правда.
- Так ли это? - рявкнул Мэтт, резко поворачиваясь к Каэну с такой
яростью, что тот отшатнулся. - Ты смеешь обвинять меня во лжи? Так
слушай! Все слушайте! Разве не приходил сюда маг Бреннина, который
извратил мудрость и запретное знание? Разве Метран не являлся в эти
залы, не давал советы и не помогал Каэну и Блоду?
Молчание было ответом. Молчание словесного поединка. Напряженное,
сосредоточенное, сгустившееся вокруг его вопросов.
- Знайте же, что, когда Котел был найден и передан Могриму, его
отдали в руки этого мага. И он увез его на Кадер Седат, остров, которого
невозможно найти ни на одной карте, который Могрим превратил в место,
где нет жизни, еще во времена Баэль Рангат. В этом ужасном месте Метран
использовал Котел, чтобы сотворить зиму, а затем дождь. Он черпал свою
противоестественную магическую силу для этих ужасных дел у целой армии
цвергов. Он их убивал, выкачивая у них жизненную силу при помощи своей
магии, а потом использовал Котел, чтобы оживлять их снова и снова. Вот
что он сделал. И вот что, Дети Калор Диман, потомки Сейтра, мой
возлюбленный народ, вот что мы натворили!
- Ложь! - снова повторил Каэн, в его голосе слышалось отчаяние. -
Откуда ты знаешь, что он действительно увез Котел туда? Как мог дождь
прекратиться, если это правда?
На этот раз не раздалось ни звука, и на этот раз Мэтт не обернулся
резко и яростно к противнику. Он сделал это очень медленно и посмотрел
на Каэна.
- Ты хочешь это знать? - тихо спросил он. Акустика разнесла по залу
его слова: их услышали все. - Ты хочешь знать, что пошло не так. Мы там
были, Каэн. Вместе с Артуром Пендрагоном, с Дьярмудом из Бреннина, с
Пуйлом Дважды Рожденным, повелителем Древа Жизни, мы поплыли на Кадер
Седат, и убили Метрана, и разбили Котел. Мы с Лорином это сделали, Каэн.
Мы, как сумели, исправили содеянное гномами.
Каэн раскрыл рот, потом опять закрыл.
- Ты мне не веришь, - продолжал Мэтт неумолимо, безжалостно. - Не
хочешь верить, что твои надежды и планы рухнули. Так не верь мне! Поверь
своим глазам!
И он сунул руку в карман своей куртки и достал из него черный осколок
и бросил его на каменный стол между скипетром и Венцом. Каэн наклонился
вперед, чтобы посмотреть, и у него невольно вырвался возглас.
- Можешь вопить! - нараспев произнес Мэтт таким голосом, словно
выносил окончательный приговор. - Хотя даже сейчас ты горюешь о себе, а
не о своем народе, при виде осколка разбитого Котла, который вернулся в
эти горы.
Он снова повернулся лицом к залу под высокими сводами, где
непрестанно кружились алмазные птицы.
И снова он сменил тему, неловко и неуклюже. И снова, казалось, не
заметил этого.
- Гномы, - воскликнул Мэтт, - я не заявляю сейчас перед вами о своей
невиновности. Я поступил неверно, но постарался искупить свою вину, как
мог. И я буду продолжать это делать теперь и в будущем, пока не умру. Я
понесу бремя моего собственного отступничества и возьму на себя столько
вашего бремени, сколько смогу. Ибо так подобает поступать королю, а я -
ваш король. Я вернулся, чтобы снова вернуть вас в ряды армии Света, где
подобает находиться гномам. Где мы всегда прежде находились. Вы пойдете
за мной?
Молчание. Конечно.
Едва дыша, Ким пыталась измерить его при помощи всех своих
неискушенных инстинктов.
Тишина имела форму острия; она была перегружена тяжестью неназванных
страхов, неявных предчувствий; она была густо пронизана сложным
переплетением бесчисленных вопросов и сомнений. В ней было еще больше
всего, много больше, но она не умела ясно распознать, чего именно.
Все равно в этот момент тишина была нарушена.
- Стойте! - крикнул Каэн, и даже Ким поняла, насколько это грубо
нарушало законы словесного поединка.
Каэн несколько раз резко втянул воздух, чтобы успокоиться и взять
себя в руки. Затем снова шагнул вперед и сказал:
- Теперь это вышло за рамки поединка, и поэтому я должен нарушить ход
истинного спора. Мэтт Сорин стремится не только вернуть Венец, от
которого отказался, когда предпочел служение Бреннину царствованию в
Банир Лок. Теперь он предлагает Совету - приказывает ему, если
прислушаться к его тону, а не только к словам. - изменить ход событий,
ни на секунду не задумываясь!
Казалось, с каждым словом его уверенность снова растет, он снова плел
прочный Гобелен из убедительных доводов.
- Я не поднимал этот вопрос, когда выступал, потому что не
предполагал - в своей наивности, - что Мэтт пойдет так далеко. Но он это
сделал, поэтому я должен снова говорить и просить у вас прощения за это
небольшое нарушение правил. Мэтт Сорин приходит сюда в последние дни
войны и приказывает вести нашу армию к королю Бреннина. Он использовал
другие слова, но именно это он хотел сказать. Он забыл об одном.
Предпочел забыть, как мне кажется, но мы, которые заплатим за его
забывчивость, не должны быть столь невнимательны.
Каэн сделал паузу и в течение долгого мгновения обводил зал взглядом,
чтобы удостовериться, что они все на его стороне.
Затем произнес мрачно:
- Армии гномов здесь нет! Мой брат увел ее из этих залов через горы
на войну. Мы обещали помощь владыке Старкадха в обмен на помощь, которую
просили у него во время поисков Котла, и эта помощь была нам охотно
оказана, и мы ее приняли. Я не стану стыдить вас или позорить память
ваших отцов излишними рассуждениями о чести гномов. О том, что может
означать, если теперь, попросив у него помощи, мы откажемся в свою
очередь помочь ему, как мы обещали. Я не стану говорить об этом. Я
только скажу самую очевидную, самую явную истину, которую Мэтт Сорин
предпочел не заметить. Армия ушла. Мы выбрали свой путь. Я выбрал, и
Совет старейшин выбрал вместе со мной. Честь и необходимость, и то и
другое, вынуждают нас остаться на той дороге, по которой мы пошли. Мы не
могли бы вовремя связаться в Блодом и его армией, чтобы вернуть их, даже
если бы захотели!
- Могли бы! - громко солгала Ким Форд.
Она вскочила на ноги. Стоящий ближе других стражник качнулся вперед,
но заколебался, парализованный гневным взглядом Лорина.
- Вчера вечером я доставила сюда вашего истинного короля с морского
побережья с помощью той силы, которой владею. Я могу так же легко
доставить его к армии, если Совет старейшин попросит меня об этом.
Ложь, ложь. Бальрат исчез. Она держала обе руки в карманах все время,
пока говорила. Это был всего лишь блеф, как и угроза Лорина стражнику.
Но слишком много было поставлено на карту, а ей не очень хорошо
удавались подобные вещи, она это знала. Тем не менее она в упор смотрела
на Каэна и не дрогнула: если он захочет ее разоблачить, показать
украденный у нее Бальрат, - пусть это сделает! Ему придется объяснить
Совету старейшин, как он его добыл, и во что тогда превратятся его слова
о чести?
Каэн молчал и не двигался. Но сбоку сцены внезапно раздались три
громких, гулких удара посоха о каменный пол.
Миак вышел вперед, двигаясь медленно и осторожно, как и прежде, но с
явным гневом, и когда заговорил, то ему пришлось прилагать усилия, чтобы
справиться со своим голосом.
- Прекрасно! - произнес он с горьким сарказмом. - Этот словесный
поединок запомнят надолго! Никогда еще я не видел, чтобы нарушалось
столько правил. Мэтт Сорин, даже сорок лет отсутствия не могут оправдать
твое невежество, проявившееся в том, что ты использовал предмет в
словесном поединке! Ты знал правила насчет этих вещей еще тогда, когда
тебе не исполнилось и десяти лет. А ты, Каэн! "Небольшое нарушение
правил"? Как ты посмел выступить во второй раз во время словесного
поединка! Что с нами стало, если даже древнейшие законы нашего народа не
помнят и не соблюдают? Дошло уже до того, - тут он повернулся и в гневе
посмотрел на Кимберли, - что гостья позволяет себе вмешаться в поединок
в Зале Сейтра.
Это уж слишком, решила Ким. В ней самой разгорался гнев, и она уже
открыла рот для ответа, как вдруг почувствовала, что Лорин крепко
стиснул ей руку выше локтя. Она закрыла рот, не произнеся ни слова, хотя
ее руки в карманах платья сжались в кулаки так, что косточки пальцев
побелели.
Затем она их разжала, так как ярость Миака получила разрядку в этой
короткой, страстной отповеди. Он снова съежился и превратился из
разъяренного патриарха в старика, на которого легла громадная
ответственность в беспокойное время.
Он продолжал более спокойно, почти извиняющимся тоном:
- Возможно, правила, которые были достаточно ясны и важны, начиная со
времен до Сейтра и кончая правлением Марка, потеряли свое первостепенное
значение. Возможно, никому из гномов еще не доводилось жить во время
столь смутное и непонятное, как наше. И что стремление к ясности всего
лишь тоска старого человека по прошлому.
Ким увидела, что Мэтт отрицательно качает головой. Миак этого не
заметил. Он смотрел вверх, в просторный, заполненный лишь наполовину
зал.
- Возможно, - неуверенно повторил он. - Но даже в этом случае
поединок закончен, и теперь решать предстоит Совету старейшин. Мы
удаляемся. Вы все останетесь здесь, - его голос снова окреп, произнося
ритуальные слова, - до тех пор, пока мы не вернемся, чтобы объявить волю
Совета. Мы благодарим за ваше мнение, выраженное молчанием. Оно услышано
и будет высказано вслух.
Он повернулся, и другие, одетые в черное старейшины поднялись, и они
все вместе удалились со сцены, оставив Мэтта и Каэна стоять с двух
сторон от стола, на котором лежали сверкающий Венец, сверкающий скипетр
и черный, с острыми краями осколок Котла Кат Миголя.
Ким осознала, что рука Лорина все еще сжимает ее локоть, и очень
сильно. Кажется, в тот же момент он и сам это осознал.
- Прости, - прошептал он, слегка разжав пальцы, но не отпустил ее
руку.
Она покачала головой.
- Я чуть не сказала какую-то глупость.
На этот раз стражники не посмели испытывать терпение Лорина и
вмешиваться. В самом деле, по всему залу теперь раздавались голоса, так
как гномы, освободившись от обязанности молчать во время поединка,
начали оживленно обсуждать то, что только что произошло. Лишь Мэтт и
Каэн неподвижно стояли на сцене, не глядя друг на друга, и молчали.
- Вовсе не глупость, - тихо возразил Лорин. - Ты рисковала,
заговорив, но им нужно было сказать о том, что ты можешь сделать.
Ким взглянула на него с отчаянием. Он прищурился, видя ее смущение.
- В чем дело? - шепнул он, стараясь, чтобы никто не услышал.
Ким ничего не сказала. Только медленно вынула из кармана правую руку,
чтобы он мог увидеть то, чего явно не заметил раньше: пугающее
отсутствие пламени, исчезновение Бальрата.
Он взглянул, затем закрыл глаза. Она снова опустила руку в карман.
- Когда? - спросил Лорин тонким и слабым голосом.
- Когда мы попали в засаду. Я почувствовала, как его снимают. А
сегодня утром проснулась без него.
Лорин открыл глаза и посмотрел на сцену, на Каэна.
- Интересно, - пробормотал он. - Интересно, откуда он узнал?
Ким пожала плечами. В данный момент это едва ли имело значение. Имело
значение то, что при таком положении вещей Каэн сказал гномам правду.
Если армия находится на западе от гор, они никак не смогут сейчас
помешать им вступить в битву на стороне легионов Тьмы.
Казалось, Лорин прочел ее мысли, или он тоже подумал об этом. Он
сказал:
- Еще не все потеряно. И отчасти благодаря тому, что ты сделала. Это
был блестяще сотканный узор, Кимберли, ты парировала удар Каэна, и,
может быть, ты дала нам время что-то предпринять. - Он помолчал.
Выражение его лица изменилось, стало застенчивым и напряженным. -
Правильнее сказать, - поправил он сам себя, - ты, возможно, дала время
Мэтту и себе. От меня теперь немного толку.
- Это не правда, - возразила Ким со всей убежденностью, которую
смогла изобразить. - Мудрость сильна сама по себе.
Он слабо улыбнулся этой банальности и даже кивнул.
- Знаю. Я это знаю. Только это тяжело, Ким, очень тяжело - сорок лет
владеть магической силой и лишиться ее теперь, когда от нее так много
может зависеть.
На это Ким, которая обладала своей собственной силой всего чуть
больше года и большую часть времени боролась с ней, не нашла ответа. В
любом случае, времени на ответ уже не оставалось. Шум в зале внезапно
усилился, а затем так же быстро стих, и воцарилась напряженная тишина.
И в этой тишине Совет старейшин торжественно вышел на сцену и
расселся по своим местам. В третий раз Миак вышел вперед и остановился
рядом с Каэном и Мэттом, лицом к рядам кресел в вышине.
Ким взглянула на Лорина, застывшего рядом с ней. Она проследила за
его взглядом, устремленным на человека, который сорок лет был его
другом. И увидела, как губы Мэтта беззвучно шевельнулись. "Да будет с
нами Ткач у Станка", - произнесла она про себя, повторяя молитву,
которую прочла на губах гнома.
Не тратя зря времени, Миак заговорил:
- Мы выслушали речи словесного поединка и молчание гномов. Теперь
услышьте решение Совета старейшин Банир Лок. Сорок лет назад в этом зале
Мэтт, теперь носящий также имя Сорин, бросил символы королевской власти.
Нет двух мнений о том, что он сделал, его намерение отказаться от Венца
не может быть истолковано иначе.
Ким продала бы свою душу, обе души за стакан воды. В горле у нее так
пересохло, что больно было глотать.
Миак рассудительно продолжал:
- В это же время Каэн принял на себя правление здесь, под горами, и
никто не препятствовал ему в этом до сего дня. Однако, несмотря на
настояния Совета, Каэн предпочел не создавать кристалла для озера и не
проводить ночь полной луны на его берегу. Он так и не стал нашим
королем.
Следовательно, решил Сове