шившее  столько  черных
поступков, владеет таким даром создавать красоту.
   Он вырезал из хрусталя Котел Кат Миголя в миниатюре.
   Он был точно таким, каким она его видела  во  время  своего  долгого,
мрачного мысленного путешествия  из  Храма  в  Гуин  Истрат.  Когда  она
рискнула проникнуть так глубоко в черноту замыслов Ракота,  что  никогда
бы не сумела вернуться назад без помощи пения Руаны, которое защитило ее
и дало силы вернуться.
   Он был точно таким же, но все в  нем  было  как-то  наоборот.  Черный
Котел, который она видела, источник  убийственной  зимы  среди  лета,  а
затем смертоносного дождя,  уничтожившего  народ  Эриду,  превратился  в
сверкающее, изящное,  несказанно  прекрасное  творение  из  хрустального
света, с рунами у обода и симметричным узором у основания.
   Каэн взял образ этого темного,  разбитого  Котла  и  создал  из  него
предмет, который отражал свет звезд так же ярко, как само озеро.
   Его должен был страстно желать, до боли в сердце каждый  из  смертных
детей Ткача во всех мирах времени. Как ради  него  самого,  так  и  ради
того, что он символизировал: возвращение из чертогов смерти, из-за  стен
Ночи, страстную надежду всех тех, кому суждено умереть,  на  возможность
возвращения и продолжения жизни. На  то,  что  конец  может  и  не  быть
концом.
   Ким посмотрела на гнома, который создал его, увидела, как он  смотрит
на собственное творение, и поняла в тот момент, как  он  мог  освободить
Могрима и передать Котел в его руки. Каэн,  поняла  она,  обладал  душой
художника, унесшейся слишком далеко. Поиском,  стремлением  к  знанию  и
созиданию, доведенным до той точки, где начинается безумие.
   Применение Котла для такого человека не имело никакого значения: имел
значение только факт находки, знание того, где  он  находится.  Все  это
было абстрактным, всепоглощающим и настолько всеобъемлющим,  что  нельзя
было допустить, чтобы что-нибудь встало между  искателем  и  его  давним
желанием. Его не остановили бы тысячи смертей, десятки тысяч, целый мир,
отданный Тьме, или все миры вместе.
   Он был гениален и безумен. Он был поглощен собой до  степени  полного
слияния со злом, и все же он нес в себе эту  красоту,  достигшую  такого
уровня, который Ким не ожидала увидеть  и  даже  не  подозревала  о  его
существовании.
   Она не знала, как долго  они  стояли,  завороженные  этой  сверкающей
вещью. Наконец Миак тихо, почти извиняясь, кашлянул и сказал:
   - Дар Каэна рассмотрен. - Голос его звучал хрипло,  почтительно.  Ким
даже не могла винить его за это. Если бы она сумела заговорить, то и она
говорила бы таким же голосом, несмотря на все то, что ей было известно.
   - Мэтт Сорин? - произнес Миак.
   Мэтт подошел к Лорину. На мгновение он остановился  перед  человеком,
ради которого покинул эти горы и это  озеро.  Они  обменялись  взглядом,
который заставил Ким на мгновение отвести глаза в сторону, настолько  он
был глубоко интимным  и  говорил  о  стольких  вещах,  о  которых  никто
посторонний не должен был знать.  Затем  Мэтт  спокойно  снял  ткань  со
своего творения.
   Лорин держал в руках дракона.
   Он был так же похож на ослепительное  творение  Каэна,  как  каменная
дверь у вершины лестницы на великолепные арочные проемы, ведущие  в  Зал
Сейтра.  Он  был  грубо  сработан,  весь  состоял  из  острых  углов   и
плоскостей, не отполирован. Котел Каэна ослепительно сверкал  при  свете
звезд, а вырезанный Мэттом дракон казался рядом с ним  тусклым.  У  него
было два больших, выпуклых глаза, а голова поднята вверх  под  неловким,
напряженным углом.
   И все же Ким не могла отвести от него глаз.  И  все  остальные  тоже,
чувствовала  она,  даже  Каэн,  презрительный  смех  которого   сменился
молчанием.
   Вглядевшись внимательнее, Ким увидела, что эта грубая обработка  была
совершенно  намеренной,  итогом  принятого  решения,  а  не  результатом
неумения или спешки. Линию плеча дракона,  поняла  она,  можно  было  бы
сгладить за  считанные  минуты,  и  то  же  относилось  к  острому  углу
повернутой шеи. Мэтт хотел, чтобы он так выглядел.
   И она медленно начала понимать. И содрогнулась помимо воли, так как в
этом была мощь, которую не передать словами, исходящая из души и сердца,
из осознания, рожденного не рассудком. Каэн искал - и нашел - форму  для
выражения красоты этого места, для того чтобы уловить  и  передать  свет
этих звезд, а Мэтт добивался другого.
   Он нашел способ - не более того - приблизиться к древней, первобытной
силе, которую Ким ощутила, пока они поднимались по лестнице,  и  которая
навалилась на нее со всей силой с того момента, как они вышли на луг.
   Калор Диман было не просто прекрасным  озером,  а  чем-то  неизмеримо
большим. Оно было каменной плитой очага,  скальным  основанием,  корнем.
Оно заключало в себе грубость камня, возраст земли  и  холодную  глубину
горных вод. Оно было очень опасно. Оно было сердцем гномов, их силой,  и
Мэтт Сорин, который стал королем после ночи на этом  высокогорном  лугу,
знал  это  лучше,  чем  кто-либо  из  живых  людей,  и  его  дар   озеру
свидетельствовал об этом.
   Никто из присутствующих здесь не мог знать, а  единственный  человек,
который мог бы им рассказать, умер  в  Гуин  Истрат,  чтобы  закончилась
зима: на краю пропасти, в пещере Даны, возле Дан Моры,  и  по  сей  день
лежит треснувшая  каменная  чаша  непостижимой  древности.  И  эта  чаша
воплощает то же самое понимание природы древней силы, что и дракон Мэтта
Сорина.
   - Ты уже делал такое, - тихо произнес Миак. - Сорок лет назад.
   - Ты помнишь? - спросил Мэтт.
   - Помню. Но он был не точно такой же.
   - Тогда я был молод. Я думал,  что  смогу  передать  в  кристалле  ту
правду, которую стремился выразить. Теперь  я  стал  старше  и  научился
кое-чему. Я рад возможности поправить дело до наступления конца.
   В глазах Миака отразилось невольное уважение, и в глазах Ингена тоже.
На лице Лорина Ким прочла нечто иное: выражение  одновременно  отцовской
гордости, и братской, и сыновней.
   - Очень хорошо, - сказал Миак, выпрямляя спину,  насколько  позволяли
его преклонные годы. - Я рассмотрел оба ваших творения.  Возьмите  их  и
бросайте, и пусть Повелительница Вод наставит нас на путь истинный.
   Мэтт Сорин взял своего дракона, а Каэн  свой  сверкающий  хрустальный
котел, и они вместе пошли прочь от тех шестерых,  которые  наблюдали  за
ними. И пришли в тишине этой ночи, под звездами, но в отсутствие  поздно
встающей луны, к берегу Калор Диман и там остановились.
   В озере сияли звезды, и высоко над головой тоже, а секунду спустя еще
два сверкающих предмета пролетели над водой, когда  оба  гнома,  которые
пришли сюда за приговором, бросили свои  хрустальные  дары,  пролетевшие
дугой над озером. И оба  упали  с  плеском,  который  эхом  отразился  в
мрачной тишине, и исчезли в глубинах Калор Диман.
   Ким с содроганием увидела, что поверхность воды не  покрылась  рябью,
ничто не отметило место их падения.
   Затем настало время ожидания, время вне времени, настолько заряженное
напряжением этого места, что, казалось, оно длится вечно,  с  тех  самых
пор,  когда  Гобелен  Фьонавара  впервые  появился  на  Ткацом   Станке.
Кимберли, несмотря на все свои сны, весь свой дар ясновидения, не  имела
ни малейшего представления о том, что они ожидают увидеть,  какую  форму
примет ответ озера.  Не  отрывая  глаз  от  двоих  гномов  у  воды,  она
заглянула внутрь себя, в собственную двойную душу в  поисках  ответа  на
вопрос, которого не знала. Но его не знала и та ее часть,  которая  была
Исанной. Ни сны старой Ясновидящей, ни ее собственные обширные знания не
могли помочь: гномы слишком хорошо хранили свои тайны.
   А потом, еще продолжая размышлять над этим, она  увидела,  что  Калор
Диман пришло в движение.
   В центре озера начали появляться  белые  барашки,  а  вместе  с  ними
неожиданно   возник   звук,   высокий   и   пронзительный,    завывание,
потусторонний крик, не похожий ни на что, слышанное ею  прежде.  Стоящий
рядом  Лорин  что-то  зашептал,   наверное,   молитву.   Белые   барашки
превратились в волны, а завывание стало более пронзительным и высоким, и
волны тоже, и внезапно они массой устремились к  берегам,  словно  Калор
Диман стремилось опустошить свою середину.
   Или подняться из нее.
   И в это мгновение явился Хрустальный Дракон.
   Тут Кимберли озарило понимание, а с ним  пришло  чувство,  уже  после
свершившегося, как много раз прежде, что это должно было быть  очевидным
с самого начала. Она видела огромную скульптуру  дракона,  нависшую  над
входом в Зал Сейтра. Видела творение Мэтта и слышала, что они  с  Миаком
говорили друг другу. Она знала, что в этом месте есть нечто большее, чем
красота. Она чувствовала магию, древнюю и глубокую.
   И вот  она  явилась.  Этот  хрустальный,  переливающийся  Дракон  был
магической силой Калор Диман. Он был  сердцем  гномов,  их  душой  и  их
тайной, которую им с Лорином теперь позволили увидеть. И это  делало  их
гибель вдвойне вероятной, мрачно подумала Ким, если Каэн одержит победу.
   Она заставила себя не думать  об  этом.  Вокруг  нее  все  остальные,
включая Лорина, опустились на колени. А она нет. Не вполне  понимая  тот
импульс, который заставил ее остаться на ногах, - гордость, но  и  нечто
большее, - она встретила взгляд сияющих глаз Хрустального Дракона, когда
он упал на нее, и встретила с уважением, но как равная.
   Однако это далось ей  нелегко.  Дракон  был  невообразимо  прекрасен.
Создание горного луга и ледяных глубин горной воды,  он  сверкал,  почти
прозрачный в звездном свете, поднимался из кипящих волн и вздымался  над
двумя коленопреклоненными фигурами гномов на берегу Калор Диман.
   Затем расправил крылья, и Кимберли громко вскрикнула от  изумления  и
восхищения, так как крылья Дракона ослепительно сияли  мириадами  разных
цветов,   подобно   бесконечно   разнообразным    драгоценным    камням,
переливались в ночной чаше лугов. Она чуть было не упала на колени в тот
момент,  но  снова  что-то  удержало  ее  на  ногах,  и  она  продолжала
наблюдать, с болью в сердце.
   Дракон не взлетел. Он застыл наполовину в воде, наполовину в воздухе.
Затем открыл пасть, и из нее вырвалось пламя,  пламя  без  дыма,  как  у
факелов на стенах внутри горы, - сине-белое пламя,  сквозь  которое  все
равно можно было видеть звезды.
   Пламя погасло.  Крылья  Дракона  не  двигались.  Тишина,  холодная  и
абсолютная, подобная той, что  могла  царить  в  самом  начале  времени,
окутала луг.  Ким  увидела,  как  из  воды  медленно  вынырнул  один  из
сверкающих когтей Дракона. Он сжимал какой-то предмет.  И  этот  предмет
Хрустальный Дракон внезапно швырнул,  как  ей  показалось,  с  надменным
презрением на траву у озера.
   Ким разглядела, что это такое.
   - Нет, - выдохнула она. Этот выдох вырвался у нее,  словно  вырванная
из раны плоть. На траве  лежало,  поблескивая,  миниатюрное  изображение
хрустального дракона.
   -  Подожди!  -  резко  прошептал  Лорин,  поднимаясь  на   ноги.   Он
прикоснулся к ее руке. - Смотри.
   И пока она смотрела, Дракон Калор Диман поднял второй коготь, который
держал второй предмет. И это был  котел,  сияющий,  прекрасный,  и  этот
предмет Дракон тоже выбросил, и он упал, сверкая, на сине-зеленую траву.
   Она не понимала. Посмотрела на Лорина. В его  глазах  горел  странный
огонь.
   Он сказал:
   - Взгляни еще раз, Ким. Приглядись как следует.
   Ким снова повернулась. Увидела стоящих на коленях  у  озера  Мэтта  и
Каэна. Увидела сияющего над  ними  Дракона.  Увидела  звезды,  утихающие
волны, темные горные скалы.  Увидела  хрустальный  котел,  валяющийся  в
траве, и маленькую фигурку дракона рядом с ним.
   Увидела, что брошеный дракон  -  не  тот,  который  Мэтт  только  что
предложил в дар озеру.
   И в этот момент, когда надежда вспыхнула в ней,  подобно  сине-белому
огню Дракона, Ким увидела, как из озера появилось что-то еще.  Крохотное
создание вырвалось из воды, яростно хлопая крыльями,  удерживающими  его
на лету. Создание, которое сейчас сияло ярче, чем прежде,  и  глаза  его
ослепительно горели в ночи, перестав быть темными и безжизненными.
   Это было произведение, созданное сердцем Мэтта  в  подарок  озеру,  в
которое Калор Диман вдохнул жизнь. Озеро приняло его дар.
   Каэн зашевелился, пополз вперед на коленях. Поднял свой котел.  Встал
на ноги, умоляющим жестом протягивая его в вытянутых руках.
   - Нет! - просил он. - Подожди!
   Больше он ничего не успел сказать.  Его  время  закончилось.  В  этом
высокогорном, прекрасном месте, которое  было  чем-то  гораздо  большим,
волшебная сила внезапно продемонстрировала  свое  присутствие  всего  на
мгновение, но мгновения было достаточно. Дракон озера, хранитель гномов,
открыл пасть, и из нее во второй раз с ревом вылетело пламя.
   Не  вверх,  в  горный  воздух,  не  в  качестве  предостережения  или
демонстрации могущества. Огонь Дракона настиг Каэна там, где тот стоял с
протянутыми руками, снова предлагая свой отвергнутый  дар,  и  испепелил
его, полностью поглотил. Одну ужасную секунду Ким видела, как  его  тело
корчится в прозрачном пламени, а затем  он  исчез.  От  него  ничего  не
осталось, даже сделанного им котла. Сине-белое пламя  погасло,  и  после
этого Мэтт Сорин остался стоять на коленях в тишине, на берегу озера,  в
одиночестве.
   Она увидела, как он протянул руку и поднял фигурку  дракона,  лежащую
рядом с ним, ту, как поняла теперь Ким, и о чем Лорин догадался с самого
начала, которую он вырезал сорок лет  назад,  когда  озеро  сделало  его
королем. Мэтт медленно встал и стоял перед  Драконом  Калор  Диман.  Ким
казалось, что воздух стал красочно ярким.
   Тут Дракон заговорил.
   - Тебе не следовало  уходить,  -  произнес  он  с  грустью,  уходящей
корнями в далекое прошлое.
   Столь глубокая печаль после столь яростной вспышки силы. Мэтт опустил
голову.
   - Я принял твой дар той ночью, - сказал Дракон  голосом,  похожим  на
горный ветер, холодным, ясным и одиноким. - Я  принял  его,  потому  что
мужество лежало в основе гордости в твоем подарке. Я сделал тебя королем
под Банир Лок. Тебе не следовало уходить.
   Мэтт поднял взгляд, принимая тяжесть хрустального взора  Дракона.  Он
продолжал молчать. Ким услышала, как рядом с ней тихо плачет Лорин.
   - Тем не менее, - сказал озерный Дракон, и  в  его  голосе  появились
новые ноты, - тем не менее ты изменился с тех пор, как ушел отсюда, Мэтт
Сорин. Ты потерял глаз в битвах, которые не были в полном смысле битвами
твоего народа, но сегодня ночью ты показал своим вторым даром, что своим
единственным глазом ты можешь более глубоко заглянуть в  мои  воды,  чем
любой из королей гномов до тебя.
   Кимберли прикусила губу. Ее  ладонь  скользнула  в  руку  Лорина.  На
сердце у нее стало светло.
   - Тебе не следовало уходить, -  услышала  она  слова  Дракона,  -  но
исходя из того, что ты сделал сегодня, я пришел к  выводу:  часть  твоей
души всегда оставалась здесь. Добро пожаловать обратно,  Мэтт  Сорин,  и
внимай, ибо сейчас я  называю  тебя  самым  истинным  из  всех  королей,
когда-либо правивших под Банир Лок и Банир Тал.
   Внезапно загорелся свет, его было так много: яростный свет с оттенком
красного.
   - О, Ким, нет! -  внезапно  воскликнул  Лорин  сдавленным,  отчаянным
голосом. - Только не это! Ох, только не это!
   Свет, сжигающий все до пепла. И понимание,  горькое,  самое  горькое,
уже неоднократно приходившее к Ким понимание. Конечно, на лугу был свет,
конечно. Ведь она была здесь.
   И на ее руке настойчивым призывом пылал Бальрат.
   Мэгг резко обернулся на крик Лорина. Ким увидела, как он посмотрел на
кольцо, которое только что вернул ей, и она прочла на его лице  жестокое
страдание,  когда  этот  момент  долгожданного   триумфа,   момент   его
возвращения, превратился в нечто  настолько  ужасное,  что  не  выразить
словами.
   Ей отчаянно хотелось оказаться  подальше  отсюда,  не  понимать,  что
означает этот повелительный огонь. Но она была здесь и знала. И  она  не
опустилась  на  колени  перед  Драконом,  потому  что  каким-то  образом
предвидела то, что должно было произойти.
   Что уже произошло. Она здесь, чтобы выманить Хрустального Дракона  из
его  горной  чаши.  У  Ким  не  было  иллюзий,  совсем  никаких,  а  вид
потрясенного лица Мэтта лишил бы ее любых иллюзий, даже если  бы  они  у
нее были.
   Дракон не мог покинуть озеро, чтобы остаться тем, чем он был  всегда:
древним  хранителем,  ключом  к  душе,  глубинным  символом  всего,  что
представляли собой гномы. То, что она собиралась сделать,  подорвало  бы
жизнь народа гор так же сильно, и даже больше, как и то, что она сделала
с параико в Кат Миголе.
   Хрустальный Дракон Калор Диман, который выдержал  смертоносный  дождь
Могрима, не устоит перед огнем у нее на пальце. Ничто не устоит.
   Мэтт отвернулся. Лорен выпустил ее руку.
   "У меня нет выбора!" - закричала она. В глубине души, а не вслух. Она
знала, почему горит  камень.  В  этом  создании  из  озера  была  скрыта
огромная мощь, и само его сияние делало  его  частью  армии  Света.  Они
воевали с Тьмой, с бесчисленными легионами Ракота. Она не  зря  принесла
сюда это кольцо, это и была причина.
   Она шагнула вперед, теперь к спокойным водам Калор Диман.  Посмотрела
вверх и увидела ясные глаза Дракона, которые смотрели на нее без  страха
и с пониманием, но и с бесконечной грустью. Он обладал столь же  глубоко
укоренившимся могуществом, как и другие  магические  силы  Фьонавара,  и
знал, что Ким представляет собой силу, которая способна подчинить его  и
заставить навсегда измениться.
   На ее руке Бальрат пульсировал теперь так сильно, что весь луг и  все
горные скалы осветились его сиянием. Ким подняла руку.  Она  подумала  о
Махе и Немаин, Богинях войны. Подумала  о  Руане  и  параико,  вспомнила
Каниор: последний Каниор. Из-за нее  последний.  Подумала  об  Артуре  и
Мэтте Сорине, который стоял неподалеку и не смотрел на нее, чтобы она не
увидела мольбу на его лице.
   Она подумала о том зле, которое добрые люди сотворили во  имя  Света,
вспомнила Дженнифер в Старкадхе. Война накатилась на них,  она  была  со
всех сторон, грозя всем, живущим сейчас, и всем, кто мог  прийти  потом,
ужасающей властью Тьмы.
   - Нет, - тихо произнесла Кимберли Форд  с  твердой  решимостью.  -  Я
зашла далеко и столько всего совершила. Но дальше я по  этой  дороге  не
пойду.  Есть  предел,  за  которым  героический  поход  в  защиту  Света
становится служением Тьме.
   - Ким... - начал Мэтт. Лицо его странно морщилось.
   - Молчи! - сказала она сурово, потому что, если бы он заговорил,  она
бы сломалась. Она знала его и знала, что он скажет. - Станьте  рядом  со
мной! Лорин! И Миак тоже, вы мне нужны! - Мысли ее проносились в  голове
с необычайной скоростью.
   Они приблизились к ней, притянутые ее повелительным голосом - голосом
Ясновидящей - не меньше, чем огнем на ее пальце. Она  точно  знала,  что
делает и что это может означать, понимала последствия так же хорошо, как
и все остальное. И готова была взять их на  себя.  Если  отныне  ее  имя
будет проклято до конца времен, пусть будет так. Она не может уничтожить
то, что видела сегодня ночью.
   В  хрустальных  глазах  Дракона  появилось  понимание.  Он   медленно
расправил крылья, словно благословляя ее, разноцветные, излучающие свет.
   Теперь оба гнома и человек стояли рядом с ней. Пламя на ее  руке  все
еще требовало от нее призвать Дракона. Оно вынуждало ее сделать это. Шла
война. Он был им необходим! Она  в  последний  раз  посмотрела  в  глаза
Дракона.
   - Нет, - произнесла Ким со всей убежденностью души - обеих ее душ.
   А затем она воспользовалась мощью ослепительного сияния кольца не для
того, чтобы подчинить Дракона гномов, а чтобы перенести себя через горы,
себя  и  троих  спутников,  далеко  от  потаенного  места  волшебства  и
звездного