и  мимо  одного  из
водопадов.
   - Эти мостики названы в честь наших девяти провинций, - сказала  она,
- а цветы в каждой части парка...
   - ДОВОЛЬНО! - резко прервал  ее  Дьярмуд,  и  она  умолкла,  даже  не
закончив фразу. Он остановился и повернулся к ней лицом. За спиной у нее
были заросли кустарника калат - в детстве она часто пряталась там.
   Теперь он выпустил  ее  руку.  И  долго  смотрел  на  нее  совершенно
ледяными глазами. А потом вдруг повернулся и пошел по дорожке дальше. Ей
ничего не оставалось, как поспешить за ним. Нагнав его, она молча  пошла
рядом, стараясь не отставать.
   Когда же он наконец снова заговорил, то смотрел не на  нее,  а  прямо
перед собой. Голос его звучал негромко, но уверенно:
   - Ты сейчас была, как неживая. Что ж, если  тебе  нравится  играть  в
милостивую принцессу с теми жалкими щенками из знатных семей, что  снуют
вокруг тебя и пытаются за тобой ухаживать, то я в  эти  игры  не  играю.
Меня это совершенно не интересует. И все же...
   - Никакие  они  не  щенки!  И  вовсе  не  жалкие!  Это  представители
старинных катальских родов! И они...
   - Пожалуйста, не надо! В конце концов, это же оскорбительно  для  нас
обоих, разве ты этого не понимаешь? Или, может быть, тебе  нравится  тот
женоподобный мальчик для битья, которого я видел сегодня утром? Или  его
отец? Но эти ведь даже хуже,  чем  просто  жалкие!  Я  бы,  например,  с
огромным удовольствием этого  Брагона  собственноручно  прикончил!  Нет,
больше ни слова о них! Мне невыносимо видеть, как  ты  унижаешь  себя  и
меня, разговаривая со мной так же, как с этими придурками!
   Они снова подошли к дереву-лире. Среди его ветвей пела птица.  Шарра,
чтобы дать хоть какой-то выход обуревавшим ее чувствам, пригнула одну из
веток и чуть не сломала ее.
   - Господин мой, я должна сказать, что весьма удивлена твоими словами.
Вряд ли ты мог ожидать от меня слишком откровенных речей уже во время...
нашего первого...
   - Но я ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ожидал! Я надеялся услышать  настоящую  женщину!
Которая когда-то - еще совсем  недавно!  -  была  девчонкой-сорванцом  и
облазила в этом парке все деревья! Но ты слишком  увлечена  своей  ролью
принцессы. Вот что раздражает меня. Мало того,  причиняет  мне  боль.  А
сегодня я и вовсе чувствую себя униженным!
   - А что, сегодня какой-то особый день? - спросила  она  насмешливо  и
тут же прикусила язык.
   - Да, - ответил он. - Сегодня - наш день.
   И обнял ее, и в тени дерева-лиры наклонился и прильнул к ее устам.  И
голова его заслонила от нее месяц в небесах, и, хотя это и было  ей  все
равно, глаза ее сами собой закрылись, и она почувствовала, как губы  его
раздвигают ее губы, и его язык...
   - Нет!! - Она изо всех сил рванулась и  чуть  не  упала.  Они  стояли
лицом друг к другу на расстоянии двух шагов, и сердце у нее  колотилось,
как обезумевшая от страха птица, изо всех сил  старавшаяся  вырваться  и
улететь прочь. Нужно было удержать эту птицу, взять себя в руки.  Нужно.
Она ведь все-таки Шарра, дочь...
   - Темная Роза, - сказал Дьярмуд, и голос его  дрогнул.  Он  шагнул  к
ней.
   - Нет! - Она вскинула руки, словно пытаясь от него отгородиться.
   Дьярмуд остановился. Посмотрел на дрожащую девушку.
   - Почему ты меня боишься? Что во мне так пугает тебя? - спросил он.
   Шарре было трудно дышать. Она чувствовала, как напряжена ее грудь,  и
какой странный теплый ветер веет вокруг, и как близко стоит от нее  этот
принц, и еще что-то темное, теплое чувствовала она в своей душе  -  там,
где...
   - Как ты перебрался через реку? - вдруг выпалила она.
   Она ожидала любой насмешки, очередного дурацкого ответа - это бы даже
помогло ей прийти в себя, - но глаза его отнюдь не смеялись и отвечал он
спокойным, ровным тоном:
   - С помощью волшебных стрел. Мне их подарил один маг. И  обыкновенной
веревки. Мы натянули ее над самой водой  и  по  ней  перебрались  -  как
обычно перебираются через реку. Это нетрудно. А наверх мы взобрались  по
лестнице, высеченной в скале несколько веков тому назад. Но учти: я  это
рассказываю тебе одной. Ты никому не скажешь?
   В ней проснулась принцесса Катала.
   - Я никогда не даю подобных обещаний - не имею  права.  Но  сейчас  и
здесь  я,  так  или  иначе,  тебя  не  предам.  Хотя  тайны,  угрожающие
безопасности моего народа...
   - А какую, по-твоему, тайну только что выдал тебе я?  Я  ведь,  между
прочим, тоже наследник королевского трона!
   Она только головой покачала.  Кто-то  внутри  ее  истерически  вопил,
призывал ее немедленно бежать отсюда, от него подальше, но она никуда не
побежала, а осторожно сказала:
   - Если ты, господин мой принц, думаешь, что  тебе  удастся  завоевать
дочь Шальхассана всего лишь рассказами о том, как ты пробрался сюда и...
   - Шарра! - с болью вскричал он, впервые вслух произнеся ее имя, и оно
прогремело в ночи, точно удар колокола. - Ты  только  послушай,  что  ты
говоришь! Это же не просто...
   И вдруг они  оба  услышали  бряцание  оружия.  Это  дворцовая  стража
обходила стену дозором.
   - Что это за крик? - раздался скрипучий голос, и она узнала  Деворша,
капитана королевской стражи. Ему что-то ответили шепотом,  и  он  громко
возразил:
   - Нет, я слышал голоса! Так, вы двое быстро проверьте стену  изнутри.
И собак возьмите!
   Ночную тишину нарушил громкий лязг мечей.
   Неведомым образом оба  они  тут  же  оказались  в  спасительной  тени
дерева. Она положила руку ему на плечо.
   - Беги. Если они тебя найдут, то непременно убьют.
   Невероятно, но взгляд его по-прежнему был спокоен; он с нежностью, не
отрываясь, смотрел на нее сверху вниз.
   - Если найдут, то, конечно, убьют, -  сказал  он.  -  Правда,  сперва
пусть попробуют. Что ж, в крайнем случае ты закроешь мне  глаза,  как  я
тебя просил. - И тут выражение его лица изменилось, голос стал жестче:
   - Но по своей воле я тебя сейчас ни за что  не  оставлю!  Пусть  сюда
явится хоть весь Катал, если он так жаждет моей крови!
   И - Боги, Боги, все Боги Катала! - как  сладки  были  его  губы,  как
ослепительно  уверенны  прикосновения  его  рук,   когда   он   поспешно
расстегивал лиф ее платья... И, должно быть, по прихоти великой  Богини,
Шарра сама обняла его и притянула к себе, и сама поцеловала его -  жадно
и страстно, выпустив наконец на волю все те желания, которые  так  долго
пыталась сдерживать. Ее обнаженные груди напряглись под  его  лаской,  и
она сладострастно изогнулась от восторга, смешанного с обжигающей болью,
зародившейся где-то внутри ее, когда  он  опустил  ее  в  густую  траву,
срывая с нее и с себя одежды. А потом его тело точно слилось с ее  телом
и стало для нее и этой ночью, и этим садом,  и  всеми  мирами  сразу,  а
перед ее мысленным взором вновь возник вольный сокол, что парит на своих
широких крыльях в темном небе, освещаемый полной луной.
 
*** 
 
   "Шарра!"
   Кто-то громко выкрикнул это имя за стеной, в саду.
   - Что это? - воскликнул один из стражников. -  Нет,  я  точно  слышал
чьи-то голоса! Вы двое все-таки посмотрите в саду. И собак возьмите!
   Двое стражников бегом направились к западным воротам.
   И тут же остановились, сделав всего несколько шагов и уже невидимые в
темноте. "Стражниками" были,  собственно,  Кевин  и  Колл,  которые  сад
обследовать,  разумеется,  не  стали,  а  поспешили   вернуться   в   ту
неприметную низинку, где  залегли  остальные  их  товарищи.  Третьим  же
"стражником", пролаявшим приказ, был Эррон, удачно  изменивший  голос  и
оказавшийся среди своих даже раньше  Колла  и  Кевина.  А  до  настоящей
стражи было минут десять  ходу,  и  направлялась  она  совсем  в  другую
сторону. Весь этот план был придуман Дьярмудом, в  том  числе  и  точное
время "тревоги", пока до наступления темноты все они  лежали  в  засаде,
наблюдая за стражниками и слушая их голоса.
   Теперь им оставалось только ждать возвращения Дьярмуда,  и  они  тихо
полеживали в темной низинке,  а  кое-кто  даже  уснул,  воспользовавшись
свободной минуткой, ведь вскоре им вновь предстоял долгий путь на север.
Никто  не   разговаривал.   Слишком   возбужденный,   не   в   состоянии
расслабиться, Кевин лег на спину, глядя, как медленно проплывает по небу
луна. Несколько раз до них доносились  голоса  настоящих  стражников,  в
очередной раз дозором обходивших стену, которой был обнесен  сад.  Принц
все не возвращался. Луна, достигнув зенита, начала постепенно сползать к
западу; все небо было усыпано яркими летними звездами.
   Карде увидел Дьярмуда первым. С ног до головы одетый в черное,  принц
все же был заметен  на  стене  -  его  светловолосая  голова  прямо-таки
светилась в лунных лучах.  Карде  быстро  проверил,  нет  ли  поблизости
патруля. Впрочем, и на этот раз Дьярмуд все  рассчитал  безупречно,  так
что Карде, выпрямившись уже без опаски, подал принцу знак, что опасности
нет, и тот легко спрыгнул со стены, перекатился по земле, тут же вскочил
и, низко пригнувшись, отбежал в сторону и нырнул в знакомый овражек, где
прятались его друзья. Кевин заметил, что в руке Дьярмуд сжимает какой-то
цветок, волосы у него в полнейшем беспорядке, дублет надет  и  застегнут
кое-как, а глаза сверкают от возбуждения.
   - Дело сделано! - сказал он, поднимая цветок  и  как  бы  салютуя  им
своим спутникам.  -  Только  что  я  сорвал  в  саду  Шальхассана  самую
прекрасную из его роз!
 
Глава 7 
 
   "Дейв непременно будет найден, я обещаю", - сказал он тогда.  Что  ж,
весьма скоропалительное обещание. В общем, оно было совершенно не в  его
духе, но что сделано, то сделано.
   Так что почти одновременно с отрядом Дьярмуда,  отправившимся  на  юг
вместе с Полом и Кевином, Лорин Серебряный  Плащ  в  полном  одиночестве
тоже покинул Парас-Дерваль и погнал своего  коня  на  северо-восток.  Он
ехал на поиски Дейва Мартынюка.
   Маги редко действуют в одиночку, ибо тогда их возможности, и особенно
магическая  сила,  значительно  ограниченны,  но  Лорин  все   же   счел
необходимым оставить Мэтта во дворце. Его присутствие там было  особенно
важно после того, как стало известно о найденном в саду мертвом  цверге.
Да, неудачное время выбрал он для этого путешествия.  Впрочем,  выбирать
особенно не приходилось. Как не приходилось ему  выбирать  и  среди  тех
немногих, кому он мог полностью доверять.
   И вот он мчался на  север,  постепенно  забирая  к  востоку,  а  мимо
тянулись возделанные  поля,  и  земля  на  них  была  покрыта  глубокими
трещинами из-за убийственно засушливого лета. Весь первый  день  и  весь
последующий Лорин ехал, ни  на  минуту  не  замедляя  хода,  подгоняемый
ощущением острой необходимости  поскорее  вернуться.  Он  останавливался
лишь для того, чтобы задать несколько вопросов крестьянам или обитателям
полупустых городов, через которые проезжал, и  каждый  раз  с  отчаянием
отмечал, какие страшные следы оставили засуха  и  голод  на  лицах  этих
людей.
   Однако никаких сведений о том, кого он искал, ему так  и  не  удалось
получить.  Никто  в  этих  краях  не  встречал  высокого   темноволосого
чужеземца и даже не слышал  о  нем.  И  вот  на  третий  день  пути,  на
рассвете, Лорин вновь сел на коня в той жалкой рощице на западном берегу
Линанского озера, где провел ночь, и, глядя, как на востоке из-за холмов
встает солнце, подумал вдруг, что сразу за этими холмами лежит Дан-Мора.
Даже днем и при ясном голубом небе ему, магу, была заметна та мгла,  что
постоянно висела над этим местом.
   Между мормами,  жрицами  Гуин  Истрат,  и  теми,  кто  последовал  за
Амаргином, когда тот восстал против владычества  Богини-матери,  никогда
не было особой любви. Кровавая  магия,  думал  Лорин,  качая  головой  и
вспоминая, как в Дан-Mope каждый год совершались ужасные обряды Лиадона,
пока не пришел Конари и не запретил их. Вспомнил он и те цветы,  которые
разбрасывали девушки, воспевая смерть Лиадона и непременное  возвращение
его из мира мертвых по весне. В каждом из миров, и маг  это  знал,  есть
подобные мифы и ритуалы, однако  вся  душа  Лорина  протестовала  против
насаждения во Фьонаваре мрачных, сопровождаемых  человеческими  жертвами
обрядов Дан-Моры. Насупившись, он повернул коня и погнал  его  из  этого
царства жриц на север, к  великой  Равнине,  следуя  вдоль  берега  реки
Латам.
   Надо непременно попросить дальри о помощи, думал Лорин. Он не  раз  и
прежде прибегал к их помощи в  подобных  делах,  и  если  Дейв  Мартынюк
действительно затерялся  где-то  на  бескрайних  просторах  Равнины,  то
отыскать его сумеют только Всадники. И он продолжал  скакать  на  север,
высокий, седобородый и совсем уже  не  молодой  человек,  чувствуя  себя
очень одиноким в этих бескрайних просторах, а пропеченная солнцем  земля
под копытами его коня гулко гудела, точно большой барабан.
   Лорин надеялся, что, несмотря на давно уже наступившее лето, ему  все
же удастся отыскать одно из племен дальри в южной части Равнины, а  если
он  сумеет  поговорить  хотя  бы  с  кем-то  из  Всадников,   можно   не
сомневаться, что весть об их встрече тут же донесется и до  Селидона.  А
уж тогда всем племенам станет известно, зачем приезжал  к  дальри  Лорин
Серебряный Плащ и кого он ищет на Равнине. И ему непременно помогут.  Уж
кому-кому, а Всадникам Лорин доверял полностью.
   Однако он скакал уже давно, а ни одного лагеря среди богатых  пастбищ
так и не встретил, и ему негде было получить кров и пищу, и он продолжал
путь на север, все более остро чувствуя  свое  одиночество.  Вот  уже  и
третий день клонился к вечеру, и тень всадника на земле стала невероятно
длинной, и шум реки, протекавшей чуть восточнее, теперь был едва слышен,
и ощущение острой необходимости найти Дейва, которое  гнало  его  вперед
все время  с  тех  пор,  как  он  покинул  Парас-Дерваль,  вдруг  словно
взорвалась в его душе, сменившись неведомым ему дотоле страхом.
   Вцепившись в поводья, Лорин резко затормозил и заставил  коня  стоять
совершенно неподвижно. И за те несколько мгновений, что  они  простояли,
окаменев как изваяние, лицо мага исказилось настолько, что  превратилось
в некую омертвелую маску страха, а потом Лорин  Серебряный  Плащ  громко
крикнул что-то в ответ злобно обступившей его со  всех  сторон  Тьме  и,
сильно пришпорив коня, погнал его назад, назад, назад, в  Парас-Дерваль,
ибо там вот-вот должно было случиться нечто небывалое и ужасное.
   Бешеный стук копыт под звездным небом привел его  в  чувство,  и  он,
собрав всю свою волю, но не особенно надеясь  на  успех,  отправил  свое
мысленное послание на  юг,  в  Парас-Дерваль,  от  которого  был  сейчас
отделен этими бескрайними безлюдными просторами. Но, увы, он был слишком
далеко, слишком! И рядом с ним не было Мэтта, что чрезвычайно  уменьшало
его магическую силу. И Лорин понукал и понукал усталого коня,  заставляя
его бежать быстрее, лететь как ветер сквозь  море  Тьмы,  но  все  равно
знал: как ни спеши, все равно он неизбежно опоздает.
 
*** 
 
   Дженнифер чувствовала себя глубоко несчастной. Мало того, что  пропал
Дейв, а Кевин с Полом сегодня  с  утра  пораньше  отправились  верхом  в
какую-то безумную экспедицию с этим Дьярмудом,  так  теперь  еще  и  Ким
ушла! Мэтт Сорин повел ее к той старухе, которую вчера  в  Большом  зале
все собравшиеся за глаза называли Ведьмой.
   И  Дженнифер,  оставшись  одна,  попала  в   руки   придворных   дам,
расположившихся в просторной гостиной в  наиболее  прохладном,  западном
крыле дворца. Она  сидела  на  низком  широком  подоконнике,  слушая  их
болтовню и отвечая на бесчисленные вопросы. Для этих особ, казалось,  не
было ничего важнее, как выведать  у  нее  все,  что  касается  интимных,
прежде всего сексуальных пристрастий Кевина Лэйна и Пола Шафера.
   Отбиваясь изо  всех  сил  от  сыпавшихся  со  всех  сторон  вопросов,
Дженнифер все еще умудрялась скрывать нараставшее раздражение. У дальней
стены комнаты  какой-то  человек,  устроившись  прямо  под  гобеленом  с
изображением  батальной  сцены,  играл  на   неизвестном   ей   струнном
инструменте. На гобелене было изображено поле брани, над  которым  летал
дракон, и Дженнифер очень надеялась, что это чисто мифический персонаж.
   Все придворные дамы были, разумеется, в свое время  ей  представлены,
но она запомнила всего два имени: Лаэша и Рэва. Первая была совсем юная,
кареглазая; ее, похоже, приставили  к  Дженнифер  в  качестве  фрейлины.
Впрочем, она была очень тихая и до странности  немногословная,  что  уже
представлялось Джен  просто  счастьем.  Вторая,  темноволосая  красавица
Рэва, напротив, была особой чрезвычайно активной и явно гордилась своим,
видимо, более высоким, чем у других, положением. К ней  Дженнифер  сразу
почувствовала беспричинную неприязнь.
   И неприязнь эта, разумеется, ничуть не уменьшилась, когда Рэва сама и
без малейшего смущения  сообщила  всем,  что  накануне  провела  ночь  с
Кевином. Похоже, это считалось  большой  победой  в  бесконечной  борьбе
придворных дам за "приручение" кого-то из высших лиц  королевства.  Надо
сказать, Рэва вовсю  эксплуатировала  достигнутый  ею  успех,  что  было
особенно противно, и Дженнифер,  чувствуя  себя  всеми  покинутой,  была
совсем не в том настроении, чтобы терпеть подобные мерзости.
   Так что когда очередная надутая идиотка, тряся своими патлами,  стала
выпытывать у Дженнифер, отчего это Пол Шафер остался так равнодушен к ее
прелестям - "Может быть, он предпочитает проводить ночи с мальчиками?" -
спрашивала  она  со  злорадной   усмешкой,   -   Дженнифер   коротко   и
довольно-таки зло хохотнула и ответила, отлично сознавая,  что  наживает
себе лютого врага:
   - По-моему, для его равнодушия есть  куда  более  очевидные  причины.
Дело в том, что Пол весьма разборчив и никогда не увлекается кем попало.
   Неожиданно наступила полная тишина. Затем кто-то сдавленно хихикнул и
послышался ангельский голосок Рэвы:
   - Уж не хотите ли вы сказать, что неразборчивостью отличается  второй
ваш друг, Кевин?
   Но Дженнифер подобными уловками было не пронять. Ей просто до безумия
надоело без конца слушать все это. Она резко встала и, посмотрев на Рэву
сверху вниз, улыбнулась.
   - Ни в коем случае! - медленно  и  отчетливо  проговорила  она.  -  Я
Кевина знаю отлично, и в нем самое главное то, что поймать его дважды на
один  и  тот  же  крючок  абсолютно  невозможно.  -  И,  с  достоинством
проследовав мимо опешившей Рэвы, она вышла в коридор.
   Спеша по переходам и залам дворца  куда  глаза  глядят,  она  сердито
думала: надо непременно сказать Лэйну, что если он  вздумает  во  второй
раз затащить к себе в постель кого-то из этих трепливых дур, то от  нее,
Дженнифер, он до конца дней своих слова не услышит!
   Уже у дверей спальни кто-то окликнул  ее  по  имени.  Шурша  по  полу
длинной юбкой, к ней спешила Лаэша. Дженнифер холодно посмотрела на юную
фрейлину, но оказалось, что та беззвучно смеется,  буквально  задыхается
от смеха.
   - Ох! - с трудом выговорила Лаэша. -  Это  было  просто  великолепно!
Наши кошки до сих пор шипят и плюются от злости.  А  с  красоткой  Рэвой
давно уже никто так не разговаривал!
   Дженнифер печально покачала головой:
   - Вряд ли они теперь станут относиться ко мне более дружелюбно.
   - Да они и так уже невзлюбили тебя, госпожа моя! Ты слишком  красива.
Не говоря уж о том, что новеньким при дворе всегда трудно, тебе уж точно
их ненависть была гарантирована - хотя бы за то, что ты  существуешь  на
свете. А когда Дьярмуд вчера обронил, что ты предназначена исключительно
для него, они...
   - Он... ЧТО? - взорвалась Дженнифер.
   Лаэша осторожно глянула на нее.
   - Ну... он ведь принц... а потому...
   - Мне совершенно безразлично, кто он такой! И я не позволю  ему  даже
имя мое упоминать в подобных разговорах!  Да  за  кого  здесь,  в  конце
концов, нас принимают?!
   Теперь Лаэша смотрела на нее иначе.
   - Ты правда так думаешь, госпожа моя? - нерешительно спросила она.  -
Он тебе не нужен?
   - Ни