м,  и  этим  сказочным
чудовищем, которое в конце концов рухнуло  на  землю,  точно  гигантский
дуб! Она играла все роли одновременно,  полностью  отдаваясь  каждой  из
них, и следовало честно признать: никакая она не  глупая  девчонка,  как
опрометчиво решил он когда-то!
 
*** 
 
   Айвор видел, как покачнулся  и  упал  страшный  ургах,  а  потом  все
закончилось, и танцовщица опять стала самой  собой,  стала  его  Лианой,
хотя и продолжала еще кружиться среди костров, и ее босые ступни  так  и
мелькали в воздухе, и золотые браслеты так и сверкали на запястьях.  Она
двигалась стремительно, и ее короткие кудри  встали  дыбом  -  точно  от
безумного торжества, воплощенного в танце, ибо она сумела уместить в нем
все - и подвиг  в  ночном  лесу,  и  саму  ту  ночь,  и  последующую,  и
сегодняшний день, и все то, что может случиться с человеком, прежде  чем
наступит тот Час, которому ведомо даже твое тайное имя.
   У Айвора  комок  стоял  в  горле,  когда  он  увидел,  как  его  дочь
постепенно замедляет свои движения, но все еще кружится в танце, а потом
останавливается совсем и замирает, сложив руки на груди и опустив голову
- став единственной неподвижной точкой  меж  пляшущих  огней,  меж  этих
звезд, пребывающих в вечном движении.
   Несколько мгновений все третье племя пребывало в оцепенении, а  потом
взорвалось таким восторженным  ревом,  который,  наверное,  слышно  было
далеко за пределами лагеря. И даже  за  пределами  Равнины,  где  горели
сторожевые костры дальри.
   Айвор поискал глазами Лит и увидел, что она стоит  вместе  с  другими
женщинами вне круга, освещенного пламенем костров. Ни слезинки не было в
ее глазах; эта женщина вообще плакала крайне редко.  Но  он-то  знал  ее
достаточно хорошо - после стольких лет, прожитых вместе, - и  все  сумел
прочесть по ее лицу! И пусть все  племя  считает  жену  вождя  холодной,
расчетливой и непокорной! Он улыбнулся Лит и невольно рассмеялся,  когда
она покраснела и спрятала глаза, точно он неожиданно сорвал с нее маску.
   Племя еще гудело от пережитого потрясения  -  самого  фантастического
танца Лианы и известия о появлении в роще чудовища, что,  собственно,  и
вызвало к жизни этот танец. И на  этот  раз  тоже,  думал  Айвор,  Лиана
поступила по-своему! Вряд ли сам он хотел бы поведать  соплеменникам  об
ургахе именно  так,  а  столь  серьезные  вопросы  решать,  конечно  же,
следовало ему, вождю.  Скрывать  подобную  новость  он,  разумеется,  не
собирался, и уже завтра обри, так или иначе, мчались бы с  донесением  в
Селидон, и все же дочь в который уже раз нарушила его планы.
   Но как было на нее сердиться  -  после  такого?  Он  никогда  не  мог
подолгу сердиться на Лиану и теперь отчетливо понимал почему. У Лит  это
получалось  гораздо  лучше  -  у   матери   и   дочери   всегда   меньше
снисходительности друг к другу.
   Впрочем, девочка рассудила правильно,  думал  он,  глядя,  как  Лиана
подходит к Торку и этому чужеземцу Дейвору и целует их  обоих.  Заметив,
что Торк даже покраснел от  удовольствия,  Айвор  решил,  что  не  самый
последний повод для радости сегодня и то,  что  изгой  наконец-то  снова
принят своим племенем.
   И тут вдруг со своего места поднялся Гиринт.
   Просто удивительно, как мгновенно все притихли! Стоило слепому шаману
выйти в центр круга, и некое инстинктивное чувство тут же заставило даже
самых развеселых и пьяных умолкнуть и обратиться в слух. Гиринту никогда
ни единым жестом не приходилось призывать окружающих к молчанию и уж тем
более ждать, пока наступит полная тишина!
   А ведь только что вид у старика  был  самый  дурацкий,  думал  Айвор,
глядя, как уверенно, без чьей-либо помощи Гиринт движется среди  горящих
костров. Впрочем, теперь в его  облике  не  осталось  и  следа  от  того
глуповатого обжоры, каким он мог показаться еще несколько минут назад. И
хотя мясной сок все еще капал с его подбородка, голос Гиринта, когда  он
обратился к соплеменникам, зазвучал так властно, что  об  остальном  все
тут же забыли. И  говорил  он  от  имени  Кинуин  и  Кернана,  от  имени
полуночного ветра и ветра  предрассветного,  от  имени  всех  видимых  и
невидимых миров. И пустые глазницы Гиринта свидетельствовали: он  сполна
заплатил за право пользоваться подобной властью.
   - Кернан приходил сегодня ко мне на рассвете, - тихо  сказал  Гиринт.
"Кернан, - думал  Айвор,  -  Бог  дикой  природы,  Бог  лесов  и  долин,
повелитель элторов, брат-близнец  Кинуин  Лучницы".  -  И  я  видел  его
совершенно ясно и во всем его поистине царском великолепии, -  продолжал
шаман. - Видел ветвистые, с семью отростками, рога  у  него  на  голове,
видел темный блеск его глаз... - По толпе  пробежал  шумок,  похожий  на
шелест ветра в высокой траве. - И Кернан назвал мне одно  имя...  Такого
со мной еще никогда не случалось! Великий Бог САМ на рассвете назвал мне
Истинное имя Табора дан Айвора и велел ему поститься.
   Табор. И его младший сын не просто получит свое  имя  из  уст  шамана
после того, как увидит  во  сне  свой  тотем,  но  будет  призван  самим
Кернаном! Священный трепет охватил Айвора, и он ощутил озноб, словно  во
тьме его коснулась рука невидимого призрака, и ему  показалось  на  миг,
что он один на всем огромном пространстве  Равнины,  а  рядом  с  ним  -
какая-то тень, всего лишь тень, но это был сам великий Кернан. И  Кернан
знал его имя; ведь Табора он призвал сам, так и сказав: Табор дан Айвор!
   И тут возвышенные мысли вождя  самым  бесцеремонным  образом  прервал
пронзительный женский крик.  Ну  конечно,  Лиана!  Можно  было  даже  не
смотреть - он и так знал, что это она. Лиана птицей влетела в освещенный
кострами круг, чуть не сбив с  ног  уважаемого  шамана,  и  бросилась  к
Табору. Она  больше  уже  не  была  тем  красным  духом  танца  и  огня,
возвратившись к своему прежнему обличью - быстрой  как  ртуть  девчонки,
похожей на игривого жеребенка, - и как сумасшедшая принялась обнимать  и
целовать брата. И Ливон  тоже  примчался,  хотя  он-то,  разумеется,  не
поднимал такого шума, как Лиана, но тоже  ликовал  от  души,  и  на  его
открытом лице сияла улыбка, что называется, до ушей. И теперь  они  были
там все трое, все вместе - его дети: светловолосый  Ливон,  темноволосая
Лиана и темноволосый Табор.
   Итак, завтра Табору  предстоит  отправиться  в  рощу  Фалинн.  Айвор,
подумав об этом, успел только глянуть через плечо и сразу  встретился  с
понимающим внимательным взглядом Торка, который улыбнулся ему и  кивнул.
А потом, к огромному удивлению и радости Айвора,  этот  чужеземец,  этот
великан Дейвор - им здорово повезло, что он попал к ним! -  тоже  кивнул
ему с улыбкой. Это означало, что Табора в лесу охранять будут надежно!
   Он отыскал глазами Лит, и сердце у него сжалось: как  она  прекрасна,
его жена! Как она все еще прекрасна! И вдруг он заметил у нее на  глазах
слезы. Ну да, самый младший, подумал он.  Мать  и  младший  ее  ребенок.
Малыш.  И  внезапно  его  охватило  всепоглощающее,  ликующее   ощущение
свершившегося чуда, невероятности происходящего,  немыслимого  богатства
природы  и  всего  окружающего  его  мира.  Это   удивительное   чувство
переполняло его, рвалось из груди, он с трудом его сдерживал -  так  оно
было велико, так сильно!
   И, выйдя на середину круга, подчиняясь одному  ему  слышной  мелодии,
Айвор дан Банор, вождь третьего племени, будучи, в конце концов,  совсем
еще не старым человеком, совсем даже не старым, начал танец радости -  и
радовался он за всех своих детей разом.
 
Глава 12 
 
   Ну что ж, Табор, по крайней мере, "младенцем" не был.  Сын  Айвора  и
брат Ливона, он отлично знал, где и как залечь на ночь в лесу, и устроил
себе отличное логово, из которого  в  случае  необходимости  легко  было
выбраться и незаметно удрать.  Торк,  во  всяком  случае,  его  действия
вполне одобрил.
   Они с Дейвом снова дежурили в роще Фалинн. Что удивительно, Дейв  для
этого решил даже отложить свое путешествие на юг, и Торк догадался,  что
Табор произвел на чужеземца достойное впечатление. И это было совсем  не
удивительно:  ему  и  самому  очень  нравился  этот  паренек.  Но,   что
характерно, ему и в голову не приходила возможность того,  что  Дейв  не
спешит покидать их лагерь именно из-за него, Торка.
   Впрочем, Торку и без того было над чем подумать.  Он  не  знал  даже,
радоваться ли ему, что Дейв сегодня ночью будет дежурить с  ним  вместе.
Вообще-то он рассчитывал  провести  ночь  в  полном  одиночестве  -  ему
казалось, что он очень давно уже не был один, поскольку празднование,  с
его точки зрения, слишком уж затянулось. И слишком многое  случилось  за
такой короткий отрезок времени. И слишком многие подходили к нему  после
танца Лианы, желая его обнять и прижать к груди. А глубокой  ночью,  уже
после того, как погасли огни костров, Керрин дал Рэйгин проскользнула  в
его жилище, которое он,  по  настоянию  Ливона,  занял  в  лагере.  Надо
сказать, Ливон весь вечер таинственно улыбался, стоило им  о  чем-нибудь
заговорить, так что, когда Керрин  появилась  в  дверях,  Торк  даже  не
удивился, сразу догадавшись, что к чему. Керрин была очень  хорошенькой,
и охотники без конца о ней говорили, и вот теперь ее смех и влетевшее за
ней следом целое облако дивных  ароматов  совершенно  его  смутили:  он,
выросший изгоем, не имел ко всему этому ни малейшей привычки.
   Но получилось все очень даже неплохо, даже более того. Хотя  то,  что
последовало за ее появлением в дверях  и  продолжалось  уже  в  постели,
отнюдь  не  способствовало  ни  восстановлению  покоя  в  его  душе,  ни
благодатной  лени,  которая  помогла  бы  ему  неспешно   обдумать   все
случившееся за последние несколько часов.
   Нет, ему просто необходимо было побыть одному! Хотя и с Дейвом побыть
ему  тоже  хотелось.  Этот  великан,  как  он  сам,  отличался  приятной
неразговорчивостью, к тому же Торк чувствовал, что и Дейву есть над  чем
поразмыслить. Впрочем, сюда они, так или иначе, явились, чтобы  охранять
Табора, и Торку совсем не хотелось повстречаться в одиночку с  очередным
ургахом. Вождь подарил Дейвору свой  боевой  топор  -  самое  подходящее
оружие для такого здоровяка, особенно если он не умеет еще  как  следует
управляться с мечом.
   Так что на этот раз они оба были хорошо вооружены и удобно устроились
под двумя соседними деревьями неподалеку от того  места,  где  залег  на
ночь Табор. Ночь была теплая, но не  жаркая,  приятная.  Торк,  перестав
наконец считать себя изгоем, унесся мысленно в далекое прошлое - как  бы
пропустив множество недавних событий: светлые шелковистые волосы Керрин,
Табора, получившего свое имя от  самого  Кернана,  восторги  племени  по
поводу убитого ими ургаха. А теперь ему хотелось в одиночестве и темноте
обдумать то самое сокровенное,  что  оказалось  для  него  важнее  всего
остального.
   Ведь после своего танца Лиана его поцеловала!
 
*** 
 
   Поглаживая  пальцами  рукоять  боевого  топора   и   наслаждаясь   ее
идеальными пропорциями и тем, как необыкновенно удобно она лежит в руке,
Дейв вдруг понял, что  ему  нравится  то  имя,  которым  они  здесь  его
называют.
   Дейвор.  Звучит  куда  более  весомо  и   торжественно,   чем   Дейв.
Дейвор-Топор. Или - Дейвор, Владеющий Топором. Дейвор дан Айвор...
   И тут он сказал себе: стоп! От этой  мысли  он  прямо-таки  физически
попятился, слишком уж она обнажала душу.
   Рядом тихо сидел Торк; глаз его не  было  видно;  он,  казалось,  был
полностью погружен в собственные мысли. "Ну что ж,  -  подумал  Дейв,  -
надеюсь, больше никто его изгоем назвать не посмеет - во всяком  случае,
после вчерашней-то ночи вряд ли".
   Ах, прошлая ночь! Она у Дейва тоже выдалась весьма утомительной.  Три
девицы - по крайней мере! - проложили свой путь в дом Айвора,  осторожно
переступив порог и пробравшись в ту комнату, где спал Дейв. Или, точнее,
не спал. Попросту глаз не сомкнул!  Господи,  мелькнула  у  него  мысль,
можно ведь пари держать: через девять  месяцев  после  такого  пира  тут
целая армия ребятишек народится! А что, разве  плохо  быть  Всадником  в
третьем племени дальри, одним из детей Айвора? Просто отлично, решил он.
   И вдруг резко выпрямился и сел. Торк только глянул в его сторону,  но
ничего не сказал. "У тебя же есть отец! - сурово сказал себе Дейв.  -  И
мать есть, и брат. Ты  студент  юридического  факультета,  ты  живешь  в
Торонто,  а  еще  ты,  черт  тебя  возьми,   баскетболист,   играешь   в
университетской команде!"
   "И что для него главнее - учеба или баскет?" - вспомнил он слова Ким.
Они тогда еще только познакомились. А может, это Кевин Лэйн что-то такое
сказал? - Не помню, да это и не важно".  Вообще  все  то,  что  было  до
Перехода, казалось ему теперь страшно далеким. А вот дальри были  вполне
реальны. И этот вот топор тоже реален, и этот лес, и  Торк...  С  Торком
они, как ни странно, очень схожи. И  было  в  этой  жизни  еще  кое-что,
поважнее.
   Он снова мысленно вернулся во вчерашний вечер, который теперь казался
ему настоящей точкой отсчета в его новой жизни. Вчера случилось то,  что
значило для него очень много, куда больше, чем должно было  бы  значить,
куда больше, чем он мог себе позволить, - и он отлично понимал  это.  Но
все же ничего не мог с этим  поделать!  И  он  снова  уселся  поудобней,
уносясь мыслями в события вчерашнего вечера.
   В те мгновения, когда, после своего танца, Лиана его поцеловала.
 
*** 
 
   Они услышали это одновременно: некто со страшным шумом ломился сквозь
лес. Торк, дитя леса и ночи, сразу понял:  только  тот,  кто  хотел  бы,
чтобы его услышали, станет так шуметь. И даже не пошевелился.
   Дейв,  однако,  чувствуя,  как  тревожно  забилось  сердце,   спросил
шепотом:
   - Что за чертовщина? Кто бы это мог быть, а? - И схватился за топор.
   - Я думаю, это ее  брат,  -  неблагоразумно  ляпнул  Торк  и  тут  же
почувствовал, как краснеет. Хорошо еще, что было темно.
   Даже Дейв, человек далеко  не  проницательный,  не  мог  не  заметить
подобной оплошности.  И  когда  Ливон  наконец  вынырнул  из  чащи,  оба
приятеля хранили неловкое молчание.
   - Я просто не мог уснуть, - извиняющимся тоном сообщил им Ливон  -  И
решил покараулить с вами вместе. Не то чтобы я был вам тут очень  нужен,
но все-таки...
   Нет, в  Ливоне  действительно  не  было  ни  капли  заносчивости  или
высокомерия. Человек, только что совершивший подвиг, человек, который  в
один прекрасный день станет вождем племени и, безусловно, этого достоин,
униженно просил у них о снисхождении!
   - Ну естественно! - сказал Дейв. - Он  же  все-таки  твой  брат.  Иди
сюда, садись.
   Торк лишь коротко кивнул в знак согласия.  Однако  сердце  у  него  в
груди перестало так бешено биться,  а  через  некоторое  время  ему  уже
казалось, что, в общем, даже неплохо, что он так выдал себя: пусть  Дейв
знает! "У меня никогда не было друга, - подумал он вдруг. - А сейчас  со
мной как раз и случилось то самое, что, как мне кажется, и  обсуждают  с
друзьями".
   И хорошо, что пришел Ливон. Ливон не похож ни на кого другого.  И  на
охоте он совершил такое, на что сам он, Торк, вряд ли  решился  бы.  Для
него, человека очень гордого, признать первенство Ливона  было  нелегко.
Возможно, кто-то иной на его месте и вовсе возненавидел бы старшего сына
Айвора и за этот подвиг, и за эту скромность. Но Торк как раз и  измерял
свое уважение к людям подобными категориями. "Два друга, - думал он. - У
меня теперь есть целых два друга!"
   Хотя говорить о Лиане он смог бы лишь с одним из них.
   Но у этого одного, похоже, хватало своих проблем. Когда Торк нечаянно
проговорился, Дейв сразу решил: "Пройдусь немного, постараюсь взять себя
в руки". Он поднялся с земли и сказал:
   - Посмотрю, пожалуй, как он там. И сразу вернусь.
   Впрочем,  особых  усилий  ему,  чтобы   взять   себя   в   руки,   не
потребовалось. Так или иначе, в сложившейся ситуации он, Дейв  Мартынюк,
ничего поделать не мог и решил просто самоустраниться.  Уйти  с  дороги,
так сказать. Сжимая в руках топор и стараясь двигаться так же  бесшумно,
как Торк, он пробирался по лесу к тому месту, где спал Табор. "Тут  даже
и думать нечего, - сказал он себе. - Я же все равно завтра уезжаю".
   Оказалось, он произнес это вслух. Испуганная  ночная  птица  с  шумом
вспорхнула с ветки у него над  головой,  изрядно  его  самого  при  этом
напугав.
   Табор, надо сказать, здорово спрятался. Торку, например,  понадобился
почти час, чтобы найти его. Даже глядя прямо на это место, Дейв  лишь  с
огромным трудом способен был различить очертания  человеческого  тела  в
той низинке, где устроился на  ночь  Табор.  Торк  объяснил  Дейву,  что
мальчик сейчас должен крепко спать - шаман дал ему особое питье, которое
помогает открыть во сне душу и увидеть того, кто станет твоим тотемом.
   Хороший мальчишка, думал Дейв. У него никогда не было младшего брата.
Интересно, как бы он повел себя, появись  у  него  такой  брат?  Да  уж,
наверное, получше, чем Винс ведет себя с ним, Дейвом.  Нет,  безусловно,
лучше!
   Он  еще  немного  постоял  там,  убедился,  что  поблизости   никакой
опасности вроде бы нет, и повернул обратно. Но, не чувствуя себя готовым
возобновить разговор с друзьями, решил еще прогуляться по роще.
   Странно, но этой поляны он прежде не замечал и чуть не вышел прямо на
нее, едва успев вовремя остановиться в спасительной тени под  деревьями.
И сразу же настороженно присел, стараясь пригнуться  как  можно  ниже  и
вести себя как можно тише.
   Посреди поляны было  небольшое  озерцо,  отливавшее  в  лунном  свете
серебром. И трава, сбрызнутая росой, тоже казалась посеребренной  и  вся
сверкала. И, окруженный этим сверкающим великолепием, на  берегу  озерца
стоял, время от времени наклоняясь к воде, великолепный взрослый олень.
   Дейв невольно затаил дыхание и старался не шелохнуться. Все это  было
так прекрасно и так естественно, что казалось  ему  незаслуженным  даром
или неким вознаграждением - неведомо за что. Завтра он уедет, завтра они
уже будут мчаться верхом на юг, в Парас-Дерваль,  и  это  станет  первым
этапом его обратного пути - домой. И он  никогда,  наверное,  больше  не
попадет сюда и ничего подобного не увидит...
   "Как не плакать мне при расставании с  этим  миром?"  -  подумал  он,
сознавая, что уже и сам этот вопрос никак не соотносится с привычным ему
мышлением. Но ведь сейчас он был так  далеко  от  дома,  в  совсем  иной
стране...
   И вдруг Дейв почувствовал, что волосы  у  него  на  голове  от  ужаса
встают дыбом: рядом с ним явно кто-то был.
   Собственно, для того, чтобы в этом убедиться, ему не нужно было  даже
оглядываться:  и  без  того  его  душу  охватил  священный  трепет.   ЕЕ
присутствие обозначено было такими вещами, которые не в силах постичь ни
разум, ни чувства; оно ощущалось в самом воздухе, в самом лунном свете.
   Дейв молча обернулся и увидел прекрасную женщину с луком в руках. Она
стояла чуть поодаль от него, на краю поляны, одетая во  что-то  зеленое.
Волосы у нее были цвета лунных лучей, и была она так стройна  и  высока,
так царственно величава, что вряд ли  можно  было  сказать  определенно,
стара она или молода. Дейв никак не мог разглядеть, какого цвета  у  нее
глаза - от лица  ее  исходило  такое  сияние,  что  он,  ошеломленный  и
испуганный, вынужден был отвернуться.
   Все произошло очень быстро. С ветки, шумно хлопая крыльями, сорвалась
еще одна птица, и олень тут же встревоженно поднял голову -  потрясающее
животное, настоящий царь  леса,  -  и  краешком  глаза,  не  осмеливаясь
посмотреть прямо на охотницу,  Дейв  заметил,  что  она  вложила  в  лук
стрелу. И это мгновение  навсегда  запечатлелось  в  его  памяти,  точно
высвеченное некой волшебной вспышкой: красавец-олень с  высоко  поднятой
головой, готовый  вот-вот  сорваться  с  места,  залитая  лунным  светом
поляна, серебряное озеро и высокая женщина с поднятым