да в жизни, сколько  себя  помнил,  не  спотыкался  и  не  падал.
Рожденный принцем среди Властителей  Рун,  еще  в  детстве  он  получил  дар
ловкости от танцора. К тому  же  он  и  сам  обладал  гибкостью  и  чувством
равновесия. Откуда бы ни падал,  всегда  приземлялся  на  ноги.  Он  обладал
дарами мускульной силы,  жизнестойкости,  что  позволяло  ему  работать  без
устали и не спать по ночам, дарами зрения и ума, так что прекрасно  видел  в
темноте  и  помнил  каждую  неровную  ступеньку  в  каждом  замке,  где  ему
приходилось бывать.
   С трудом поднявшись на ноги, он пошел к спальне, которую предоставил  ему
Гроверман. У дверей пожелал доброй ночи Хроно.
   На полу под дверью лежал, свернувшись, какой-то  мальчик.  Габорн  решил,
что это один из пажей Гровермана, хотя и непонятно было, для чего  мальчишке
спать тут у порога. Пришлось осторожно перешагнуть через него.
   К своему удивлению, в спальне он обнаружил спящую  Иом.  Рядом  с  нею  в
постели свернулись калачиками пять щенков. Один из них посмотрел на  Габорна
и недовольно тявкнул.
   Возле умывального таза стояла зажженная свеча.  В  тазу  плавали  розовые
лепестки. На спинке стула висели  чистые  дорожные  костюмы.  Приятно  пахло
жареным мясом, на столе поджидало серебряное блюдо с едой, словно кто-то  из
них мог проголодаться после праздничного пира. В очаге горел огонь.
   Габорн при виде всего этого понял, что здесь уже  побывал  Джурим.  Никто
еще  не  прислуживал  Габорну  столь  безупречно.   Толстяк-камергер   редко
показывался на глаза, но всегда был под рукой.
   Поговорить с Иом Габорн так и не успел.  Она  сказала,  что  вид  у  него
измотанный, сама же выглядела измученной совершенно. Габорн был рад, что она
спит. Им нужен отдых. Через два часа выезжать.
   Он не стал снимать грязную кольчугу и одежду, лег рядом с нею.
   Иом во сне повернулась к нему, обняла за шею и открыла глаза.
   - Любовь моя, - сказала она, - что, пора?
   - Нет еще. Спи, - сказал Габорн. - У нас есть два часа на отдых.
   Но Иом проснулась окончательно. Приподнялась на  локте,  глядя  на  него.
Лицо у нее было бледным и усталым. Он закрыл глаза.
   - Я знаю, что случилось в Голубой Башне, - сказала Иом. - Ты не выспишься
за два часа. Тебе нужно взять какие-нибудь дары.
   Голос ее звучал неуверенно. Ведь Габорн не желал больше брать даров.
   Он покачал головой и тяжело вздохнул.
   - Я - Лорд, Связанный Обетом. Ведь я же дал тебе обет?
   Вопрос был не совсем риторический. Он потерял нынче два дара ума и многое
забыл. События жизни, свое  обучение.  Помнил,  как  стоял  на  башне  замка
Сильварреста  и  разглядывал  войска  Радж  Ахтена  на  южных   холмах.   Но
воспоминание о древней клятве Лордов, Связанных Обетом, почти изгладилось из
памяти. Действительно ли он давал эту клятву?
   Габорн даже боялся говорить  с  Иом.  Боялся  признаться,  что  не  может
вспомнить тот миг, когда просил ее выйти за него замуж, не может представить
лицо собственной матери и вызвать  в  памяти  тысячи  других  обстоятельств,
которые наверняка должен знать.
   - Да, конечно, - сказала она. - И я знаю все  твои  доводы  против  того,
чтобы брать дары у людей. Но есть... есть одна причина, по которой ты все же
примешь дар от другого человека. Я бы отдала тебе своих щенков, но  они  уже
не успеют к тебе привязаться. Твоим подданным необходимо,  чтобы  ты  сейчас
был сильным.
   Габорн смотрел на нее хмурясь.
   - Любовь моя, ты должен взять дары, - сказала Иом. - Ты не можешь  совсем
отказаться от них.
   Габорна еще в юности учили тому, что лорду нужна  высокая  жизнестойкость
для неустанного служения своему народу. Как и сила нужна, чтобы сражаться за
свой народ. В том, чтобы брать дары, нет ничего худого, если  понимать,  для
чего это делается.
   Но брать их для себя он больше не хотел.
   Не хотел - отчасти потому, что считал не правильным подвергать  опасности
других людей. Ведь у тех, кто отдавал  силу,  например,  могло  остановиться
сердце, слишком ослабевшее,  чтобы  продолжать  работать.  Те,  кто  отдавал
разум, забывали даже, как ходят и едят. Отдав  жизнестойкость,  человек  мог
умереть от любой болезни. Только передача  ?малых?  даров  была  безопасной,
таких, как метаболизм, зрение, чутье, слух и осязание.
   Не хотел он этого еще и потому, что люди, отдавшие дары, всегда рисковали
тем, что  на  них  нападут  враги.  Он  видел  в  замке  Сильварреста  кровь
Посвященных, пролитую Боринсоном.
   Габорн  чувствовал  растерянность.   Он   вспомнил   рисунки   из   книги
туулистанского эмира, тайное учение Палаты Сновидений Дома Разумения.
   Владения человека - его тело, его семья, его доброе имя. И  хотя  сила  и
разум  не  были  названы  в  книге,  они,  несомненно,  также  являлись  его
владениями.
   Брать у кого-то атрибут и не возвращать, пока оба - отдавший и  принявший
- живы, неизбежно являлось, по мнению Габорна, вторжением  в  сферу  другого
человека.
   Это было злом - злом вне всякого сомнения.
   И Габорн, хотя и не решался сказать об этом, чувствовал себя сейчас более
спокойным, счастливым и честным, чем когда-либо раньше.
   Впервые с тех пор, как он понял, что означает для  человека  отдать  свой
дар, он был свободен, совершенно свободен от вины.
   Впервые в жизни он был просто самим собой.  Только  вот  Посвященные  его
погибли, и чувства его омрачала глубокая печаль, ибо он  знал,  что  погибли
они из-за него, поскольку отдали ему свои атрибуты.
   И все же - пусть слабый, усталый, больной - он не был больше ни перед кем
виноват.
   - Я надеялся обойтись без даров, - сказал Габорн. - Я - Король  Земли,  и
этого должно быть достаточно.
   - И было бы достаточно, будь ты один на свете, но остальным недостаточно,
- возразила Иом. - Ведь, сражаясь,  ты  будешь  рисковать  не  только  одним
собой. Ты будешь рисковать будущим всех нас.
   - Знаю, - сказал Габорн.
   - Форсибли и твои подданные - это сила, - продолжала Иом. - Сила  творить
добро. Или зло. Не возьмешь ты, ее возьмет Радж Ахтен.
   - Я не хочу ее брать, - сказал Габорн.
   - Ты должен, - сказала Иом. - Это вина, которую принимает на себя  всякий
вождь.
   Она была права. Нельзя ему рисковать, идя в битву без даров.
   - Перед отъездом, - продолжала Иом, - я возьму  дары  от  щенков.  Я  так
решила, и я не остановлюсь на этом. Будущее стремительно приближается, и  мы
должны быть ко всему готовы. Я возьму еще и дары  метаболизма,  чтобы  лучше
сражаться.
   Мысль  об  этом  причинила  Габорну  боль.  Сражаться?  Чтобы  биться   с
Неодолимыми Радж Ахтена, Иом  нужно  взять,  по  меньшей  мере,  пять  даров
метаболизма. Имея столько, она состарится и умрет через десять-двадцать лет.
Это все равно, что принять медленно действующий яд.
   - Иом! - он не смог скрыть страха в голосе.
   - Так не отставай же от меня! - сказала Иом. - Живи со мной! И  состарься
со мной!
   Конечно, что еще она могла ответить?  Она  не  хотела  его  покидать,  не
хотела стариться первой. Ведь обладателям даров метаболизма трудно было даже
общаться с людьми, которые жили с обычной скоростью.  Всех  их  преследовало
чувство отделенности от остального человечества.
   И все же Иом его удивила. Габорн знал,  что  брать  дары  она  хотела  не
больше него. И заподозрил сейчас, что  таким  образом  она  просто  пытается
вынудить его сделать это.
   - Не надо так, - сказал Габорн. - Если ты хочешь, чтобы  я  взял  дары  -
хорошо, я возьму. Я знаю свой долг. Но ты не должна этого делать. Только я.
   Иом сжала его руку и закрыла глаза, словно собираясь уснуть.
   Хромой мальчик за дверью заворочался во сне, до них долетел шорох.
   - Что там за мальчик у порога? - спросил Габорн.
   - Обыкновенный, - сказала Иом. - Он прошел сто миль, чтобы увидеть  тебя.
Я взяла его с собой, чтобы ты его избрал, только он побоялся подойти к  тебе
в зале. И я ему велела подождать здесь.  Думаю,  он  останется  помогать  на
псарне у Гровермана.
   - Хорошо, - сказал Габорн.
   - Хорошо? Ты не заглянешь в его сердце, прежде чем избрать?
   - Да славный вроде малыш, - Габорн не чувствовал в себе сил не только для
избрания сейчас ребенка, но даже для разговора о нем.
   - Мы спасли сегодня всех в замке Сильварреста, -  сказала  Иом.  -  Всех,
кроме сэра Доннора.
   - Да, - сказал Габорн. - Джурим мне уже рассказал.
   - Это было нелегко... - прошептала Иом, засыпая.
   Габорн же, перед тем как заснуть, проверил с помощью чувства  Земли,  где
его подданные и что с ними.
   Сэр Боринсон был в горах Хест и как будто встал на  ночлег  -  во  всяком
случае, не двигался сейчас, словно,  как  и  Габорн,  не  решался  ехать  до
восхода луны. Но Габорн ощущал опасность, нависшую над  ним,  чувствовал  ее
уже давно. Боринсона подстерегала какая-то беда.
   Затем  Габорн  проверил  своих  сопровождающих.  Весь  день  им  угрожала
страшная опасность. Ощущение ее  отчасти  рассеялось,  когда  Миррима  убила
Темного Победителя.
   Но смерть все еще караулила его воинов - всех и каждого.
   Да, Земля приказала Габорну ехать на юг и сражаться. Да, Земля  позволила
ему выйти на бой. Однако при этом Земля  предупреждала  его,  что  Избранные
вестники должны бежать из Карриса.
   Нападать и бежать? Габорна смущала противоречивость приказов.
   Он задумался - не оттого ли Земля разрешила ему  сражаться,  что  он  сам
этого хотел? Или же Земля ждала от него чего-то,  чего  он  не  мог  понять?
Может, все эти люди должны пожертвовать собой по  какой-то  неизвестной  ему
причине? И он ведет их на смерть!
   Возможно, погибнут и не все.  Но,  конечно,  в  Каррисе  полягут  многие,
может, даже большая часть его войска.
   Однако Земля это разрешила. ?Веди их в бой?, - сказала  она.  Где  многие
умрут.
   Это выглядело как нарушение обета, ибо Габорн поклялся защищать тех, кого
избрал.
   Ведь и Агантеру Орвинну он позволил уйти потому,  что  просто  боялся  за
этого мальчика, чего никому не мог сказать.
   "Как мне спасти их всех?? - неотступно думал Габорн.
   Тут на лестнице за дверью послышались тяжелые  шаги,  звяканье  кольчуги.
Чувство Земли сказало Габорну, что человек, поднимающийся  по  ступеням,  не
представляет из себя угрозы.
   Кто-то шел, чтобы увидеться с Габорном, ибо других комнат на верху  башни
не было. Он ожидал, что рыцарь постучит в дверь. Но  вместо  этого  услышал,
как тот остановился  перед  дверью,  постоял  немного,  затем  сел  на  пол,
прислонясь спиной к стене, и вздохнул.
   Посетитель не решился его побеспокоить.
   Габорн нехотя поднялся, взял горевшую свечу и  открыл  дверь.  Он  увидел
хромого мальчика, заглянул в его сердце.
   Действительно, славный малыш. Он никак не пригодится в  грядущих  битвах.
Может, он и вообще ничего не стоит, не умея ни сражаться, ни защитить  себя,
и его не спасти. Но Габорн слишком устал,  чтобы  решать,  принять  его  или
отвергнуть.
   Он избрал мальчика.
   Человек, сидевший на полу в коридоре, носил  цвета  Сильварресты,  черную
тунику с серебряным кабаном - мундир капитана. У него были темные  волосы  и
затравленный взгляд, небритое лицо, искаженное страданием и страхом.
   Габорн его прежде не встречал, во всяком случае, не мог припомнить, чтобы
капитан этот служил у герцога Гровермана.
   - Ваше величество, - рыцарь вскочил на ноги и отдал честь.
   Тихо, чтобы не разбудить Иом, Габорн спросил:
   - Вы принесли какое-то известие?
   - Нет, я... - рыцарь замялся. Он опустился на одно  колено  и  как  будто
растерялся, не зная, вытащить ли меч и предложить ли его королю.
   Габорн заглянул в сердце капитана. Тот имел жену и детей, которых  любил.
И к подчиненным своим относился как к родным братьям.
   - Я избираю тебя, - сказал Габорн. - Избираю тебя для Земли.
   - Нет! - вскричал капитан, поднимая голову. В темных  глазах  его  стояли
слезы.
   - Да, - сказал Габорн,  слишком  усталый,  чтобы  спорить.  Многие  люди,
вполне достойные избрания, считали себя недостойными.
   - Вы не узнаете меня? - спросил воин. Габорн покачал головой.
   - Меня зовут Темпест, Седрик Темпест,  -  продолжал  тот.  -  До  падения
Лонгмота я служил там капитаном стражи. Я был в замке, когда погиб ваш  отец
Был там, когда погибли все.
   Габорн помнил это имя. Но если  он  и  видел  когда-нибудь  лицо  Седрика
Темпеста, воспоминание о том стерлось из-за потери даров ума.
   - Понимаю, - сказал Габорн. - Пойдите поспите немного. Вы выглядите  так,
словно нуждаетесь во сне больше меня.
   - Я... - Темпест опустил глаза и покачал головой. - Я пришел не для того,
чтобы вы меня избрали. Я недостоин этого. Я пришел исповедаться, милорд.
   - Так исповедуйтесь, - сказал Габорн, - если вам это нужно.
   - Я недостоин быть стражником! Я предал своих людей!
   - Каким образом?
   - Когда Радж Ахтен взял Лонгмот, он собрал всех уцелевших и  предложил...
предложил сохранить жизнь каждому, кто предаст вас.
   - Я не вижу в вашем сердце предательства, - сказал Габорн. - И чего же он
хотел?
   - Он искал форсибли. Он привез в Лонгмот много форсиблей и  хотел  знать,
куда они делись. Обещал сохранить жизнь тому, кто расскажет об этом.
   - Что же вы ему сказали? - спросил Габорн.
   - Я сказал правду: что ваш отец отослал их на юг со своими вестниками.
   Габорн облизал губы, с трудом сдержав горькую усмешку.
   - На юг? Вы назвали Голубую Башню?
   - Нет, - отвечал Темпест. - Я честно сказал, что гонцы отправились на юг,
но куда именно, я не знаю.
   А Радж Ахтен, понял Габорн, разумеется,  решил,  что  форсибли  уехали  в
Голубую Башню. Куда еще король Мистаррии мог их отослать? Голубая Башня была
единственной крепостью во всей Мистаррии, которая могла вместить  при  нужде
сорок тысяч новых Посвященных.
   "Как я не догадался раньше? - подумал он. - Радж Ахтен напал на башню  не
с целью ослабить Мистаррию; он хотел усмирить меня!?
   Габорн горько усмехнулся, представив себе, как же Радж Ахтен его  боится,
не зная, что форсибли спрятаны в Гередоне, в королевском склепе.
   Седрик Темпест поднял голову, глаза его вспыхнули гневом. Он  решил,  что
Габорн смеется над ним.
   - Вы никого не предали, - сказал Габорн. - Мой  отец  отослал  на  юг  не
форсибли. Он рассчитывал, что кто-нибудь обязательно расскажет Радж  Ахтену,
куда их увезли, и тот займется бесплодными поисками. Так что на  самом  деле
вы сослужили моему отцу хорошую службу.
   - Милорд? - Темпест покраснел от стыда.
   Габорн же понял то, что ему следовало понять гораздо раньше. Его отец был
прекрасным стратегом, не чета ему. Ведь став Королем Земли, Габорн полагался
только на свои новые силы.
   Отец же всегда учил его пользоваться разумом и строить планы,  заглядывая
далеко вперед. Габорн этого не делал, иначе сообразил бы, что надо  укрепить
Голубую Башню и устроить западню для Радж Ахтена.
   - Скажите, - спросил он, - вы были единственным, кто согласился  обменять
свое бесполезное знание на жизнь?
   - Нет, милорд, - ответил Темпест, глядя в пол. - Были и другие.
   Габорн не стал открывать ему глаза  на  неприглядную  истину.  Из-за  лжи
короля Ордина, которую разгласил капитан, уже погибли десятки тысяч людей  и
должны были погибнуть в грядущих сражениях еще сотни тысяч.  Сознавать,  что
виновен в этом ты - этого не вынести никому.
   - Так, значит, не расскажи вы Радж Ахтену, это все равно сделал бы кто-то
другой?
   - Да, - сказал Темпест.
   - Вы не задумывались о том, - спросил Габорн, - что смерть ваша  принесла
бы куда меньше пользы вашему королю?
   - Лучше бы смерть, чем вина, которая  теперь  лежит  на  мне,  -  ответил
Темпест, упорно глядя себе под ноги.
   - Конечно, - сказал Габорн. - Значит, те, кто предпочел  смерть,  сделали
более легкий выбор, не так ли? Темпест робко поднял голову.
   - Милорд, моя жена приехала вместе с детьми сюда, к Гроверману, и привела
моего боевого коня. У меня есть лошадь и есть оружие. Я замечательно  владею
копьем. Пусть я потерял дары, но я прошу позволения поехать с вами на юг.
   - Вы доживете только до первой схватки, - заметил Габорн.
   - Будь как будет, - прорычал Темпест.
   - Мне не нужна ваша смерть, - сказал Габорн, - как расплата за проступок.
Мне нужна ваша жизнь. Из тех людей, кто едет сейчас со мной воевать,  многие
не вернутся. Понадобятся еще воины. Оставайтесь здесь, у Гровермана, с женой
и детьми, и защищайте их. А еще я приказываю вам  начать  обучение  молодых.
Мне нужна тысяча копьеносцев.
   - Тысяча? - переспросил Темнеет.
   - Можно и больше, если найдете, - сказал Габорн.
   Выполнить такое требование было практически невозможно. Рыцари обычно  за
всю свою жизнь обучали своему искусству лишь двух-трех оруженосцев.
   -  Я  предупрежу  Гровермана,  -  с  тяжелым  сердцем  продолжал  он.   -
Посвященными будут собаки, я  выдам  форсибли  для  всех  учеников.  Раз  вы
замечательный копьеносец, будете учить их работать  копьем  и  ухаживать  за
лошадьми. Кто-то другой возьмет на себя занятия с луком и молотом и уход  за
доспехами. Отбирайте только самых сильных и смышленых, поскольку  времени  у
вас немного. К весне обучение молодых должно быть завершено. Ибо  весной  на
нас нападут опустошители.
   Габорн сам не знал, почему он так решил. Ведь опустошители уже  вышли  из
своих логовищ, правда, все знали, что они не переносят холода  Они  селились
глубоко в горячих областях Подземного Мира и на поверхность  земли  выходили
обычно только летом. Со снегом  же  снова  прятались  под  землю.  И  Габорн
надеялся, что на зиму глядя далеко они не зайдут.
   - Шесть месяцев? - спросил Темнеет. По тону было  ясно,  что  он  считает
такой срок невозможным, хотя вслух он этого не сказал.
   Габорн кивнул.
   - Надеюсь, что не меньше.
   - Я приступлю прямо сейчас, милорд,  -  сказал  Темнеет.  Он  выпрямился,
отдал честь и зашагал вниз по лестнице.
   Габорн со свечой в руке заглянул в  дверь.  Иом  спала.  Кровать  его  не
манила; то ли она была слишком мягкой,  то  ли  слишком  жесткой,  в  общем,
неудобной. Сомневаясь, что сможет заснуть, он решил пройтись по саду.
   "Запах травы полезнее сейчас для меня, чем сон?, - подумал он.
   И спустился по лестнице, освещая себе путь свечой, к задней двери  башни,
которая выходила в сад.
   При свете звезд там почти ничего не было видно. Габорн с трудом разглядел
белую конную статую лорда с копьем в руке. Над головой воина шелестела  ива,
у ног скакуна в маленьком пруду отражались звезды. Габорн задул свечу.
   В саду  благоухало  лавандой,  чабрецом,  анисом,  базиликом  Он  не  мог
сравниться  с  садом  Биннесмана  в  замке  Сильварреста,   который   сожгли
пламяплеты Радж Ахтена, но Габорну тем не  менее  сразу  стало  легче.  Само
пребывание здесь освежало душу.
   Он снял башмаки, ступил босыми ногами на остывшую землю. Прикосновение  к
ней было подобно бальзаму, утешало и дарило силу.
   Ему захотелось большего Не успел он понять,  что  делает,  как  уже  снял
доспехи и стащил куртку.
   Он чувствовал себя немного неловко,  боясь,  что  кто-нибудь  увидит  его
обнаженным И  тут  из-за  кустов  желтых  роз  неожиданно  появился  чародей
Биннесман
   - Я все думал, когда же это произойдет, - сказал он.
   - О чем вы говорите? - спросил Габорн.
   - Вы теперь - слуга  Земли,  -  ответил  Биннесман.  -  Ее  прикосновение
необходимо вам так же, как воздух, которым вы дышите.
   - Я... не собирался лечь на нее, - сказал Габорн.
   - Почему же? - чародей усмехнулся, словно поймал  его  на  лжи.  -  Разве
земля вам неприятна?
   Габорн промолчал, не зная, что  ответить.  Он  немного  растерялся,  хотя
чувствовал, что чародей прав. Все  тело  его  жаждало  прикосновения  земли.
Потому-то он и не мог заснуть Сон не помог бы. При такой  сильной  усталости
требовалось что-то большее.
   - Она должна быть вам приятна, - сказал Биннесман. - Да укроет тебя Земля
Да исцелит тебя Земля. Да сделает тебя Земля своим.
   Чародей  стукнул  по  земле  посохом,  и   трав