ь в мире и радости.
   Габорн задумался над его словами.
   - Может, я не прав, собираясь в войне с Радж Ахтеном использовать его  же
тактику? Может, не стоит бороться с ним вообще?
   - Бороться с ним очень опасно. Не только для тебя - для всего мира. Я  бы
только радовался, если бы вы с ним были заодно. Но он выступает против, и не
мое дело учить тебя, стоит с ним бороться или нет. Твоя задача  -  сохранить
род человеческий, отделив "злаки" от "плевел".  Тебе  решать,  кого  спасти,
кого отбросить в сторону. И ты уже начал выполнять эту  свою  задачу,  -  он
взмахнул рукой в сторону поместья, где Боринсон и Миррима готовили обед.
   Ничего себе задача, с содроганием подумал  Габорн  -  научиться  каким-то
непонятным образом  определять  ценность  людей,  спасать  одних,  а  других
отбрасывать  за  ненадобностью.  Это  потребует  неустанной  работы  души  и
постоянного, напряженного обдумывания. Но даже и эти титанические усилия  не
гарантируют, что он добьется успеха.
   - А что Иом?
   - Хорошая женщина, по-моему, - ответил Биннесман. - Она  чувствует  силу,
улавливает даже ее самое тонкое, неуловимое воздействие - лучше, чем ты  или
я.
   Она будет очень полезна.
   - Я люблю ее, - признался Габорн.
   - Тогда почему ты здесь?
   - Нужно дать ей время побыть одной, оплакать свою потерю. Кроме  того,  я
очень опасаюсь, что се люди могут взбунтоваться, если она отнесется  ко  мне
благосклонно. Они не примут меня.
   - Ее люди волнуют меня несравненно  меньше,  чем  она  сама.  Неужели  ты
думаешь, что ей и в самом деле хочется сейчас быть в одиночестве, без тебя?
   Или, по-твоему, она не любит тебя?
   - Она любит меня, - ответил Габорн.
   - Тогда отправляйся к ней и поскорее. Раздели  се  печаль.  У  того,  кто
имеет возможность поделиться своей болью, раны заживают быстрее.
   - Я... Наверно, это неразумно. Нет, не сейчас. И, наверно, не скоро.
   Потом.
   - Я говорил с ней всего час назад, - сказал Биннесман. - Она спрашивала о
тебе. У нее есть какая-то настоятельная  проблема,  которую  она  хотела  бы
обсудить с тобой. Сегодня вечером.
   Габорн внимательно и удивленно посмотрел в лицо  чародею.  Отправиться  к
Иом прямо сейчас - это  казалось  безумием,  учитывая  настрой  ее  людей  в
отношении Габорна. И все же, если она  спрашивала  о  нем,  наверно,  у  нее
имеются для этого серьезные основания. Им есть что обсудить. Ей  понадобятся
деньги на восстановление замка.  Да  и  вообще  -  Дом  Сильварреста  сейчас
нуждается и в кредитах, и в людях...
   Он, конечно, поможет ей всем, что в его силах.
   - Все правильно, - сказал Габорн. - Я увижусь с ней.
   - На закате. Не оставляй ее одну после захода  солнца.  Слова  Биннесмана
улучшили настроение Габорна. В самом деле, рассудил он, какой смысл иметь  в
советниках чародея и не прислушиваться к его советам?

Глава 61

Мир

   Однако покинуть поместье до заката у  него  не  получилось.  Понадобилось
время, чтобы нагреть немного воды, выкупаться, втереть в  волосы  лаванду  и
начистить доспехи мягкими листьями ягнячьего уха; Габорну хотелось предстать
перед Иом в приличном виде.
   К вечеру небо полностью очистилось от облаков, воздух  заметно  потеплел,
почти как если бы сейчас стояло позднее лето. В  воздухе  ощущались  сильные
запахи травы и дубовой коры.
   Боринсон и Миррима остались в поместье.
   Габорна сопровождали в Лонгмот лишь его Хроно и Биннесман. Там,  несмотря
на сумерки, продолжали трудиться тысячи людей - вывозили припасы  из  замка,
хоронили мертвых. С дальнего севера прискакали и другие воины - восемь тысяч
рыцарей из замка Дерри во главе с герцогом Мардоном, они прибыли  неожиданно
по вызову Гровермана.
   Габорн добрался до лагеря,  и  охранник,  по  виду  настроенный  довольно
дружелюбно, проводил его к Иом.
   Согласно Гередонским обычаям, мертвых следовало предать земле  до  заката
того дня, когда они скончались. Однако  на  холмах  вокруг  Лонгмота  лежало
столько погибших лордов и рыцарей, что короля  Сильварреста  еще  не  успели
похоронить. И короля Ордина тоже; может быть, в знак уважения,  чтобы  потом
предать земле обоих королей вместе, а может быть, потому, что люди не хотели
хоронить чужого короля в своей земле.
   Слишком много людей хотели попрощаться с  погибшими,  тела  которых  были
снесены в специально установленные палатки.
   Когда Габорн вошел,  Иом  все  еще  оплакивала  своего  отца.  Тела  были
подготовлены к захоронению  и  лежали  на  прекрасных  одеялах,  постеленных
поверх настила из булыжников.
   При виде погибших рана в сердце Габорна снова  открылась.  Он  подошел  к
Иом, сел рядом и взял ее за руку. Она стиснула его  пальцы  с  такой  силой,
словно от этого прикосновения зависела сама ее жизнь.
   Она сидела, опустив голову и глядя перед собой. Габорн не знал, то ли так
ей было легче бороться со своей  болью,  то  ли  просто  она  прятала  лицо,
поскольку  сейчас  выглядела  не  более  привлекательной,  чем  какая-нибудь
служанка.
   Долгие полчаса они сидели  рядышком,  а  солдаты  Сильварреста  проходили
мимо,  отдавая  последнюю  дань  уважения  своему  королю   и   еле   слышно
перешептываясь.
   Многие при виде того, что Габорн  так  фамильярно  держит  Иом  за  руку,
бросали на него неодобрительные взгляды, на что  Габорн  просто  не  обращал
внимания.
   Он очень опасался, что эта небольшая,  в  сущности,  победа  Радж  Ахтена
может вбить клин межу двумя народами, которые долгое время относились друг к
другу по-дружески.
   Во  всех  низинах  вокруг  на  пространстве  около  мили  в  ночи  начали
разгораться костры. Пришел солдат, принес два факела и установил один над их
головами, а другой в ногах погибших королей, но Биннесман велел  ему  убрать
их.
   - Они погибли, сражаясь с Пламяплетами, - объяснил он. - Ни к чему, чтобы
сейчас огонь горел так близко от  них.  Света  звезд  вполне  хватит,  чтобы
разглядеть все, что нужно.
   Небо и в самом деле было усыпано звездами, такими же яркими, как  огоньки
костров.
   Такое высказывание в устах Биннесмана показалось Габорну странным. Может,
он боялся огня не меньше, чем любил землю. Даже сейчас, несмотря на вечернюю
прохладу, он по-прежнему был бос, не желая прерывать  контакт  с  источником
своей силы.
   Однако почти сразу же после того, как факелы унесли, тело Иом напряглось,
точно у нее все мышцы свело.
   Она вскочила, поднесла руку к глазам и  закричала,  пристально  глядя  на
окружающие холмы:
   - Они идут! Они идут! Берегитесь!
   Может быть, подумал Габорн, от недосыпа на протяжении последних двух дней
сейчас она просто уснула с открытыми глазами, и  ей  что-то  приснилось?  Ее
взгляд обежал все вокруг и с удивлением остановился на деревьях  у  западных
холмов.
   Сам Габорн не видел ничего. Однако Иом продолжала кричать, стискивая  его
руку, точно происходило нечто удивительное и страшное.
   И тут чародей Биннесман тоже вскочил и закричал:
   - Стойте! Стойте! Вернитесь! Не двигайтесь! Взгляды всех людей в лагере с
беспокойством обратились в сторону костра,  горевшего  рядом  с  обезумевшей
принцессой и чародеем, который выкрикивал свои непонятные предостережения.
   Биннесман взял Иом за локоть, притянул к себе и прошептал удовлетворенно:
   - Они в самом деле идут.
   Потом издалека, очень издалека, до Габорна долетели звуки: посвист  ветра
среди ветвей, ветра, веющего с, севера. Странный, противоестественный  звук,
который становился  то  сильнее,  то  слабее  и  напоминал  волчий  вой  или
завывание ветра в трубах каминов в отцовском зимнем дворце.  Только  в  этом
звуке ощущалась такая сила и  такая  настойчивость,  каких  ему  никогда  не
приходилось слышать прежде.
   Когда Габорн  бросил  взгляд  на  запад,  возникло  ощущение,  точно  его
коснулся холодный, пронизывающий ветер. Однако если  это  и  был  ветер,  он
почему-то не качал ветки деревьев, не пригибал к земле траву.
   Нет, это не ветер, решил Габорн. Это  больше  похоже  на  шелест  опавших
листьев и травы под подошвами  множества  ног.  А  потом  из  глубины  леса,
вплетаясь в эту странную  песнь  странного  ветра,  донеслись  слабые  звуки
охотничьих рогов, лай собак и крики людей.
   Под деревьями на дальних холмах замелькали бледные огни, вскоре уж  можно
было  различить  тысячи  всадников.  В  тусклом  свете  с  трудом  удавалось
разглядеть, в чем они одеты - как если  бы  Габорн  смотрел  на  них  сквозь
закопченное стекло.
   Однако кое-что он видел и с каждым мгновением все  отчетливее:  это  были
древние лорды Гередона на своих конях, а с ними - их леди, собаки,  слуги  и
сквайры; одетые как для охоты, с копьями, рассчитанными на кабанов. За  ними
следовала свита - дети,  простой  люд,  безумцы,  ученые,  выжившие  из  ума
старики и мечтатели, служанки и леди, крестьяне и  шлюхи,  пажи  и  кузнецы,
ткачи, объездчики лошадей и чародеи; все радовались предстоящей потехе.
   Тот странный звук, который Габорн воспринял как вой ветра, на самом  деле
был смехом; призраки радостно смеялись, точно на празднике.
   Добравшись до деревьев у западных  холмов,  духи  Даннвуда  остановились,
выжидательно глядя на Габорна и Иом.
   Некоторые из них были Габорну знакомы - капитан  Дерроу  и  капитан  Олт,
Рован, другие мужчины  и  женщины  из  замка  Сильварреста,  большинство  из
которых так и остались для него безымянными.
   Короля, который скакал во  главе  этой  "охоты",  Габорн  узнал  лишь  по
золотому щиту с древней эмблемой в виде зеленого рыцаря.
   Эрден Геборен.
   Его спутники усеяли вес холмы в окрестностях замка.
   Король-призрак обеими руками поднял к губам охотничий рог и подул в него.
   Мощный, глубокий звук покатился  над  холмами,  заставляя  смолкнуть  тех
немногих смертных. которые осмеливались хотя бы перешептываться  Именно  так
дул в свой рог король Сильварреста год  назад,  открывая  охоту  и  призывая
всадников сесть на коней.
   Габорн ощутил прикосновение  пугающе-холодного  ветра  и  озноб,  который
пробрал его до костей.
   Ему стало так страшно, что он замер, не осмеливаясь даже мигать.  Если  я
пошевельнусь, то погибну, чувствовал Габорн. Он стоял, вспоминая слова отца:
   "Принцам Мистаррии не нужно бояться духов Даннвуда".
   Уголком глаза он заметил-, как призрак короля  Сильварреста  поднялся  из
тела, лежащего на одеяле. Сел и устремил на поля взгляд, в котором  читалось
страстное желание присоединиться к великой охоте.
   Протянув руку, он потряс короля Ордина за плечо, и тот тоже пробудился от
своего глубокого сна.
   Короли встали и, казалось, обратились с призывом к тем, что ждал вдалеке.
   Их губы двигались, но Габорн не услышал ничего,  кроме  странного  стона,
пронесшегося над полями.
   Ответ на их призыв последовал незамедлительно. От  толпы  отделились  две
леди и поскакали в сторону замка; каждая  вела  в  поводу  оседланного  коня
Габорн узнал их. Одна -  королева  Венетта  Сильварреста,  а  другая  -  сто
собственная мать.
   Обе излучали радость и выглядели самыми беззаботными существами на свете.
   Довольными Счастливыми.
   Король Сильварреста и король Ордин взялись за руки и пошли по полю, точно
прогуливаясь, как не раз делали, когда были молодыми  людьми.  Сильварреста,
похоже, произнес какую-то шутку, и король Ордин рассмеялся от всего Сердца и
встряхнул головой. Их голоса воспринимались как странный щебет, слов  Габорн
не улавливал.
   Они двигались с обманчивой быстротой, эти призраки, точно олени, скачущие
по траве. Всего несколько шагов, и вот  уже  короли  встретились  со  своими
женами, поцеловали их и взгромоздились на коней.
   Со всех сторон из мертвых тел поднимались рыцари и спешили к  месту,  где
их ждала великая охота. Вот мимо дуба промчался  отец  Шемуаз  и  заскользил
дальше через поле.
   Как только погибшие присоединились к ожидающим, все призраки развернулись
и ускакали обратно в Даннвуд. Снова слышны стали отдаленный лай собак,  едва
различимый смех и крики всадников,  трубный  глас  охотничьего  рога  Эрдена
Геборена.
   Сидя на спине своего коня, отец Габорна задержался у края поля, глядя  на
раскинувшийся вокруг замка лагерь с таким выражением лица, точно увидел  его
впервые. На мгновение рот его огорченно  открылся,  как  будто  он  вспомнил
некоторые  подробности  своей  смертной  жизни,  которая  Теперь,  возможно,
казалась ему просто беспокойным сном. Потом глаза  у  него  прояснились,  он
широко улыбнулся. То, что творилось в мире  смертных,  больше  не  волновало
его.
   Развернув коня, он тоже поскакал к лесу. И исчез.
   Ушел навсегда,  понял  Габорн.  Или,  вернее,  до  тех  пор,  пока  я  не
присоединюсь к нему.
   Внезапно он понял, что плачет. Не от горя или радости, а от удивления.  В
последний раз, когда они вместе  охотились  в  Даннвуде,  отец  сказал,  что
королям Мистаррии и Гередона не нужно  бояться  призраков  Даннвуда.  Теперь
Габорн понимал, что он имел в виду.
   Мы все - призраки Даннвуда, осознал он.
   Однако когда всадники развернулись и стали исчезать в лесу, один  из  них
остался. Устремив на Габорна долгий, пристальный взгляд, он пришпорил коня и
поскакал вперед.
   Он видит  меня!  Он  видит  меня,  понял  Габорн,  и  его  сердце  бешено
заколотилось от ужаса - всем известно, что  привлечь  к  себе  взгляд  вайта
означает смерть.
   Двигаясь с такой скоростью, какая возможна только во сне,  величайший  из
королей во мгновение ока  пересек  долину  и  спустя  несколько  секунд  уже
смотрел со своего седла вниз, на стоящего перед ним Габорна.
   Габорн поднял на него взгляд. На короле были доспехи из зеленой  кожи,  в
одной руке он держал щит. Круглый шлем выглядел очень просто и  был  украшен
древними рисунками.
   Король глядел Габорну прямо в глаза; чувствовалось - он знал,  кто  перед
ним.
   Габорн представлял себе Эрдена Геборена молодым человеком - как в древних
сказаниях; молодым, отважным, благородным. Однако король был уже в возрасте,
его лучшие годы остались далеко позади.
   Эрден Геборен указал на землю у ног Габорна и тот посмотрел вниз.
   В траве, словно  подхваченные  ветром,  зашевелились,  зашелестели  сухие
дубовые листья. Внезапно  они  взлетели  вверх,  закружились  в  водовороте,
зацепились черенками друг  за  друга  и  опустились  на  недавно  вымытые  и
аккуратно причесанные волосы Габорна.
   Все люди в огромном лагере, и мужчины, и женщины, удивленно раскрыли рты.
   Эрден Геборен короновал Габорна венком из листьев. То был древний  символ
Мистаррии, признак Короля Земли. И произошло это в канун Хостенфеста.
   Среди замершей толпы прозвучал одинокий голос:
   - Ура новому Королю Земли!
   Глядя в глаза  призрачного  короля,  Габорн  внезапно  Понял,  что  может
командовать этими духами; может командовать любым из них.  Чувствуя,  как  в
душе закипает ярость, Габорн сказал:
   - Ты сделал меня своим королем,  и  теперь  я  приказываю  тебе  и  твоим
легионам защищать эти леса. Радж Ахтен унес множество жизней.  Следи,  чтобы
он не смог унести еще больше.
   Эрден Геборен торжественно кивнул, развернул коня и поскакал над полями к
Даннвуду.
   На мгновение звуки охотничьих рогов зазвучали громче, но быстро  затихли,
как только призрачный конь и призрачный всадник растаяли вдали.
   Все молча смотрели на Габорна. Многие выглядели обеспокоенными, как будто
не знали точно, что произошло, или не могли в это  поверить.  Другие  просто
ошеломленно застыли. Говорят, древние короли командовали  Даннвудом,  и  лес
служил им. А сейчас Габорн осмелился отдать приказ самим призракам!
   Он понимал, что любое сказанное им  сегодня  слова  стоящие  вокруг  люди
запомнят на всю жизнь, и от страха у него перехватило дыхание.
   Иом посмотрела на Габорна блестящими от слез глазами.  Они  держались  за
руки - ее правая, его левая - и она сильно  стиснула  его  пальцы.  А  потом
подняла руку вверх.
   В обоих королевствах во время свадьбы  проводилась  следующая  церемония:
жених и невеста стояли, держась за руки, и кто-нибудь из друзей связывал  их
запястья белой лентой. Потом новобрачные вместе  поднимали  связанные  руки,
чтобы все их видели.
   Вот почему все поняли смысл се жеста. Я простая женщина и  я  хочу  выйти
замуж за этого человека, вот что он означал.
   - Только что вы сами видели, -  закричал  Габорн,  обращаясь  к  людям  в
огромном лагере, - что Сильварреста и Ордин ускакали вместе - точно так, как
делали это при жизни. Их связывала подлинная дружба. Даже смерть  не  смогла
разлучить королей. Пусть же и наши народы всегда будут неразлучны!
   Все замерли, никто не осмеливался даже пошелохнуться.
   В двухстах ярдах от Иом и Габорна стоял герцог Мардон. У  его  ног  горел
костер, освещая лицо герцога. В руке Мардон держал  золотой  кубок,  который
только что наполнил. Это был высокий, сильный  человек,  едва  ли  не  самый
выдающийся предводитель Гередона. Люди любили герцога и прислушивались к его
мнению.
   И сейчас все взоры с ожиданием обратились на него.  Как  он  отнесется  к
происшедшему? Одобрит? Осудит?
   Мардон был далеко не глуп  и  наверняка  понимал,  что  этот  союз  нужен
Гередону, что Мистаррия - богатое и влиятельное королевство.  Однако  скорее
всего ему было ясно, что Короля Земли лучше иметь в качестве союзника.
   Если эти расчетливые мысли и мелькали в  голове  герцога,  они  никак  не
проявили себя. Всем показалось, что он тут же  поднял  свой  золотой  кубок,
отдавая, салют Габорну, и широко улыбнулся ему.
   - А что скажете  вы,  миледи?  -  спросил  он.  Крепко  стискивая  пальцы
Габорна, Иом подняла их сомкнутые  руки  повыше.  Повернулась  к  Габорну  и
взглянула на него; в ее глазах отражался звездный свет.
   - От имени Дома Сильварреста, я присоединяюсь... с радостью.
   Герцог Мардон высоко поднял свой кубок.
   - Похоже, наш король Сильварреста и в этом  году  отпразднует  Хостенфест
охотой, как и прежде бывало. Давайте присоединимся к нему и... его дочери. У
нас получится двойной праздник! - быстро осушив  кубок,  он  швырнул  его  в
темноту.
   Славный трофей для кого-нибудь из бедняков в лагере.
   Этим поступком Мардон навсегда завоевал сердце Габорна.
   И дал возможность всем людям в лагере вздохнуть облегченно, возрадоваться
сердцем.

КНИГА ПЯТАЯ

ПРИШЕСТВИЕ КОРОЛЯ ЗЕМЛИ

Месяц Урожая день двадцать третий

Послесловие

   В тот вечер, когда Иом обручилась с  Габорном,  исходящая  от  него  сила
земли пробудила в ней такое  страстное  желание,  которого  она  никогда  не
испытывала прежде. Может быть, сыграло роль то,  что  сейчас  они  оказались
рядом с ней вместе, Габорн и Биннесман, и оба  излучали  свою  созидательную
энергию. А может быть, это усталость заставила ее больше обычного  открыться
перед его магическим воздействием.
   Хотя, с другой стороны, Иом чувствовала, что эта сила растет  в  Габорне,
совершенно преображая его.
   Как бы то ни было, она испытывала благодарность к своим людям за то,  что
они  приняли  это  обручение.  Потому  что  в  тот  момент,  когда  их  руки
соприкоснулись и взметнулись вверх, у нее возникло ощущение, что  это  нечто
большее, чем прикосновение обычного человека. Их пальцы сплелись, точно  две
виноградные  лозы.  Она  всем  сердцем  прочувствовала,   что   отныне   они
неразделимы.
   Нет, нет - пока она жива. Теперь Иом знала твердо,  что  если  кто-нибудь
попытается оторвать ее от Габорна, она просто завянет и умрет.
   Потом настал вечер,  когда  сэр  Боринсон  явился  по  ее  вызову,  чтобы
услышать свой приговор.
   К его чести, он без возражений прошагал три мили, опустился у ее  ног  на
руки и колени и снова предоставил ей право решать,  жить  ему  или  умереть.
Вокруг собрались тысячи рыцарей и воинов. По их лицам можно было судить, что
они  испытывают  самые  разные  чувства.  Одни  считали,  что  этот  человек
заслуживает смерти. Другие задумчиво хмурились, опасаясь, что  когда-нибудь,
в схожих обстоятельствах, и сами могут