ладные ее комочки были всюду - под
ногтями, меж пальцами ног, лежали тяжестью на груди, губах и веках.
   Он задержал дыхание. И послал Земле свою мысль, свое желание.
   "Прости меня. Прости. Я не буду  больше  злоупотреблять  силой,  если  ты
снова наделишь меня ею".
   Затем сосредоточился в ожидании ответа. Обычно Земля разговаривала с  ним
посредством мышиного писка, крика дикого лебедя или скрипа ветвей в лесу. Но
порой она говорила и на человеческом языке.
   - Прости меня, - прошептал Габорн. - Я буду покорен твоей  воле.  Позволь
мне спасти семена человечества. Большего я не прошу. Позволь мне снова стать
твоим слугой.
   Ответа не было.
   Ему представилось будущее, ожидающее их, если к нему не вернутся силы. Он
видел, как люди убегают от  опустошителей,  сражаются  с  ними,  прячутся  в
лесистых холмах, скрываются в пещерах.
   Кому-то  он  еще  сможет  помочь,   используя   свое   последнее   умение
предчувствовать опасность, - тем, кто рядом и кого можно окликнуть.
   Но он все равно проиграет. Возможно, в конце он останется один, последний
человек на Земле, и его единственный дар обернется проклятием.
   Он так долго задерживал дыхание, что заболели легкие и мышцы.
   В прошлый раз, когда он лежал, укрытый Землей, его госпожа  избавила  его
от необходимости дышать, позволила расслабиться и спокойно заснуть.
   А сегодня... ему вспомнились слова,  сказанные  Духом  Земли  при  первой
встрече: "Некогда миром владели тоты. Затем  на  смену  им  пришли  даскины.
Возможно, когда минуют времена мрака, тогда и человечество станет всего лишь
воспоминанием".
   Земля  вдруг  содрогнулась.  Иом  знала,  что  в  Каррисе  Габорн  вызвал
землетрясение. И подумала было, что это вторичный толчок.
   Но дрожь продолжалась. С деревьев  посыпались  листья,  по  склону  холма
покатилось несколько валунов. Под ногами  Иом  послышался  рокот,  и  Габорн
вдруг выскочил из-под земли, запнулся и упал.
   В воздухе  заклубилась  пыль.  Всюду  появились  откуда-то  серые  камни.
Присмотревшись к ним, Иом поняла, что  это  кости  -  разложившаяся  коровья
челюсть, конский череп, медвежья лопатка. Они  вышли  на  поверхность  земли
одновременно с Габорном.
   Габорн, отчаянно хватая ртом воздух, пытался  счистить  с  лица  налипшую
грязь. Затем сел, отплевываясь от пыли.
   Рокотание прекратилось, по  склону  скатился  еще  один  валун,  едва  не
зацепив маленькую кучку людей.
   Биннесман показал посохом на вышедшие из-под  земли  обломки  костей.  Он
присел на корточки и хмуро уставился на них.
   - Вот и ответ.
   - Но что это значит? - спросил Габорн. Биннесман почесал подбородок.
   - Земля разговаривает с вами. Для вас-то это что значит?
   - Не понимаю, - ответил Габорн.
   - Так подумайте, - сказал Биннесман. - Это ответ вам.  Верьте  тому,  что
чувствуете. Верьте Земле.
   И ничего не говоря более, он пошел  вместе  со  своей  вильде  обратно  к
дороге.
   Габорн присел, подобрал несколько костей и принялся разглядывать,  словно
надеясь прочесть скрытое в них послание. Иом принесла плащ, накинула ему  на
плечи.
   - Кости в земле... - бормотал Габорн. -  Место  костей  под  землей.  Ищи
Место Костей.
   Но Иом уже сама перевела послание, хоть и не была  чародейкой.  И  Габорн
должен был понять это:  Земля  его  отвергала,  отвергала  его  мольбу.  Она
сказала тихо:
   - Земля будет покрыта костями.
   Габорн услышал, прижал к груди собачий череп.
   - Нет! Не так, совсем не так!
   Иом обвила его руками, пытаясь успокоить.
   Габорн вполне заслуживал того, чтобы  стать  Королем  Земли.  Он  не  был
равнодушным и не был жестоким. Воином он тоже не был. Иначе она  никогда  не
полюбила бы его.
   Но его ошибки, скорее всего, будут стоить им всем жизни.
   "Хватит ли у меня сил поддерживать его, несмотря ни на что?"  -  подумала
она. И спросила:
   - Что нам теперь делать, любовь моя? Габорн так  и  сидел  на  корточках,
голый, если не считать плаща на плечах.
   - Сначала нам необходимо предупредить Скалбейна и все  остальные  войска,
что я утратил свою силу. А потом мы станем делать то, что прикажет Земля.

ГЛАВА 3
ЛЮБИТЕЛЬ ПОСПОРИТЬ

   Доверчивый  человек  может  принять  утверждения  циника   за   подлинное
откровение. Циник же скажет, что все  люди  продажны  и  наше  существование
бессмысленно. Но мудрый знает, что продажны не все люди и что жизнь столь же
часто приносит радости, сколь и печали.
   Утверждения циников - лишь полуправда, темная сторона мудрости.
   Из дневников короля Джас Ларена Силъварресты

   - Все дело в том, - сказал Верховный Маршал Скалбейн сэру Чондлеру, когда
они скакали, преследуя опустошителей, ночью по лесу, - что Габорн любит свой
народ слишком много, а Радж Ахтен свой - слишком мало.
   Скалбейн получил от Габорна,  остановившегося  в  Балингтоне,  загадочное
предупреждение. Оба рыцаря все еще пытались понять его смысл.
   Маршал Чондлер ответил:
   - И ничего хорошего из этого не выйдет, помяните мои слова. Человеку мало
просто посеять семена своего падения.  Сначала  он  возделывает  и  удобряет
почву, потом долго ухаживает за ростками и лишь после этого пожинает плоды.
   Верховный Маршал Скалбейн усмехнулся:
   - Никто не станет сознательно накликать несчастье на свою голову.
   Чондлер скакал  впереди  и  после  этих  слов  не  потрудился  придержать
очередную ветку. Та хлестнула Скалбейна по лицу. Видимо, это было сделано  в
отместку.
   - Эй, я ранен, - сказал Скалбейн.
   - Извините.
   - Ну, если это будет самая тяжелая рана,  которую  я  нынче  получу,  мне
остается только радоваться, - ответил Скалбейн.
   Он собирался вскоре  атаковать  опустошителей  снова.  Надо  было  только
добраться  до  холма,  где  находился  с  сигнальным  фонарем  сэр  Скеррит,
дальновидец, но казалось, что к этому чертову холму не ведет ни одна  тропа.
Небо было по-прежнему все в тучах, и на этой  высоте  в  горах  Брейс  дождь
перешел в снег.
   - Накликать несчастье можно сотней  способов,  -  заявил  Чондлер.  -  Вы
замечали  когда-нибудь,  к  примеру,  как  легко  человек  превращает   свою
добродетель в порок?
   - О чем это вы?
   - Знавал я одну женщину, еще парнишкой, и такая щедрая она была, что  все
на нее нахвалиться не могли. Она  пекла  хлеб  для  бедняков,  раздавала  им
деньги, потом корову отдала и, наконец, даже свой дом.  В  конце  концов  ей
самой пришлось побираться, и умерла она на улице  в  зимний  мороз.  Так  ее
добродетель превратилась в порок, который ее и убил.
   - Понятно, - сказал Скалбейн. - И часто, по-вашему, такое бывает?
   - Ну, - протянул Чондлер, - я еще не дорассказал: у  этой  самой  женщины
был сын, который, увидев, что остался без наследства, повернул совершенно  в
другую сторону и сделался разбойником с большой дороги. Его никак  не  могли
поймать,  и  потому  он  возгордился  и  начал  даже  хвастаться,  какой  он
величайший из всех разбойников. Он как раз  этим  и  занимался  перед  своей
бандой, когда подкрался я и всадил ему в глотку стрелу.
   - Ха! Неплохо, - сказал Скалбейн.
   - Так вот, мы можем либо,  как  его  матушка,  превращать  добродетель  в
порок, либо, как сынок, убеждать себя в том, что порок - это добродетель. Но
в любом случае мы сеем семена своего будущего падения.
   Наш великий Король  Земли,  Габорн  Вал  Ордин,  считает  свою  любовь  к
человечеству достоинством - пока она его не погубит, да и нас вместе с  ним.
А Радж Ахтен хочет просто заездить нас до смерти, как рабочую скотинку.
   - Ха, - усмехнулся Скалбейн. - Ловко у вас получается!
   Прозвучало это как похвала, но про себя он подумал, что Чондлеру  хочется
считать себя великим мыслителем, в то время как на деле он  просто  любитель
поспорить.
   - А мы - между молотом и наковальней! Эх,  провались  все  эти  короли  и
лорды. На мой взгляд, каждый  человек  сам  себе  господин,  -  сэр  Чондлер
придержал коня, всматриваясь вперед. - Я не вижу дороги.
   Скалбейн и не знал, что в горах Брейс столь непролазные леса. Ветви сосен
росли, казалось, от самого низа ствола,  а  не  на  верхушках,  и  были  так
согнуты и спутаны ветром, что местами вовсе не проедешь.
   Сэр Чондлер двинул коня наугад. И вдруг объявил, словно только что принял
какое-то важное решение:
   - Я собираюсь присоединиться к этому "Братству Волка". А вы?
   Скалбейн еще не думал об этом. Из Карриса доходили странные вести, и  ему
хотелось узнать побольше, прежде чем что-то решать.
   Радж Ахтен напал на Габорна. Зачем -  непонятно.  И  Габорн  после  этого
нападения каким-то образом утратил силу Земли.
   Скалбейна эти вести  привели  в  замешательство,  какого  он  никогда  не
испытывал. Он не поверил бы им, если бы  не  получил  послания,  написанного
лично Габорном.
   Послание это он и сейчас сжимал в кулаке. Габорн писал: "Я присоединюсь к
вам завтра, а до того времени не атакуйте".
   Так что на вопрос Чондлера у Скалбейна не было ответа.  Но  поскольку  он
был Верховным Маршалом Праведных Полков  Рыцарей  Справедливости,  вопрос  о
том, кому он станет служить, волновал многих.
   - Я? - переспросил Скалбейн, отведя топором  ветку  от  лица.  -  Слишком
часто я нарушал клятву. Впервые поклялся в верности  лорду  Броку  из  Тума,
когда был еще юнцом, потом - Рыцарям Справедливости, а теперь вот  -  Королю
Земли. Староват я стал для этого. Так что  пускай  уж  теперь  моя  верность
принадлежит тому, кому отдана.
   - Но ведь в этом-то и дело, - возразил Чондлер.  -  Вам  уже  так  и  так
случалось нарушать клятву.
   - Верно. Но вы хотите, чтобы я нарушил клятву, данную Королю Земли, всего
через три дня. Это слишком даже для Рыцаря Справедливости!  Кроме  того,  не
все люди так глупы, как думаете вы. И дело Габорна еще далеко не кончено.
   Чондлер засмеялся.
   - Вы верите в него больше, чем я, - он вновь придержал коня, всматриваясь
в летящие хлопья снега. - Тьфу! Дороги нет.  И  местечко  в  самый  раз  для
засады.
   - Что правда, то правда, - ответил Скалбейн, собираясь повернуть обратно.
   - Слышите? - сказал вдруг Чондлер. - Кажется, мы рядом.
   Он сдвинул шлем, прислушиваясь.
   Скалбейн снял шлем вовсе и с удовольствием ощутил прикосновение к  своему
потному лбу холодных снежинок. Шум, производимый опустошителями, он  услышал
сразу же - тысячи их шли где-то впереди. Орда на своем пути сносила деревья,
растаптывая их в кашу, и камни под их ногами  превращались  в  песок.  Земля
подрагивала, дребезжали набрюшные щитки чудовищ. Они бежали в панике на  юг,
к Башне Хаберд, возвращаясь той же дорогой, которой пришли в Каррис.
   Тучи копьем прорезала молния, ударила в одну  из  вершин.  При  ее  свете
Скалбейн заметил слева просвет меж деревьев, но некоторое время не  двигался
с места, считал. Прошло сорок секунд, прежде  чем  загремел  гром,  далекий,
глухой, похожий на недовольное старческое ворчание.
   Сорок секунд было многовато, если верить рассказам. Опустошители  боялись
грозы. Но если молнии сверкали редко, чудовища еще могли как-то их выносить.
   "Что ж, веселье не могло продолжаться вечно", - подумал Скалбейн.
   Гроза бушевала почти четыре часа. В самый ее  разгар  над  Каррисом  небо
раскалывалось ежесекундно, и град походил на артиллерийский обстрел.  Теперь
все стихло, но тучи остались и время от  времени  еще  озарялись  трепетными
сполохами. Не гроза, конечно, но тоже неплохо.
   Скалбейн видел, как опустошители, убегая от грозы, налетали не  глядя  на
каменные стены. Некоторые  падали  без  чувств.  Многие  в  тщетной  попытке
спрятаться пытались разрыть безглазыми головами землю.
   Ослепленные, раненые, убегающие опустошители были легкой мишенью.  Рыцари
Справедливости, гонясь за ними, перебили столько,  сколько  Скалбейну  и  не
снилось. По последним подсчетам, за четыре часа девять тысяч. К его  рыцарям
присоединились еще и Властители Рун из Мистаррии, Флидса,  Гередона  -  даже
Неодолимые из Индопала, люди, которые  еще  на  рассвете  были  смертельными
врагами.
   Место в истории Скалбейн  себе  обеспечил.  Когда  барды  начнут  слагать
баллады о победе Габорна под Каррисом, каждый упомянет в них имя  Скалбейна.
Под трубы и барабаны будут они повествовать об этой погоне - грозовой ночи и
неистовстве боя.
   Действительность, разумеется, и вполовину не была столь  увлекательной  и
опасной, как споют впоследствии барды. На самом деле опустошители  бежали  в
направлении, параллельно которому проходила хорошая дорога.  Из  Карриса  по
ней подвозили к южным аванпостам копья и еду, и воины Скалбейна имели все, в
чем нуждались. У них  было  достаточно  времени,  чтобы  выбрать  позиции  и
установить артиллерийские орудия.
   В горах, конечно, сражаться было не слишком удобно.  Но  и  опустошителям
приходилось не легче.
   Чудовища обычно передвигались  короткими  перебежками,  делая  не  больше
двадцати миль в час. И чем выше в горы они забирались, тем больше слабели от
холода и бежали уже вдвое медленнее.
   Скалбейн сказал:
   - Слева от нас какой-то просвет.
   - Я видел. Но там наверняка обрыв, а не поляна.
   - А по-моему, поляна, -  возразил  Скалбейн.  Этому  Чондлеру  только  бы
спорить, - Сейчас проверим.
   Чондлер тяжело вздохнул. В любых других войсках такое поведение ни за что
не сошло бы ему с рук, но среди Рыцарей Справедливости непокорных было,  что
блох в тюфяке. Они повернули коней к "поляне" Скалбейна.
   Это оказался-таки обрыв. Он был высотой  в  четверть  мили,  а  внизу  по
извилистому каньону бежали опустошители, напоминая несущуюся по ущелью реку.
   Сверху они  казались  сплошным  потоком.  Скалбейну  случилось  как-то  в
детстве увидеть голубых угрей, поднимавшихся  к  истокам  реки  Орт,  что  в
Интернуке. Их было так много, что ни  камушка  было  не  разглядеть  на  дне
мелкой  речушки.  Опустошители  в  каньоне  напомнили   ему   это   зрелище,
одновременно и отталкивающее, и завораживающее.
   Вдалеке снова сверкнула молния. Но опустошители не сбились с шага.  Гроза
уже прошла мимо.
   При короткой вспышке он смог лучше разглядеть чудовищ. Носителей  клинков
тут были тысячи. В Каррисе все они имели оружие - огромные клинки в двадцать
футов длиной, чудо-молоты, весившие не меньше лошади, и остроги с крюками на
конце, которыми они стаскивали воинов с лошадей и крепостных стен. Но сейчас
у половины, похоже, оружия больше не было.
   Вместе с носителями  клинков  бежали  плакальщики,  бледные,  похожие  на
пауков твари, которые даже здесь приостанавливались каждые несколько секунд,
чтобы испускать свои жуткие крики.
   Липучек осталось в живых немного. Они передвигались медленнее остальных и
сражаться почти не умели. Большинство их уже перебили.
   Страшнее же всех среди опустошителей были огненные колдуньи. Отличить  их
было нетрудно. На головах и передних лапах  у  них  тускло  светились  руны,
похожие на красные угольки, присыпанные пеплом.
   Одна такая колдунья на глазах у Скалбейна вдруг остановилась. Она  начала
рыхлить землю ногами,  отбрасывая  комья  своей  лопатообразной  головой,  и
мгновенно зарылась целиком.
   Это произошло так быстро, что Скалбейн не поверил своим  глазам.  Правда,
он видел, как точно так же прячутся в лесу кабаны. А на дне каньона каша  из
деревьев и рыхлая почва вполне могли обеспечить хорошее укрытие - даже  если
чудище весит двенадцать тонн.
   - Вы видели? - спросил Скалбейн.
   Он не успел еще закрыть рот, как под землей скрылась другая колдунья,  за
ней еще одна. Носители же клинков бежали, как будто ничего не замечая.
   - Да, - сказал маршал Чондлер. - Устраивают засаду.
   Как и те кабаны. Потом они неожиданно  выскакивали  прямо  из-под  ног  и
бросались на людей.
   Скалбейн  посмотрел  на  северный  конец  каньона,   где   был   поворот.
Копьеносцы, по его предположениям, находились еще  в  паре  миль  отсюда.  В
полной безопасности.
   В южном конце склоны каньона становились выше и были круты  и  ненадежны.
Человек на коне вряд ли смог бы подняться по ним.
   И там, добравшись до  места,  где  каньон  расширялся,  носители  клинков
остановились. Они начали зарываться в крутые склоны.
   Сэр Скеррит появился на выступе в трехстах ярдах от  них.  На  конце  его
копья висел фонарь, при свете которого Скалбейн отчетливо  разглядел  гордый
профиль рыцаря, его серебряную бороду, торчавшую  из-под  шлема,  и  золотые
блики на доспехах.
   - Так вот зачем сэр Скеррит нас вызвал. Предупредить, чтобы  мы  сюда  не
шли, - сказал маршал Чондлер.
   Скалбейн, конечно, не пустил бы своих  людей  в  засаду,  но  его  весьма
искушали  огненные  колдуньи.  Они  были  ценным  трофеем,   главной   силой
опустошителей. Лорды Рофехавана предлагали в награду за каждую такую  убитую
колдунью пять форсиблей.
   Помимо  искушения,  они  представляли  собой  еще   и   большую   угрозу.
Опустошители шли на юг, в глухие места. Но им ничего не стоило  свернуть  на
восток и пройтись по городам вдоль реки Доннестгри.
   Скалбейн прислушался к себе. Днем, в разгар битвы голос Габорна постоянно
предупреждал его об опасности. Это раз десять спасло ему жизнь. Но сейчас он
ничего не слышал. Его томило только недоброе предчувствие.
   - Чтоб вам провалиться, - сказал он опустошителям.
   Гроза кончилась, и опустошители теперь способны были  снова  сражаться  в
полную силу. Скалбейн такой битвы не  хотел.  Но  почему  Габорн  застрял  в
Балингтоне? В послании его говорилось, что опасность  он  может  чувствовать
по-прежнему. Так почему бы ему не приехать и не возглавить атаку лично?
   Маршал скомкал пергамент и выбросил его, затем развернул коня обратно.
   - Что ж, подождем до завтра.

ГЛАВА 4
СОБРАНИЕ УМОВ

   Правильное использование силы - вот то,
   Чему должен учиться каждый Властитель Рун.
   Надпись на дверях Палаты Рук в Доме Разумения

   Они приехали в Балингтон далеко заполночь - семь  человек,  вымокших  под
дождем,  который  без  устали  поливал  холмы,  похожие  на   склоненные   в
задумчивости плешивые головы. Все семеро были в коричневых  одеяниях,  какие
носят ученые люди.
   Они ехали так тихо, что  их  можно  было  принять  за  призраков.  Только
звяканье доспехов да плеск воды под копытами  коней  выдавали  в  них  живые
существа. Меж собой они не разговаривали. Некоторые боялись даже  вздохнуть,
и на лицах их читался неприкрытый страх. Лица  остальных  были  задумчивы  и
напряжены.  Кое-кто,  прислушиваясь,   не   раздастся   ли   треск   дыхания
опустошителей, крепко сжимал рукоять меча.
   Но единственным звуком, царившим в округе, был шорох дождя. Гроза ушла на
север. С небес обильно лилась вода, и дорога превратилась в грязевой  поток.
Тучи нависли над холмами непроницаемой завесой. И в темноте  шесть  десятков
беленых каменных домиков с соломенными крышами казались  путникам  какими-то
размытыми пятнами.
   Из-за поленницы выскочила рыжая собачонка и, высунув  язык,  побежала  за
маленьким отрядом.
   Перекресток освещала лишь пара  фонарей,  висевших  у  дверей  постоялого
двора.
   Джеримас, предводитель отряда, на этом постоялом дворе не был ни разу. Но
помнил его хорошо. Король Ордин считал  здешние  места  спокойными  и  любил
отдыхать  в  Балингтоне  от  летней  жары.  Однако  Джеримас  был  в   таком
расстройстве, что его уже ничто не радовало.
   После битвы в Каррисе у него  хватало  забот.  И  раненых  пристроить,  и
беженцев организовать, да  еще  недобитые  опустошители.  Тут  Габорн  вдруг
прислал вестника, прося Джеримаса и остальных Умов, служивших королю Ордину,
приехать в Балингтон, как только они управятся с самыми неотложными  делами.
А вслед за тем пришли еще вести о том, что творится сейчас в королевстве - о
разгроме Радж Ахтена, об угрозах со стороны Ловикера и Андерса на  севере  и
со стороны инкарранцев на юге.
   Но более всего встревожило Джеримаса сообщение о том, что Габорн  потерял
почти всю силу Земли.
   - Ну что, - сказал один Ум у него за спиной, - Балингтон уцелел