по столу так, что подскочили бутыли и задребезжали глиняные кружки.
   - Отвечай! - разгневанно крикнул он. Хроно уставился на него в испуге,  а
ну, как Габорн пустит в ход кулаки. Принц обладал  тремя  дарами  мускульной
силы и мог вышибить дух из простолюдина одним ударом.
   - Хм... э... что за вопрос, Ваше Лордство. До сих пор вас  не  волновало,
хорош он или плох. Вы никогда не интересовались его моральными качествами.
   Историк вновь отхлебнул из кружки. Похоже, его подмывало  продолжить  это
занятие, но он сдержался, и осторожно отставил кружку в сторону.
   - А и правда, с чего это я забеспокоился о нравственности Боринсона?
   Ответы пришли сами собой - да потому, приятель,  что,  попивая  Дурманное
вино, ты заприметил, как этот Хроно увиливает от честного разговора. Потому,
что Миррима уверяла, будто принцесса Иом сомневается, хорош  ли  ты  сам,  и
теперь тебя беспокоит, что думают на сей счет другие. И, наконец,  потому...
потому, что ты знаешь: владеть землей может  любой  неотесанный  чурбан,  но
далеко не каждому королю дано завладеть сердцами своих подданных.
   Габорн надеялся завоевать сердца - и Иом, и ее соотечественников. У  него
был план, но он не решался поделиться им ни с Хроно, ни с кем-либо еще. Ведь
стань его замысел известен отцу, тот, не исключено, попытался бы  остановить
принца.
   Теперь вино начинало действовать и на Габорна,  сводя  окружающий  мир  в
фокус. Но принц не позволял опьянению увести  себя  в  сторону,  ибо  твердо
вознамерился добиться от Хроно ответа.
   - Не виляй, Хроно. Выкладывай, что ты думаешь о Боринсоне?
   Хроно положил обе руки на стол, помолчал,  набираясь  духу,  и,  наконец,
заговорил:
   - Ну, если так угодно Вашему Лордству...  Однажды  я  спросил  Боринсона,
какое у него любимое  животное,  и  тот  ответил,  что  "обожает  собак".  Я
поинтересовался почему, и знаете, что он  сказал?  Люблю  слушать,  как  они
рычат.
   Всякого чужака собака готова разорвать в клочья.
   Габорн рассмеялся - именно таких слов и следовало ждать от  Боринсона.  В
бою этот человек наводил ужас.
   Смех Габорна несколько успокоил Хроно. Хмельной летописец подался  вперед
и, с заговорщическим видом, продолжил:
   - Но, сказать по правде, Ваше Лордство, на мой взгляд у  собак  есть  еще
одно качество, которым Боринсон  восхищается  не  меньше.  Хотя  об  этом  и
умолчал.
   - А именно?
   - Преданность.
   Габорн расхохотался еще громче.
   - Стало быть, по твоему Боринсон - пес?
   - Нет. Он всего лишь желал бы им быть.  Осмелюсь  предположить...  боюсь,
что ему присущи все лучшие качества пса, кроме преданности.
   - Выходит, ты не считаешь его хорошим человеком?
   - Он убийца, Ваше Лордство. Мясник. Именно потому  он  и  стал  капитаном
вашей гвардии.
   Услышанное рассердило Габорна: что за вздор мелет этот Хроно.  Однако  же
летописец не стушевался. Отхлебнув для храбрости вина, он пьяно улыбнулся, и
продолжил:
   - На самом деле, Ваше Лордство,  среди  ваших  друзей  нет  по-настоящему
хороших людей. Потому как вы выбираете их вовсе не за добродетель, - Что  ты
имеешь в виду? - удивился Габорн, всегда  считавший  уровень  нравственности
своих друзей вполне приемлемым.
   - Все очень просто, Ваше Лордство. Одни  выбирают  друзей  по  внешности,
других привлекает богатство или общественное положение, иных сближают  общие
интересы. Некоторых притягивает и добродетель.  Но  вы,  Ваше  Лордство,  не
цените высоко ни одно из этих качеств.
   По правде сказать, так оно и было. Среди приятелей Габорна  попадались  и
уроды, и простые парни,  не  имевшие  ни  денег,  ни  власти.  Вроде  Элдона
Парриса, торговавшего  на  рынке  жареными  кроликами.  Да  что  там,  принц
частенько водил  компанию  с  молодцами,  которых  многие  считали  отпетыми
негодяями.
   - Ну, и как же по-твоему я выбираю друзей?
   - Вы молоды,  Ваше  Лордство,  и  цените  тех,  кто  способен  прозревать
человеческие сердца.
   Габорн был поражен: на него словно повеяло студеным ветром  с  замерзшего
озера. Ошеломляющее утверждение Хроно было совершенно честным и  безошибочно
точным.
   - Я никогда не замечал... - пробормотал принц. Теперь рассмеялся Хроно.
   - Это один из семи ключей к пониманию мотивов.  Боюсь,  молодой  господин
Габорн, вы не слишком разборчивы в выборе друзей. Ха! Представляю себе,  что
будет,  когда  вы  станете  королем:  наверняка  окружите  себя   всяческими
чудаками, а впридачу к  ним  -  учеными.  Не  удивлюсь,  если  вскорости  вы
возьмете в обычай ставить чесночные клизмы и носить туфли с острыми носками.
   - Семь ключей? Что еще за ключи? Где это ты выучился таким словечкам?
   - В Палате Сновидений, где же еще, - отозвался Хроно, и тут же напряженно
выпрямился, поняв, что сболтнул лишнее.
   Палата Сновидений Дома Разумения являлась запретной для Властителей Рун.
   Тайны побудительных  мотивов,  секреты,  лежащие  в  основе  человеческих
желаний, считались слишком опасными, чтобы их можно было доверить королям.
   Радуясь своей маленькой победе, Габорн торжествующе улыбнулся,  и  поднял
кружку.
   - За сны.
   Но Хроно не поддержал тост. Глядя на его кислую  физиономию,  можно  было
предположить, что он никогда больше не станет пить в присутствии Габорна.
   Неожиданно из теней в дальнем углу помещения появилась маленькая фигурка,
с чудной, похожей на крысиную физиономией. Самочка феррина держала на  руках
своего детеныша. Тот попискивал, но Хроно, не обладавший столь чутким слухом
как Габорн, ничего не слышал. Рост самочки не превышал фута, а всю ее одежду
составляла  накинутая  на  плечи  желтая  тряпица.  На   округлой   мордочке
выделялись крепкие челюсти, а все шесть сосков набухли и  покраснели.  Почти
ослепленная, - феррины не выносят дневного света, - она все же подобралась к
Хроно сзади, и незаметно засунула малыша в карман его плаща.
   Феррин  не   являлись   разумными   людьми,   хотя   обладали   зачатками
членораздельной речи, и умели пользоваться примитивными инструментами.  Люди
не жаловали этот  народец,  поскольку  феррин  нередко  делали  подкопы  под
кладовые, и воровали съестное.  Габорн  слышал,  что,  когда  приходит  пора
отучать детенышей от груди, самки подбрасывают их в карманы людских  плащей,
но никогда не видел этого своими глазами.
   Угляди карлицу кто-то другой, в нес запросто могли бы запустить кинжалом,
но Габорн снисходительно улыбнулся, и отвел глаза.
   - Ну и ладно, - подумал он.  -  Пусть-ка  этот  щенок  прогрызет  чертову
летописцу подкладку. А я подожду, да посмотрю, чем все это кончится.
   - Ну, а как насчет меня самого? -  не  отставал  Габорн  от  подвыпившего
Хроно. - Хороший я человек?
   - Вы, Ваше Лордство - само средоточие добродетели.
   Габорн улыбнулся, другого ответа он и не ожидал.
   Послышались звуки  мандолины.  Сидевший  за  дальним  столиком  певец  из
Инкаррана решил начать выступление, не дожидаясь того часа, когда в  таверне
соберется побольше народу. Принцу нечасто случалось слышать такое пение, ибо
его отец не разрешал инкарраанцам пересекать границы своих владений.  Сейчас
Габорн наслаждался редкостным развлечением.
   Кожа чужеземца цветом напоминала сливки, а его светлые волосы  струились,
как жидкое серебро.  Глаза  походили  на  зеленые  льдинки.  Вес  тело  было
татуировано в соответствии с обычаями его племени.  По  ногам  лились  лозы,
оплетавшие символы, по которым сведущий человек мог узнать из какого селения
певец родом, и как  звали  его  предков.  На  руках  и  коленях  красовались
магические знаки.
   Пел иноземец проникновенно, негромко, но сильным  горловым  голосом.  Его
исполнение отличалось своеобразной красотой, позволявшей  предположить,  что
певец обладает "сокрытыми рунами  таланта":  лишь  немногие  в  Инкарране  в
совершенстве освоили искусство создания таких рун. Однако, невзирая на руны,
мастерство певца уступало виртуозному  искусству  женщины,  час  тому  назад
выступавшей у входа в дом песнопений.
   - Ну что ж, - решил Габорн, - зато какой  щедрый  голос.  К  тому  же  та
красотка пела ради денег  и  славы,  а  этот  малый  просто  решил  развлечь
собравшихся. С его стороны это великодушный жест.
   Хроно, тем временем, таращился в свою кружку. Он понимал,  что  наговорил
лишнего, но теперь чувствовал потребность продолжить свою мысль.
   - Ваше Лордство, - промолвил он. - То, что вы не цените в  своих  друзьях
добродетель, возможно не так уж плохо. Вы знаете, что  им  не  всегда  можно
довериться. А будучи мудрым, вы не станете доверять и себе.
   - Как так? - удивленно спросил Габорн. Конечно, для  Хроно,  соединенного
незримыми  узами  с  другим  человеком,  довериться  самому  себе  было   бы
непозволительной роскошью. Все-таки, - подумал принц,  -  быть  связанным  с
кем-то в пару - преимущество весьма сомнительное.
   - Люди, считающие себя безупречными, не склонны заглядывать себе в  душу,
а потому чаще других допускают ужасающие жестокости. Человек, видящий в себе
зло, постарается не дать этому злу воли, но тот,  кто  совершает  злодеяние,
полагая, будто творит добро, отдается этому всей душой.
   Габорн хмыкнул, и призадумался.
   - Позволю себе сказать. Ваше Лордство,  я  рад,  что  вы  задаетесь  этим
вопросом. Человек не должен считать себя хорошим лишь потому, что  время  от
времени совершает добрые  дела.  Вы  должны  постоянно  перепроверять  себя,
сверять со своей добродетелью каждый поступок, каждую мысль.
   Принц пригляделся к худощавому ученому. Тот с трудом держал голову, глаза
его остекленели, однако говорил он доброжелательно и,  для  пьяного,  вполне
разумно. Прежде  ни  один  Хроно  не  давал  Габорну  советов.  Этот  случай
представлял собой редкостное исключение.
   Дверь распахнулась, и в гостиницу вошли двое смуглых, кареглазых мужчин.
   Оба были в дорожном платье, обычном  для  путешествующих  купцов,  но  на
поясе каждого висела рапира, и оба имели  по  длинному  ножу,  закрепленному
ремнем у колена.
   Один человек улыбался, другой хмурился.
   Габорну вспомнились наставления отца, слышанные еще в детстве.
   - Убийцы из Муйатина всегда пускаются в путь парами,  и  переговариваются
на языке жестов. Впоследствии отец выучил принца этому языку.
   - Никаких новостей. Ни плохих, ни хороших  -  вот,  что  означала  улыбка
одного, и насупленные брови другого.
   Взгляд Габорна переместился к двоим смуглым южанам,  сидевшим  в  дальнем
углу. Как и он сам, они устроились в безопасном месте, спиной к стене.  Один
из них почесал левое ухо - Мы ничего не слышали.
   Новопришедшие  уселись  в  противоположном  углу,   подальше   от   своих
соотечественников. Один мужчина положил руки на стол, ладонями вниз.
   - Ничего. Мы подождем.
   Человек этот  двигался  с  молниеносной  грацией,  свидетельствовавшей  о
наличии у него дара  метаболизма.  Редкостного  дара,  каким  обладали  лишь
высоко ценимые воины.
   Габорн едва верил своим глазам. Обычные  люди,  ничем  не  примечательные
жесты. Они даже не смотрели друг на друга. Возможно, это  не  обмен  тайными
знаками, а просто игра его воображения.
   Габорн обвел взглядом комнату. Никто из посетителей не  мог  интересовать
убийц - никто, кроме него. Тем не менее, принц чувствовал уверенность в том,
что охотятся не за ним. В конце концов, Баннисфер  полон  богатых  купцов  и
мелких лордов. Убийцы могли выслеживать кого-то из них, а  то  и  одного  из
своих сородичей южан.
   Однако Габорн не был готов к схватке с такими людьми, а осторожность  еще
никому не  вредила.  Не  промолвив  и  слова,  принц  поднялся  и  вышел  из
гостиницы, вознамерившись найти Боринсона. Он встал как раз  в  тот  момент,
когда кудлатый прислужник принес обед: жареную свинину, свежий хлеб и сливы.
   Принц зашагал по улице. Нетрезвый Хроно, покачиваясь, поплелся за ним.
   Поутру в городе царила бодрящая прохлада. Теперь она сменилась  жарой,  и
рынок наполнился не самыми приятными запахами. Пахло мочой вьючных животных,
пылью и человеческим потом. Скученность  и  теснота  построек  не  позволяли
смраду развеяться.
   Габорн поспешил к конюшне, откуда старый конюх из Флидс тут же вывел  его
мышастого жеребца. Завидя хозяина, конь заржал, вздернул голову  и  взмахнул
светлым хвостом. Казалось, ему не терпится пуститься в дорогу - как и самому
Габорну.
   Принц протянул руку, погладил конскую морду и  осмотрел  скакуна.  О  нем
позаботились как следует: шкуру выскребли, гриву и хвост заплели в косички.
   Даже зубы, и те были чисты. Коня  хорошо  накормили,  и  он  до  сих  пор
дожевывал сено.
   Спустя несколько  мгновений,  конюх  привел  и  белого  мула  Хроно.  Это
животное не имело запечатленных на шее рун силы, но  выглядело  ухоженным  и
бодрым.
   Габорн то и дело оглядывался через плечо,  -  нет  ли  поблизости  других
убийц, но возле конюшни не наблюдалось ничего подозрительного.
   - Послушай, - обратился Габорн к конюху. - Ты часом не примечал в  городе
темнокожих незнакомцев, которые ездят парами?
   Конюх задумался, а потом кивнул.
   - Ага, видел я таких. Как ты сказал, мне и вспомнилось - четверо чернявых
малых оставили лошадей на моей конюшне. А еще... точно, еще четверо  въехали
через Хей Рау.
   - А что, часто ты видишь таких молодцов? Конюх приподнял бровь.
   - По правде сказать, кабы не ты, я б и думать о  них  забыл.  Но  ведь  и
верно, двое таких же малых проехали через город прошлой ночью.
   Габорн нахмурился. Похоже, убийцы так  и  сновали  по  ведущей  на  север
дороге. Но куда они направлялись? Уж не в замок ли Сильварреста, что в сотне
миль от города?
   Встревоженный  Габорн  направил  коня  к  живописному   каменному   мосту
Химмерофт, перекинутому через широкую реку, с глубокими холодными  заводями.
На отмелях, в тени росших по берегам ив резвилась форель. Все вокруг  дышало
спокойствием. Никаких убийц на мосту не было.
   На  противоположном  берегу  брусчатка  заканчивалась.  Пыльная   дорога,
петляя, уводила на запад, но сбоку от нес находилась другая, уклонявшаяся  к
северу. Еще севернее,  в  лесу,  эти  дороги  соединялись  вновь.  Местность
славилась обилием колокольчиков,  но  сейчас  они  уже  отцвели  и  пожухли.
Свернув на тракт Колокольчиков, Габорн дал волю своему коню На шее  могучего
жеребца были запечатлены руны метаболизма, мускульной силы, грации и ума. Он
мог мчаться втрое быстрее обычного скакуна, имел силу и грацию двух коней  и
обладал умом четырех. Неутомимый  и  сообразительный,  он  был  выведен  для
охоты, для стремительной скачки по полям и лесным тропам.  Такому  животному
не пристало застаиваться на конюшне, наращивая жирок на Баннисферском зерне.
   Хроно с трудом удерживался  на  спине  своего  белого  мула,  злонравного
существа, при каждом удобном случае норовившего куснуть жеребца Габорна.  Но
конь быстро вырвался вперед, и мул отстал.
   Габорн скакал по лугам, где, неподалеку  от  реки  горбились  только  что
сметанные стога сена. Полуденная жара прервала работу, и на лугах никого  не
было.
   Милях в трех от Баннисфера  конь  вынес  Габорна  на  вершину  небольшого
холма, и тут принц увидел нечто странное.  По  земле,  обволакивая  стоявшие
впереди стога, стелился клочковатый туман.
   Туман посреди солнечного дня представлял собой необычайное зрелище. Стога
и редкие дубы поднимались над дымкой непривычного, голубоватого оттенка.
   Подобного Габорну видеть не доводилось.
   Принц остановил коня. Тот нервно фыркнул, ему явно было не по себе.
   Осторожно принюхиваясь, Габорн тронул жеребца и медленно въехал в  полосу
тумана.  В  воздухе  висел  странный,  не  поддающийся  определению,  запах.
Обладавший двумя дарами обоняния, Габорн пожалел, что их у него не больше.
   - Сера, - подумал он. - Наверное,  где-то  поблизости  находится  горячий
источник. Оттуда и эта дымка.
   Пришпорив жеребца, принц поскакал вперед. Голубоватая пелена  становилась
все гуще: под конец и солнце на  небе  стало  казаться  таращившимся  сквозь
хмарь желтоватым глазом. На одиноких дубах каркали вороны.
   Проскакав мили полторы, принц углядел в  тумане  серый  домишко.  Молодая
женщина с неприбранными, торчавшими, как пакля  волосами  рубила  дрова.  На
расстоянии кожа ее казалась  похожей  на  грубую  мешковину,  а  лицо  -  на
обтянутый этой мешковиной череп с желтыми болезненными глазами.  Несомненно,
то была одна из сестер, уступивших свою красоту Мирриме.
   Габорн пришпорил жеребца и окликнул девицу..
   Та ахнула, и закрыла лицо ладонью. Подъехав поближе,  принц  сочувственно
посмотрел на нес, и сказал:
   - Тебе нечего стыдиться. Всякий, кто жертвует собой  ради  чужого  блага,
заслуживает почтения. За некрасивым  лицом  зачастую  скрывается  прекрасное
сердце.
   - Миррима дома, - смущенно пробормотала девушка, и побежала к хижине.
   Спустя мгновение, на пороге появился  Боринсон  Миррима  держала  его  за
руку.
   - Прекрасный осенний день, - с улыбкой промолвил Габорн. - Я  ощущаю  все
это: залитые солнцем поля, пшеницу, что колышется на ветру,  осенние  листья
и... угрозу.
   Боринсон озадаченно уставился на голубоватую дымку.
   - Ну и ну, - пробормотал он. - А я-то думал, что становится облачно. Я  и
не представлял...
   Разумеется, сквозь затянутые пергаментом окна трудно  было  увидеть,  что
происходит снаружи.
   Боринсон принюхался. Благодаря четырем дарам обоняния, нос его  был  куда
более чутким, чем у Габорна.
   - Великаны! - воскликнул он. - Фраут великаны.  Миррима,  много  здесь  в
окрестностях великанов?
   - Нет, - удивленно ответила Миррима. - Я отроду ни одного не встречала.
   - Ну, а я их чую. Множество.
   Принц и телохранитель переглянулись. Обоим было ясно - что-то неладно. Да
и неспроста Габорн заявился сюда на несколько часов раньше, чем обещал.
   - Через город едут убийцы, - прошептал принц.  -  Мийатинцы.  По  меньшей
мере десяток, из них уже на пути к замку  Сильварреста.  Правда,  по  дороге
сюда я никого не встретил.
   - Сейчас я разведаю окрестности, - заявил Боринсон.  -  Вполне  возможно,
кто-то готовит засаду на твоего  отца.  Его  свита  проследует  через  город
завтра.
   - А не безопаснее ли мне будет поехать с тобой? - спросил Габорн.
   Подумав, Боринсон кивнул. Он отправился за конем и вывел его из-за  дома,
как раз когда из тумана появился Хроно.
   - Мы скоро вернемся, - заверил Габорн  Мирриму,  направляя  коня  на  луг
позади хижины. Он беспокоился за Мирриму, ведь поблизости бродили  великаны.
Но и брать се с собой было бы  неразумно:  скорее  всего,  ему  и  Боринсону
предстояла опасная прогулка.
   Легкий ветерок гнал с  севера  голубоватую  дымку.  Всадники  скакали  по
зеленым лугам сквозь туманную пелену.  Река  загибала  на  запад,  и  вскоре
оказалось, что они сдут вдоль  берега.  У  воды  необычный  туман  сгустился
настолько,  что  походил  на  низко  нависшие  тучи.  Становилось  сумрачно:
ласточки уже не пролетали над  речной  гладью,  стремительно  касаясь  воды.
Вместо них на охоту за насекомыми вылетели летучие мыши. Из  кустов,  словно
зеленые  искорки,  взмывали  жуки-светляки.  Сочная  пойменная  травка  была
скошена, и вдоль берега высились  стога,  поднимавшиеся  из  тумана,  словно
утесы из моря. Всякий раз, когда впереди появлялся  стог,  Габону  казалось,
что он видит великана. Впрочем, великан мог и спрятаться за стогом.
   Теперь великанов чуял и Габорн. От их сальных шкур исходил горький  запах
мускуса и нечистот. На грязных стареющих гигантах росли лишайники.
   В прежние времена никто в Рофехаване слыхом не слыхивал о фраут. Лишь сто
двадцать лет назад с севера, по зимнему  льду  пришло  племя,  насчитывавшее
четыре  сотни  огромных  существ.  Всех  их  покрывали  шрамы,  многие   еще
кровоточили.
   Фраут не владели ни одним человеческим языком, а потому так и  не  смогли
рассказать, какой страшный  враг  заставил  их  пуститься  в  бегство  через
ледяную пустыню. Однако великаны научились понимать про