ий, пленительный сон. Он все видит,  но  ничего  не
может по-настоящему понять.
   Подскакав вслед за королем к фонарю, чтобы на его лицо падал свет, Габорн
постучал в дверь. Почти сразу же она слегка приоткрылась и  показалось  лицо
старухи, похожее на сморщенную репу.
   - Не позволите ли напоить и покормить у вас коней? -  спросил  Габорн.  -
Может, у вас найдется что-нибудь и для нас?
   - В это время ночи? - заворчала старуха. - Нет, будь вы хоть сам  король!
- и она захлопнула дверь.
   Что это она,  удивился  Габорн?  Он  посмотрел  на  остальных.  Биннесман
улыбался. Иом негромко рассмеялась, подошла к  сливовому  дереву  и  сорвала
несколько крупных фиолетовых слив. Габорн заметил мелькнувшую в окне хибарки
тень - старуха пыталась разглядеть, что происходит у нес  во  дворе.  Однако
вместо стекла в окне был вставлен кусок выскобленной  кожи,  сквозь  который
можно было увидеть лишь тени.
   - Не трогайте сливу! - завопила она изнутри.
   - Можно, мы возьмем столько слив, сколько в состоянии  унести,  а  взамен
оставим вам золотую монету? - спросил Габорн.
   Старуха мгновенно снова приоткрыла дверь.
   - У вас есть деньги?
   Из сумки, висящей на поясе, Габорн достал монету и бросил ее старухе. Она
просунула руку в щель и схватила монету. Закрыла  дверь,  чтобы  попробовать
монету на зуб,  а  потом  снова  открыла  се  и  прокричала,  но  уже  более
доброжелательно:
   - В сарае есть зерно. Хороший овес. Берите, сколько нужно. И сливы тоже.
   - Будьте благословенны и вы, и выше дерево, - сказал Биннесман.  -  Пусть
оно хорошо плодоносит три года.
   - Спасибо, - крикнул Габорн и низко поклонился. Вместе с Биннесманом  они
повели коней к сараю, оставив Иом кормить отца сливами.
   Открыв дверь сарая, Габорн обнаружил там мешок овса и принялся пересыпать
часть его в деревянную кормушку, чтобы покормить коней. Занимаясь  этим,  он
внезапно заметил, с неприятным для себя  чувством,  что  чародей  пристально
смотрит на него, не слезая с коня.
   - У тебя есть вопросы ко мне, -  сказал  Биннесман.  У  Габорна  язык  не
повернулся спросить о том, что волновало его больше всего.
   - Ваши одежды изменили свой цвет на  красно-коричневый,  -  вместо  этого
сказал он.
   - Так и должно быть, - ответил Биннесман. - В весеннюю пору  своей  жизни
Охранитель Земли накапливает силу, обучается  владеть  ею.  Когда  для  него
наступает цветущее лето, он достигает зрелости; тогда самый  подходящий  для
него цвет - зеленый. Для меня  же  наступила  осень  жизни,  время  собирать
урожай.
   - А что же происходит зимой? - спросил Габорн.
   Биннесман еле заметно улыбнулся.
   - Не будем говорить об этом сейчас, Габорн задал вопрос, который волновал
его, может быть, больше всех:
   - Почему Радж Ахтен не  видит  меня?  Он  говорил,  что  здесь  применено
какое-то заклинание. Биннесман засмеялся.
   - Помнишь, как у меня в саду Земля нарисовала  руну  на  твоем  лбу?  Это
символ такой силы, которую я, в моей слабости, не осмелился бы даже пытаться
вызвать к жизни. Ты, Габорн, теперь невидим, - по крайней  мере,  для  своих
врагов. Те, кто служат Огню, не видят тебя. Чем ближе они к  тебе  подходят,
тем сильнее сказывается на них эффект этого заклинания. Меня поразил уже сам
тот факт, что Радж Ахтен вообще почувствовал твое присутствие. Это, наверно,
Огонь наделил его таким могуществом. Тогда я этого не осознавал, зато теперь
понимаю.
   Габорн молчал, обдумывая услышанное.
   - Однако особенно на этот  дар  невидимости  не  полагайся,  -  продолжал
Биннесман. - Есть немало злых людей, которые не служат Огню, и они  способны
причинить тебе вред. Да и для Пламяплетов, обладающих  большой  силой,  твоя
маскировка проницаема, стоит им подойти к тебе достаточно близко.
   Габорн вспомнил женщину-Пламяплета в  замке  Сильварреста,  то,  как  она
узнала его и каким взглядом смотрела на него, - точно на заклятого врага.
   - Понимаю... - прошептал он. - Теперь я понимаю, почему Радж Ахтен не мог
видеть меня. Но вот почему я не могу видеть его?
   - Что? - от удивления брови Биннесмана поползли вверх.
   - Прежде, в замке, я видел его лицо, узнал его  шлем  и  доспехи.  А  вот
сегодня ночью мне не удалось разглядеть его лица. Оно было скрыто  от  меня,
как мое от него. Я смотрел на него и видел...  множество  людей  в  пламени,
склонившихся, точно перед божеством...
   Биннесман смеялся так долго, что едва не закашлялся.
   - Возможно, твой взгляд проникает слишком глубоко. Припомни-ка,  в  какой
момент возникло это видение?
   - Когда я захотел  увидеть  его  таким,  каков  он  на  самом  деле,  без
воздействия всех этих даров обаяния.
   - Давай-ка я расскажу тебе одну историю, - сказал Биннесман. - Много  лет
назад моим наставником был Охранитель Земли, который служил лесным  животным
- оленям, и птицам, и прочим в том же духе.  Они  приходили  к  нему,  а  он
кормил и ленил их, если возникала необходимость.
   - Я спросил его, откуда он знает, что именно им нужно? Он удивился. "А на
что же тогда глаза?" - ответил он. И больше ничего, как будто этим было  все
сказано. Потом он прогнал меня, заявив, что я вряд ли могу стать Охранителем
Земли.
   - Понимаешь, Габорн? Он обладал даром Зрения Земли, способностью читать в
сердцах тварей земных и понимать, что им нужно, чего они хотят, что любят.
   - Я никогда не обладал этим даром и не могу рассказать, как  использовать
его и как он работает. Поверь, я многое бы отдал за то, чтобы обладать им.
   - Но у меня нет никакого такого дара... - запротестовал Габорн.  -  Я  не
могу заглянуть, к примеру, в ваше сердце или сердце Иом.
   - Не забывай, ты побывал в месте, где земля обладает  огромной  силой.  У
тебя есть этот дар,  просто  ты  не  умеешь  использовать  его.  Изучай  его
старательно, упражняйся в нем, учись владеть им. Со временем это придет.
   Габорн продолжал недоумевать.  Чародеи  любят  это  выражение  -  "изучай
старательно".
   - Теперь на тебе лежит огромная обязанность, - продолжал Биннесман.  -  В
свое время Эрден Геборен отбирал преданных ему людей, чтобы они сражались  с
ним бок о бок. Точно так же и ты должен начать отбирать  своих  сторонников.
Это очень тяжкая обязанность. Те, на ком ты  остановишь  свой  выбор,  будут
неразрывно связаны с тобой.
   - Да, я знаю, - сказал Габорн.
   Ему доводилось слышать легенду о том, как  Эрден  Геборен  отбирал  своих
сподвижников и как после этого он мог читать в их сердцах, точно в  открытой
книге. Если им угрожала опасность,  он  узнавал  об  этом,  так  что,  можно
сказать, в любом сражении никто из них не был больше одинок.
   - И тебе уже сейчас пора начинать этот отбор...  -  задумчиво  проговорил
Биннесман, устремив взгляд в сторону темных полей.
   Габорн испытующе посмотрел на старика.
   - Может быть, вам вовсе и не нужен дар Зрения Земли?  Наверно,  и  впрямь
есть такие Охранители Земли, которые служат полевым мышам и змеям, - но  вам
Земля приказала служить людям... в то смутное время, которое грядет.
   Биннесман замер, пристально глядя на Габорна.
   - Молю тебя, никому больше не говори об этом. Радж Ахтен не  единственный
среди лордов, кто захочет подчинить меня себе или убить, если узнает правду.
   - Обещаю, - ответил Габорн. - Никогда никому не скажу.
   - Может быть, мой учитель был прав, - сказал Биннесман. - Может быть, я и
впрямь не слишком хорошо служу Земле...
   Габорн понял, что старик подумал об утрате своей вильде.
   - Она потеряна для вас? Может быть, погибла?
   - Она - порождение Земли, ее не так-то просто убить.  И  все  же  я...  Я
беспокоюсь за это создание. Она не одета, ничего не знает. Мало ли что с ней
может случиться без моего руководства и  помощи?  А  между  тем,  она  очень
могущественна. В со венах течет кровь Земли.
   - Она опасна? Каковы ее возможности?
   - В ней сконцентрирована все моя сила, - ответил Биннесман. - Чародеи вод
черпают свою силу из воды,  Пламяплеты  -  из  огня,  а  я  -  из  Земли.  Я
десятилетиями отбирал самую подходящую почву,  разыскивал  нужные  камни,  и
только потом, найдя все, что требовалось, вызвал к жизни мою вильде.
   - Выходит, она... это всего лишь почва и камни? Больше ничего?
   - Нет, - сказал Биннесман, - она гораздо больше. Я не могу управлять  ею,
она такая же живая, как ты или я. Свой облик она извлекла из моего сознания.
Я попытался представить себе, каким мог бы быть воин, способный сражаться  с
опустошителями - зеленый рыцарь наподобие тех, кому служили твои предки.  Но
даже несмотря на все это, я не в состоянии контролировать ее.
   - Может, вам имеет смысл  разослать  сообщения,  -  предложил  Габорн.  -
Попросить людей помочь отыскать ее.
   Биннесман слабо улыбнулся, вытянул из  земли  сочный  стебель  пшеницы  и
пожевал его.
   - Итак, Радж Ахтен для нас потерян, - задумчиво произнес он. - По  правде
говоря, я надеялся на лучшее.
   Конь сам привел Иом к сараю, туда, где Габорн и  старый  чародей  кормили
коней. Те набросились на овес и ели так торопливо,  что  Иом  испугалась  за
них.
   Предоставив коней заботам Габорна и Биннесмана, она повела отца к ручью и
умыла его. Около Семи Камней он весь перемазался, и до сих пор у нее не было
времени, чтобы позаботиться о нем.
   Когда, в конце концов, Габорн подошел к ней, решив, что Биннесман  и  сам
сможет проследить за конями, отец Иом был умыт, переодет в чистое и лежал  у
ограды фруктового сада, используя как подушку корень дерева и удовлетворенно
похрапывая.
   Необычная, но, тем не менее, мирная картина.  Отец  Иом  был  Властителем
Рун, обладал несколькими дарами жизнестойкости и мышечной  силы.  Иом  всего
раз в своей жизни видела его спящим, и сон этот длился лишь полчаса.  Может,
он все-таки хотя бы иногда спал в постели рядом с ее матерью? Хотя Иом  было
доподлинно известно, что именно там он чаще всего  обдумывал  возникающие  в
королевстве проблемы.
   Но спать, просто спать? Почти никогда. Скорее всего,  этот  длинный  день
изрядно утомил его. Габорн уселся рядом с Иом, прислонившись спиной  к  тому
же самому дереву, что и она. Рядом с ней лежала горка слив, он взял  одну  и
съел.
   Снова набежали облака, небо потемнело, с юга задул порывистый ветер.
   Осенью в Гередоне такое случалось довольно часто. С перерывами не  больше
трех часов над головой возникали облака, а вслед за ними обрушивалась гроза.
   Биннесман привел коней к ручью напиться. Утолив жажду, они по его команде
оторвались от воды. После чего один из них принялся щипать короткую траву, а
двое просто заснули стоя.
   И только огромный жеребец Радж Ахтена стоял около ручья, с  беспокойством
кося взглядом на  Биннесмана,  словно  стараясь  не  упустить  ни  малейшего
изменения в его настроении. Спустя некоторое время чародей сказал:
   - Теперь я должен оставить вас, но мы встретимся в Лонгмоте. Поторопитесь
и помните - на этой земле нет почти ничего, чего вам следует опасаться.
   - Да я особенно и  не  волнуюсь,  -  ответил  Габорн.  Обеспокоенный  вид
Биннесмана свидетельствовал о том, что на самом деле он вовсе не был так  уж
уверен в правоте своих слов. Тем  не  менее,  Габорн  не  хотел  лишний  раз
тревожить старика.
   Биннесман взгромоздился на огромного боевого коня, прежде принадлежавшего
Радж Ахтену.
   - Постарайтесь отдохнуть немного. И кони пусть поспят часок-другой, но не
больше. В полночь Радж Ахтен  проснется  и  будет  иметь  возможность  снова
отправиться за тобой в погоню, Габорн. Хотя я  и  наложу  на  тебя  защитное
заклинание.
   Прошептав несколько слов, Биннесман вытащил из кармана  веточку  какой-то
травы. И пришпорил коня, бросив ее Габорну на колени. Петрушка.
   - Не потеряй ее, - сказал он Габорну на  прощанье.  -  Она  впитает  твой
запах, сделав его недоступным для Радж Ахтена и его солдат. И еще, Габорн.
   Перед тем, как покинуть это место, вырви у себя волос  и  завяжи  на  нем
семь узлов. Если Радж Ахтен доберется сюда, дальше он станет ходить кругами.
   - Спасибо, - сказали Иом и Габорн.
   Биннесман развернул жеребца на юг и скрылся во тьме.
   Иом чувствовала, что она устала, предельно устала. Оглянулась по сторонам
в поисках более мягкого местечка, где можно было бы прилечь. Габорн обнял ее
за плечи и притянул к себе таким образом, что ее голова оказалась у него  на
коленях. Такой неожиданный жест. Интимный.
   Она легла, закрыв глаза и прислушиваясь к тому, как он ест сливы.
   Неожиданно в животе у него забурчало, ей стало неловко.
   Габорн протянул руку и погладил се по подбородку, по волосам. Хотя  он  и
признался ей в любви, она не верила, что это было глубокое чувство.
   Она стала такой уродиной. Самой страшной среди всех безобразных людей  на
свете, так ей казалось. Где-то в самой глубине ее сознания испуганный  голос
шептал:
   "Так тебе и надо, ты это заслужила".
   Это действовал  дар,  конечно  -  никогда  прежде  Иом  таких  чувств  не
испытывала.  Обесценивание  себя.  Руна  силы  Радж   Ахтена   все   плотнее
"захлестывала" ее.
   И все же, стоило Габорну посмотреть или прикоснуться к ней, на  мгновение
возникало ощущение, что заклинание слабеет. Чувство собственного достоинства
возвращалось. Иом чувствовала, что Габорн, только он один изо всех мужчин на
свете, и впрямь может любить ее. А как она  боялась  потерять  его!  И  сама
ужасалась этому страху - казалось, он вызван рассудком, не чувством.
   Существовало и еще кое-что, заставляющее ее  испытывать  неловкость.  Она
никогда не была наедине с мужчиной,  а  сейчас  именно  это  и  происходило.
Всегда рядом присутствовала Шемуаз, да и Хроно не спускала с нее взгляда. Но
вот теперь она сидит бок о бок с принцем, отец  спит,  и  все  это  вызывало
чувство ужасной неловкости, которое с каждым мгновением возрастало.
   Иом понимала, что дело тут не в самом факте прикосновения  Габорна,  а  в
воздействии его магии. Она чувствовала, как в его присутствии в ней начинает
зарождаться желание, - точно зверек, против  воли  угнездившийся  в  голове.
Нечто похожее она испытывала  рядом  с  Биннесманом,  но  это  чувство  было
гораздо сильнее. Кроме всего  прочего,  Биннесман  был  стар  и,  по  правде
говоря, не слишком привлекателен на вид.
   Габорн - дело совсем другое; к тому же, он осмелился сказать,  что  любит
ее.
   Ее клонило в сон. Иом не владела дарами ни мышечной силы, ни метаболизма;
только одним -  даром  жизнестойкости,  полученным  вскоре  после  рождения.
Поэтому, даже отличаясь замечательной выносливостью, она нуждалась в  отдыхе
точно так же, как и всякий другой человек.
   Однако электризующее прикосновение Габорна мешало заснуть.
   Это совершенно невинно, уговаривала она себя, когда  он  погладил  ее  по
щеке. Просто прикосновение друга.
   И все же  она  страстно  желала,  чтобы  он  продолжал,  чтобы  его  рука
продвинулась дальше, к шее. И, более того, еще глубже, хотя в  этом  она  не
осмеливалась признаться даже самой себе.
   Иом удержала его пальцы, мешая поглаживать свое лицо.
   В ответ он взял ее за руку, поцеловал и положил между своих коленей.
   Нежно, так нежно, что у нее перехватило дыхание.
   Иом слегка приоткрыла глаза. Было так темно, как  будто  они  лежали  под
одеялом. Мы отгорожены от дома деревьями, подумала она. Эта женщина не может
видеть нас, да и не знает, кто мы такие.
   От этой мысли сердце у нее бешено заколотилось. И, конечно, Габорн не мог
не почувствовать этого, не мог  не  видеть,  как  она  с  трудом  сдерживает
дыхание.
   Его рука  снова  погладила  Иом  по  щеке,  от  этого  прикосновения  она
непроизвольно слегка выгнула спину.
   Не можешь ты хотеть меня, думала она. Нет, это невозможно.  Лицо  у  меня
такое, какое и в страшном сне не  приснится,  а  вены  на  руках  похожи  на
голубых червей.
   - Хотелось бы мне снова стать красивой, - одними губами, почти  беззвучно
прошептала она.
   - Ты и так красива, - с улыбкой ответил Габорн.
   Он склонился над Иом и поцеловал ее в губы. Поцелуй пах сливами.
   Прикосновение его губ чуть не свело ее с ума. Габорн подложил ладонь  под
ее затылок, притянул к себе и поцеловал снова, еще более пылко.
   Обхватив Габорна за плечи, Иом подтянулась и уселась у него  на  коленях,
чувствуя, как он трепещет от желания. Она не сомневалась, что сейчас, в этот
момент, он верил - верил, что она прекрасна, несмотря на то, что Радж  Ахтен
лишил ее дара обаяния, а королевство отца лежало в руинах.  Сейчас,  в  этот
момент, он не замечал, как она уродлива, и хотел ее так же страстно, как она
его.
   Габорн оказывал на нее совершенно удивительное воздействие. Ей  хотелось,
чтобы он поцеловал ее более грубо. Его губы скользнули по щеке к подбородку.
   Она подставила ему шею, чтобы он смог поцеловать ямочку на ней. Что он  и
сделал.
   Распутница. Я веду себя, как распутница, осознала Иом. На протяжении всей
своей жизни она следила за собой, держала себя в руках и  была  свободна  от
желаний.
   Теперь, впервые в жизни, она оказалась наедине с  мужчиной.  С  мужчиной,
которого - теперь это не вызывало у нее сомнений - она страстно желала.
   Она всегда держала свои эмоции в узде, никогда не допускала  даже  мысли,
что может наступить миг, когда она станет вести себя  так...  распутно.  Все
дело в его магии, снова и снова повторяла себе Иом. Это она заставляет  меня
испытывать такие чувства.
   Задержавшись на ямочке на шее, губы Габорна скользнули к ее уху.
   Взяв его за руку, Иом притянула ее к своей груди.
   Он, однако, отдернул руку.
   - Пожалуйста! -  прошептала  она.  -  Пожалуйста.  Не  надо  быть  сейчас
джентльменом. Сделай так, чтобы я снова почувствовала себя прекрасной!
   Отстранив губы от уха, Габорн перевел взгляд на се лицо. Если  в  тусклом
свете он и увидел что-то неприятное и отталкивающее, то не подал вида.
   - Я... Ох! - ослабевшим голосом произнес он. - Боюсь, я только и способен
на то, чтобы быть джентльменом, - он неуверенно улыбнулся. -  Слишком  много
лет только в этом и практиковался.
   Он немного отодвинулся от нее, но не совсем. Непонятно почему, глаза  Иом
наполнились слезами. Он, наверно, считает  меня  бесстыдницей,  испорченной,
прошептал тоненький голосок внутри. Вот сейчас он видит меня такой, какая  я
есть - одержимой животным желанием. Похоть, внезапно овладевшая Иом,  теперь
вызывала у нее самой лишь отвращение.
   - Я... Прости меня! - воскликнула она.  -  Я  никогда  не  делала  ничего
подобного!
   - Знаю.
   - В самом деле - никогда!
   - Никогда, я понял.
   - Ты, наверно,  считаешь  меня  дурочкой  или  блудницей!  -  или  просто
уродиной. Габорн рассмеялся.
   - Вовсе нет. Мне даже... лестно, что я вызываю у тебя такие чувства.
   Лестно, что ты могла захотеть меня.
   - Я никогда не была наедине с мужчиной, - призналась Иом. - Всегда  рядом
находились служанка и Хроно.
   - А я никогда не был наедине с женщиной,  -  сказал  Габорн.  -  За  нами
обоими всегда кто-нибудь присматривал. Я  часто  задумываюсь  над  вопросом:
может быть, учитывая неусыпное око Хроно, мы ведем себя лучше, чем  если  бы
этого не было?
   Никто не захочет, чтобы его темные делишки были увековечены, и  весь  мир
смог бы узнать о них. Уверен, есть  немало  лордов,  которые  ведут  себя  и
благородно, и скромно не по зову души, а лишь из нежелания, чтобы  весь  мир
узнал об их подлинных наклонностях.
   - Но может ли, Иом, и в самом деле считаться хорошим тот, кто ведет  себя
хорошо только на людях?
   Габорн крепко обнял ее, прижав  спиной  к  своей  груди,  но  не  целовал
больше.
   Этим жестом он как бы снова приглашал ее  отдохнуть,  попытаться  уснуть.
Иом, однако, не отпускало напряжение, и она постаралась расслабиться.
   Ничего не получалось, мысли не давали покоя. Почему он так повел себя?
   Пытается быть хорошим или просто не  смог  справиться  с  охватившим  его
отвращением? Кто знает? Не исключено, что даже самому  себе  он  не  решился
признаться в том, каков истинный ответ.
   - Ио