ыходит, я не могу доверять тебе, дорогая кузина, - прошептал  он.
- Жаль.  Я  человек  добросердечный.  Надеялся,  что  родственницу  можно  и
пощадить.
   Он ударил ее тыльной стороной кулака. Не изо всех сил,  но  то  был  удар
Властителя Рун.  Лицо  Венетты  вмялось,  брызнула  кровь,  шейные  позвонки
треснули.
   Она отлетела на дюжину футов, врезалась в  окно,  со  звоном  разбившееся
вдребезги и вывалилась наружу, потянув за собой длинную штору. С  полсекунды
казалось, будто королева неподвижно зависла  в  ночном  воздухе.  Затем  уже
мертвое тело рухнуло вниз с высоты пяти  этажей  и  шлепнулось  на  каменные
плиты внутреннего двора.  Иом  остолбенела.  У  Сильварреста  вырвался  крик
ужаса.  Радж  Ахтен  с  досадой  смотрел  на  разбитое  цветное   стекло   и
колыхавшиеся на ветру красные шторы.
   - Мои соболезнования, Сильварреста, - сказал он. - Сам видишь, у меня  не
было выбора. Всегда находятся люди, считающие, что убить или умереть  легче,
чем жить в услужении. И они правы. Смерть не требует никаких усилий.
   Иом чувствовала себя так, словно кто-то разорвал ее сердце. Отец  девушки
по-прежнему стоял на коленях. Его била дрожь.
   - Так вот, - продолжил Радж Ахтен. - Мы собирались заключить сделку.  Мне
нужен твой ум. По правде сказать, для меня еще несколько даров ума не  столь
уж великое приобретение. Ты можешь приобрести куда больше.  Отдай  мне  свой
ум, и твоя дочь получит регентство.
   Будет править королевством вместо тебя. Ну что, договорились?
   Сильварреста кивнул, сотрясаясь от рыданий.
   - Пусть приносят форсибли, - простонал он. - Я хочу уподобиться младенцу,
и забыть этот день.
   Отец был готов на все, лишь бы спасти жизнь дочери.
   Устрашенная Иом непроизвольно опустилась на колени. Мысли  путались,  она
не знала, что делать. "Помни, кто  ты",  -  сказала  ей  мать.  Но  что  это
значило?
   - Я принцесса, - думала девушка. - Я должна  служить  своему  народу.  Но
как?
   Попытаться напасть на Радж Ахтена? Броситься в окно, следом  за  матерью?
Что это даст?
   Получив регентство, она сохранит хоть какую-то власть. Пока жива - сможет
подспудно бороться против Радж Ахтена. И позаботиться о благе своего народа.
   Именно поэтому ее отец все еще жив. Поэтому он не предпочел сражаться  до
смерти, как поступила мать.
   Сердце Иом колотилось. Не зная на что решиться,  на  что  надеяться,  она
вдруг  вспомнила  лицо  Габорна.  Он  обещал  вернуться  за  ней.  Быть   ее
защитником.
   Но что мог сделать Габорн? Он не имел сил бороться с  Радж  Ахтеном.  Ему
было не совладать с Волком Юга. Однако Иом оставалось только надеяться. Радж
Ахтен кивнул одному из Неодолимых.
   - Пусть явятся способствующие.
   Спустя несколько мгновений  в  зал  вошли  низкорослые,  суровые  люди  в
шафрановых одеяниях. Один их них нес на атласной подушке форсибль.
   Способствующие Радж Ахтена основательно поднаторели  в  своем  искусстве.
Один из них начал распевать заклинания, тогда как  другой,  державший  лорда
Сильварреста, монотонно повторял с сильным картишским акцентом.
   - Смотри на свою дочь. Ты делаешь это ради нее. Сделай это ради нее.  Она
- все. Она единственная, кого ты любишь. Ты делаешь это ради нее...
   Иом, ошеломленная и растерянная, смотрела  на  отца.  Она  слышала  крик,
вырвавшийся у него, когда форсибль раскалился, утерла пот с его  лба,  когда
металл искривился, словно нечто живое. Она не отрывала взгляда от его ясных,
серых глаз, пока они не стали  пустыми.  Форсибль  вытянул  ум  Сильварреста
прочь, и девушка с ужасом поняла, что отец больше не помнит ее имя.
   Издав последний вопль, он рухнул к ногам рыдающей дочери. Способствующий,
с раскаленным добела жезлом, за которым тянулась полоска света, направился к
Радж Ахтену. Тот снял шлем, так что черные  волосы  рассыпались  по  плечам,
стянул кольчугу и,  распахнув  кожаный  подкольчужник,  обнажил  мускулистую
грудь, столь густо  покрытую  шрамами  от  форсиблей,  что  Иом  едва  могла
углядеть несколько участков нетронутой плоти.
   Получив дар, Радж Ахтен вновь уселся на трон и,  прищурившись,  посмотрел
на Иом. Глаза его сияли от удовольствия.
   Девушке хотелось броситься на него с кулаками, но она не смела дать  волю
своему гневу. Придерживая голову отца, принцесса  гладила  его  по  волосам,
бормоча слова утешения.
   Ненадолго придя в сознание, Сильварреста поднял глаза на Иом,  и  разинул
рот, словно дивясь, откуда взялось это прекрасное, незнакомое создание.
   - Гыы, - всхлипнул он, и на  красном  ковре  под  ним  стала  растекаться
лужица мочи.
   - Отец... отец... - тихонько шептала Иом, целуя его  и  надеясь,  что  со
временем он хотя бы поймет как она его любит.
   Завершив обряд, способствующие ушли. Радж Ахтен потянулся за своим  мечом
и извлек его из трона королевы.
   - Иди сюда, займи место рядом со мной, - сказал он. Девушка снова увидела
в его глазах неприкрытое вожделение и могла лишь гадать, жаждет он  се  тела
или ее даров.
   Иом оказалась на полпути к трону, прежде  чем  поняла,  что  Волчий  Лорд
воспользовался Голосом. Смиряя бессильное негодование, она села на вспоротую
подушку, стараясь не смотреть на  лицо  Радж  Ахтена.  Немыслимо  прекрасное
лицо.
   - Ты понимаешь, почему я должен был это сделать, не так ли? - спросил он.
   Иом не ответила.
   - Когда-нибудь ты поблагодаришь меня, - Радж Ахтен откровенно изучал  ее.
- Ты занималась в Доме Разумения или читала хроники?
   Принцесса кивнула. Хроники  она  читала  -  по  крайней  мере,  избранные
отрывки.
   - Слышала ты имя Дэйлана Молота?
   - Воителя? - имя ей доводилось слышать.
   - В хрониках его  именовали  "Сумма  Всех  Людей".  Шестьсот  восемьдесят
восемь лет назад, здесь, на побережье Рофехавана, он  разгромил  захватчиков
Тот со всеми их чародеями. Разгромил, можно сказать, один, почти безо всякой
подмоги.
   Он имел столько даров жизнестойкости, что, когда меч пронзал его  сердце,
оно заживало сразу, как только клинок извлекали. Представляешь, сколько  для
этого требуется даров?
   Иом покачала головой.
   - А вот я знаю, - сказал Радж Ахтен, распахивая рубаху. - Попробуй,  если
хочешь?
   Иом колебалась всего лишь миг. Это казалось вампирством, но она понимала,
что другой возможности ударить Волчьего  Лорда  ножом  ей  скорее  всего  не
представится.
   Вытащив спрятанный под юбкой кинжал, девушка заглянула ему  в  глаза.  Во
взгляде Радж Ахтена читалась спокойная  уверенность.  И  тогда  Иом  вонзила
кинжал между ребер Волчьего Лорда. Тот ахнул, глаза его затуманились  болью.
Принцесса повернула клинок, но, вопреки  ее  ожиданиям,  кровь  из  раны  не
хлынула. Она лишь слегка выступила там, где сталь соприкоснулась  с  плотью.
Как только Иом извлекла кинжал, рана затянулась.
   - Видишь? - спросил Радж Ахтен. - Твой кинжал не может повредить мне, так
же, как не мог яд твоей  матери.  Среди  Властителей  Рун  не  было  никого,
равного Дэйлану. До нынешних времен.
   В моей земле говорят, что, получив достаточно даров, он  перестал  в  них
нуждаться. Его поддерживала любовь народа,  она  перетекала  к  нему.  Когда
умирали Посвященные, его сила не уменьшалась.
   Ни о  чем  подобном  Иом  не  читала.  Сказанное  противоречило  всем  ее
представлениям об искусстве Властителей  Рун,  но  в  это  хотелось  верить.
Хотелось надеяться, что когда-нибудь и Радж Ахтен перестанет выкачивать дары
из людей, как не делал этого ее отец.
   - Мне думается, - мягко сказал Радж Ахтен. - что я  почти  приблизился  к
нему. Полагаю - я сравняюсь с ним,  и  уничтожу  опустошителей,  не  потеряв
пятьдесят  миллионов  человеческих  жизней,  что  в  ином  случае  было   бы
неизбежно.
   Иом снова заглянула ему в глаза, ища в себе ненависть. Отец  лежал  у  ее
ног, в луже собственной мочи. Труп матери валялся на каменных плитах  двора.
Но ненависти не было. Слова Радж Ахтена казались такими искренними, лицо его
- таким прекрасным.
   Он погладил Иом по руке, и та не осмелилась отпрянуть. Уж не  задумал  ли
он соблазнить се?  А  если  задумал,  то  достанет  ли  ей  сил  противиться
соблазну?
   - Ты очень мила. Не будь ты моей родственницей, я взял бы  тебя  в  жены.
Но, боюсь, приличия это воспрещают. Однако, тебе придется внести свой  вклад
в мою борьбу с опустошителями. Ты отдашь мне свое обаяние.
   Сердце Иом едва не выскочило из груди. Она представила себе, каково  это:
иметь грубую, бесцветную кожу, сбившиеся в колтуны волосы, взбухшие вены  на
ногах. Отвратительно выглядеть, отвратительно пахнуть, - быть  отталкивающей
во всем.
   Но ее утрата не исчерпалась бы  даже  этим.  Обаяние  представляло  собой
нечто большее, нежели просто красота, или физическая привлекательность.  Оно
проявлялось в свежести кожи, блеске пышных волос, свете, сияющем  в  глазах,
равно как и в осанке,  решимости  и  манере  держаться.  Суть  его  зачастую
коренилась в уверенности человека, в его любви к себе.
   Форсибль безжалостного способствующего мог отнять все это, сделав Иом  не
только безобразной, но и презирающей самое себя.
   Принцесса покачала головой. Она понимала,  что  должна  противиться  Радж
Ахтену всеми доступными способами, но решительно ничего не могла придумать.
   - Ну же, дитя, - вкрадчиво, произнес Волчий Лорд. - Как распорядишься  ты
своей красотой, если я оставлю ее тебе? Завлечешь  в  постель  какого-нибудь
принца? Что за мелочность! Уверен, поступив так, ты жалела бы  об  этом  всю
оставшуюся жизнь. Надоедливые мужчины вечно таращатся на тебя с вожделением.
   Уверен, ты устала от их похотливых взглядов.
   Его тихий, доброжелательный голос заставлял Иом стыдиться своего  желания
сохранить красоту.
   - В пустыне, неподалеку от места, где я родился, - продолжал Радж  Ахтен,
- стоит грандиозный монумент в триста футов высотой,  наполовину  занесенный
песком.  Это  статуя  давно  забытого  короля.  Лицо  его  выветрилось,   но
сохранилась высеченная у ног надпись на древнем наречии. Она гласит: "Падите
ниц пред Великим Озивариусом, владыкой земли, чья власть да пребудет вечно".
   Однако ни один книжник не может не то, чтобы рассказать толком про  этого
короля, но даже вспомнить, когда он правил.
   - Все преходяще, Иом, - голос Радж Ахтена упал до шепота. - Поодиночке мы
обречены на забвение. Но вместе... вместе мы можем стать чем-то большим.
   В словах  его  слышалась  такая  мольба,  что  рассудок  Иом  не  мог  им
противиться. Ей почти хотелось отдать все, о чем он  просил.  Но  внутренний
голос подсказывал иное.
   - Поступив так, я стану ничем. Все равно, что умру.
   - Ничего подобного, - возразил Радж Ахтен. - Если я  стану  "Суммой  Всех
Людей", твоя красота останется жить  во  мне.  Какая-то  часть  тебя  всегда
пребудет со мной, вызывая любовь и восхищение.
   - Нет, - в ужасе пролепетала Иом. Радж Ахтен бросил взгляд на пол, где  в
грязной луже лежал король Сильварреста.
   - Даже ради того, чтобы спасти его жизнь? Но принцесса знала, что отец не
одобрил бы такую сделку.
   - Нет, - с содроганием повторила она.
   - Подумай, каково умалишенному подвергнуться пыткам. Каково страдать,  не
зная причины страданий, не зная даже о том, что существует смерть, способная
положить конец мукам. Представь, что  палачи,  терзая  его  каленым  железом
будут беспрестанно повторять твое имя, так что со временем он станет  вопить
от страха при одном его упоминании. Это было бы поистине ужасно.
   Жестокость Волчьего Лорда лишила Иом дара речи. Сердце ее разрывалось, но
принцесса не могла сказать - да.
   - Приведите девчонку, - приказал Радж Ахтен.
   Один из Неодолимых вышел, и скоро  вернулся  с  Шемуаз.  Шемуаз,  которая
должна была находиться в Башне  Посвященных,  утешая  своего  отца.  Шемуаз,
которая уже понесла столько утрат, претерпела столько страданий  по  милости
Радж Ахтена.
   И как он узнал, что за чувства испытывала Иом к своей наперснице.  Неужто
она выдала подругу взглядом?
   Глаза Шемуаз округлились от ужаса. Увидев распростертого на полу  короля,
девушка зарыдала. А потом пронзительно вскрикнула, - стражник подтащил ее  к
разбитому окну с явным намерением выбросить наружу. Сердце Иом сжалось.  Две
жизни! Радж Ахтен убьет двоих - и Шемуаз и се неродившееся дитя.
   - Прости меня  за  малодушие,  -  хотелось  сказать  Иом.  Она  понимала,
прекрасно понимала, что  уступка  являлась  проявлением  слабости.  Если  бы
никто, никогда не уступал шантажу, Радж Ахтена давно не было бы в живых.  Но
принцесса знала и другое: отдав обаяние, она не  слишком  обогатит  Волчьего
Лорда, но спасет жизни самых близких людей.
   - Я не могу отдать дар тебе,  -  сказала  Иом,  даже  не  пытаясь  скрыть
презрение. Она, действительно, не могла отдать дар ему. Ему лично.
   - Не можешь мне, отдай вектору, - предложил Радж Ахтен.
   Что-то шелохнулось в сердце принцессы. Решение было найдено. Если  уж  ей
суждено расстаться с обаянием, и она отдаст его своему отцу, - ради спасения
Шемуаз. Отцу, а не Радж Ахтену.
   - Пусть приносят форсибли, - сказала Иом. Голос ее дрогнул.
   Спустя несколько мгновений в зале появились способствующие.  Они  привели
несчастную женщину, отдавшую  свое  обаяние.  Глядя  на  уродливую  каргу  в
грязной одежде, - такую, какой вскоре  предстояло  стать  ей  самой,  -  Иом
пыталась представить себе былую красоту этой Посвященной.
   Зазвучали заклинания. Иом сосредоточилась  на  Шемуаз,  которую  все  еще
держали возле разбитого окна: принцесса  силилась  вызвать  в  себе  желание
отдать дар. И оно пришло. Ей захотелось расстаться со своим обаянием,  чтобы
купить нечто куда более драгоценное. Жизнь подруги и  ребенка,  которого  та
носила.
   Зашелестело шафрановое одеяние: способствующий  направился  к  Иом  держа
светящийся, раскаленный форсибль. Приблизившись, он прижал  кончик  жезла  к
выемке над се грудью.
   В первый момент ничего не произошло, и кто-то прошептал:
   - Ради твоей подруги. Сделай это ради подруги. Иом кивнула,  по  лицу  ее
струился пот.  Перед  мысленным  взором  предстал  образ  Шемуаз  -  Шемуаз,
державшей на руках дитя, прижимавшей его к себе.
   Затем принцессу пронзила невыносимая боль. Кожа  ее  рук  потрескалась  и
иссохла, словно опаленная адским  пламенем,  вены  набухли  и  выступили  на
запястьях как корни,  ногти  стали  хрупкими,  ломкими  точно  мел.  Упругие
молодые груди обвисли, и она  схватилась  за  них,  остро  чувствуя  утрату.
Теперь принцесса жалела о совершенной сделке, но было уже слишком поздно. Ей
чудилось, будто она стоит на отмели и вода подмывает песок,  который  уходит
из под се ног. Все, чем она  обладала,  -  вся  красота,  все  очарование  -
вытекало прочь, вытягиваемое форсиблем.
   Пышные волосы поблекли и потускнели.
   Иом вскричала от боли и ужаса. На какой-то миг ей показалось,  будто  она
увидела себя со стороны, увидела и исполнилась отвращения. Впервые  в  жизни
принцесса почувствовала, что она ничтожество. Всегда была,  и  всегда  будет
ничтожеством. Она стыдилась собственных криков, своего мерзостного, режущего
слух голоса.
   Но что-то внутри говорило ей - это ложь. Ложь! Ты не столь безобразна.
   Радж Ахтен может заполучить твою красоту, но не твою душу.
   Затем принцесса словно отпрянула от пропасти  и  ощутила...  одиночество.
Она осталась наедине со своей невыразимой болью.
   Каким-то  образом  девушке  удалось  совершить  немыслимый  подвиг:  хотя
безжалостный жар форсибля был таков, что казалось, будто  тело  ее  пожирает
пламя, Иом не лишилась чувств.

Глава 11

Обязательства

   Холодная черная вода клокотала  у  бедер  Габорна,  словно  мертвая  рука
пыталась схватить его и увлечь вниз по течению. И тут с берега, из  темноты,
раздался стон. Рован схватилась за живот и сложилась вдвое.
   - Что с тобой? - прошептал Габорн, едва осмеливаясь разжать губы.
   - Королева... она мертва... - проскулила служанка.
   Он понял все. После долгих лет оцепенения, отрешенности ото всех ощущений
на Рован обрушился мир чувств. Холод воды и ночи, боль в  израненных  ногах,
усталость после трудного дня: все то, о чем она успела позабыть.
   Когда к человеку, уступившему осязание, возвращался его дар,  он  начинал
ощущать весь  мир  словно  впервые  в  жизни.  Это  могло  стать  немыслимым
потрясением. Могло даже повлечь за собой смерть, ибо  все  воспринималось  в
двадцать раз острее, чем раньше. Габорн встревожился:  ему  подумалось,  что
молодой женщине будет не под силу продолжить путь. Слишком уж холодна вода.
   Хуже того, если умерла королева, значит Радж Ахтен решил не щадить членов
правящей семьи Гередона. Вполне возможно, он готовил зверскую  расправу  над
королем Сильварреста и над Иом.
   Обязательства. Габорн чувствовал, что перегружен обязательствами. Он взял
на себя ответственность за Рован, а теперь не знал, как переправить ее через
реку. Кроме того, он обещал вернуться за Иом. Спасти ее.
   Принцу хотелось встать на колени, чтобы поток охладил жгучую рану на  его
груди. Легкий ветерок  раскачивал  над  головой  ветки  ольхи  и  берез.  По
поверхности воды плясали оранжевые отблески пламеневшего наверху пожара.
   Сад Биннесмана был охвачен пламенем. С другого берега доносилось  рычание
нелюдей. Они таращились через водную  гладь,  но  заросли  надежно  укрывали
принца - во всяком случае, пока он не шевелился. Ниже по течению за отмелями
следили фраут. Несмотря на это, Габорн полагал, что в  одиночку  он  мог  бы
выбраться отсюда и  сообщить  отцу  о  падении  замка  Сильварреста.  Будучи
превосходным пловцом, принц надеялся, что сумел бы  проскочить  мимо  врагов
даже на мелководье. Сумел бы, не будь с ним Рован. К тому же  он  просто  не
имел права покинуть замок Сильварреста.
   - Я поклялся Иом, - размышлял принц. - Обещал защитить ее. Меня связывает
этот обет, равно как и обет, данный Земле.
   Оба обета были не из тех, какие можно легко нарушить.
   Днем раньше, на рынке в Баннисфере, Миррима упрекнула Габорна в том,  что
он  неохотно  принимает   на   себя   обязательства.   Что   соответствовало
действительности. Ко  всякого  рода  обещаниям  принц  относился  более  чем
серьезно.
   - Кто есть Властитель Рун, - наставляла его мать еще в детстве, - как  не
человек, верный своим обязательствам. Вассалы одаряют тебя умом, и ты  мудро
правишь страной. Они отдают тебе мускульную силу, и ты сражаешься за  них  с
яростью опустошителя. Получаешь от них  жизнестойкость,  и  не  зная  устали
трудишься ради их блага. Ты живешь ради них. И,  если  любишь  их  так,  как
должно, ради них умираешь. Ни один вассал  не  станет  попусту  растрачивать
свой дар на Властителя Рун, который живет только ради себя.
   Такими словами поучала Габорна мать. Эта сильная женщина всегда говорила,
что за внешней черствостью его отца таится  твердость  принципов.  Правда  в
прошедшие годы король Ордин покупал дары  у  бедняков,  что  многие  считали
сомнительным, с точки зрения морали. Однако владыка Мистаррии смотрел на это
иначе.
   - Некоторые люди, - говаривал он, любят деньги больше, чем своих близких.
   Почему бы не обратить их слабость в свою силу?
   И то сказать - почему? Этот довод звучал убедительно  в  устах  человека,
всегда стремившегося лишь к процветанию своего королевства. Однако  еще  три
года назад король перестал приобретать дары у бедных.
   - Я был не прав, - сказал он Габорну. - И впредь буду принимать дары лишь
если мне достанет мудрости верно оценить мотивы дарителей.
   Однако нельзя было не признать, что стремившиеся продать дары бедняки как
правило имели на то свои резоны. Многие,  даже  самые  малодушные,  не  были
лишены некоторых благородных чувств - любви к родине и  своей  семье.,  -  а
потому, продавая дар, совершали своего  рода  акт  самопожертвования.  Кроме
того, к такому  решению  зачастую  подталкивала  беспросветная  нужда:  люди
просто не видели  иного  способа  избавить  близких  от  нищеты,  кроме  как
запродать себя. Четыре г