,  чтобы  передохнуть  и
сжевать свой скудный паек.  Проезжая  по  улицам,  Радж  Ахтен  всюду  видел
угрюмые лица - отчаявшиеся люди уже не верили в избавление.
   Даже прогони они опустошителей, на протяжении ста миль в любую сторону не
сыскать было ни еды для них, ни корма для лошадей. И судя по мрачности  лиц,
воины готовились к смерти. Многие читали молитвы - он то и  дело  слышал  во
тьме скорбное бормотание.
   Лишь редкие приветствовали Радж Ахтена радостными криками, большинство же
провожало его тоскливыми взглядами.
   В центре лагеря парил над головами шелковый воздушный шар в форме граака.
Под ним вокруг  костра  сидели,  скрестив  ноги,  пламяплеты  и  его  Хроно.
Безволосые колдуны бесстрастно смотрели, как приближается Радж Ахтен.
   - Что слышно нового? - спросил он, подъехав.
   - Ваши войска возглавил Эйсалла Пуснабиш, - ответил Раджим.  -  Вчера  он
проверял укрепления опустошителей. Много воинов погибло.
   - Сколько же? - спросил Радж Ахтен.
   - Почти вся ваша конница, о Великий, - сказал Раджим.
   Радж Ахтен выругался. Рудники в Картише  представляли  из  себя  открытый
котлован с крутыми стенами, вокруг которого как попало  сваливались  отходы.
Местность в самый раз для опустошителей, но никак не для конницы.
   - Как это произошло? - спросил он. Раджим пожал плечами.
   - Опустошители построили крепость. Горная колдунья, которая  привела  их,
куда сильнее той, что была в Каррисе.  Но  еще  не  все  потеряно.  Пуснабиш
неплохо подготовился к завтрашнему сражению.
   Радж Ахтен потер левую руку, надеясь улучшить циркуляцию крови.
   Пламяплет Аз кивнул на его руку.
   - Стало хуже?
   - Со мной все в порядке, - сказал Радж Ахтен.
   - Я могу вас исцелить, - предложил Аз.
   Но Радж Ахтен не желал такого исцеления - ценой человеческой сущности.
   Он окинул холодным  взором  свое  войско.  То  были  солдаты  из  старого
Индопала - из доспехов у них  имелись  только  нагрудные  пластины,  рогатые
шлемы и круглые щиты, крепившиеся к левой руке. Оружие  их  вполне  годилось
для сражения с опустошителями - длинные копья, боевые молоты, топоры.  Но  в
руках людей, не обладавших дарами, оно было бесполезным. Такие воины слишком
быстро уставали.
   Триста тысяч простых солдат - ничто против опустошителей. Но  Радж  Ахтен
помнил, что они все же могут пригодиться в сражении. В Каррисе опустошители,
на которых нападало сразу много воинов, уклонялись от схватки. Они не  могли
отличить, кто из людей Властитель Рун, а кто обычный человек.
   И это могло сыграть Радж Ахтену на руку.
   Он пустил в ход всю силу своего Голоса и своего обаяния и прокричал:
   - Благородные воины Индопала, я приветствую вас! Пробил час, которого  мы
опасались. Пришли опустошители. Лишь от храбрости ваших сердец и силы  ваших
рук зависит, наступит ли для нас новый день. Этой ночью Индопал погибнет или
выживет благодаря нашей доблести. Этой ночью я поведу вас в битву, какой еще
не видел мир! Так вперед, мои воины, со мной - за Индопал!
   Сила Голоса Радж Ахтена удивила даже его самого.  Измученные  воины  вмиг
преобразились в берсерков и вскочили, потрясая оружием.
   Он вскочил на верблюда и помчался вперед, обгоняя ветер.
   Зимой в горах Алькайр  обильно  выпадал  снег,  покрывая  вершины  белыми
шапками. Он таял все лето, питая реки, стекавшие с горных склонов. В  долине
Ом на юге Картиша было двенадцать водопадов.
   Это было самое любимое Радж Ахтеном  место  в  мире.  Он  приезжал  в  Ом
ежегодно в первый день месяца Маков. В это время здесь всегда стояли в цвету
пекановые деревья, пышно зеленела благоуханная трава, долину покрывал  ковер
красных маков, и над  Дворцом  Канареек  висела  водяная  дымка,  отнесенная
ветром от водопадов.
   Окрестные луга не позволялось топтать никому, ни человеку,  ни  зверю,  и
сам дворец был настоящей жемчужиной среди дворцов.
   Стены его были сложены из тонких плит желтого мрамора, и по ночам,  когда
внутри зажигались фонари, все здание светилось подобно полированному  золоту
в сиянии звезд. В такие ночи дворец оправдывал свое название, ибо получил он
его не в  честь  канареек  и  не  из-за  своих  желтых  стен,  как  полагали
некоторые, но в честь певцов,  которые  состязались  за  право  выступить  в
здешнем сводчатом, необычайно  благоприятном  для  звучания  голоса  Большом
зале.
   Много дивных ночей провел здесь Радж Ахтен, слушая  пение  в  пропитанном
ароматом жасмина зале, гуляя по заросшим маком  лугам,  любуясь  в  обществе
прекрасных женщин водопадами и дворцом в лунном свете.
   Здесь он любил Саффиру.
   Радж Ахтен отогнал воспоминания. Ничего этого не  осталось.  Радость  его
жизни умерла.
   Среди Драгоценных Королевств Картиш был самым богатым благодаря  рудникам
кровяного металла.  Его  каифы  благоденствовали  на  протяжении  веков.  За
кровяной металл они назначали цену, какая  только  заблагорассудится.  Кроме
того,  точно  зная,  сколько  форсиблей  закупил  тот  или  иной  лорд,  они
регулировали поставки, дабы никто не  мог  создать  себе  войско  достаточно
сильное, чтобы осмелиться на них напасть.
   Так они и действовали, подобно кукольникам, управляя взлетами и падениями
государств, о которых знали-то лишь понаслышке. Эти жирные  старики  держали
нож на горле мира и радовались своему хитроумию.
   Конечно, и они порой ошибались. Время от времени товар их попадал не в те
руки, и в Картише происходила полная смена власти. Мир  никаких  перемен  не
замечал, ибо солнце закатывается для одного деспота, чтобы потом взойти  для
другого.
   Радж Ахтен, например, перебил всех каифов без особого труда.
   Дворец Канареек, когда он добрался до него, сиял, как  обычно,  в  лунном
свете, и серебряным туманом плыла над ним пыль водопадов.
   Но на нехоженых лугах вокруг него расположилась армия, и черны были  луга
от людей и палаток. Никогда уже долина Ом не исцелилась бы от этого двойного
разорения - опустошителями и людьми.
   В лугах догорали костры. Возле  дворца  стояло  лагерем  не  меньше  двух
миллионов человек. Невыносимо воняло  людьми,  лошадьми  и  слонами.  Лошади
ржали, слоны трубили от голода, громко  и  хрипло  переругивались  не  менее
голодные люди. В результате в лагере царил адский шум.
   За Радж Ахтеном сюда поспешали еще триста тысяч солдат.
   Когда он подъехал, по обеим сторонам от него, а  также  спереди  и  сзади
герольды зажгли факелы. И при виде его спокойного лица люди, пораженные  его
обаянием, постепенно затихали.
   Громовым голосом, так, что его услышало все войско, он прокричал:
   - Воины Индопала, как вы  можете  рассиживаться  здесь  без  дела,  когда
опустошители объявили нам войну? Вставайте! Готовьте оружие  и  доспехи.  На
рассвете мы идем в бой. Я обещаю вам победу!
   В воротах дворца его встретил военачальник Эйсалла Пуснабиш. Он  упал  на
колени и низко поклонился.
   - О Великий Свет Жизни, - сказал, - мы благодарны вам за избавление.
   - Мои Посвященные живы? - спросил Радж Ахтен.
   - Мы вывезли их  при  первой  же  тревоге,  о  Великий.  Сейчас  они  уже
добрались до побережья и отплывают на север, в Дейазз, во Дворец Гуза.
   Радж Ахтен ощущал ужасную слабость. Левая рука его дрожала.
   - А что с моими форсиблями?
   - Они в сокровищнице, о Свет Нашего Утра, - отвечал Пуснабиш.
   Больше Радж Ахтен ничего не хотел знать. Армия его готовилась  к  бою,  и
людей  хватало,  чтобы  усеять  ими  всю  долину  и  прорваться   в   логово
опустошителей.
   Он обошел склонившегося перед ним Пуснабиша и  зашагал  по  раззолоченным
залам Дворца Канареек прямо к сокровищнице.
   - Мне нужны Способствующие, - сказал он, - и дары жизнестойкости.
   Пуснабиш щелкнул пальцами, и слуги тут же кинулись за Способствующими.
   - Есть и еще добрые вести, - он двинулся, не отставая, за Радж Ахтеном. -
Наши рудокопы напали на новую жилу кровяного металла. Похоже, жила  довольно
богатая.
   Радж Ахтен только хмуро улыбнулся.

ГАЛВА 45
ВСАДНИКИ В НОЧИ

   На дороге жизни тебя ожидает много приключений. Сделай первый шаг - войди
в эту дверь.
   Вывеска над трактиром "Рог и Собака", первой остановкой в Палате Йог

   Миррима никак не могла разглядеть, что за существо следует за ними. И это
ее ужасно нервировало, ибо оно могло оказаться и не человеком.
   Боринсон  всю  дорогу  молчал.  Только  пристально  смотрел  по  сторонам
настороженными голубыми глазами. И едва она открывала  рот,  как  он  знаком
приказывал ей умолкнуть. Пришлось Мирриме придержать язык.
   Она была теперь "лордом-волком", имела собачьи дары чутья и  человеческие
дары зрения. Беспокойство Боринсона передалось  ей,  и  Миррима  тоже  стала
настороженно принюхиваться и присматриваться.
   Бесплодные равнины остались позади,  теперь  их  окружали  леса  Западных
Земель, вековые деревья с заросшими мхом  ветвями  да  скалистые  утесы.  На
деревьях лишь кое-где виднелись посеревшие, свернувшиеся листья. Земля пахла
плесенью и грибами. На болотах во множестве росли поганки.
   Воображение без труда рисовало Мирриме бушевавшие здесь когда-то битвы  с
тотами и кровь вместо воды в темных заводях.
   Хотелось миновать эти края как можно быстрее. Но дорога раскисла, и ехать
приходилось шагом.
   Земля здесь как будто спала мертвым  сном.  И  рука  Мирримы  то  и  дело
невольно тянулась к стальному луку в притороченном  к  седлу  футляре,  хотя
признаков опасности вокруг не наблюдалось.
   Лес был пуст. Ни одна белка не пробегала  по  ветвям  деревьев.  Ни  один
олень не срывался внезапно с лесной поляны, вспугнутый топотом копыт. Только
один раз за все это  время  Миррима  заметила  какую-то  темнокрылую  птицу,
мелькнувшую вдали меж деревьев.
   Она вздрагивала от каждого звука, будь это жужжание комара, далекий  стук
дятла или воронье карканье.
   Но в здешних лесах водилось мало живых существ, да  и  тех  лучше  бы  не
было. Среди таких полчищ оводов и комарья не выживет ни один  зверь,  думала
Миррима. Над топями комары роились тучами  и  наверняка  заели  бы  насмерть
любое животное, постой оно неподвижно какое-то время.
   Миррима стоять неподвижно не собиралась.
   Хотя знала, что здесь водятся призраки.
   Потому-то  Боринсон  и  шикал  на  нее  каждый  раз,  как  она   пыталась
заговорить. Звук и движение  притягивают  таящихся  в  тени  призраков,  чье
холодное прикосновение убивает человека.
   И для таких существ этот лес, вызывавший  невольную  дрожь,  эти  болота,
подернутые сырым мглистым туманом, были просто идеальным местом обитания.
   Призраки Даннвуда до сих пор защищали свою страну, но в  Западных  Землях
дело обстояло иначе. Здесь тысячу шестьсот лет  назад  погибло  неисчислимое
множество тотов и нелюдей. Духи их жаждали отмщения.  По  слухам,  на  полях
древних битв и сейчас еще можно  было  увидеть  тени  людей,  сражающиеся  с
тенями тотов.
   Поднявшись на один из холмов, Миррима и Боринсон  услышали  вдруг  вздохи
ветра в долине слева от дороги, далекий шорох, похожий на шум прибоя.
   Миррима подумала, что ветер возвещает приближение грозы и сейчас под  его
натиском начнут качаться и скрипеть деревья.
   Но ветер пролетел и затих - словно по  лесу  проскакал  на  юг  невидимый
всадник.
   Тогда Боринсон, нарушив многочасовое молчание, прошептал:
   - Что это было, по-твоему?
   - Призраки?
   - Призраки тут есть, - сказал он, - и они уже знают о нас. Но это не  то.
Мимо пролетело что-то другое.
   Миррима сразу же подумала о  Темном  Победителе,  о  бешеном  урагане,  в
который он превратился. По  словам  Биннесмана,  он  все  еще  был  способен
учинить великое зло.
   - Если ехать так медленно, - прошептал Боринсон,  -  мы  не  доберемся  к
закату до Фенравена, но если прибавим ходу, мы можем догнать то, что  сейчас
пролетело.
   Миррима закусила губу.
   - Поехали быстрей, - шепнула она.
   Как раз перед закатом Миррима и  заметила  какого-то  одинокого  всадника
позади и поняла, что их преследуют.
   Скача галопом, они спустились с холма к уже сотому,  наверное,  по  счету
болоту. Здесь  остановились,  дали  лошадям  несколько  минут  попастись  и,
проехав далее еще с полмили, обнаружили, что дорога затоплена.
   Лес кончился. Из зловонной воды кое-где торчали серые, похожие на скелеты
деревца, но на четверть мили  вперед  не  видно  было  никакого  укрытия.  К
середине зимы болото, должно быть, превращалось в озеро.
   Миррима придержала коня и позволила  ему  самому  выбирать  дорогу  вброд
через болото. Местами встречались заводи, где вода достигала коню до  холки.
С каждым шагом над растревоженной топью все усиливался  запах  гнили.  Плеск
воды под копытами заглушал все остальные звуки. Мирриме, чтобы не  промочить
припасы, пришлось вскинуть поклажу на плечо. Над  головой  звенели  голодные
комары.
   Раз она оглянулась на оставленную позади дорогу и вот тут-то  увидела  на
холме всадника.
   Таясь поддеревьями, он всматривался в их сторону  -  темный,  сгорбленный
силуэт верхом на лошади. В сумеречном  свете  Миррима  не  могла  разглядеть
масть коня. Да и про самого всадника подумала сначала, что он  ей  мерещится
со страху, что это просто игра света и тени среди сплетенных ветвей.
   Но,  отмахнувшись  от  комаров  и  присмотревшись   повнимательнее,   она
убедилась в обратном.
   Среди деревьев у дороги прятался человек.
   Миррима сглотнула комок в горле. Кто же это - наемный убийца? Или призрак
какого-нибудь давно умершего охотника?
   Здесь все было возможно. С равным успехом это мог  оказаться  и  одинокий
путник, который, заслышав стук копыт  сильных  лошадей,  испугался  и  решил
переждать в укрытии.
   Немного поколебавшись, она помахала ему рукой. Но всадник не  шелохнулся.
Стоял неподвижно, как олень, принюхивающийся к запаху гончих.
   - Кому ты машешь? - прошипел Боринсон.
   - Там, поддеревьями, человек, - сказала Миррима.
   - Ты уверена, что это человек?
   Она вдруг вспомнила, что в последние полмили не видела на  дороге  свежих
следов. И не чуяла запаха конского  пота.  Стало  быть,  навстречу  им  этот
всадник ехать никак не мог.
   Если он не скакал через болото без дороги - а поступить  так  мог  только
сумасшедший, - значит, он ехал за ними.
   Догнать же их сумел бы только человек на сильной лошади.
   На сильных лошадях ездили убийцы из Муйатина.
   Миррима остановила коня, повернулась и, не обращая внимания  на  комаров,
открыто уставилась на всадника. Тот наконец зашевелился, развернул лошадь  и
поскакал в обратную сторону, на север. Вскоре он скрылся из виду.
   Топота копыт при этом слышно не было.
   - Человек, - шепнул Боринсон. - Не знаю только, живой или мертвый.
   "Призрак, - решила Миррима, - которого мы не интересуем. Хотя еще светло,
он может вернуться, когда стемнеет".
   Сердце у нее забилось сильнее. Она вдруг вспомнила, что  ей  рассказывали
про муйаттинских убийц - они обвязывают копыта своих коней овечьей  шерстью,
чтобы передвигаться бесшумно.
   - Призрака можно отпугнуть  водой  и  холодным  железом,  -  тихо  сказал
Боринсон. - Но если этот парень живой, ему хватит и холодного железа.
   Миррима порылась в сумке,  достала  железный  наконечник  копья.  И,  как
показывал ей Хосвелл, привернула его на  один  из  концов  своего  стального
лука. Затем пришпорила коня.
   Еще пять миль они пробирались по зловонному болоту. Затем оно  кончилось.
К тому времени уже стемнело. И ехать верхом стало опасно, ибо дорогу  тут  и
там пересекали огромные древесные корни, о которые спотыкались лошади.
   Небо было затянуто облаками.  Боринсон  решил  остановиться  ненадолго  и
подождать восхода луны.
   Они доскакали до рощи на холме, где корней попадалось особенно  много,  и
там свернули с дороги. В темноте под деревьями спешились. За  последние  два
часа лошадей они не кормили, и  конь  Мирримы,  нагнув  голову,  принялся  в
поисках травы  обнюхивать  заплесневелую  листву  под  ногами.  Потом  вдруг
испуганно заржал.
   - Тихо, - шепнула Миррима. Обученный жеребец, имевший  еще  и  дары  ума,
повиновался. Замер, как статуя, не реагируя даже на комаров, облепивших  его
крестец.
   Потянулись долгие минуты ожидания.
   Молчание мучило Мирриму, ей хотелось говорить с мужем. От  нечего  делать
она уставилась в небо. В тот же миг по нему пронеслись три падающие  звезды.
Одна оказалась болидом, и за ней тянулся  светящийся  хвост.  Такое  Мирриме
приходилось видеть нечасто.
   В ночи не слышалось ни пения сверчков, ни кваканья лягушек. В лесу стояла
абсолютная тишина.
   И вдруг послышался жуткий стон, в котором не было  ничего  человеческого.
Руки Мирримы мгновенно покрылись мурашками, по спине пробежал холодок.  Конь
ее взволнованно ударил копытом в землю, кобыла Боринсона метнулась вперед.
   Меньше, чем в миле от них, на открытом склоне холма она увидела  призрака
- серое, мерцающее, не правдоподобно тощее и  высокое  существо.  С  первого
взгляда его можно было принять за человека, но такого, какого не увидишь  ни
в одном  страшном  сне.  У  него  были  длинные,  тонкие,  как  ветки,  руки
призрачно-белого цвета с изогнутыми острыми когтями.  И  четыре  ноги,  тоже
нечеловечески длинные и тонкие. Средние суставы задних ног были вывернуты  в
обратную сторону, как у кузнечика. Но бедра их отстояли  от  бедер  передних
ног всего на два фута, и потому на земле это существо стояло очень  странным
образом. Узкая голова еще больше сужалась к носу, и морда  напоминала  своей
формой клюв. На затылке  же,  казалось,  вместо  черепной  кости  были  одни
щупальца.
   И хотя издали это существо и можно было принять  за  человека,  на  самом
деле оно гораздо больше походило на опустошителя.
   Это был тот.
   У Мирримы отчаянно застучало  сердце.  На  лбу  выступила  испарина.  Она
боялась шевельнуться и тем привлечь его внимание.
   От чародеев-тотов, приплывших  из-за  моря  Кэррол,  ныне  остались  лишь
легенды, и даже призраки их почти все давно истаяли. Уцелели лишь бесплотные
духи самых могущественных колдунов.
   От такого призрака не спасешься водой и холодным  железом.  Прогнать  его
мог только не менее могучий чародей.
   Призрак  стоял  на  склоне  холма,  высоко  подняв  голову  и  по-собачьи
принюхиваясь. Щупальца его, свисавшие с нижней челюсти подобно  бороде,  при
этом трепетали. Затем он с невероятной грацией переступил с места  на  место
на своих длинных ногах и решительно двинулся на северо-запад.
   "Учуял чей-то запах, - поняла Миррима. -  Вполне  возможно,  что  и  мой,
поскольку я приехала с севера".
   Она собиралась уже вскочить в седло, но Боринсон ее удержал.
   Сразу вслед за тем она услышала стук копыт. По дороге, догоняя их, мчался
галопом всадник, отчаянно нахлестывая лошадь.
   Могучий боевой конь с прильнувшим к  его  гриве  седоком  пролетел  мимо,
всхрапывая от страха. Звякнула кольчуга. Глухо простучали по дороге  копыта,
обернутые овечьими шкурами.
   Это все-таки был муйатинец. И призрак гнался за ним.
   Но рядом, в лесу, пряталась и она тоже. А призраку  все  равно,  кого  он
поймает.
   "Что хуже, - спросила себя Миррима, - смерть от ножа убийцы или смерть от
руки призрака?"
   Решение за них обоих принял Боринсон. Вскочил в седло и поскакал.
   Миррима сделала то же самое. Но пришпорила коня сильнее, чем  собиралась,
и жеребец ее взял с места в карьер.
   Она кое-как сумела удержаться в седле. И вцепилась в свой лук, надеясь на
чудо - вдруг железный наконечник все-таки отпугнет призрака?
   Сильная лошадь неслась во весь опор. И позади себя Миррима вновь услышала
нечеловеческий вопль. Не скорбный стон, но пронзительный клекот, похожий  на
крик орла, завидевшего добычу.
   Конь ее в ужасе удвоил скорость, Миррима пригнулась ниже,  изо  всех  сил
вцепилась в поводья. Кобыла Боринсона неслась впереди. Плащ  его  развевался
на ветру.
   Деревья впереди расступались. Миррима бросила взгляд назад.
   И вся кровь застыла у нее в жилах. За ней  мчался  призрак  на  своих  не
правдо