чению.
   Сами же они заехали верхом в заводь, по брюхо лошадям, и  бросились  бить
рыбу дротиками, предназначенными для охоты на кабанов.
   Со стороны это казалось каким-то  безумием.  Лошади,  топчась  в  заводи,
скоро замутили воду так, что ничего не  стало  видно.  Если  кто-то  замечал
рыбу, он вопил и бросался  вперед,  а  остальные  неслись  вдогон,  ибо  они
поспорили, кому достанется добыча крупнее.
   Доставалась же им по большей части форель, чуть длиннее руки  Габорна  от
кисти до локтя. Через  час  этой  сумасшедшей  рыбной  ловли  одному  рыцарю
удалось-таки проткнуть дротиком  лосося,  такого  маленького,  что  идти  на
нерест ему следовало бы только через год и к другой.
   Но Габорн был сыном своего отца, и он решил - если хочешь  поймать  рыбу,
надо думать, как рыба.
   Рыцари топтались на глубине и так  взбаламутили  воду,  что  рыбе  в  ней
наверняка было нечем дышать.
   Поэтому Габорн прошел по отмели к тому месту, где  с  берега  свешивались
кусты, обеспечивая укрытие, и где вода была чище. Там  он  и  заметил  хвост
лосося. И быстрым ударом дротика добыл рыбу, которую заказывал отец.
   Лорды впоследствии не раз вспоминали об этом -  как  маленький  мальчонка
поймал единственного в заводи лосося, оставив в дураках могучих  Властителей
Рун.
   "Как бы поступил я, - подумал Габорн, - будь я  опустошителем?"  Чудовища
возвращались той же  дорогой,  какой  пришли.  Во  всяком  случае,  так  это
выглядело.
   Но умный опустошитель выбрал бы другую дорогу.
   - Сэр Лангли, маршал Скалбейн, - позвал Габорн. Воины подошли к  нему.  -
Не кажется ли вам, что эти опустошители действуют как приманка? Вдруг  часть
орды сошла с тропы?
   - Мои люди все время следили за ними, - ответил Скалбейн. -  Но  что  они
делали ночью, сказать трудно.
   - Пошлите сто  человек  проверить  следы,  -  приказал  Габорн.  -  Особо
тщательно пусть осмотрят то место, где опустошители зарывались на ночь. Если
мое предположение верно, часть их осталась, чтобы сбежать. Пусть ваши рыцари
убьют всех, кого найдут.
   - Хорошо, милорд, - сказал Скалбейн.
   - После этого созовите лордов на совет. Мы должны сбросить  опустошителей
со скалы. Габорн повернулся к Аверан.
   - Могут ли опустошители рыть там колодец?
   - На Манганской скале? - спросила Иом.
   Габорну и самому это казалось невероятным.  Скала  представляла  из  себя
почти сплошной камень. Но опустошители очень сильны,  и  там  их  тысячи.  И
позиция их неприступна.
   Габорн заглянул в себя и сосредоточился.
   Он почувствовал, что над некоторыми из его людей нависла угроза.
   Поднял взгляд. И увидел, что опустошители начали  строить  на  Манганской
скале небольшой купол. Липучки выплевывали клейкие нити, которые слагались в
знакомые очертания. Над куполом уже клубился коричневый дымок,  в  основании
его мерцали призрачные синие  огоньки.  Наверху  стояла  огромная  колдунья,
воздев к небу кристалический посох.
   Сердце Габорна на мгновение остановилось.
   Биннесман удивленно выдохнул:
   - Они строят еще одну Руну Опустошения.

ГЛАВА 36
МЕЙГАССА

   Мейгасса - самый старый город в мире. Он простоял дважды по десять  тысяч
лет, и, начав раскапывать его улицы  в  любом  месте,  можно  наткнуться  на
остатки еще более древних построек  и  кости  предков.  Смысл  его  названия
затерялся во времени, но старинные рукописи  утверждают,  что  означает  оно
"Первый Дом".
   Отрывок из книги "Города и селенья  Индопала",  писанной  мастером  очага
Арашпуманьей из Палаты Ног

   На западных склонах Анья Брил,  в  Лотосовой  долине  лежит  раскинувшись
Мейгасса, столица старого Индопала. Город,  который  не  производит  ничего,
кроме людей - несметного множества людей.
   Давным-давно  раджи  Индопала   построили   здесь   Слоновий   Дворец   -
величественную цитадель.  Она  стоит  на  вершине  огромного  серого  камня,
высотою почти в восемьсот футов,  возвышаясь  над  городом  с  западной  его
стороны. Основание этого камня сплошь покрыто вырезанными в нем надписями на
старом  индопальском  языке  -  Несущими  Мудрость  Поучениями   жившего   в
незапамятные времена  раджи  Пешаванью.  Письмена  покрывают  серый  камень,
образуя  изысканный  узор,  коим  восхищаются  все  без  исключения   жители
Индопала. Узор этот называют "Каменным Кружевом".
   По некоторым из легенд, не человек вырезал своей рукою эти  письмена,  но
появились они сами, за одну ночь, по воле Земли,  ради  тех  людей,  которые
стремятся к мудрости.
   Радж  Ахтен  посмотрел  на  дворец,  затем  прочел  самый  верхний  стих:
"Склонись перед Слоновьим Троном, о  горделивый  путник.  Ты  восседаешь  на
величавом верблюде, но знай:ты ничто".
   Слова эти поразили Радж  Ахтена,  показавшись  ему  знамением.  Все  -  и
предупреждение Биннесмана, и исчезновение ключевых даров, и даже то, что  не
удалось   поймать   дерзкого   Укваза   Фахаракина,   -    все,    казалось,
свидетельствовало о том, что Земля против него. И еще эта надпись...
   Но, конечно, то было простое совпадение, что на глаза ему попался  именно
этот стих. Каменотесы Пешаванью вырезали надписи так высоко  специально  для
купцов, ездивших по Старому Перечному Пути на верблюдах.
   Тем не менее выглядело это, как знамение, и Радж Ахтен  остановился  дать
отдых своему верблюду, а сам стал смотреть вниз на Мейгассу.
   Этот город всегда восхищал его. И завоевание Мейгассы  было  едва  ли  не
целью всей его жизни. Он хорошо помнил, как  взошел  здесь,  во  дворце,  на
Слоновий Трон. Отец Радж Ахтена, Арунах, сказал ему как-то,  что  имя  Ахтен
означает  "солнце".  Имя  же  Авил,  данное  ему  от  рождения,  было  столь
заурядным, что Радж Ахтен его не любил. Поэтому, завладев Слоновьим  Троном,
он взял себе имя Радж, "правитель", как поступали все короли Индопала. И  со
дня захвата им столицы Индопала он стал известен всему миру  как  "Солнечный
Лорд".
   Теперь  этот  обнесенный  стенами  город  лежал  под  ним,   раскинувшись
привольно на берегах реки Джурипарари. И городские стены, и все здания в нем
были сложены из серовато-белого,  цвета  лаванды,  камня,  отчего  город  на
солнце сверкал. Река Джурипарари казалась рядом  с  ним  широкой  лентой  из
меди.
   По ее  неторопливым  водам  курсировали  флотилии  лодок,  вырезанных  из
тикового дерева, каждая с коричневым парусом. Они перевозили дорогие специи,
рис, сахарный тростник, шелк, золото, дыни и фрукты. Даже здесь, за мили  от
города, чуткий нос Радж Ахтена улавливал мощный запах людских толп, рынков и
гниющих фруктов, нужды и надежды.
   Глядя на реку, он сразу понял, что в Мейгассе нынче неспокойно. Все лодки
плыли в одном направлении, вниз  по  течению,  четырехугольные  паруса  были
подняты, чтобы ускорить движение. Люди бежали.
   Отсюда, с верхней дороги, ему был виден еще и тракт, ведущий  в  Маджпур.
Он был весь запружен  воловьими  упряжками,  лошадьми  и  народом.  Издалека
людской поток, катившийся по широкой извилистой дороге меж деревьев, казался
ползущим по траве питоном.
   На северо-восток, через пустыню, здешние жители идти не рисковали.  Через
Пустоши в это время года  можно  было  проехать  лишь  на  отборных  сильных
верблюдах. Беженцы двигались по краю джунглей к северным холмам,  в  сторону
Дейазза.
   - Что там происходит? - спросил Бопанастрат. - Опустошители идут?
   - Да, - только и ответил Радж Ахтен. Зажал в онемевшей левой руке  повод,
ткнул верблюда стрекалом и поскакал вниз в долину.
   В Мейгассе царила суматоха.  На  улицах  стоял  гул  тысяч  взволнованных
голосов, слышались крики, перебранки и плач. В городе было еще полно народу,
все спешно собирали свое добро, оставляя опустевшие дома. Женщины передавали
детям из окон тюки с одеждой и едой, их мужья с мечами и кинжалами  в  руках
охраняли своих лошадей и повозки.
   Радж Ахтен, въехав в город через северные Ворота  Слепых  и  проезжая  по
улицам, видел это повсюду. Город был в панике. Встречавшиеся  горожане  были
так поглощены сборами, что никто не обращал ни на него, ни на его  спутников
ни малейшего внимания. Единственный человек, который проводил его  взглядом,
смотрел только на верблюда, словно оценивая, стоит ли  он  того,  чтобы  его
украсть. Когда же  наконец  перевел  взгляд  на  всадника,  он  в  изумлении
отшатнулся.
   Радж Ахтен заподозрил, что здесь уже начали убивать друг друга,  лишь  бы
благополучно сбежать.
   В душе его постепенно  нарастал  страх,  какое-то  тупое  оцепенение.  До
Картиша было еще почти двести шестьдесят миль.
   Но тревоги своей он старался не показывать. Лишь еще выше вскинул  голову
и, ткнув стрекалом верблюда, въехал на рынок, миновав Райские  Фонтаны,  где
из серебряных труб, изогнутых в виде виноградных  лоз,  била  струями  вода,
изливаясь в  бассейны,  сложенные  из  родонита,  в  которых  плавали  живые
крокодилы.
   На рынке толпились беженцы  с  юга  -  с  детьми,  скотом  и  всем  своим
имуществом.   Обладатели   лошадей   по   сравнению   с   остальными    были
счастливчиками. Крестьяне с лихорадочным, яростным блеском в глазах  кричали
наперебой:
   - У кого есть лошади? Верблюды? Плачу  за  верблюда  золотом!  Еда!  Есть
еда?
   Кругом плакали испуганные дети. В обычное время на базаре проходу не было
от купцов, горевших нетерпением сбыть свой товар. Мейгасса была  средоточием
всей индопальской торговли. Места возле  северных  ворот  в  конце  торговых
рядов  занимали  знахари,  продававшие  целебные  травы,  гоку  и   женшень,
предотвращающие старость снадобья, сваренные из белых земляных  кобр,  зелья
из  половых  органов  ящериц,  придающие   мужчине   силу.   Близ   пристани
располагались торговцы рыбой, овощами,  пенькой,  лесом,  медью  и  железом.
Далее шли богатые,  яркие  ряды  торговцев  шелком  и  полотном,  парчовыми,
муслиновыми, хлопковыми одеждами всех цветов и оттенков.
   В базарный день здесь собиралось столько народу, что на верблюде было  не
проехать.
   Сегодня же базар был пуст, прилавки  свободны,  не  слышалось  зазывающих
голосов. Большинство купцов  уже  покинуло  Мейгассу.  Остались  лишь  самые
корыстолюбивые, что просили с крестьян  за  лошадь  в  двадцать  раз  больше
обычной цены, чтобы всучить  потом  хромого  мула.  Радж  Ахтен  видел,  как
сверкали от жадности глаза торговок, продававших рис в сорок раз дороже, чем
всегда.
   Вокруг них толпились отчаявшиеся крестьяне.
   - Радж Ахтен! - вскричала какая-то женщина. - Наш избавитель!
   И взгляды всех, кто был на базаре, обратились к нему. Радж Ахтен  не  раз
предупреждал своих подданных, что однажды  придут  опустошители.  Он  обещал
спасти их. И в голосах людей зазвучала надежда.
   - О Великий Свет!
   - Он спасет нас!
   Торговцы  перестали  кричать.  Суматоха  улеглась.  На  базаре  наступила
тишина. Радж Ахтен поднял руку.
   - Что значит вся эта суета? - воскликнул он.
   И вперил взгляд в мужчину, который только что отдал пригоршню рубинов  за
старого, чуть живого верблюда с седой мордой.
   - О Великий, - сказал тот, -  опустошители...  они  пришли  в  Картиш!  И
привела их сама Госпожа Подземного Мира...
   Радж Ахтен кивнул.
   - Они что, уже идут сюда?
   - Нет, о Свет  Мира,  гораздо  хуже.  Земля  заражена  -  по  ней  ползет
зловоние, которое убивает каждый росток. Оно движется на нас, чуть  быстрее,
чем идет человек... если его не подгоняет ветер. Прошлой ночью, однако,  дул
сильный ветер.
   С нарастающей тревогой Радж Ахтен быстро произвел подсчеты.  Опустошители
вышли на поверхность земли вчера на рассвете и построили в Картише такую  же
Печать Опустошения, как в Каррисе. Если  зараза  распространяется  в  разные
стороны с одинаковой скоростью, она уже разошлась кругом около двухсот  миль
в диаметре.
   - Заражен весь Картиш?
   Что же там сейчас  происходит?  Войска  кормить  нечем,  поэтому  осадить
опустошителей он не сможет. А если рудники кровяного металла останутся в  их
руках, он будет разорен.
   Есть и еще одна опасность.  Большинство  его  Посвященных  содержится  во
Дворце Канареек, недалеко от рудников. Они могут погибнуть.
   "Я уже мертв, - подумал он. - Если умрут мои Посвященные, вместе  с  ними
не станет и меня".
   - О да, Светоч Мудрости. Заражен Картиш, и  Муйаттин  тоже.  Ночью  ветер
отнес заразу в Дармад и Авен. Скоро она покроет все Драгоценные Королевства.
К ночи в них не останется ни травинки.
   Радж Ахтен не мог даже думать о том, что рощи перечных деревьев  в  Авене
станут черными и мертвыми, что в апельсиновых садах Дармада  останется  одна
гниль. А пасеки Осмола, а виноградники и рисовые плантации Бины?
   Плантации и сады южного Индопала,  Драгоценных  Королевств,  были  самыми
богатыми в мире. Если они погибнут,  грядущей  зимой  будет  голод  во  всем
Индопале.
   - Все гибнет, - сказал кайф. - Все умирает. Люди бегут что есть мочи,  но
ведь зараза расползается и ночью. Простой человек не может ее обогнать  даже
верхом! А ждать, пока она догонит, означает верную смерть.
   - Где мои войска?
   - Они идут на Картиш, - выкрикнул кто-то из толпы. Это был один из солдат
Радж Ахтена. Но свою шафранного цвета куртку с трехглавым волком  он  прятал
под черным плащом, и Радж Ахтен его не узнал. - Эй-салла Пуснабиш ведет туда
три миллиона пехотинцев  и  восемьдесят  тысяч  копейщиков  -  всех  умеющих
сражаться мужчин Драгоценных Королевств.
   Пуснабиш был лучшим военачальником Радж Ахтена, ему была доверена  охрана
Посвященных. Он, конечно, собрал всех, кого мог, беда только,  что  все  эти
три миллиона пехотинцев были обычные люди и двигались медленно.
   Если опустошителей возглавила сама Госпожа Подземного Мира и так же,  как
колдунья в Каррисе, насылает чары, обычные люди  мгновенно  сгорят,  подобно
соломе в костре.
   Радж Ахтен спросил:
   - Опустошители взяли Картиш вчера?
   - Да, о Мудрейший, - кивнул солдат.
   - И Пуснабиш собирает против них всех, кого может?
   - Как я и сказал.
   - И зараза все еще распространяется?
   - Даже сейчас, в эту минуту, - отвечал солдат. - На  рассвете  я  ехал  с
границы на север и видел, как она расползается, своими глазами.
   Это могло означать только одно. Пуснабиш не смог прогнать  опустошителей,
не  смог  разрушить  Печать,  Возможно,  он   не   сумел   сломить   оборону
опустошителей. Возможно, не знал, что делать, или все еще собирал войско. Но
Радж Ахтен подозревал худшее: Пуснабиш и его солдаты уже погибли.
   До наступления ночи ему до Картиша не добраться, хотя бы потому,  что  не
выдержит верблюд. Он уже видел опустошенные земли - корма для  животных  там
не было.
   И чем дальше расходятся злые чары, тем труднее будет вообще кому бы то ни
было доехать до Картиша верхом, чтобы атаковать засевшего там врага.
   У Радж Ахтена все же  оставалась  слабая  надежда,  что  Пуснабиш  и  его
солдаты пока живы, что он сможет сам возглавить  атаку  на  опустошителей  и
сломать Печать. Слабая, но надежда.
   Он  погнал  своего  верблюда  по  улицам   Мейгассы,   вновь   принявшись
подсчитывать. Продолжая расползаться,  зараза  к  утру  накроет  Драгоценные
Королевства, что приведет к страшному голоду в Индопале. Еще через день  она
полностью накроет Мейгассу и начнет поедать джунгли на  севере.  Через  пять
дней она съест безбрежные пустыни Индопала, уничтожив практически все, кроме
Дейазза.
   За неделю она может опустошить Индопал. А потом - весь мир.

ГЛАВА 37
ПРОЩАНИЯ

   Верных друзей должно беречь как ничто другое,  ибо  в  памяти  нашей  они
блещут ярче золота и живут дольше, чем нерушимый алмаз.
   Джорлис, мастер очага из Палаты Сердец

   Когда Миррима готовилась к отъезду, на сердце у  нее  было  тяжело.  Тела
Джурима, Хэнди и напавших на Иом рыцарей только начали грузить на телеги.
   Нападение  произошло  так  быстро,  что  Миррима  до  сих  пор  не  могла
успокоиться. Опустошители на Манганской скале снова что-то замышляли, Габорн
же собирался идти в Подземный Мир, дабы сразиться с их Хозяйкой.
   Лангли поскакал созывать на совет  лордов.  Тем  временем  Габорн  вручил
Мирриме и Боринсону футляр с посланием для короля Зандароса.
   - Постарайтесь его убедить, - сказал он. -  Альджер  кол  Зандарос  будет
могущественным союзником, и лучше нам не иметь в его лице врага.
   - Постараемся, - пообещала Миррима. - И за Иом я присмотрю,  пока  мы  не
разъедемся.
   - Я знаю, - сказал Габорн. - Да защитит вас Земля.
   На прощание он крепко обнял ее. Миррима удивилась. Иом  она  уже  считала
подругой, но Габорн оставался в ее глазах королем, и высота его положения не
позволяла, на ее взгляд, столь открытых выражений привязанности.
   Она подошла к Аверан. Глаза у  девочки  были  больные,  и  выглядела  она
несчастной. Миррима взяла ее за руку.
   - Сестричка... Я еду в Инкарру и пришла попрощаться с тобой.
   - Ох, - сказала Аверан. - Это значит, я больше никогда вас не увижу.
   - Увидишь, - пообещала Миррима. - Я вернусь. Но Аверан покачала  головой.
И сказала безучастно:
   - Из Инкарры никто не возвращается, да и я собираюсь в Подземный Мир.
   Мирриме очень хотелось успокоить девочку.
   - Верь в себя и своего короля. И в  меня  верь.  Я  теперь  твоя  старшая
сестра.
   Но Аверан вновь покачала головой.
   - Не настоящая.
   Она была права. Роланд, насколько им было известно, так и не обратился  к
герцогу Палдану с прошением об удочерении Аверан. Сестрой Боринсону  она  не
стала, обещание Роланда осталось неисполненным. У девочки не было никого  на
свете.
   Миррима сама рано потеряла отца. Но у нее были  мать  и  сестры,  которые
заботились о ней, и она понимала, как трудно ей пришлось  бы  без  них.  Она
подумала, что беда Аверан не так уж велика и легко поправима.
   Миррима повернулась к Габорну.
   - Ваше величество, Роланд  Боринсон  собирался  просить  герцога  Палдана
разрешить ему стать опекуном Аверан. Но он погиб, не успев этого сделать. Не
могли бы вы удовлетворить его просьбу... вернее, теперь уже мою?
   Габорн взглянул на девочку.
   - Ты хочешь этого? Чтобы Миррима стала тебе сестрой?
   Аверан кивнула, но скорее задумчиво, нежели взволнованно.
   Габорн посмотрел на Боринсона.
   - Если я разрешу это, ты станешь ее старшим братом и опекуном.
   Но тут вмешался Биннесман.
   - Она - Охранительница Земли. Земля оденет  ее  и  накормит,  как  сочтет
нужным. Она может остаться со мной, чтобы учиться.
   Миррима от такого заявления даже растерялась.
   - Вы, конечно, желаете ей только добра, - сказала она чародею. - И будете
учить ее магии. Но о детях вам заботиться еще не приходилось. Сможете ли  вы
дать ей любовь, в которой она нуждается? И когда она будет  голодна,  вы  ее
покормите или просто велите насобирать кореньев и орехов?
   - Вы,  конечно,  тоже  желаете  ей  добра,  -  отвечал  Биннесман.  -  Но
вспомните, дорогая леди, вы, между прочим, едете в Инкарру. Как же вы будете
о ней заботиться?
   Миррима возразила:
   -  Наше  поместье  в  Друверри-Марч  достаточно  велико,  чтобы  приютить
ребенка. Она может жить там с  моей  матерью  и  сестрами,  когда  не  будет
учиться.
   Биннесман заметил:
   - Сдается мне, дикие птицы так же любят клетку, как она полюбит дом.
   Габорн внимательно смотрел на них обоих.
   - Ребенок может жить в доме и есть  за  столом,  и  оставаться  при  этом
Охранителем Земли. Я не вижу причины, почему бы мне не удовлетворить просьбу
Роланда. Но я еще не слышал сэра Боринсона.
   - Мой отец уже сделал выбор, - ответил тот. Габорн сказал мягко:
   - Быть по сему. В таком случае, Аверан, я передаю тебя на попечение семьи
Боринсон. Отныне ты имеешь право называть себя дочерью Роланда.
   Миррима кивнула, посмотрела на девочку и торжественно сказала:
   - Теперь мы сестры.
   На глазах Аверан блеснули слезы.
   Миррима крепко обняла ее и сказала:
   - Мои мать и сестры приедут в Друверри-Марч, - она сняла с себя  ожерелье
и надела на Аверан. На нем была серебряная подвеска в виде рыбки.  -  Увиде