ного миль вокруг.
   Аверан не поняла, о чем он говорит. Ведь вдали еще кричали радостно люди,
трещали набрюшные щитки опустошителей, и от топота их ног содрогалась земля.
   - Птицы не поют, молчат  сверчки,  -  прошептал  Биннесман.  -  Не  мычат
коровы... на много миль вокруг  никаких  звуков...  кроме  как  от  людей  и
опустошителей. Что тебе говорит Земля?
   Аверан этого не знала. Но чувствовала  что-то...  похожее  на  страдание.
Может быть, Земля страдала?
   Девочка ощутила усталость. Скорей бы кончилась война...
   Рыцари на холмах с другой  стороны  долины  выстроились  большим  кругом.
Затем все, как один, подняли свои щиты, и те засверкали,  отражая  солнечный
свет, - так рассылалась во все стороны весть о победе.
   Аверан солнечный свет слепил глаза. Девочка прикрыла их рукой.
   И вдруг на склоне холма в сотне ярдов заметила черное деревце,  маленькое
и кривое. Больше похожее на куст, чем на дерево, - чуть  выше  человеческого
роста, с несколькими сучьями. Корявое, неспособное больше расти и набираться
силы.
   Но оно было живым. Оно сумело выжить рядом с Вонючими прудами, где ничего
не росло. Благородное и стойкое деревце.
   Аверан не успела подумать, что делает.
   Просто соскочила с телеги и пошла к нему.
   Издалека казалось, что на таком дереве не могли даже вырасти  листья,  но
подойдя, она увидела, что  те  уже  опали  с  наступлением  осени.  Крупные,
коричневые, они лежали кругом на земле.
   Кора дерева оказалось блестящей, темно-серой, почти как уголь. На  ветках
кое-где еще держались сморщенные стручки.
   Девочка никогда не видела такого дерева и не знала, как  оно  называется.
Но ее влекло к нему с неудержимой силой.
   Она взялась за ближайший сук и несильно потянула на себя.
   Сук поддался так легко, что она подумала  даже,  что  ошиблась  -  дерево
давно умерло и прогнило насквозь. Но тут же ощутила его упругость  и  трепет
живых соков под корой.
   Дерево просто отдавало ей себя.
   Добрый выйдет посох, крепкий, могущественный и опасный. Ее посох. Дыхание
Аверан участилось от волнения.
   За спиной ее послышался голос Биннесмана:
   - Хм-м... необычный выбор - черный лабурнум.
   - А что это за дерево? - спросила Аверан. - О чем вам говорит мой выбор?
   - Не  знаю,  -  ответил  Биннесман.  Но  при  этом  как-то  подозрительно
пристально всмотрелся в нее из-под лохматых бровей. -  Раньше  его  никто  и
никогда не выбирал. Ни одного Охранителя Земли я не встречал, у кого был  бы
посох из ядовитого дерева.
   - Ядовитого?
   - В лабурнуме ядовито все - корни, кора,  листья,  ягоды,  орехи.  Черный
лабурнум  -  самое  ядовитое  из  всех  растений.  Жители  Лисле,   где   он
произрастает во множестве, называют его отравником.
   -  Отравник,  -  повторила  Аверан.  Название  звучало  зловеще.  Но   ей
подумалось, что именно из такого дерева она и должна была выбрать себе посох
в месте, где было отравлено столько опустошителей.
   Она заглянула чародею в глаза. Никогда она не умела  понять,  говорят  ей
правду или лгут.  Но  слишком  уж  внимательно  и  странно  смотрел  на  нее
Биннесман. Явно знал о ней что-то или хотя  бы  догадывался,  увидев,  какой
посох она себе выбрала.
   Габорн развернул коня и поскакал вверх по склону  холма.  Лицо  его  было
мрачным как никогда. Он вез  печальную  весть  и,  подъехав,  сказал  своему
Хроно:
   - В этой схватке погибла королева Хейрин Рыжая.
   Затем устало помотал головой и повернулся к девочке.
   - Аверан, - сказал он, - я видел у прудов опустошителя с тридцатью шестью
щупальцами. С большими передними лапами. Посмотришь на него?
   Аверан сглотнула комок в горле. Ну, не могла она больше есть этих мозгов,
тем более мозгов отравленного чудовища!
   Девочка вскинула посох, совсем как Весна, когда та отражала  вчера  удары
капитана. И поняла, что и впрямь пыталась отразить удар.
   Затем она подняла посох высоко над  головой,  как  это  делал  Биннесман,
благословляя Каррис. Почему его надо  держать  именно  так,  она  не  знала.
Просто чувствовала, что так, а не иначе.
   И тут же перед внутренним взором ее явился образ  Пролагателя  Путей,  со
всеми его тридцатью  шестью  щупальцами  и  большими  передними  лапами.  Он
по-прежнему находился в орде, бежал вместе с остальными в Подземный Мир.  На
боку у него был шрам, след копья. Щупальца поникли от усталости. Вокруг  шли
такие же измученные опустошители, и он  чуял  запах  идущих  впереди,  тихие
стоны отчаяния и боли. Он  слышал  тысячи  голосов,  которых  не  дано  было
услышать ни одному человеку. Аверан захлестнуло волной запахов.
   - Он жив! - сказала она Габорну. - Пролагатель еще жив.
   Габорн смотрел на нее открыв рот.
   Девочка, горя желанием испытать свои силы, оглянулась на вильде.
   - Весна, помоги! - сказала она. - Возьмись за мой посох. Помоги  мне  его
вызвать.
   Зеленая женщина подошла и  встала  за  спиной  Аверан,  так  близко,  что
девочка едва не уперлась в нее лопатками. Затем вильде взялась руками за оба
конца посоха.
   Аверан, закрыв глаза, удерживала в уме образ опустошителя, пока не начала
дышать в одном ритме с ним,  не  почувствовала,  что  повторяет  каждое  его
движение.
   Он был измучен и умирал от жажды.  Ноги  его  едва  держали.  Каждый  шаг
отдавался болью в коленях. И он понимал, что умирает.
   Сил у него больше не было,  чтобы  поспевать  за  ордой.  Но  он  пытался
побороть страх, считая неровные удары своего сердца.
   Аверан вошла в его разум. У него оказался необычайно развитый  интеллект.
Ей ни за что не удалось бы даже коснуться его, не  будь  при  ней  посоха  и
вильде.
   Но  сейчас  она  видела  в  воздухе  что-то  вроде  призрачных   пальцев,
протянувшихся от нее  к  Пролагателю.  Словно  усики  виноградных  лоз,  они
обвивали измученный рассудок опустошителя. И, завладев  его  сознанием,  она
позвала: "Иди ко мне".
   И  на  другом  краю  долины  среди  уходивших  опустошителей  один  вдруг
остановился. Постоял  немного,  повернулся  и  медленно,  устало  побежал  в
сторону Аверан.
   Все рыцари были далеко, на южных  холмах.  На  пустой  равнине  никто  не
угрожал одинокому чудовищу.
   Он пошел к ней! Аверан изо всех  сил  пыталась  унять  волнение.  Теперь,
когда он повернул обратно, она могла удержать его сознание одна, без  помощи
вильде.
   Девочка взглянула на Габорна.
   - Видите? Это идет Пролагатель. Давайте подъедем к нему.
   Габорн взял ее за руку и подсадил в седло перед собой.
   Аверан высоко подняла посох. И они поехали по  вытоптанной  равнине  мимо
рыцарей Габорна, мимо Лангли и барона Кирки, мимо серных  прудов  и  мертвых
опустошителей.
   Аверан вся взмокла. Удерживать чужой разум было трудно.
   Пролагатель Путей шел все медленнее и наконец остановился.
   Аверан ощутила его растерянность.  Он  ответил  на  ее  зов,  не  мог  не
ответить. Но в присутствии  человека-чародея  он  испытывал  страх.  Девочка
засомневалась, что сможет удерживать его долго.
   Тогда она, сидя в седле, всмотрелась в его разум.  "Покажи  мне  путь,  -
попросила она. - Ради блага обоих наших народов, покажи мне путь".
   И его сознание раскрылось перед ней легко, как цветок,  обнажив  все  его
мысли и воспоминания.
   Пролагатель Путей был старым и мудрым, обладал глубоким умом  и  обширной
памятью. Он поедал мозги бывших до него Пролагателей Путей на протяжении  не
одной тысячи лет. И все его знания теперь принадлежали Аверан.
   Опустошители помнили запахи лучше, чем помнят  люди  слова  и  образы.  И
карта Подземного  Мира,  которая  начала  разворачиваться  перед  внутренним
взором Аверан, была картой запахов.
   Вся она была испещрена надписями, пояснявшими, как  открываются  потайные
двери, где находятся скрытые туннели и как можно обойти опасных тварей.
   Пролагатели Путей, исходив Подземный Мир вдоль и поперек, даже плавали за
море Айдимин на своих каменных кораблях. Ходили тропами,  которых  опасались
все другие опустошители. Они  видели  множество  чудес  среди  древних  руин
даскинов, знали массу заброшенных городов и  мест,  где  когда-то  творилась
история.
   Девочка соскочила с седла, встала перед опустошителем.
   Тот, побежденный усталостью, рухнул на колени. Он был огромен  и  высился
перед ней горой. И слабо подергивались его щупальца, когда  он  впитывал  ее
запах.
   А она все смотрела, перебирая его мысли.
   Он пришел в Верхний Мир, чтобы изучить его пути, проложить новые тропы  и
составить карту. Для него это было захватывающее  приключение,  обещавшее  и
опасности, и радость открытий. Но теперь он понимал, что завершится оно  его
смертью.

ГЛАВА 61
ПОВОРОТЫ

   На жизненном пути нас часто  поджидают  повороты,  и  мы  не  знаем,  что
откроется за ними - тьма или свет.
   Джас Ларен Силъварреста

   Вскоре после того как Боринсон отдал тело Мирримы водам ручья, он  выехал
к Фенравену. От усталости у него мутилось в голове, глаза  застило  пеленой.
Он остановил коня и  некоторое  время  тупо  смотрел  на  жалкий  городишко,
раскинувшийся на невысоком холме. Соломенные крыши домов уже золотили первые
лучи солнца. Но вересковые пустоши вокруг еще густо покрывал туман,  и  холм
торчал из него, как остров. Городские ворота были наполовину открыты,  рядом
с ними стояли жаровни, где догорали  сторожевые  огни.  Серебряные  зеркала,
установленные позади жаровен, отбрасывали свет этих огней на дорогу.
   Боринсон  поскакал  вперед,  чувствуя,  что  тело  его   от   изнеможения
потихоньку превращается в студень.
   Постоялый двор был маленький, для постояльцев имелась всего одна комната.
Из нее как раз собирались выехать два лорда-южанина.
   Хозяйка готовила завтрак, острую закуску из грибов с каштанами.  Боринсон
был совершенно разбит и несчастен. Думать он мог только о Мирриме. Но все же
имелось у него еще дело, и пришлось собраться с последними силами в ожидании
того момента, пока можно будет лечь спать. Он сел за стол,  и  в  спину  ему
между лопатками вступила резкая боль.
   В ожидании завтрака он спросил у хозяйки:
   - У вас, значит, всего два постояльца? Ночью никто не приехал?
   После долгого молчания голос его звучал хрипло.
   - Ночью? - переспросила она.
   - Всадник не заезжал... на коне с обмотанными шерстью копытами?
   - Ну уж! - сказала она с преувеличенным страхом. - Всадник! Бандит,  если
не хуже! Говорят, убийцы кругом шастают.  Вчера  утром  в  девяти  милях  на
дороге нашли зарезанного Брэйтена Таунера.
   Боринсон удивился. Неужто убийцы Радж Ахтена все еще бродят  по  дорогам?
Видимо, до них пока не дошла весть о падении Карриса. Хотя это мог оказаться
и  случайный  разбойник.  Однако  Боринсон  сомневался.  Его  не   оставляло
подозрение, что этот человек охотился именно за ним.
   Он  протер  глаза,  съел  небольшой  кусочек  пирога,   дожидаясь,   пока
постояльцы освободят комнату.
   Сказал хозяйке, что уедет, как только проснется, и попросил ее  купить  в
городке все,  что  было  нужно  ему  с  собой  в  дорогу.  От  Фенравена  до
граничивших с Инкаррой гор оставалось проехать всего сто миль, и городов  по
пути было немного.
   Затем он отправился спать. Комната оказалась вполне сносной, прибранной и
уютной. Соломенный тюфяк был свежим, хозяйская дочь принесла чистые  одеяла.
Нашествия блох и вшей не ожидалось.
   Вкусная еда, добросовестный конюх. Беспокоиться было не о  чем.  Боринсон
мог спокойно отдохнуть впервые за  несколько  дней,  в  чем,  не  имея  дара
жизнестойкости, весьма нуждался.
   Он лег и попытался обдумать предстоявшее ему путешествие. Где-то и как-то
необходимо было взять дары жизнестойкости. Но его охватила глубокая  печаль.
Он не мог думать ни о чем, кроме Мирримы. И до сих пор ощущал вкус  ее  губ,
холод ее тела под руками, когда он опускал девушку в воду.
   Он не о себе горевал и даже не совсем о ней. Он чувствовал, что  из  мира
ушло нечто прекрасное, нужное и великое.
   Глаза горели, и он закрыл их, чтобы стало  полегче,  и  не  заметил,  как
провалился в глубокий сон.
   Спал крепко и, проснувшись, долго не мог понять, где находится.
   Потом до него дошло, что на дворе уже  ночь  и  рядом  в  постели  кто-то
лежит. Для постоялых дворов это  было  обычным  делом  -  делить  постель  с
соседями.
   Но женщин, правда, с мужчинами не укладывали, а рядом была именно женщина
- он учуял нежный аромат волос, да и рука, что  обнимала  его,  принадлежала
явно не мужчине.
   И тут он проснулся окончательно и даже подскочил.
   Это была Миррима.
   - Что... - начал он и умолк.
   Миррима, глядя на него, приподнялась на локте. За окном в  звездном  небе
плыла луна, слабо освещая комнату через открытое окно. Они были здесь одни.
   - Ты проснулся наконец? - спросила она.
   - Но как...
   - Ты опустил меня в воду, - сказала Миррима. - Я была  слаба,  почти  уже
умерла, и ты отдал меня воде.
   - Прости! - испуганно сказал он.
   Он был уверен, что  Миррима  умерла.  Но  вот  она  перед  ним,  живая  и
здоровая, словно ничего не случилось. И одежда на ней сухая...
   - Ты все сделал правильно, - сказала она. - Я  кое-что  узнала.  Не  одна
Аверан родилась чародейкой.
   В голове Боринсона лихорадочно забурлили мысли.
   Как же он не понял раньше? Ведь это так и сквозило в ней -  ее  мягкость,
когда следовало быть суровой, умение  успокоить  его  одним  прикосновением,
совсем как у маленькой ундины, утешившей его после  убийства  Посвященных  в
замке Сильварреста.
   Он всегда это чувствовал. Но только одно сумел спросить:
   - Как это вышло?
   - Вода меня приняла, - ответила Миррима. -  Мне  часто  грезилось  это  -
облака, переполненные влагой, водяная пыль над водопадами, ручьи, бегущие по
гладким камням. Я всегда любила воду.  Мечтала  увидеть  глубины  океана  со
всеми их чудесами, обитающих там великих чародеев. Вода исцелила  меня.  Она
могла унести меня в море, далеко за Морское Подворье. Если бы я захотела. Но
я поняла кое-что, - продолжала Миррима. - Я поняла, что тебя я люблю больше.
И поэтому вернулась, чтобы оставаться твоей женой.
   Боринсон остолбенело смотрел на нее. Она действительно  не  умерла,  хотя
была близка к тому. Дары, которые она должна была потерять после  смерти,  -
ее дары обаяния - остались при ней. Только теперь он понял, что его смущало,
когда он опускал Мирриму в воду. Он был так измучен  тогда,  что  ничего  не
соображал. Но он ждал того мгновения, когда начинает преображаться  лицо,  и
так и не дождался.
   Потому-то ему и казалось, что он ее предает.
   И он понял еще, как велика на самом деле ее любовь. Поход с ним в Инкарру
- это пустяки. Она отказалась  от  служения  Силам,  от  того,  чтобы  стать
чародейкой и жить в море. Немногие рожденные для океана могли устоять  перед
его зовом.
   Миррима  наклонилась  и  поцеловала  его.  И  тело  Боринсона  немедленно
откликнулось на это прикосновение. Биннесман и  впрямь  исцелил  его,  сверх
всяких чаяний и надежд,
   Они были  совершенно  одни  в  этой  комнатке,  и  Боринсон  почувствовал
наконец, что ничто более не мешает ему любить свою жену.
   - Пожалуй, мне придется все-таки заплатить чародею больше, чем пинту эля,
- сказал он шутливо. И пылко притянул Мирриму к себе.

***

   Эрии и Селинор миновали к вечеру Флидс и Северный  Гередон  и  подъезжали
уже к границам Южного Кроутена. Чем дальше на север,  тем  суше  становилась
земля и все богаче делались краски осени.
   Эрин не спала ночь и боялась теперь спать вообще. Весь этот длинный  день
ее странные сны не выходили у нее из головы, особенно слова совы об страшном
локусе Асгароте, который собирался разрушить их мир. Селинору она ничего  не
сказала, боясь, как бы он не решил, что она бредит.
   Но речи совы запечатлелись в самом ее сердце. Эрин почти не  сомневалась,
что та и впрямь вызвала ее и что какая-то часть ее существа, возможно, так и
остается в преисподней, ожидая дальнейших указаний.
   А в то, что мир их посетил не просто Темный  Победитель,  но  локус,  она
поверила сразу. Ей хотелось узнать обо всем этом побольше,  но  заснуть  она
все-таки боялась.
   На границе Эрин и  Селинор  натолкнулись  на  стражу  -  несколько  сотен
рыцарей и мелких лордов, раскинувших вдоль  дороги  яркие  шатры.  Местность
здесь была холмистая, на склонах холмов в изобилии рос папоротник. У заставы
несколько дюжин  повозок  дожидалось,  пока  их  хозяева,  почтенные  купцы,
договорятся со стражей.
   Один из купцов, старик, узнал Селинора и крикнул ему вслед:
   - Принц Селинор Андерс, скажите вашему отцу, что я здесь. Я  столько  лет
торговал с ним, я ел за его столом. Это какое-то безумие!
   Селинор двинулся было  мимо  заставы,  но  ему  тут  же  преградили  путь
пограничники. Командовал ими молодой капитан. Темноволовосый, как Селинор, и
почти такой же высокий. У него были глаза фанатика.
   - Сожалею, ваша светлость,  -  сказал  он.  -  Мне  приказано  никого  не
пропускать.
   - Гантрелл? - удивился Селинор. - Вы  что,  ослепли?  Или  я  так  сильно
изменился?
   - Опасные времена, - извиняющимся тоном сказал  Гантрелл.  -  Приказ  мой
четок: никого не впускать, никого не выпускать.
   - Даже вашего принца?
   Гантрелл смерил Селинора оценивающим взглядом. Эрин без труда представила
себе, о чем он сейчас думал. Если он пропустит Селинора, он нарушит  приказ.
Если же не пропустит, Селинор потом припомнит ему это - ведь  король  Андерс
уже немолод, и здоровье его все ухудшается.
   - Я пропущу вас, - осторожно сказал он наконец, - с сопровождением.
   Селинор кивнул.
   - Не возражаю.
   - Но женщину пропустить не могу, - сказал Гантрелл, глядя на Эрин. На ней
был скромный наряд сестры-всадницы - шерстяная, пропыленная туника,  кожаные
доспехи.
   - Эта женщина, - сказал Селинор,  -  моя  жена  и  станет  однажды  вашей
королевой!
   Гантрелл попятился, словно сообразив, что чуть не сделал ошибку,  которая
могла стоить ему карьеры.
   - В таком случае, - сказал  он,  -  добро  пожаловать  в  Южный  Кроутен,
миледи.
   Он вежливо поклонился, и Эрин с Селинором под усиленной охраной въехали в
Южный Кроутен. Рыцари окружали их со всех сторон -  дюжина  спереди,  дюжина
сзади и по дюжине справа и слева. Гантрелл скакал  рядом  с  ними,  украдкой
посматривая на Эрин.
   - Я арестована? - спросила та, когда ей это порядком надоело.
   - Разумеется, нет, - ответил Гантрелл. Но уверенности  в  его  голосе  не
было.

***

   Пот лил с Аверан ручьями. Она держала Пролагателя Путей при помощи  своих
чар и впитывала его знания. Смысл их она едва ли смогла бы понять,  если  бы
не ела до этого мозга других опустошителей. Сейчас  же  она  была  полностью
сосредоточена на образе карты Подземного Мира, уточняя и расширяя ее. Она не
видела и не слышала ничего больше. Не сознавала,  где  находится  и  сколько
прошло времени.
   И упала в обморок, когда отпустила наконец чужое сознание.
   Придя в себя и оглядевшись, она обнаружила, что  уже  наступает  ночь.  С
заходом солнца похолодало. Сколько же часов  она  копалась  в  воспоминаниях
Пролагателя?
   Тот лежал перед ней, полумертвый от жажды. Вздохи его слышались все реже,
щупальца свисали с головы тряпками. Ему не суждено было пережить эту ночь.
   Габорн все это время не отходил от девочки.
   И очнулась она, лежа на его сильных, теплых руках.
   - Пойдем, - сказал он, - подальше от этого чудовища. Оно все еще опасно.
   "Но меня не съест", - хотела сказать Аверан. Правда, уверенности  в  этом
она на самом деле не ощущала. Да и говорить было трудно. Горло пересохло,  и
устала она так, что не могла языком пошевелить.
   Габорн понес ее к телеге, поджидавшей в дюжине ярдов. Возчик на козлах то
и дело протирал глаза, борясь с сном. Лошади дремали стоя.
   - Что случилось? Куда все подевались? - кое-как выговорила Аверан. Голова
у нее кружилась.
   - Ты почти весь день стояла перед этим опустошителем, - сказал Габорн.  -
Рыцари поскакали вслед за ордой на юг. А Биннесман и его в