ить город.  Он  возглавит  пять
тысяч рыцарей, сто тысяч пехотинцев и  пятьдесят  тысяч  лучников,  захватит
осадные орудия и необходимый обоз - в надежде, что вместе мы  разобьем  Радж
Ахтена, пока угроза еще не так велика! Ваше  величество,  лорды  Гередона  и
Орвинна, мой король Ловикер просит вас сохранять доброе расположение духа  и
поскорее присоединиться к нему, ибо он сам поведет свое войско в бой!
   Иом вдруг поняла замысел Ловикера. На подмогу Каррису выйдут войска с юга
и востока Мистаррии. Запад охраняет Флидс, с севера подойдет войско Ловикера
- и Радж Ахтен окажется окруженным со всех сторон, как медведь - гончими,  и
тут-то, по мысли Ловикера, его и можно будет одолеть.
   Иом недоверчиво усмехнулась. Никогда бы она не  подумала,  что  старый  и
болезненный король Ловикер сам отправится на войну.
   Лорды разразились приветственными криками, и на  душе  у  нее  стало  так
легко, как никогда в жизни.
   Были подняты кубки за благоденствие Белдинука, затем - за Силы, и  каждый
плеснул немного эля на пол - для Земли.
   Иом посмотрела на Габорна. Лицо его слегка разгладилось, он  поблагодарил
вестника и предложил ему еду и питье со своего стола.
   "Что ж, - подумала Иом, - мы потеряли рыцарей Орвинна, но приобрели в сто
раз больше!? Сердце ее радостно затрепетало.
   Глядя на Габорна, она пыталась понять его чувства. Ведь  он  предупреждал
об опасности, и пока он не будет спокоен, ей тоже рано ликовать.
   Прежде у Габорна было два дара обаяния, и даже тогда он  выглядел  вполне
заурядным и скромным человеком. Сейчас она видела  его  истинную  внешность.
?Не то что некрасив, но весьма близко к тому?, - решила Иом.
   Она задумалась. Внешнее преображение - не самое страшное из того,  что  с
ним произошло. Он утратил жизнестойкость и теперь легко  мог  заболеть,  мог
пасть в бою. Утратил силу и стал  слабее  самого  неумелого  воина.  Утратил
красноречие и голос.
   Но самое, должно быть, ужасное, что он утратил дар ума. Большая часть его
знаний и воспоминаний тоже теперь потеряна.
   Любой Властитель Рун испытывал бы упадок духа, потеряв  столько  даров  в
тот момент, когда они особенно нужны.
   Она тихо сказала Габорну на ухо:
   - Ваше величество, вы выглядите совершенно... измотанным. Я тревожусь  за
вас. Вам необходимо отдохнуть.  Надеюсь,  вы  не  собираетесь  просидеть  за
столом всю ночь?
   Он успокаивающе сжал ее руку и поднял палец, словно подавая знак.  Вперед
большими шагами вышел Джурим, держа в руках одну из корзин,  в  которых  они
везли щенков.
   - Ваше величество, герцог Гроверман, лорды Гередона, - сказал  он  весьма
торжественно. - Вести из Белдинука - это, конечно, достойная причина,  чтобы
нам праздновать нынче. Но я привез кое-что, что  еще  больше  обрадует  ваши
сердца и поднимет настроение!
   Сверкнув драгоценными кольцами на пальцах, Джурим откинул крышку корзины,
и Иом подумала было, что сейчас он вытащит щенка.
   Но достал он оттуда руку Темного  Победителя.  Пальцы  ее  были  скрючены
клешней. Лорды вновь разразились приветственными  криками,  стуча  по  столу
кулаками. Кто-то прокричал:
   - Отличная работа, Биннесман! Да хранят вас Силы!
   Снова взлетели кубки, и в дар Земле пролился на пол эль.
   Иом, пораженная несправедливостью, схватила Габорна  за  руку  и  сердито
прошептала:
   - Это же не Биннесман его убил! Габорн улыбнулся ей, поднял кубок, словно
собираясь предложить другой тост, и все притихли.
   - Как вы знаете, Победитель погубил сегодня многих людей, - сказал он.  -
Среди тех, кто погиб, был наш добрый друг, король Орвинн, которого нам будет
очень не хватать.
   Все погибшие пострадали по одной и той же причине:  они  не  вняли  моему
предупреждению. Земля приказала бежать, а они не убежали.  Неделю  подряд  я
спрашивал Землю, должны ли мы сражаться, чтобы защитить себя. И раз за разом
она приказывала только убегать.
   Но сегодня наконец Земля шепнула, что один из нас должен напасть,  должен
поразить Темного Победителя!
   Лорды вновь закричали и принялись стучать по столу,  и  Габорну  пришлось
повысить голос.
   - Она отдала этот приказ женщине -  женщине,  не  имеющей  даров  силы  и
жизнестойкости, женщине, не умеющей  сражаться,  -  он  указал  на  страшный
трофей.  -  Это  рука  Победителя,  которого  поразила  стрелой  жена   сэра
Боринсона, леди Миррима Боринсон!
   Все лорды, к искреннему удовольствию Иом, разинули рты.
   Кто-то выпалил:
   - Но... я сам видел, как плохо она стреляет! Этого не может быть!
   Миррима стояла в полумраке возле занавешенного входа. Она так  смутилась,
что, похоже, готова была убежать обратно в приемную.
   - Но так и было, - сказала Иом. - Выстрел ее оказался достаточно  метким,
чтобы убить Победителя. У нее - сердце воина,  а  скоро  будут  и  дары  под
стать!
   - Что ж, позвольте нам тогда взглянуть  на  эту  воительницу!  -  крикнул
лорд, и Биннесман подтолкнул Мирриму вперед, на свет.
   Приветственные   крики   и   свист,   встретившие   ее,   были   воистину
оглушительными. Габорн захлопал в ладоши, остальные подхватили, и  несколько
долгих минут Миррима переживала свое торжество.
   Наконец Габорн поднял руки и призвал всех к тишине.
   - Пусть деяние Мирримы всегда напоминает нам о том, что  может  совершить
человек с помощью сил Земли, - сказал он. - Земля - наша защита и опора. Она
охраняла наших предков. Благодаря ее силам Эрден  Геборен  мог  сражаться  с
темными чародеями Тота. И сейчас  нам  предстоит  попытаться  повторить  его
подвиги.
   Вчера на рассвете Земля приказала нам выступить на юг.  И  мы  выступили,
хоть и знали, что нас слишком мало.
   Но мы знали также, что смертельный удар может нанести и один  человек.  А
сейчас на подмогу нам спешит большое войско, и в бой мы пойдем  не  одни.  С
нами будет Земля!
   Вы знаете, - продолжал он, - что я разослал по границам десятки Избранных
вестников. Трое из них - в Каррисе, их окружают войска Радж  Ахтена.  Я  чую
нависшую над ними опасность, и Земля  говорит  мне  так:  ?Быстрее!  Быстрее
ударь!? - для пущего эффекта он стукнул по столу кулаком. - Вы знаете также,
что я собирался выехать  во  Флидс  завтра  на  рассвете.  Но,  боюсь,  надо
торопиться. Я выезжаю  с  восходом  луны  и  остановлюсь  во  Флидсе  совсем
ненадолго. Призываю всех, чьи лошади могут угнаться за моей, ехать со  мной,
остальные же пусть поспешают следом изо всех сил. Надеюсь, наши объединенные
с Белдинуком войска  будут  в  Каррисе  уже  завтра  к  вечеру.  Там  к  нам
присоединятся еще Рыцари Справедливости и лорды из Мистаррии  и  Флидса.  Мы
вступим в бой!
   Лорды вновь закричали и захлопали, а Габорн подошел к Мирриме и, взяв  ее
под руку, спустился с нею и с Джуримом во двор, чтобы  повторить  свою  речь
для всех остальных рыцарей.

Глава 31

Запах ночного ветра

   Той же ночью после своего триумфа  Миррима  отправилась  с  форсиблями  и
щенками в Башню Посвященных Гровермана и попросила  Способствующего  сделать
то, что всегда казалось ей мерзостью.
   Способствующий очень устал, но проникся безотлагательностью ее нужды.  Он
предложил ей войти и присесть на стул.
   Окна в башне были открыты, и в комнату струилась ночная прохлада.
   Желтый щенок вертелся на коленях у Мирримы. Она погладила его,  с  трудом
сдерживая слезы.
   Миррима взяла дары у матери и сестер. Мать  отдала  ей  свой  ум.  Сестры
отдали красоту, чтобы  она  смогла  выгодно  выйти  замуж  и  обеспечить  им
безбедное существование.
   Но плоды содеянного отдавали горечью.
   Сознавая, что поступать так нехорошо, Миррима собиралась  сейчас  сделать
это снова. Иные дурные поступки с  каждым  разом  совершать  все  легче,  но
некоторые повторять почти невозможно.
   Щенок смотрел на нее своими невинными, любящими коричневыми  глазками.  И
он должен был  испытать  из-за  нее  боль,  пострадать  физически,  потерять
жизнестойкость - только потому, что полюбил ее, потому что его вырастили для
того, чтобы он  любил  ее  и  служил  ей.  Она  поглаживала  щенка,  надеясь
успокоить. Он лизнул ее и принялся кусать за рукав.
   Миррима пришла сюда одна. Одна, потому что Иом слишком устала и уже легла
в постель. Одна, потому что стыдилась того, что  собиралась  сделать,  пусть
даже ее и чествовали нынче все рыцари Гередона.
   У маленького старичка, главного Способствующего герцога Гровермана,  были
мудрые глаза и белая борода, ниспадавшая на грудь.
   Он осмотрел форсибль, который дала ему Миррима. У этих маленьких железных
палочек один конец служил  рукояткой,  на  другом  же  было  клеймо  -  руна
атрибута, для передачи которого предназначался форсибль.
   Работа Способствующего требовала не очень большой магической  подготовки,
зато долгого обучения. Старичок внимательно рассмотрел руну  жизнестойкости,
отлитую из кровяного металла. Затем при помощи крохотного тонкого напильника
принялся подтачивать ее, держа форсибль над миской,  чтобы  не  потерять  ни
одной драгоценной крошки - их можно было использовать еще раз.
   - Кровяной металл мягок, легко мнется, - сказал он. - Надо  было  хранить
его аккуратнее.
   Миррима кивнула вместо ответа. Эти форсибли проехали уже не  одну  тысячу
миль. Не удивительно, если и помялись немного. Случалось, что Способствующим
приходилось их вовсе расплавлять и отливать заново.
   - Но рисунок прекрасный,  -  примирительно  пробормотал  старик.  -  Этот
форсибль делал Пимис Сашерит из Дхармада, сразу видна рука гения.
   В нынешние времена редко кто отзывался с  похвалой  о  жителях  Индопала.
Слишком долго два народа воевали между собой.
   - Держите его крепко, - сказал старик. - Не давайте шевелиться.
   И Миррима прижала щенка, а Способствующий прижал к его тельцу форсибль  и
высоким голосом запел песню, похожую на птичьи трели.
   Вскоре форсибль начал светиться, запахло горящей плотью и шерстью.  Щенок
завизжал от боли, Миррима крепче стиснула сто лапки, чтобы не  вырвался.  Он
укусил ее, и Миррима прошептала:
   - Прости меня. Прости.
   Тут форсибль раскалился добела, и щенок отчаянно завыл.
   Остальные трое щенков бродили вокруг, нюхая ковер в  поисках  чего-нибудь
съедобного. И когда бедолага завыл, один из них подбежал к Мирриме  и  начал
лаять на Способствующего, готовый напасть на него.
   Способствующий отдернул форсибль. Помахал им, проверяя готовность руны, и
в воздухе соткался световой рисунок, оставляемый исходившим  из  нее  лучом.
Старик разглядывал полоски света, оценивая их толщину и ширину.
   Затем, удовлетворенный, подошел к Мирриме. Она обнажила  ногу  чуть  выше
колена, выбрав место для клейма там, где его будет скрывать от глаз одежда.
   Способствующий прижал форсибль к ее  ноге,  и  раскаленный  металл  обжег
кожу.
   Несмотря на боль, Миррима испытала экстаз. Ощущение внезапно прихлынувших
бодрости и энергии вытеснило все прочие чувства.
   Она никогда прежде не брала даров жизнестойкости и не представляла  себе,
как это приятно. Ее даже прошиб пот. Переживание было невыразимо сладостным.
И, пытаясь справиться с эйфорией, она  опустила  глаза  на  щенка,  которого
держала на руках.
   Он лежал неподвижно, совершенно измученный.
   Всего минуту назад глазки его горели от  возбуждения.  Теперь  они  стали
пустыми. Увидь она такого заморыша среди прочего помета,  единственное,  что
пришло бы в голову - утопить его, чтобы избавить от мучений.
   - Вот и все, давайте я отнесу его на псарню, - сказал старик.
   - Нет, - ответила Миррима, хоть и боялась показаться дурой. - Еще не все.
Позвольте, я его немножко приласкаю.
   Щенок отдал ей так много, и ей хотелось хоть что-то дать ему  взамен,  не
бросать сразу на попечение чужих людей.
   - Не тревожьтесь, - утешил ее Способствующий. - На псарне работают добрые
дети. Они не просто кормят собак. Будут любить его, как своего собственного,
и вряд ли ему понадобится жизнестойкость, которую вы забрали.
   Мысли Мирримы путались. Ей  нужна  была  эта  жизнестойкость,  чтобы  без
устали упражняться в стрельбе, стать хорошим, выносливым воином.  Она  взяла
на себя этот грех, чтобы помочь своему народу.
   - Хоть подержу немножко, - сказала она, почесывая белую грудку щенка.
   -  Этот,  который  лаял  на  меня,  тоже  готов  отдать  дар,  -   сказал
Способствующий. - Возьмете сейчас?
   Миррима посмотрела на щенка у своих ног. Он ответил ей преданным взглядом
и завилял хвостом. У него было сильное чутье.
   - Да, возьму сейчас.
   Миррима получила дар чутья, и мир изменился.
   Только что все было как всегда,  и  вдруг  -  словно  сдернули  невидимую
завесу.
   Запах паленой шерсти в комнате,  смешанный  с  запахами  свечного  воска,
пыли, извести, мяты,  которой  были  усыпаны  полы  башни,  стал  невероятно
острым. Она чуяла даже теплый запах щенячьего тельца.
   Мир стал другим.
   Получив жизнестойкость, Миррима ощутила такую бодрость, словно только что
проснулась. Получив же чутье, она вышла из  башни  в  мир...  словно  заново
сотворенный.
   От конюшен доносился густой дух лошадей, а  свежезажаренным  мясом  пахло
так, что рот ее тут же наполнился слюной.
   Но  сильнее  всего  взволновал  ее  запах  людей.   Оставив   щенков   со
Способствующим, она вышла во двор,  где  полчаса  назад  были  погашены  все
костры. Их велел погасить Габорн,  прежде  чем  начал  обсуждать  с  лордами
предстоящее сражение с Радж Ахтеном.
   Она пробиралась в темноте  среди  воинов,  которые,  покончив  с  ужином,
укладывались на ночлег, расстилая на земле одеяла.
   От каждого из них исходило совершенно восхитительное  сочетание  запахов:
промасленного металла, земли, лошадей, шерсти, пролитой на одежду  похлебки,
крови и самого мужского тела, пота и мочи.
   И каждый запах она ощущала в сто раз сильнее,  чем  прежде.  Многие  были
незнакомы и чужды для несовершенного человеческого чутья:  запах  травы,  по
которой ступали когда-то башмаки, запах пуговиц из слоновой  кости,  краски,
что использовалась для одежды и кожаных ремней. Она обнаружила,  что  темные
волосы и светлые волосы пахнут по-разному,  что  от  человека  пахнет  едой,
которую он ел, может быть, еще утром.  Ей  предстояло  узнать  еще  сотни  и
тысячи неизвестных доселе ароматов. И люди манили к себе как-то по-иному, не
так, как раньше.
   "Я теперь - ?лорд-волк?, - думала Миррима. - Хожу среди людей, и никто не
замечает, как я изменилась. Но я была  слепа,  а  теперь  прозрела.  Я  была
слепа, как слепы все остальные вокруг?.
   Немного поучиться - и она сможет отыскать человека по следу и узнать  его
даже в темноте. От сознания собственной силы кружилась голова,  и,  думая  о
предстоящем сражении, она уже не чувствовала себя такой уязвимой.
   Миррима поднялась на стену у Герцогской Башни и, стоя  там  в  темноте  и
одиночестве, смотрела на равнину.
   Ей  ужасно  хотелось  поделиться  с   кем-нибудь   своими   удивительными
ощущениями, и мысли ее  обратились  к  Боринсону,  который  был  сейчас  так
далеко, где-то на юге.
   Она тревожилась за него. Снизу со двора донеслось пение - какие-то воины,
слишком   возбужденные,   чтобы   спать,   а   может,   обладавшие   высокой
жизнестойкостью и не  нуждавшиеся  во  сне,  затянули  боевую  песню,  грозя
перебить всех врагов и дать Земле отведать их крови.
   Ночь была холодная. Мирриме хотелось, чтобы Боринсон был  рядом,  обнимал
ее. Принюхиваясь к ночному ветру, она оставалась на стене,  пока  не  взошла
луна.

Глава 32

Вороны собираются

   Роланд устало тащился вверх по винтовой лестнице сторожевой башни.  Туман
был столь густ, что его не могли разогнать даже факелы. И ему казалось, что,
пока он разыщет в этом тумане пятьдесят первую  и  пятьдесят  вторую  башни,
пройдет добрых полночи.
   Битый час он рылся в доспехах, как  оказалось,  только  для  того,  чтобы
убедиться, что на его рост  не  осталось  ни  одной  кольчуги,  ни  хотя  бы
старенького кожаного панциря. Все, что ему удалось найти,  -  это  маленький
щит с заостренным концом и кожаную шапку.
   Стены Карриса  вздымались  над  равниной  на  высоту  двенадцати  этажей.
Старинная, огромная крепость. В давние времена герцог  здешнего  государства
обручился с принцессой Маттайи, но невеста погибла по пути к  жениху,  когда
мул ее оступился на одной из  самых  неверных  троп  Голубиного  перевала  и
сорвался в пропасть.
   Старый король Маттайи  строго  придерживался  обычаев  своей  страны.  Он
выждал год - предписанное время траура - и отправил герцогу в замену одну из
многочисленных юных сестер принцессы.
   Однако за этот год герцогу полюбилась некая темноглазая леди из  Сиворда.
Он успел на ней жениться. И когда прибыла  заместительница  невесты,  герцог
отослал маттайнскую принцессу обратно домой.
   Советники герцога впоследствии утверждали,  будто  вина  его  заключалась
лишь в том, что он был незнаком с обычаями Маттайи и знать не знал, что  ему
пришлют другую невесту. Однако историки из Дома  Разумения  считали  не  без
оснований, что неведение это было просто выдумано в качестве оправдания.
   Короля Маттайи отказ от  его  дочери  привел  в  ярость.  Он-то  надеялся
объединить государства и отослал в приданое целое состояние.  Не  зная,  как
поступить, он обратился за советом к своим мудрецам-каифам.
   Каифы сказали, что согласно закону человек, уличенный в воровстве, должен
сделать выбор одного из двух: либо возместить украденное в тройном  размере,
либо отдать правую руку.
   И тогда король вновь отправил свою темнокожую дочь  через  горы  с  тремя
каифами, предложив герцогу на выбор три возможности. Тот мог взять принцессу
второй женой, затем отречься от леди из Сиворда и возвести принцессу Маттайи
в ранг первой жены. Подобный исход, по мнению короля, был самым  разумным  и
полностью разрешал конфликт.
   В другом случае герцог должен был вернуть приданое в тройном размере, что
было бы сочтено за извинение, или же отослать в Маттайю  свою  правую  руку,
признав себя таким образом вором.
   И герцог оказался  в  весьма  затруднительном  положении.  Ни  один  лорд
Рофсхавана не осмелился бы взять вторую жену и отослать супругу,  которая  к
этому времени  уже  носила  ребенка.  Денег  у  него  тоже  не  было,  чтобы
возместить приданое. Но случилось так, что  в  день  приезда  кайф  один  из
молодых гвардейцев герцога потерял на поединке правую руку.
   И герцог призвал в свои покои палача и сделал вид, что отрубил себе  руку
Намотал окровавленную повязку, надел свой перстень с печаткой на палец  руки
гвардейца и передал ее каифам.
   Поступок сей изумил и опечалил каифов, ибо они думали,  что  он,  конечно
же, женится на прекрасной молодой  принцессе  или  хотя  бы  вернет  деньги.
Вместо  этого  им  пришлось  вернуться  в  Маттайю  с  отрубленной  рукой  -
признанием герцога в своем воровстве.
   Два года хитрость имела успех. Король Маттайи был как будто удовлетворен.
   Но однажды в Морском подворье торговец из Маттайи столкнулся с герцогом и
увидел, что у того каким-то чудом отросла правая рука.
   В результате началась война, названная войной Темных Леди в честь  обеих:
темнокожей леди из Маттайи и темноглазой леди из Сиворда.
   И бушевала эта война триста лет, то затихая, то разгораясь снова.
   Десятки раз короли Маттайи захватывали  западную  Мистаррию  и  на  время
обосновывались там. Но против них либо восставали простые жители  Мистаррии,
либо объединялись короли Рофехавана.
   Множество крепостей воздвигалось и  рушилось  здесь.  Строили  маттайнцы,
разрушали мистаррийцы, и наоборот  -  пока  за  этим  краем  не  утвердилось
справедливое название - Разоренный.
   И тогда на сцене появился лорд Каррис. Целых сорок лет  он  умудрялся  не
пускать на свою землю маттайнцев и за  это  время  выстроил  большой  город,
обнесенный стеной, который врагу было уже никак не взять.
   Лорд Каррис умер мирно, во сне, в  возрасте  ста  четырех  лет,  чего  не
удавалось никому за предыдущие три века.
   Все это произошл