Дэвид ФАРЛАНД
    ВЛАСТИТЕЛИ РУН 1-3


    ВЛАСТИТЕЛИ РУН
    БРАТСТВО ВОЛКА
    РОЖДЕННАЯ ЧАРОДЕЙКОЙ


    Дэвид ФАРЛАНД
    ВЛАСТИТЕЛИ РУН

    Под псевдонимом Дэйв ВУЛВЕРТОН


    ONLINE БИБЛИОТЕКА  http://www.bestlibrary.ru


КНИГА ПЕРВАЯ

СЛАВНОЕ ВРЕМЯ ДЛЯ ЗАСАДЫ

Месяц Урожая день девятнадцатый

Глава 1

Все началось во тьме

   Весь город, раскинувшийся вокруг замка Сильварреста, украшали изображения
Короля Земли. Их можно было видеть повсюду  -  вывешенными  в  окнах  лавок,
стоящими у городских ворот или гвоздями возле дверей, - в любом  месте,  где
Король Земли мог войти в дом.
   Многие из этих изображений являлись не более чем изготовленными детишками
камышовыми куклами, имевшими весьма отдаленное сходство с человеком: правда,
головы таких кукол зачастую венчали короны  из  дубовых  листьев.  Но  перед
лавками и тавернами нередко стояли искусно вырезанные  из  дерева  статуи  в
человеческий рост. Некоторые из  них  были  старательно  раскрашены  и  даже
обряжены в дорожное платье из тонкой зеленой шерсти.
   Поверье гласило, что в  канун  Праздника  Урожая  Король  пробуждается  и
одухотворяет все ли  изображения.  Дух  его  поможет  собрать  урожай,  а  в
наступившем году возьмет семью под свое покровительство.
   То было время всеобщего веселья и  ликования.  В  канун  праздника  глава
семейства обычно изображал Короля Земли, раскладывая  перед  очагом  подарки
для своих домочадцев. На  рассвете,  в  первый  праздничный  день,  взрослые
мужчины получали баклаги  молодого  вина  или  бочонки  с  забористым  элем.
Девочек Король Земли одаривал премилыми куколками, сплетенными из  соломы  и
полевых  цветов,  тогда  как  мальчишкам  доставались  деревянные  мечи   да
вырезанные из ясеня тележки.
   Считалось, что все эти "дары лесов и полей", символизирующие богатство  и
щедрость Короля Земли, преподносятся им тем, кто по-настоящему любит землю.
   В ночь на девятнадцатый день месяца урожая, когда до праздника оставалось
четверо суток, все здания вокруг замка уже были основательно разукрашены.
   Чистые, прибранные лавки  ломились  от  товаров,  припасенных  к  осенней
ярмарке: благо, дожидаться ее открытия оставалось совсем недолго.
   Еще не забрезжил рассвет и улицы города были совершенно безлюдны.
   Горожане, за исключением  разве  что  караульных  из  ночной  стражи,  да
нескольких кормящих матерей, крепко спали. Правда королевские булочники и  в
этот час трудились вовсю. Сдувая пену с королевского зля, они смешивали ее с
тестом, чтобы опара поднялась как раз к рассвету. Конечно, поскольку по реке
У эй проходила сезонная миграция угрей, некоторые рыбаки наверняка  выходили
на ночной лов, но все они опорожнили свои плетеные ловушки еще в первом часу
ночи и задолго до второй стражи отвезли бочонки с живыми угрями  к  рыбнику,
которому предстояло ошкурить рыбин и засолить их впрок.
   За  городскими  стенами,  на  лугу,  раскинувшемся   к   югу   от   замка
Сильварреста,  темнели  шатры:  торговцы  из  Индопала  доставили  на  север
взращенные летом пряности. Царившая в купеческом лагере тишина лишь  изредка
нарушалась ревом осла.
   Все городские ворота были  закрыты:  чужеземцев  выдворяли  из  торгового
квартала еще на закате. На  улицах  не  было  никого,  не  считая  сновавших
туда-сюда феррин.
   Таким образом, никто не мог видеть  того,  что  происходило  в  одном  из
темных переулков. Даже королевский  дальновидец  -  даром,  что  он  обладал
дарами зрения семи человек - не смог бы с высоты Башни Посвященных  углядеть
движение внизу, на узких проулках торгового квартала.
   А между тем  в  Кошачьем  проулке,  неподалеку  от  Масляного  ряда,  шла
ожесточенная схватка. Два человека боролись за обладание ножом.
   Увидевшему их со стороны могло бы показаться, будто  он  стал  свидетелем
сражения двух тарантулов: руки стремительно мелькали  в  воздухе,  нанося  и
блокируя удары, в то время как в темноте то и дело поблескивал клинок.
   Противники беспрерывно переступали ногами по брусчатке,  стараясь  занять
более устойчивое положение, и хрипели от напряжения.
   Оба были одеты в черное. Дрейс, сержант королевской гвардии, носил черный
мундир, украшенный эмблемой - серебряным вепрем дома Сильварреста. Облачение
его противника представляло собой черный же, мешковатый  полотняный  бурнус,
какие предпочитали профессиональные убийцы из Муйатина.
   Сержант Дрейс весил на добрых пятьдесят  фунтов  больше  убийцы.  Обладая
дарами мускульной силы трех человек, он мог без труда  поднять  над  головой
шестисотфунтовый камень, однако, несмотря на все это, отнюдь не был уверен в
победе.
   Ночной город освещали одни только звезды, однако Кошачьему проулку  и  от
их неяркого света перепадала лишь малая толика. Улочка имела не  более  семи
футов в ширину. По обеим ее сторонам  тянулись  укоренившиеся  на  просевших
фундаментах трехэтажные дома, и выступающие края крыш едва ли не смыкались в
нескольких ярдах над головой сержанта.
   Дрейс почти не  видел  противника,  в  темноте  он  мог  разглядеть  лишь
поблескивание глаз и зубов, жемчужную серьгу  в  левой  ноздре  да  стальное
лезвие ножа. Запах леса казался столь же неотделимым от полотняного балахона
убийцы, как пряный аромат аниса и карри от его дыхания.
   Увы, Дрейс не был готов к этой стычке. Он не имел ни оружия, ни доспехов:
грудь его  прикрывала  лишь  холщовая  туника,  какую  обычно  носят  поверх
кольчуги.
   Никто не ходит на свидание с возлюбленной вооруженным, а уж паче  того  в
броне.
   Всего несколько мгновений назад, вступив в проулок, дабы  убедиться,  что
впереди не маячит городская  стража,  сержант  услышал  шорох,  доносившийся
из-за груды сваленных возле одного из ярмарочных лотков желтых  тыкв.  Дрейс
решил, что потревожил феррина, охотившегося за мышкой или  искавшего  случай
стянуть какую-нибудь тряпицу. Он вернулся, ожидая увидеть  улепетывающего  в
укрытие пухленького карлика с крысиной мордочкой, и в этот  миг  из  темноты
выскочил убийца.
   Враг устремился вперед, рывками перекидываясь  из  стороны  в  сторону  и
вращая клинок. Лезвие вспыхнуло в опасной близости от  уха  Дрейса.  Сержант
уклонился, но рука убийцы изогнулась, словно змея, так  что  гвардейцу  едва
удалось перехватить запястье и остановить удар, нацеленный в горло.
   - Убийство! - заорал со всей мочи Дрейс. - Стража! На помощь!
   Сержант полагал,  что  столкнулся  с  лазутчиком,  разведывавшим  систему
городских укреплении.
   Дрейс двинул врага коленом в промежность, так что тот подлетел в воздух и
рванул на себя захваченную руку с ножом, пытаясь ее заломить.
   Но убийца удержал нож, а свободной рукой ударил Дрейса в грудь,  да  так,
что у того затрещали ребра. Очевидно,  этот  низкорослый  худощавый  мужчина
тоже был отмечен рунами силы. По догадке Дрейса он обладал мускульной  силой
по меньшей мере пяти человек. Оба противника были невероятно сильны,  однако
мускульные силы, наращивая мощь  мышц  отнюдь  не  придавали  дополнительной
прочности костям.  В  таких  обстоятельствах  обмен  ударами  грозил  быстро
перерасти в то, что сам Дрейс обычно называл "костедробиловкой".
   Он ухватил убийцу за запястье, стараясь не дать ему  возможности  нанести
новый удар.
   И тут сержант услышал зычные крики.
   - Туда! Сдастся мне, это там!... А может там? Голоса доносились слева, со
стороны Дешевой улицы, не столь узкой, как Кошачий проулок. Той самой улице,
на  которой  сэр  Гиллам  не  так  давно  выстроил  четырехэтажный  дом.   И
принадлежали эти голоса тем самым стражникам, встречи с которыми  Дрейс  еще
недавно стремился избежать. Стражникам, которых Гиллам подкупил,  дабы  они,
вместо того, чтобы ходить дозором по улицам, торчали под фонарным столбом  и
караулили ворота его особняка.
   - Сюда! - истошно закричал Дрейс. - В Кошачий проулок!
   Теперь ему оставалось лишь продержать убийцу несколько мгновений:  только
бы этот малый не исхитрился пырнуть его ножом и сбежать.
   Отчаянным рывком южанин  высвободил  левую  руку  и  снова  нанес  Дрейсу
сокрушительный удар в грудь. Ребра затрещали еще сильнее, по сержант оставил
это без внимания. Когда человек борется за свою жизнь,  боль  уже  не  имеет
значения.
   Убийца напрягся, извернулся и высвободил руку с ножом. На Дрейса накатила
волна страха. Изо всех сил он ударил врага ребром стопы по голени, и  скорее
ощутил, чем услышал,  как  хрустнула  кость.  Убийца  рванулся  вперед.  Нож
сверкнул в его руке, но Дрейс уклонился и удар не постиг цели - лезвие  лишь
полоснуло сержанта по боку, оставив неглубокий порез.
   Дрейс ухватил противника за локоть и  наполовину  развернул  его.  Убийца
запнулся: со сломанной ногой ему трудно было  удерживать  равновесие.  Дрейс
пнул его еще раз и с силой оттолкнул назад, озираясь по сторонам  в  поисках
чего-нибудь, что могло бы сойти за оружие. Хотя бы камня из кладки, непрочно
засевшего в растворе. За спиной сержанта находилась  таверна  под  названием
Маслобойка.  Фасад  ее  оплетал  плющ,  а  над  передним  окном,   рядом   с
изображением  Короля  Земли  висела  маслобойка  -  самая  настоящая.  Дрейс
потянулся к пей, намереваясь ухватить железный штырь и использовать его  как
дубинку.
   Толкнув  убийцу,  сержант  рассчитывал,  что  его  низкорослый  противник
упадет, но тот устоял на ногах, уцепившись за край сержантской туники, и тут
же сделал выпад.
   Дрейс поднял руку, пытаясь перехватить нож,  но  враг  крутанулся,  резко
изменив направление удара, и нанес его снизу вверх. Клинок глубоко  вонзился
в живот сержанта, под грудную клетку. Дрейс ощутил страшную боль,  мгновенно
распространившуюся на все его  тело,  включая  плечи  и  руки.  Боль,  столь
ужасающую, что сержанту казалось, будто ее разделяет с ним весь мир.
   Целую вечность Дрейс стоял неподвижно, вперившись в  землю.  Пот  заливал
широко открытые глаза. Проклятый убийца вспорол ему брюхо словно  рыбине.  И
на этом не успокоился - вырвав нож из живота он нацелил его в сердце Дрейса,
а левой рукой ухватил сержанта за карман, что-то нашаривая.
   Там, в кармане, лежала книга. Убийца нащупал ее  сквозь  ткань  туники  и
улыбнулся.
   - Так вот за чем ты охотился, - удивился Дрейс. - За книгой!
   Прошлым вечером, когда городская стража выдворяла иноземцев из  торгового
квартала, к сержанту подошел купец из Туулистана, чей шатер стоял неподалеку
от леса. На руфехавани этот малый говорил прескверно и выглядел так,  словно
его одолевали дурные предчувствия.
   - Подарок. - сказал он. - Моя дарить королю. Твоя отдать? Отдать королю?
   Все это сопровождалось множеством церемонных  поклонов.  Ответив  на  все
поклоны, Дрейс согласился и рассеянно взглянул на  книжку.  Тонкий  томик  в
сафьяновом переплете представлял собой Хроники Кваата, эмира Туулистана.
   Сержант сунул книжку в карман, решив, что передаст ее на рассвете.
   Сейчас Дрейсу было так больно, что он не мог даже кричать.  Мир  кружился
перед его глазами, однако сержант  вырвался  из  рук  убийцы,  повернулся  и
попытался бежать.
   Увы, ноги, слабые, как у новорожденного котенка, уже не повиновались ему.
   Он споткнулся. Убийца схватил Дрейса за волосы и рывком поднял вверх  его
подбородок, выставив беззащитное горло.
   - Черт тебя побери, - отстранение думал Дрейс. - Ты ведь меня уже убил.
   Чего тебе еще нужно?
   Собрав остатки сил, он выхватил из кармана книгу и швырнул се  в  сторону
Масляного ряда.
   Там, на дальней стороне улицы, рядом с грудой пустых бочонков, рос пышный
розовый куст, образовывавший нечто вроде живой зеленой беседки. Дрейс хорошо
знал это место, хотя сейчас едва различал желтые пятна цветов  среди  темных
листьев. Книга полетела туда.
   Убийца  выругался  на  своем  языке,  отшвырнул  Дрейса  в   сторону   и,
прихрамывая, заковылял за книгой.
   Дрейс с трудом поднялся на колени: в ушах его стоял монотонный гул.
   Затуманенным взором он уловил движение на краю улицы - убийца шарил среди
роз.
   Затем  слева  появились  три  тени.  Вспыхнули  выхваченные  мечи,  блики
звездного света заиграли на стальных шлемах.  Сержант  ничком  повалился  на
брусчатку.
   Где-то высоко-высоко, пробиваясь сквозь серебристый свет звезд, с гоготом
летела на юг стая диких гусей. Дрейсу  их  крики  казались  отдаленным  лаем
своры собак.

Глава 2

Любящие эту землю

   В то утро, спустя  всего  несколько  часов  после  нападения  на  Дрейса,
находившийся примерно в сотне миль к югу от замка Сильварреста принц  Габорн
Вал Ордин столкнулся с проблемой несколько иного рода. В отличие от сержанта
ему не грозила гибель, однако  всех  уроков,  полученных  в  Доме  Разумения
оказалось  недостаточно,  чтобы  подготовить  восемнадцатилетнего  принца  к
случившейся на большой ярмарке в Баннисфере встрече с  таинственной  молодой
женщиной.
   Погрузившись в раздумья, он стоял возле торговой палатки на южном рынке и
рассматривал  сосуды  для  охлаждения  вина.  У  торговца   имелось   немало
изысканных чаш для приготовления пунша, но  предметом  его  особой  гордости
служили три больших сосуда для льда с маленькими  кувшинами,  вставлявшимися
внутрь. Изделия были столь великолепны, что казалось, будто  они  сработаны,
самими легендарными даскин.
   Однако даскин не жили на земле уже тысячу лет, а сосуды, конечно  же,  не
могли быть такими древними. Каждая чаша стояла на  четырех  когтистых  лапах
опустошителя и была украшена изображением своры гончих собак. На кувшине для
вина  красовалось   изображение   молодого   лорда   с   копьем   наперевес,
устремлявшегося в бой с магом-опустошителем.
   Когда кувшин вставлялся в чашу, образы дополняли друг друга: молодой лорд
бился с чудовищем, а вокруг противников кружила собачья свора.
   Габорн не мог определить, с помощью какого метода были  выполнены  детали
орнамента, но от тончайшей работы серебряных дел мастера захватывало дух.
   Принц настолько увлекся созерцанием этих шедевров ювелирного  мастерства,
что не заметил приблизившуюся к нему женщину до  тех  пор,  пока  не  уловил
аромат лепестков розы. На каком-то подсознательном уровне он решил,  что  се
платье хранилось в сундуке, наполненном розовыми  лепестками.  Но  даже  при
этом Габорн оставался столь поглощенным  лицезрением  великолепных  сосудов,
что подумал, будто эта незнакомка, так же как и он, приехала из чужих краев,
и так же заворожена волшебной красотой чаш и кувшинов. Юноша и не  глянул  в
ее сторону, покуда она неожиданно не взяла его за руку.
   Правая рука  незнакомки  обхватила  ладонь  принца,  слегка  пожимая  его
пальцы.
   Нежное прикосновение наэлектролизовало юношу. Он и не  подумал  отдернуть
руку.
   Может быть, она приняла меня за кого-то  другого,  предположил  Габорн  и
искоса взглянул на  женщину.  Та  была  высока,  красива,  лет  девятнадцати
отроду, с глазами такими темными, что даже их белки казались голубоватыми.
   Темно-каштановые волосы скреплял усыпанный жемчугами гребень. Она  носила
простого покроя платье облачного  цвета  со  струящимися  рукавами  -  такие
наряды лишь недавно стали входить в моду  среди  состоятельных  дам  Лайслы.
Пояс из меха горностая с серебряной  пряжкой  был  застегнут  очень  высоко,
почти под грудью.
   Платье имело  скромный,  неглубокий  вырез,  зато  на  плечах  незнакомки
красовался малиновый шарф такой длины, что его бахрома волочилась по земле.
   - Она не просто красива, - решил Габорн. - Она поразительно красива.
   Молодая женщина застенчиво улыбнулась, и принц улыбнулся  в  ответ,  хотя
при этом и не разжал губ. Внимание  незнакомки  льстило,  но  в  тоже  время
внушало  тревогу,  ибо  ее  действия  заставляли  вспомнить  о   бесконечных
испытаниях, каким наставники подвергали учеников в Доме  Разумения.,  Однако
происходившее сейчас не являлось испытанием.
   Габорн не знал эту женщину.  Во  всем  Баннисфере  -  городе  обширном  и
многолюдном - он вообще не знал ни души. Порой даже казалось странным, что в
этом большом городе, где высились  сложенные  из  серого  камня,  украшенные
причудливыми арками дома песнопений, а в голубом, залитом солнцем небе,  где
над раскидистыми каштанами кружили белоснежные голуби, у него совершенно  не
имелось знакомых. Но все же Габорн не знал здесь никого, даже самого мелкого
купчишку - слишком уж далеко занесло его от  дома.  Сейчас  он  стоял  возле
самого края рынка, неподалеку от пристани на широком  берегу  южного  рукава
реки Явинделл, - рукой подать от Кузнечного ряда, где ритмично постукивали о
наковальни молоты, пыхтели кузнечные мехи, а в  воздух  поднимались  струнки
дыма.
   Габорн ощутил беспокойство - мирная атмосфера  Баннисфера  убаюкала  его,
заставив забыть о бдительности. Ведь он  даже  не  удосужился  взглянуть  на
незнакомку, приблизившуюся к нему вплотную. За свою  недолгую  жизнь  Габорн
уже пережил два покушения, а  его  мать,  бабка,  брат  и  две  сестры  пали
жертвами убийц. И при всем этом он позволил себе  держаться  непозволительно
беспечно, словно простой поселянин, нахлебавшийся эля.
   - Нет, - сообразил принц. - Я никогда прежде ее не видел, и она прекрасно
знает, что мы незнакомы. И тем не менее держит меня за руку. Это  более  чем
странно.
   В Палате Обличий Дома Разумения он  изучил  тонкости  общения  с  помощью
мимики и телодвижений. Ему было ведомо как распознать  врага  по  глазам,  а
складочки у губ возлюбленной  могли  рассказать  принцу  о  ее  состоянии  -
испуге, озабоченности или усталости.
   Джорлис,  учитель  Габорна,  был  мудрым  наставником,  а  сам  принц  за
последние несколько лет  весьма  преуспел  в  своих  штудиях.  Он  прекрасно
усвоил, что манера держаться и выражение лица,  присущие  принцам  и  нищим,
купцам  и  разбойникам,  характерны  для  них,  словно  неотъемлемая  деталь
костюма, и научился использовать это знание  на  практике.  Габорн  преуспел
настолько, что при желании мог надеть любую личину с такой же легкостью, как
и любой наряд. Он был способен унять целую ораву разгульных молодцов,  всего
лишь подняв голову, или заставить купца сбавить цену  с  помощью  сдержанной
улыбки. Габорн научился прикидываться нищим: когда сгорбившись и потупя  очи
он протискивался сквозь толпу на многолюдной ярмарке, никто не узнавал в нем
принца - встречные лишь гадали, где  этот  несчастный  голодранец  ухитрился
раздобыть такой прекрасный плащ.
   Таким образом, лицо  и  движения  всякого  незнакомца  позволяли  Габорну
читать его, словно  открытую  книгу,  тогда  как  сам  принц  оставался  для
собеседника неразрешимой загадкой. Обладая двумя дарами ума,  он  мог  всего
лишь за час запомнить содержание толстенного тома, а за восемь  лет  в  Доме
Разумения получил больше знаний, чем простолюдин усвоил бы за  целую  жизнь,
даже если бы всю ее посвятил учению.
   Будучи Властителем Рун, он обладал тремя дарами мускульной силы и двумя -
жизненной стойкости, а потому мог  скрестить  оружие  с  противником,  вдвое
превосходящим его ростом и весом. Вздумай какой-нибудь разбойник напасть  на
принца, он бы мигом усвоил, каково иметь дело с Властителем Рун.
   Однако, благодаря дарам обаяния, взорам окружающих  он  представлялся  не
более чем весьма и весьма красивым юношей. А в таком городе  как  Баннисфер,
куда собирались певцы и лицедеи со всего света, даже его красота не казалась
столь уж необычной.
   Сейчас он внимательно  присмотрелся  к  державшей  его  за  руку  девице,
оценивая ее позу. Высоко поднятый подбородок говорил об  уверенности  однако
то, что он был слегка повернут в сторону, указывало на вопрос.
   Итак, она задает вопрос. Мне.
   Прикосновение ее было довольно легким, что наводило на мысль о  некоторой
неуверенности, но все  же  достаточно  крепким,  чтобы  служить...  пожалуй,
своего рода знаком обладания.
   Выходит, она претендует на обладание мною? Что это, попытка соблазнить? -
гадал Габорн. - Но нет,  поза  незнакомки  говорила  об  ином