руг  непроглядной,  ревущей  стеной
заклубилась пыль, слепя глаза.
   Он вновь сверился с чувствами Земли - ему ничто не угрожало. Только  Иом.
Он знал, где его Избранные и кто из них в опасности. Тут Иом  повернулась  и
побежала прочь от него.
   - Нет! - вскричал Габорн.
   Повернулся и увидел, что Иом бежит к Биннесману. Она уже почти  добралась
до чародея.
   Джурим выскочил  откуда-то  и  побежал  вперед,  надеясь  своим  телом  и
единственным кривым  кинжалом  загородить  дорогу  к  ней  бешено  скачущему
всаднику.
   Конь Бекхарста, проносясь мимо Габорна, снова прыгнул вверх.
   "Ударь!" - приказала Земля.
   Габорн на мгновение замешкался.  Затем  метнул  молот.  Тот  полетел,  со
свистом кувыркаясь в воздухе, но упал позади цели.
   Сердце Габорна замерло в груди, когда он подумал, что его  медлительность
может стоить Иом жизни.
   Тут вперед бросилась вильде с посохом в  руках.  Она  сделала  им  резкий
выпад. Посох задел копье, из копья вырвалась  молния.  Она  перекинулась  на
вильде, и та на мгновение  вся  окуталась  светом.  Но  посох  ее  продолжил
начатое движение, ударил в колени боевому коню, и молния опалила  несчастное
животное.
   Лошадь, заржав от боли, упала как  подкошенная.  Вильде  снова  взмахнула
посохом, целясь на сей раз в затылок Бекхарсту.
   Бекхарст откинулся назад и метнул копье.
   Из-за даров метаболизма в глазах Габорна все  это  происходило  медленно.
Белое копье неспешно летело в спину Иом.
   - Падай! - крикнул он.
   Джурим  почти  уже  добежал  до  Иом,  держа  в  руке  свой  изукрашенный
драгоценными камнями кинжал. Он увидел копье и прыгнул вперед. Копье  попало
в цель, и Джурим закричал. Из ног его вырвался свет, озарив все вокруг.
   Оцепенев на мгновение, Габорн смотрел, как копье  пронзает  Джурима.  Оно
вошло в грудь, между ребрами, и вышло со спины.
   Тут вильде нанесла яростный удар Бекхарсту, обезглавив  его,  и  фонтаном
хлынула кровь.
   Копье все-таки задело правое  плечо  Иом,  и  Габорн  со  страхом  увидел
расплывающееся по ее платью красное пятно.
   Она упала.
   Элементаль ревела в вышине,  хлеща  людей  порывами  ветра.  В  венце  ее
сверкали молнии. Испуганно ржали лошади. Биннесман, стоя с посохом  в  руке,
напевал защитное  заклинание  против  урагана.  Затем  он  коснулся  посохом
неподвижной фигуры Иом.
   И  тогда  элементаль  полетела  дальше,  торжествующе   завывая,   словно
насмехаясь над потугами этих ничтожных смертных.

ГЛАВА 33
ОТКРОВЕНИЯ

   Учение ведет за собой мудрость. Мудрость ведет за собой силу. Сила  ведет
за собой ответственность.
   Надпись на стене в ПалатеЧисел Дома Разумения

   Иом очнулась от жгучей боли в плече. В лагере царило смятение.
   Биннесман уложил ее ничком или она сама так упала? Тут ей вспомнилось все
- как она бежала от всадника, надеясь отвлечь его от Габорна, как  бросилась
на землю, когда Габорн велел ей упасть, как плечо обжег наконечник копья.
   Долго пролежать без сознания она не  могла.  Вдали  еще  слышен  был  рев
ветра. Ураган уходил на северо-восток, к горам.
   Элементаль Темного Победителя нанесла удар и  удалилась.  Но  лагерь  она
практически разорила. Сорвавшиеся с привязи лошади разбежались чуть ли не по
всей равнине.
   Вокруг Иом собрались все,  и  все  вздохнули  с  облегчением,  когда  она
открыла глаза. Биннесман смазал ее рану каким-то бальзамом. Ощущать эту мазь
на коже было столь же приятно, как держать на языке подогретый мед.
   Иом, охая от боли, попыталась встать на четвереньки и увидела  неподалеку
чьи-то окровавленные тела. Менее чем в двенадцати футах от нее лежал Джурим.
Она поняла, что этот верный слуга, скорее всего, мертв, раз никто  не  стоит
возле него на коленях. И что погиб он, спасая ее.
   - Джурим! - позвала она, надеясь, что он все-таки жив.
   - Не вставайте пока, - сказал Биннесман. - Рана неглубокая, но  лучше  ее
не тревожить.
   - А что с Джуримом? - спросила Иом. Биннесман покачал головой.
   - Джурим и сэр Хэнди погибли.
   Известие это ее глубоко опечалило. Сэра Хэнди она знала с самого детства.
Ему было всего восемь лет, когда этот застенчивый мальчик был представлен ко
двору своим отцом. А Джурим был таким безупречным слугой. Иом посмотрела  на
свою маленькую ранку. Они погибли, чтобы  спасти  ее.  Габорн  потерял  всех
своих стражников.
   - Со мной все хорошо. Это же просто царапина.
   - Ваше счастье, что копье не достало до сердца, - произнес Биннесман. - А
так бы и было, когда бы не вильде.
   Иом снова привстала. Биннесман попытался ее удержать, но  тут  же  понял,
что это бесполезно.
   - Ну, ладно, - сказал он. - Кровотечение прекратилось. С вашими дарами до
завтра точно все заживет.
   И он пошел к Боринсону, возле которого, пытаясь облегчить его  страдания,
стояла на коленях Миррима.
   Иом поднялась на ноги и, оглянувшись, увидела вокруг своих друзей. На нее
с искренним беспокойством смотрели Аверан, Габорн, Лангли, Скалбейн. Всего в
двух дюжинах ярдов лежало тело человека, который пытался  ее  убить.  Рыцари
Рофехавана изрубили его в куски, чтобы уж точно не сомневаться в его смерти.
   Иом подошла к Джуриму. Копье прошло навылет,  и  выжить  после  этого  он
никак не мог. Но она все-таки взяла его за руку, безвольную и еще теплую.
   "Кто знает, когда наступает смерть,  и  не  слышат  ли  нас  мертвые?"  -
подумала она.
   - Джурим, - прошептала Иом ему  на  ухо,  затуманив  своим  дыханием  его
золотую серьгу. - Ты спас меня, мой верный слуга.  Благодарю  тебя.  И  если
есть какая-то возможность в этом или в ином мире вознаградить  тебя,  я  это
сделаю.
   Она долго сидела так, держа его за руку. Потом,  подняв  взгляд,  увидела
над собой барона Кирку. Вид у него был растерянный, в глазах стояли слезы.
   - Можем ли мы что-нибудь для него сделать? - спросил барон.
   Как это должно быть ужасно, подумала она, познакомиться со смертью  столь
жестоким образом! Всего несколько часов, как он обрел  дар  ума,  и  за  это
время у него на глазах погибли десятки людей.
   - Можем, - ответила Иом. - Можем так прожить  свою  жизнь,  чтобы  деяния
наши стали ему памятником.
   Губы Кирки зашевелились, и на мгновение Иом  показалось,  что  он  сейчас
попросится к королю на службу, возьмет дары и пойдет сражаться. Но он ничего
не сказал. Отвернулся и отошел.
   Пока он был дурачком и не понимал, что такое смерть, он убивал в  Каррисе
опустошителей. Но сейчас как будто утратил всякое  мужество.  Она  вспомнила
старую поговорку: "Дурак лечит дурака". На  него  Габорн  потратил  форсибль
понапрасну.
   Двое рыцарей подошли забрать тело, И она положила  руку  Джурима  ему  на
грудь так, чтобы прикрыть рану.
   Потом посмотрела на  Аверан.  Большой  дуб,  под  которым  та  сидела  до
нападения, лежал теперь на боку, вознося  свои  кривые  сучья  на  высоту  в
двадцать футов.  Ветер  вырвал  из  земли  чуть  ли  не  всю  траву.  Аверан
скорчилась возле дуба, обхватив руками колени, и  Иом  почему-то  удивилась.
Как будто ожидала, что этот свирепый ураган должен был девочку унести.
   Биннесман тем временем расспрашивал Боринсона:
   - Вы можете вздохнуть как следует? Боринсон зарычал от боли.
   - Да из меня вышибло весь дух!
   Иом  нашла  глазами  Габорна.  Тот  смотрел  на  нее  так,  словно  хотел
просверлить взглядом.
   Все вокруг, глядя на нее, перешептывались: "Хвала Силам!",  но  в  глазах
Габорна она прочла осуждение. Он жестом велел окружающим оставить их вдвоем.
   - Почему? - начал он говорить, когда все посторонние удалились. -  Почему
Темный Победитель пришел за тобой?
   Иом не хотелось обременять его еще одной загадкой.
   - Я... ну...
   - Пожалуйста, говори, - сказал Габорн.
   - Он хочет твоего сына, - ответила Иом. - Он знает,  что  я  ношу  твоего
сына. Габорн переспросил:
   - Моего сына?
   - Да, - подтвердила Иом. - Он еще в замке Сильварреста сказал,  что  чует
"сына в моей утробе".
   Не так она  хотела  сказать  ему  об  этом.  И  боялась  теперь,  что  он
рассердится на нее за то, что она скрывала такое известие.
   - Потому я и взяла столько даров, - прошептала  Иом.  -  Хочу,  чтобы  он
родился побыстрее. Если Темный Победитель так жаждет его смерти...
   Глаза Габорна заблестели, он сморгнул слезы радости. Хотя это могли  быть
и слезы печали. Ведь они с Иом взяли слишком много даров метаболизма,  чтобы
вернуться  когда-нибудь  к  нормальной  жизни.  Их  дитя  еще  не  достигнет
совершеннолетия, когда оба они состарятся  и  умрут.  Когда  ему  исполнится
двенадцать, им, с шестью дарами метаболизма на каждого,  будет  уже  по  сто
лет. Дары жизнестойкости помогут сохранить здоровье, но тело  износится  все
равно, И даже если ребенок благополучно появится на свет, взрослым его Иом и
Габорн никогда не увидят. Габорн понимал это,  он  знал  цену,  которую  Иом
заплатила ради своего ребенка.
   Габорн опустился на колени рядом с ней, обнял.
   - Давай-ка, полежи немного.
   - Со мной все в порядке, - сказала Иом.
   - С тобой не просто все в порядке. С тобою все чудесно, - сказал  Габорн.
- Только больше не скрывай от меня ничего.
   Он снял плащ, расстелил на земле. Иом прилегла. Голова у  нее  кружилась,
но на ногах стоять она  вообще-то  вполне  могла.  Биннесман  все  занимался
Боринсоном.
   - Когда же ты собиралась сказать мне? - спросил Габорн.
   - Не знаю, - призналась Иом. -  Я  думала  дождаться  какой-то  передышки
между битвами или пока ему  не  исполнится  два-три  месяца.  Что  из  этого
случилось бы раньше...
   Габорн принужденно улыбнулся. За улыбкой его таилась тревога.
   - Что ж, тогда я рад, что случилась передышка между битвами.
   Рев Темного Победителя затих, но вдали еще слышались раскаты грома.  Одна
за другой в небе сверкнули две молнии.
   Аверан одолевали чужие и ненужные ей воспоминания. Боль в  желудке  почти
прошла, пот уже не лил с нее градом, но чувствовала  она  себя  так,  словно
молнии эти попадали прямо в нее.
   На Манганской скале тревожно шипели опустошители.
   Раскаты грома пробудили в девочке поистине жуткие  воспоминания:  бег  по
узким ущельям гор Брейс,  тысячи  испуганных  опустошителей  вокруг,  сплошь
сверкающее небо, гроза, которая слепит и оглушает.
   То были отрывки последних впечатлений Смотрителя.
   Она переживала сейчас его страдания как свои. Прошедшая ночь  была  столь
холодна, что у него ломило  все  суставы,  пока  он  не  отогрелся  кое-как,
сбившись в кучу с другими опустошителями в норе.
   Аверан, сидя  на  солнце,  дрожала  от  холода,  ноги  у  нее  болели  от
бесконечного бега. Ее терзала усталость, накопившая у Смотрителя  за  долгие
дни похода, сражений, работы без отдыха, и мучала жгучая, невыносимая жажда.
   Но сильнее всего был пережитый ночью страх, ужас Смотрителя перед грозой.
   Это был какой-то первобытный ужас. Никакие доводы разума не были  властны
над ним. И Аверан, пока воины  приводили  в  порядок  лагерь,  все  пыталась
понять, почему это так.
   Но хотя в разуме ее жило уже много чужих воспоминаний,  они  приходили  в
своем, произвольном порядке. Девочка не могла заставить себя  вспомнить  то,
что ей хотелось узнать.
   Поэтому она терпеливо и пристально всматривалась долгое  время  в  темную
душу Смотрителя. Ничего хорошего  она  не  видела  -  только  опустошителей,
роющих траншеи, чтобы подвести  воду  во  вновь  открытые  пещеры,  и  снова
опустошителей, перегоняющих недозрелых червей из одного тоннеля в другой,  и
опять опустошителей, пожинающих знания своих мертвецов.
   Смотритель, с какой стороны ни посмотри, был простым крестьянином.
   Но постепенно она поняла, что на человека-крестьянина он отнюдь не похож.
Ей случалось видеть коровниц за работой, пастухов с овцами в поле. Да и сама
она ухаживала в гнезде за грааками.
   Между человеком и его подопечными всегда возникает привязанность.  Аверан
любила своих грааков, ей нравилось  чистить  их,  ласкать,  кормить,  чесать
между глаз и под складками кожи на горле.
   Смотритель же ничего такого не  чувствовал.  Он  ухаживал  за  животными,
предназначенными в пищу, растил и кормил их. Но при этом  едва  сдерживался,
чтобы не разорвать своих подопечных на куски.
   У Смотрителя был чудовищный аппетит.
   И девочка вдруг поняла, что он тоже пришел  к  людям  со  своей  целью  -
научиться ловить их и пожинать их знания.
   Понимание это пришло к ней из его воспоминаний.  В  Подземном  Мире  была
глубокая   пещера.   Смотритель   явился   туда,    чтобы    ухаживать    за
животными-людьми, научиться, как  это  делается,  и  усовершенствовать  свое
мастерство.
   Перед внутренним взором Аверан предстали  сгрудившиеся  в  темной  пещере
люди, настолько напуганные, что они не  шевелились  даже,  когда  Смотритель
пробирался между  ними.  Все  худые,  истощенные.  Глазами  чудовища  Аверан
воспринимала их как потенциальную еду. Но люди были сосчитаны, и  Смотритель
знал, что не может съесть ни одного, даже  маленького  кусочка  откусить  не
может.
   Случайно он натолкнулся на женщину с только что родившимся ребенком. Дитя
остальные смотрители сосчитать еще не успели.
   Он быстро выхватил младенца у  матери  и  проглотил.  Вкуса  он  даже  не
распробовал.
   Аверан стало дурно - не только из-за того, что Смотритель  съел  ребенка,
но еще и из-за того, что сама она ела плоть этого Смотрителя.
   Она преисполнилась отвращения к чудовищу.
   Габорн зависел от нее. Ему нужна была еще одна победа.
   Он сидел рядом с лежавшей на плаще Иом.  И  девочка  с  трудом,  все  еще
чувствуя себя плохо, поднялась и направилась к нему.
   Руки и ноги не слушались ее, все тело болело.
   По пути к Габорну она перешагнула через дохлого воробья.
   - Вы были правы, - сказала  она  королю.  Опустошители  -  чудовища.  Они
нисколько не похожи на людей.
   Габорн окинул ее пытливым взором.
   - И что же заставило тебя переменить свое мнение?
   - То, что они собираются с нами сделать. То, как  они  думают  о  нас.  Я
знаю, что они чувствуют при виде нас: жгучий голод.
   - Вы хотите знать, зачем они здесь остановились? - продолжала  Аверан.  -
Точно я сказать не могу. Может, потому, что замерзли, устали  и  умирают  от
голода. Они не могут ходить по снегу, переправляться через ледяные реки, как
прошлой ночью, и целыми днями ничего не пить. Они умирают от жажды.
   Габорн с удивлением посмотрел в сторону опустошителей.
   - Так мы загнали их в западню?
   - Может быть. Но я знаю, о чем они думают и кого они больше всего боятся.
   - Кого же?
   - Вас!
   Габорн усмехнулся, словно услышал незаслуженный комплимент.
   - Как они могут меня бояться?
   - Они вас чуют, - сказала Аверан. - Горная колдунья во  время  вчерашнего
сражения учуяла ваш запах. Она поняла, что землетрясение вызвали  вы  и  что
люди стали лучше сражаться, когда появились вы. Тогда она передала ваш запах
всем своим воинам и предупредила, что вы опасны.
   И успела это сделать как раз  перед  тем,  как  мировой  червь  полностью
разрушил Руну Опустошения и засверкали молнии.
   - И что? - сказал Габорн.
   - Вы не понимаете? - спросила Аверан. - Они решили, что  вы  призвали  на
поле битвы Победителей. Опустошители  бегут  домой  не  просто  потому,  что
испугались, они спешат предупредить Великую Истинную Хозяйку!
   Вокруг девочки внезапно воцарилась тишина. Она заметила, что, кроме Иом и
Габорна, ее слушает еще дюжина лордов.
   - И что будет, когда они ее предупредят? - спросил Габорн.
   Аверан вдруг стало трудно дышать.
   - Она созовет свои войска, чтобы вас убить.

ГЛАВА 34
ПРЕИСПОДНЯЯ

   В начале был один мир и одно солнце, и все люди были Светлыми  Силами,  и
процветали они под сенью Единого Истинного Древа.
   Начало "Саги о Сотворении"

   Дверь в преисподнюю, оставшаяся позади в разрушенном городке  Твинхаване,
для Эрин Коннел позади не осталась. Да, девушка повернулась к ней  спиной  и
ускакала прочь,  но  само  сознание  того,  что  эта  дверь  существует,  не
отпускало ее. Мысль эта не давала  Эрин  покоя,  хотя  у  принцессы  хватало
забот, требовавших всего внимания.
   Покинув Твинхаван, через два часа они с Селинором остановились на  холме,
с которого открывался вид на замок Хигам, что  расположен  в  пяти  милях  к
юго-востоку от Белдинука.
   - Осиное гнездо, - заметил Селинор.
   Всадницы из Флидса сказали, что дочь Ловикера "вредничает", но с  вершины
холма происходившее в замке  весьма  походило  на  подготовку  к  войне.  На
крепостных стенах ставили дополнительные заграждения плотники  и  каменщики.
На окрестных лугах упражнялось с копьями около трех тысяч конных рыцарей.  С
севера, извиваясь змеей среди холмов, к замку подходила колонна  пехотинцев.
С востока подъезжали телеги с продовольствием и оружием.  Там,  на  востоке,
висела над землей бурая пыль,  словно  приближалось  целое  войско,  но  под
завесой ее ничего было не разглядеть.
   Эрин и Селинор свернули на запад в леса, огибая  Белдинук,  поскольку  по
большаку следовать не решились. И поехали далее  по  высохшему  руслу  ручья
среди сосняка.
   Большую часть времени они хранили  настороженное  молчание.  Селинор,  во
всяком случае, был настороже. Эрин же думала о своем.
   Они скакали по тихой, узкой лощине. Вокруг на влажной  от  утренней  росы
листве играл солнечный свет, над головами звенели комары,  а  мысли  девушки
снова и снова возвращались к двери в преисподнюю. Перед  глазами  ее  так  и
стояли зеленые огоньки, пляшущие среди черного пепла.
   Место это словно приковало ее. Ворота  между  мирами!  Кто  знает,  какие
чудеса ждут по ту сторону? Все, что надо было сделать, это  шагнуть  в  них.
Вот это было бы приключение!
   Но вдруг у нее ничего не получилось бы? В те края проникают лишь чародеи,
для обычного же человека такое вряд ли возможно. Однако кинжал исчез, думала
Эрин. Утонул в огне. Может,  растаял,  а  может,  лежит  себе  где-нибудь  в
далеком мире.
   Мысли ее вспугнул хриплый крик грача.  Крик  этот  означал,  что  в  лесу
кто-то прячется.
   То мог быть кабан или медведь. Но Эрин и Селинор насторожились.  Натянули
поводья, прислушались - не раздается ли где  стук  копыт  другого  всадника.
Среди сосен на склоне холма никого не было видно.  Грач  умолк,  но  они  не
скоро еще послали своих коней вперед.
   Сосны впереди сближались, плотной стеной огораживая с двух  сторон  русло
ручья. Здесь можно было никого  не  опасаться.  Сквозь  густой  подлесок  не
пробилась бы никакая лошадь.
   И когда над головой сомкнулись тени, неся прохладу, Эрин закрыла глаза. В
последние дни она мало спала. И решила  сейчас  отдохнуть,  как  это  делают
Властители Рун, позволив своим мыслям свободно странствовать  в  королевстве
снов.
   И привиделся ей Твинхаван - серый пепел с резким и сухим запахом,  ковром
покрывающий землю. Мертвецы - целые семьи среди сгоревших развалин - и  круг
ярких зеленых огоньков, словно глаз, горящий на выжженной земле.
   Во сне она постояла возле этого круга - и прыгнула в него.
   Ноги ее коснулись земли другого мира. Не удержавшись, она упала в  траву,
пышную и мягкую, как ковер. В этом мире стояла глухая  ночь,  запах  сырости
витал над лугами. В небесах над головой горели звезды -  не  десятки  тысяч,
как насчитала она однажды в детстве на равнинах  Флидса.  Здесь  этих  тысяч
были сотни. На темно-синем фоне небес каждая звезда сияла как  бриллиант,  и
вместе они светили ярче, чем полная луна. Эрин от удивления открыла рот.
   Прямо перед ней на вершине невысокого холма стоял гигантский дуб.  Каждая
ветвь его была толще ствола любого дуба, какой только видела Эрин на  Земле.
На одной такой ветви мог поместиться целый дом.
   "Единое Древо! - подумала она. - Великое древо, под которым, по легендам,
укрываются жители нижнего мира". Но, оглядевшись, она  поняла,  что  это  не
так. Слева от нее над плавными линиями холмов величаво возносили свои  кроны
еще более огромные дубы.  И  каждый  был  по-своему