Теперь  Гвенвифар
предстоит видеться с Ланселетом и приветствовать его, как родича  своего
мужа - и не более того.  Былое  безумие  ушло;  но  все  же  она  сможет
увидеться с ним - а это лучше, чем ничего. Королева попыталась выбросить
эти мысли из головы. Лучше уж подумать о праздничном пире. Два быка  уже
жарятся - довольно ли этого? Есть еще огромный дикий кабан,  добытый  на
охоте несколько дней назад, и два поросенка - их пекут в  яме;  они  уже
начали так хорошо пахнуть, что стайка  проголодавшихся  детей  принялась
вертеться вокруг ямы  и  принюхиваться.  А  еще  пекутся  сотни  буханок
ячменного хлеба - большую их часть раз-дадут простолюдинам, что толпятся
у края поля и следят за подвигами королей, рыцарей и соратников.  А  еще
есть яблоки, запеченные в сливках, и орехи, и сладости для  дам,  а  еще
медовые пироги, кролики и мелкая птица, вино... Если вдруг этот  пир  не
удастся, то уж никак не из-за нехватки угощения!
   Вскоре после полудня гости собрались все вместе;  богато  разряженные
благородные господа и дамы потоком  входили  в  огромный  зал,  а  слуги
разводили их на отведенные места. Соратников,  как  обычно,  усадили  за
большой Круглый Стол; но сколь бы велик ни был этот стол, всех он уже не
вмещал.
   Гавейн - он всегда был особенно близок Артуру - представил свою мать,
Моргаузу. Ее поддерживал под руку молодой  мужчина,  которого  Гвенвифар
сперва даже не узнала.  Моргауза  осталась  такой  же  стройной,  как  и
прежде, а ее волосы, заплетенные в  косы  и  перевитые  драгоценностями,
были все такими же густыми  и  пышными.  Она  присела  в  поклоне  перед
Артуром; король помог Моргаузе подняться и обнял ее.
   - Добро пожаловать к моему двору, тетя.
   - Я слыхала, будто ты ездишь  только  на  белых  лошадях,  -  сказала
Моргауза, - и потому привезла тебе белого коня  из  земель  саксов.  Его
прислал оттуда мой воспитанник.
   Гвенвифар заметила, как напряглось лицо Артура, и догадалась, что это
был за воспитанник. Но Артур сказал лишь:
   - Вот воистину королевский дар, тетя.
   - Я не стала вводить коня прямо в зал, как это принято  у  саксов,  -
весело заявила Моргауза. - Боюсь, владычице Камелота не понравилось  бы,
что ее чертоги, украшенные для приема гостей, превращают в  хлев!  Твоим
слугам наверняка и без того хватает хлопот, Гвенвифар!
   Она обняла королеву, и Гвен  захлестнула  теплая  волна.  Вблизи  она
заметила, что Моргауза пользуется красками  и  что  глаза  ее  подведены
сурьмой. Но все-таки Моргауза была красива.
   - Благодарю тебя за предусмотрительность, леди  Моргауза,  -  сказала
Гвенвифар. - Но в этот зал уже не раз вводили прекрасных коней или псов,
присланных в подарок моему господину и королю. Я понимаю,  что  все  это
делалось из лучших чувств, но думаю, твой конь  не  будет  против  того,
чтобы подождать снаружи. Я сомневаюсь, что даже лучший из коней  захочет
знакомиться с камелотским гостеприимством  -  скорее  уж  он  предпочтет
пообедать у себя в  деннике.  Хотя  Ланселет  когда-то  рассказывал  нам
историю о некоем римлянине, который поил своего коня вином  из  золотого
корыта,  надевал  на  него  лавровый  венок  и  оказывал  ему  всяческие
почести...
   Красивый молодой мужчина, стоявший рядом с  Моргаузой,  рассмеялся  и
заметил:
   - А ведь и вправду - Ланселет рассказывал эту историю на свадьбе моей
сестры! Это был император Гай Божественный. Он  сделал  своего  любимого
коня сенатором, а когда Гай умер, следующий император  сказал  что-то  в
том духе, что конь, по крайней мере, не дал ни одного дурного  совета  и
не совершил ни одного убийства. Но лучше не надо следовать примеру  Гая,
мой лорд Артур, - если тебе вдруг вздумается  дать  своему  коню  звание
соратника, где же мы найдем для него подходящее сиденье?
   Артур рассмеялся от души и протянул шутнику руку.
   - Не буду, Ламорак.
   Лишь  теперь  Гвенвифар  сообразила,  что  это  за  молодой  мужчина,
сопровождающий Моргаузу, - судя по  всему,  сын  Пелинора.  Да,  до  нее
доходили кое-какие слухи - что Моргауза сделала его своим любовником  и,
не таясь, живет с ним. Как только эта женщина  может  делить  постель  с
мужчиной, который  ей  в  сыновья  годится?  Ведь  Ламораку  всего  лишь
двадцать пять!  Гвенвифар  взглянула  на  Моргаузу  с  ужасом  и  тайной
завистью. "Она выглядит такой молодой и такой красивой, даже несмотря на
краску на лице, и делает все, что хочет - и ее  совершенно  не  волнует,
что об этом скажут мужчины!" Королева ледяным тоном произнесла:
   - Не  хочешь  ли  посидеть  со  мной,  родственница?  Пускай  мужчины
поговорят о своих делах. Моргауза пожала Гвенвифар руку.
   - Спасибо, кузина. Я так редко бываю при дворе, что,  конечно  же,  с
радостью посижу с дамами и посплетничаю обо всем на свете:  кто  на  ком
женился, кто в кого влюбился и какие платья сейчас в моде! В Лотиане все
мое время уходит на управление страной, и я совсем не успеваю заниматься
обычными женскими делами, так что для меня это большая радость.
   Она похлопала Ламорака по руке, а потом, решив, что никто на  них  не
смотрит, тайком поцеловала его в висок.
   - Иди к соратникам, милый.
   Королева  Лотиана  уселась  рядом  с  Гвенвифар,  и  у  той  едва  не
закружилась голова - столь сильный  аромат  исходил  от  лент  и  платья
Моргаузы. Гвенвифар сказала:
   - Если дела государства так тебя утомляют, кузина, то почему бы  тебе
не женить Агравейна и не передать ему власть над  Лотианом?  Ведь  народ
наверняка печалится о том, что у них нет короля...
   Моргейна от души рассмеялась.
   - Вот потому-то мне и  приходится  жить  невенчанной:  ведь  в  нашей
стране король - это муж королевы. А меня это совершенно  не  устраивает,
моя дорогая! А Ламорак слишком молод, чтобы править, -  хотя  с  другими
обязанностями короля он справляется вполне удовлетворительно.
   Гвенвифар слушала Моргаузу словно зачарованная,  хоть  ее  и  терзало
отвращение. Ну как могла женщина в возрасте Моргаузы выставлять  себя  в
столь дурацком виде, связавшись с таким молодым мужчиной,  как  Ламорак?
Но Ламорак не сводил с нее глаз, словно Моргауза  была  прекраснейшей  и
желаннейшей женщиной в мире. Даже Изотту  Корнуольскую  -  она  как  раз
подошла  к  трону  Артура  вместе  со  своим  мужем   Марком,   герцогом
Корнуольским, - он удостоил лишь мимолетного взгляда. А ведь Изотта была
так прекрасна, что по залу  пробежал  легкий  гул;  она  была  высока  и
стройна, и врлосы ее блестели, словно  только  что  отчеканенная  медная
монета. Но Марк, несомненно, куда  больше  думал  о  ирландском  золоте,
которое его супруга носила на груди, и о ирландском жемчуге,  вплетенном
в ее волосы, чем об ее несравненной красоте. Гвенвифар подумала, что  за
всю свою жизнь  не  видала  столь  красивой  женщины.  Рядом  с  Изоттой
Моргауза казалась потускневшей и расплывшейся -  но  Ламорак  все  равно
смотрел лишь на нее.
   - О, да, Изотта очень красива, - заметила Моргауза. -  Но  при  дворе
герцога Марка поговаривают,  будто  она  уделяет  куда  больше  внимания
наследнику герцога, молодому Друстану, чем самому Марку. Но  кто  сможет
ее за это упрекнуть? Впрочем, она скромна и  осторожна,  и  если  у  нее
хватит здравого смысла подарить старику ребенка.., впрочем, видит небо -
лучше бы ей заняться этим с молодым Друстаном, - хохотнула  Моргауза.  -
Что-то она не похожа на женщину, довольную своей  супружеской  постелью.
Хотя я не думаю, что Марк будет требовать от нее чего-либо большего, чем
наследника для Корнуолла. Полагаю, ему только этого  и  недостает,  чтоб
объявить, что Корнуолл принадлежит ему, раз он им правит, а не Моргейне,
унаследовавшей герцогство от Горлойса. Кстати, а  где  моя  родственница
Моргейна? Мне не терпится ее обнять!
   - Она вон там, с Уриенсом, - сказала Гвенвифар, указав в ту  сторону,
где стоял король Северного Уэльса, поджидающий своей очереди.
   - Лучше бы Артур выдал Моргейну замуж в Корнуол, - заметила Моргауза.
- Наверное, он решил, что Марк слишком стар для нее. Хотя  он  прекрасно
мог бы выдать ее за молодого Друстана - его мать приходится родней  Бану
из Малой Британии, и потому он состоит в дальнем родстве с Ланселетом, -
и красив, почти как Ланселет, - верно, Гвенвифар?
   Моргауза весело улыбнулась и добавила:
   - Ах, я совсем забыла - ты ведь у нас такая благочестивая дама, что и
не смотришь ни на кого, кроме своего венчанного мужа. Впрочем,  нетрудно
быть добродетельной, если твой супруг так молод,  красив  и  благороден,
как Артур!
   Гвенвифар почувствовала, что болтовня Моргаузы вот-вот  сведет  ее  с
ума. Неужто эта женщина не в состоянии думать о чем-нибудь другом?
   - Думаю, тебе бы стоило сказать пару любезных слов Изотте, - заметила
Моргауза. - Она совсем недавно приехала в Британию. Правда,  я  слыхала,
что она плохо говорит на нашем языке и знает лишь свой  ирландский.  Но,
кроме того, я слыхала, что у себя дома она  считалась  госпожой  трав  и
магии,  и  исцелила  Друстана  после  сражения  с   ирландским   рыцарем
Мархальтом, хоть все вокруг и думали, что он уже не выживет. С  тех  пор
он сделался ее верным рыцарем и поборником - по крайней мере, именно так
он сам объясняет причину своих поступков, -  не  унималась  Моргауза.  -
Хотя  она  так  красива,  что  я  бы  не  удивилась...  Пожалуй,   стоит
познакомить ее с Моргейной - та  ведь  тоже  великолепно  разбирается  в
травах и заклинаниях исцеления. Они найдут, о чем  поговорить.  Кажется,
Моргейна немного знает ирландский. И Моргейна тоже замужем за человеком,
который годится ей в отцы, - все-таки Артур дурно обошелся с ней!
   - Моргейна согласилась выйти замуж за Уриенса, - неестественно ровным
тоном произнесла Гвенвифар. - Неужто ты  думаешь,  что  Артур  выдал  бы
любимую сестру замуж, даже не спросив, чего она хочет?
   Моргауза фыркнула.
   - В Моргейне слишком много жизненной силы, чтоб ее  устроила  постель
старика. А меня бы точно не устроила - особенно если бы у меня был такой
красивый пасынок, как Акколон!
   - Ну хорошо, пригласи леди из Корнуолла посидеть с  нами,  -  сказала
Гвенвифар, пытаясь положить конец болтовне Моргаузы. - И Моргейну  тоже,
если хочешь.
   Похоже, Моргейну вполне устраивал брак с Уриенсом. А что  бы  было  с
ней, с Гвенвифар, если б она сваляла такого дурака или  рисковала  своей
бессмертной душой, распутничая с другими мужчинами?
   Уриенс, сопровождаемый Моргейной и двумя младшими сыновьями, как  раз
подошел, чтобы поприветствовать  Артура.  Артур  обнял  старого  короля,
назвав его зятем, и расцеловал Моргейну.
   - Ты собрался преподнести  мне  подарок,  Уриенс?  Но  мне  не  нужны
подарки от родственников - мне довольно твоего доброго  расположения,  -
сказал он.
   - Я собрался не просто преподнести тебе подарок, но  и  обратиться  к
тебе с просьбой, - отозвался Уриенс. - Я прошу, чтобы ты посвятил  моего
младшего сына, Увейна, в рыцари Круглого Стола, и  принял  его  в  число
своих соратников.
   Стройный темноволосый юноша преклонил  колени  перед  Артуром.  Артур
улыбнулся.
   - Сколько тебе лет, юный Увейн?
   - Пятнадцать, мой лорд и король.
   - Ну что ж, поднимись, сэр Увейн, - милостиво произнес Артур.  -  Эту
ночь ты проведешь в бдении, а наутро один из  моих  соратников  посвятит
тебя в рыцари.
   - С твоего позволения, мой лорд Артур, - вмешался в разговор  Гавейн.
- Если не возражаешь, я бы хотел оказать эту честь моему кузену Увейну.
   - Кто более достоин этого, чем ты, мой  кузен  и  друг?  -  отозвался
Артур. - Если Увейн согласен, то, значит, так  тому  и  быть.  Я  охотно
приму его в число своих соратников, как ради него самого, так и  потому,
что он приходится пасынком моей возлюбленной сестре. Найдите  ему  место
за столом. Увейн, завтра ты сможешь принять участие в общей  схватке  на
турнире - в составе моего отряда.
   - Благодарю тебя, мой к-король, - запинаясь, произнес Увейн.
   Артур улыбнулся Моргейне.
   - Спасибо за подарок, сестра.
   - Это подарок и для меня, Артур, - сказала Моргейна.  -  Увейн  дорог
мне, как родной сын.
   Гвенвифар с жестокой радостью подумала, что Моргейна выглядит  теперь
на свои годы: на лице ее проступили едва заметные морщины, а  в  волосах
цвета воронова крыла появились седые нити - но темные глаза остались все
такими же прекрасными. Но Моргейна говорила об Увейне как о родном  сыне
и смотрела на него с гордостью и любовью. "А ведь ее родной  сын  должен
сейчас быть еще старше... И получается, что у Моргейны - чтоб  ей  пусто
было! - два сына, а у меня нет даже воспитанника!"
   Моргейна, усевшаяся за стол рядом с  Уриенсом,  почувствовала  взгляд
Гвенвифар. "Как же она меня ненавидит! Даже  теперь,  когда  я  не  могу
причинить ей ни малейшего вреда!" Но сама она не испытывала ненависти  к
Гвенвифар; она даже перестала злиться на  нее  за  подстроенный  брак  с
Уриенсом: в конце концов, именно благодаря  этому  запутанному  повороту
судьбы она вновь стала тем, кем была, - жрицей Авалона. "Да, но если  бы
не Гвенвифар, я была бы сейчас женой Акколона. А  так  мы  находимся  во
власти любого слуги, которому вздумается следить за нами  или  выболтать
все Уриенсу в  надежде  на  вознаграждение..."  Нужно  будет,  пока  они
находятся в Камелоте, вести  себя  особенно  осторожно.  Если  Гвенвифар
увидит возможность учинить скандал, то ни перед чем не остановится.
   Не стоило ей сюда  приезжать.  Но  Увейну  так  хотелось,  чтобы  она
посмотрела, как его посвятят в рыцари, - а мальчик любит ее,  как  мать,
ведь родной матери он не знал...
   В конце концов, не будет же Уриенс жить вечно! - хотя иногда Моргейне
начинало казаться, что он  решил  посостязаться  с  тем  древним  царем,
Мафусаилом, - и навряд ли  даже  недалекие  свинопасы  Северного  Уэльса
пожелают видеть своим королем Аваллоха. Если бы только она могла  родить
Акколону ребенка - тогда никто бы не усомнился, что Акколон царствует по
праву...
   Она бы даже рискнула пойти на такой шаг -  в  конце  концов,  Вивиана
была лишь немногим моложе, когда родила Ланселета, и прожила  достаточно
долго, чтоб успеть увидеть его взрослым мужчиной. Но Богиня  не  послала
ей даже надежды на зачатие - да Моргейне этого и не  хотелось,  если  уж
говорить начистоту. Акколон никогда  не  упрекал  ее  за  бездетность  -
несомненно,  он  чувствовал,  что  окружающие  не  поверят  в  отцовство
Уриенса, хотя Моргейна была уверена, что  сумеет  убедить  старика  мужа
признать ребенка своим: король души не чаял в супруге и достаточно часто
делил с нею постель - даже слишком часто, по мнению Моргейны.
   Моргейна обратилась к Уриенсу:
   - Давай я положу тебе еды. Эта жареная свинина слишком  жирная,  тебе
от нее станет  нехорошо.  Пшеничные  пироги,  пожалуй,  могли  пропитать
мясной подливой. Ага, а вот замечательный тушеный кролик.
   Она подозвала слугу с подносом ранних фруктов  и  взяла  для  супруга
немного крыжовника и вишен.
   - Держи - ты ведь их любишь.
   - Ты так заботлива, Моргейна, -  сказал  Уриенс.  Моргейна  погладила
мужа по руке. Ее труды не пропали  даром;  она  заботилась  об  Уриенсе,
следила за его здоровьем, вышивала  ему  нарядную  одежду,  а  время  от
времени даже находила ему молодую женщину и давала мужу порцию  настойки
из  трав,  придававшей  ему  подобие  истинно  мужской  энергичности.  В
результате Уриенс, совершенно уверенный в том,  что  жена  его  обожает,
никогда не оспаривал ее решений и исполнял любое ее желание.
   Пирующие уже успели разбиться  на  отдельные  группы.  Гости  бродили
между  столами,  лениво  жевали  сладости,  требовали  вина  и   эля   и
останавливались, чтобы поболтать с родичами и друзьями,  которых  видели
лишь раз в году. Уриенс все еще возился с крыжовником - с зубами у  него
уже было неважно. Моргейна попросила  позволения  пойти  побеседовать  с
родственницей.
   - Конечно, дорогая! - прошамкал  Уриенс.  -  Нужно  будет,  чтобы  ты
подстригла мне волосы, жена, - все соратники теперь стригутся коротко...
   Моргейна погладила его по редким волосам.
   - Ну что ты, дорогой! Думаю, такая прическа более уместна для  твоего
возраста. Ты же не хочешь выглядеть, словно мальчишка или монах?
   "А кроме того, - подумалось ей, - у тебя этих  волос  так  мало,  что
если их еще и подстричь, то лысина будет светиться  через  них  не  хуже
маяка!"
   - Вот посмотри, благородный Ланселет носит длинные волосы,  и  Гавейн
тоже, и Гарет - а их ведь никто не назовет стариками...
   - Ты, как всегда, права, - самодовольно согласился Уриенс. - Пожалуй,
это наилучшая прическа  для  зрелых  мужчин.  Стрижка  хороша  лишь  для
мальчишек вроде Увейна.
   И действительно, Увейн уже успел обрезать  волосы  в  соответствии  с
новой модой, так, что они спускались лишь немного ниже ушей.
   - Я смотрю, в волосах Ланселета тоже  появилась  седина.  Все  мы  не
молодеем, моя дорогая.
   "Да ты уже был дедом, когда Ланселет  только  появился  на  свет!"  -
сердито подумала Моргейна, но вслух пробормотала лишь, что все  они  уже
не так молоды, как десять лет назад - истина,  которую  вряд  ли  кто-то
сумел бы оспорить, - и отошла.
   Все-таки Ланселет  по-прежнему  оставался  прекраснейшим  из  мужчин,
которых доводилось повидать Моргейне;  по  сравнению  с  ним  даже  лицо
Акколона уже не казалось таким  безупречным  и  правильным.  Да,  в  его
волосах и  аккуратно  подстриженной  бороде  действительно  проглядывала
седина, но глаза все так же светились улыбкой.
   - Здравствуй, кузина.
   Радушный тон Ланселета застал  Моргейну  врасплох.  -  "Да,  пожалуй,
Уриенс сказал правду: все мы не  молодеем,  и  мало  осталось  тех,  кто
помнит времена нашей молодости", - подумала Моргейна. Ланселет обнял ее,
и она почувствовала шелковистое прикосновение бороды к своей щеке.
   - А Элейна здесь? - спросила Моргейна.
   - Нет, она всего лишь три дня назад родила мне еще одну дочь.  Элейна
полагала, что роды случатся раньше и  она  достаточно  оправится,  чтобы
поехать на праздник, - но это оказалась прекрасная  крупная  девочка,  и
она сама выбрала время для появления на свет. Мы  ждали  ее  три  недели
назад!
   - Сколько же у тебя уже детей, Ланс?
   - Трое. Галахаду уже целых семь лет, а Нимуэ -  пять.  Я  не  так  уж
часто их вижу, но  няньки  говорят,  что  они  весьма  умны  для  своего
возраста. А младшую Элейна решила назвать Гвенвифар, в честь королевы.
   - Пожалуй, мне стоит съездить на север и навестить Элейну, -  сказала
Моргейна.
   - Я уверен, что она тебе обрадуется.  Ей  там  одиноко,  -  отозвался
Ланселет.
   Моргейна  очень  сомневалась,  что  Элейна  так  уж   обрадуется   ее
появлению, но это касалось лишь их двоих. Ланселет  взглянул  в  сторону
возвышения; Гвенвифар как раз пригласила Изотту Корнуольскую сесть рядом
с ней, пока Артур беседовал с герцогом Марком и его племянником.
   - Ты знакома с этим молодым человеком,  Друстаном?  Он  -  прекрасный
арфист; хотя, конечно, с Кевином ему не  сравниться.  Моргейна  покачала
головой.
   - А Кевин будет играть на пиру?
   - Я его не видел, - сказал Ланселет.  -  Королева  не  хотела,  чтобы
Кевин присутствовал на празднестве, - двор сделался слишком христианским
для этого. Но Артур по-прежнему высоко ценит и его советы, и его музыку.
   - Не сделался ли и ты христианином? - напрямик спросила его Моргейна.
   - Хотел бы я им стать... - отозвался Ланселет со вздохом,  идущим  из
самых глубин души. - Но их вера кажется мне чересчур простой - само  это
представление, что надо всего лишь верить, что Христос умер  ради  того,
чтобы раз и навсегда искупить наши  грехи.  Я  же  слишком  хорошо  знаю
правду.., знаю, что мы проживаем жизнь за жизнью и что лишь  мы  сами  в
силах завершить те дела, которые некогда начали, и исправить причиненный
нами вред. Здравый смысл просто не может допустить,  что  один  человек,
каким бы святым и благословенным он ни был, способен искупить грехи всех
прочих люде