надоела придворная жизнь.
   Моргейна заметила, как его  взгляд  метнулся  к  Гвенвифар;  королева
сидела рядом с Артуром и,  улыбаясь,  слушала  Гавейна.  Ланселет  снова
вздохнул. Этот вздох словно бы вырвался из самых глубин его души.
   - Ланселет, - произнесла Моргейна негромко,  но  настойчиво,  -  тебе
следует уехать отсюда, или ты погибнешь.
   - Да, погибну душой и телом, - отозвался Ланселет, уставившись в пол.
   - О душе твоей мне ничего не ведомо - спроси об этом у священника...
   - Как я могу?! - с неистовством воскликнул Ланселет и толкнул кулаком
в пол, так что струны арфы негромко зазвенели. - Могу ли я поверить, что
тот бог, о котором твердят христиане...
   -  Ты  должен  уехать,  кузен.  Попроси  себе  какое-нибудь   славное
поручение, как Гарет. Отправляйся сражаться с  разбойниками,  терзающими
какой-нибудь край, или убивать драконов  -  что  угодно,  но  ты  должен
уехать!
   Моргейна заметила, как дернулся кадык Ланселета.
   - А что же будет с ней?
   - Хочешь - верь, хочешь - не верь, - тихо произнесла Моргейна, - но я
тоже друг ей. Ты не думал о том, что  у  нее  тоже  есть  душа,  которую
следует спасать?
   - Ну, вот ты и дала мне совет,  не  хуже  любого  священника.  Улыбка
Ланселета была полна горечи.
   - Не нужно быть священником, чтобы понять,  когда  двое  мужчин  -  и
женщина - оказываются в ловушке и  не  могут  избавиться  от  былого,  -
сказала Моргейна. - Проще всего было бы обвинить во всем ее. Но  я  тоже
знаю, что это такое: любить, когда не можешь...
   Моргейна умолкла и отвела взгляд, чувствуя, как  краска  заливает  ее
лицо; она вовсе не собиралась так откровенничать. Баллада закончилась, и
Гавейн передал арфу дальше со словами:
   - После столь мрачной повести нужно  что-нибудь  повеселее  -  может,
песню о любви. Но это я оставляю любезному Ланселету...
   - Я слишком долго просидел при  дворе,  распевая  песни  о  любви,  -
сказал Ланселет, поднимаясь и поворачиваясь к Артуру. - Теперь, когда ты
вернулся, мой лорд, и можешь присмотреть за всем сам, я  прошу  отослать
меня от двора с каким-нибудь поручением.
   Артур улыбнулся другу.
   - Ты хочешь так быстро покинуть нас? Если ты так рвешься в путь, я не
смогу тебя удержать. Но куда же ты отправишься?
   "Пелинор и его дракон". Моргейна - глаза ее были  опущены,  и  сквозь
ресницы ей виделся трепет пламени, - сформировала в сознании эти слова и
изо всех сил попыталась передать их Артуру.
   - Я думал выступить  против  какого-нибудь  дракона...  Глаза  Артура
сверкнули лукавством.
   - Тогда было бы неплохо положить конец дракону  Пелинора.  Истории  о
нем множатся с каждым днем, и люди теперь  просто  боятся  ездить  в  те
края! Гвенвифар говорила, что Элейна попросила  отпустить  ее  навестить
отца. Ты можешь сопроводить даму домой. И я велю тебе  не  возвращаться,
пока дракон Пелинора не будет мертв.
   - Увы! - со смехом воскликнул Ланселет. - Неужто  ты  желаешь  навеки
удалить меня от твоего двора? Как я могу убить вымышленного дракона?
   Артур рассмеялся.
   - Возможно, друг мой, это худший  из  всех  драконов!  Ну  что  ж,  я
приказываю тебе покончить с этим драконом - даже  если  для  этого  тебе
придется сочинить балладу, осмеивающую все истории о нем!
   Элейна, поднявшись  со  своего  места,  склонилась  перед  королем  в
поклоне.
   - Прошу прощения, мой лорд, - позвольте мне пригласить к себе в гости
леди Моргейну.
   Моргейна сказала, не глядя на Ланселета:
   - Я с радостью съездила бы с Элейной, брат  мой,  если  твоя  госпожа
сможет обойтись без меня. Там растут  травы,  о  которых  мне  мало  что
известно, я и хотела бы побеседовать о них  с  местными  женщинами.  Это
пригодится мне для врачевания и чар.
   - Ну что ж, - сказал Артур, - можешь ехать, если тебе  того  хочется.
Но без тебя все здесь сделается унылым.
   Он мягко улыбнулся Ланселету - так умел улыбаться лишь он один.
   - Мой двор опустеет без лучшего  из  моих  рыцарей.  Но  я  не  стану
удерживать тебя здесь против твоей воли, равно как и моя королева.
   "А вот в этом я не  уверена",  -  подумала  Моргейна,  наблюдая,  как
Гвенвифар пытается сохранить  невозмутимый  вид.  Артур  вернулся  после
долгого отсутствия и жаждал воссоединиться  с  женой.  Как  же  поступит
Гвенвифар? Честно признается, что любит другого, или  смиренно  ляжет  с
ним в одну постель и притворится, будто все осталось по-прежнему?
   На  краткий,  странный  миг  Моргейне  показалось,  что  она  -  тень
Гвенвифар. "Наши судьбы переплетены..." Она, Моргейна, обладала  Артуром
и родила ему сына,  что  так  жаждала  сделать  Гвенвифар;  а  Гвенвифар
получила любовь Ланселета, ради  которой  Моргейна  готова  была  отдать
душу... "Это вполне в духе бога христиан - учинить такую путаницу; он не
любит любовников... Или, может, это Богиня  так  жестоко  подшутила  над
нами?"
   Гвенвифар подозвала Моргейну к себе.
   - Ты кажешься больной, сестра. Тебе по-прежнему нехорошо?
   Моргейна кивнула.
   "Мне не следует ненавидеть ее. Она такая же жертва, как и я..."
   - Я немного устала. Пожалуй, я скоро уйду отдыхать.
   - А завтра, - сказала Гвенвифар,  -  вы  с  Элейной  заберете  у  нас
Ланселета.
   Это было сказано весело, словно бы в шутку, но  Моргейне  показалось,
будто она заглянула в  самую  душу  Гвенвифар  -  и  там,  как  и  в  ее
собственной душе, сражались гнев и отчаянье.
   "О, Богиня сплела наши судьбы - кто может бороться с ее волей?.."
   Но  Моргейна  твердо  решила,  что  не  позволит  отчаянью  Гвенвифар
разжалобить ее, и сказала:
   - Что же это  за  паладин  королевы,  если  он  не  ищет  сражений  с
противником, достойным его? Неужели ты хочешь, сестра,  чтобы  он  сидел
при дворе и не искал славы?
   - Никто из нас этого не хочет, -  сказал  Артур,  становясь  рядом  с
Гвенвифар и обнимая ее за талию. - Ведь именно  благодаря  рвению  моего
друга я, вернувшись, нашел свою королеву целой и  невредимой.  Спокойной
ночи, сестра.
   Моргейна осталась стоять и смотреть, как они уходят. Мгновение спустя
она почувствовала у себя на плече руку Ланселета. Он не сказал ни  слова
- лишь безмолвно глядел вслед  Артуру  и  Гвенвифар.  И  Моргейна,  тоже
хранившая молчание, поняла, что стоит ей сделать один-единственный  шаг,
и этой ночью Ланселет будет с ней. Он в отчаянии - ведь женщина, которую
он любит, вернулась к мужу, а ее муж так дорог ему, что он не в силах  и
пальцем шевельнуть, чтобы отбить ее, - и он бросится  к  Моргейне,  если
только она его поманит.
   "И он слишком благороден, чтоб после этого не жениться на мне.
   Нет. Возможно, Элейна и заполучит его - на оговоренных условиях, - но
не я. На ней нет вины; ее он не возненавидит, как наверняка возненавидит
меня".
   Она мягко сняла руку Ланселета со своего плеча.
   - Я устала, родич. Я тоже отправляюсь спать. Доброй тебе  ночи.  Будь
благословен. - И, осознавая иронию своих слов, добавила:
   -  Спокойного  тебе  сна,  -  прекрасно  осознавая,  что  этой  ночью
Ланселету не суждено уснуть спокойно. Что ж, тем лучше для ее плана.
   Но и сама она почти всю ночь пролежала  без  сна,  горько  сожалея  о
своей предусмотрительности. Гордость  постель  не  согреет,  безрадостно
подумала Моргейна.

Глава 6

   "На Авалоне высится холм, коронованный  каменным  венцом,  и  в  ночь
новолуния на него медленно поднимается процессия с  факелами.  Во  главе
процессии идет женщина; ее светлые волосы заплетены  в  косы  и  уложены
венцом. Она облачена в белое, и на поясе  у  нее  висит  изогнутый  нож.
Отблески пламени падают на  ее  лицо,  и  кажется,  будто  женщина  ищет
взглядом Моргейну, стоящую за пределами круга, и взгляд ее взывает: "Где
ты, та, что должна занять мое  место?  Почему  ты  медлишь?  Твое  место
здесь...
   Королевство Артура ускользает  из-под  власти  Владычицы,  и  ты  это
допускаешь. Он уже перекроил все в угоду священникам, а ты,  что  должна
служить  для  него  олицетворением  Богини,  бездействуешь.  Он  владеет
священным мечом, которым вправе владеть лишь король; кто же, если не ты,
заставит его жить по древним законам - или отнимет у него меч и поставит
Артура на место? Помни, у Артура есть сын, и сын этот должен  до  зрелых
лет взрастать на Авалоне,  чтобы  он  мог  передать  королевство  Богини
своему сыну..."
   А затем  видение  Авалона  померкло,  и  Моргейна  увидела  Артура  с
Эскалибуром  в  руках;  вокруг  кипела  яростная  битва,  и  Артур  пал,
сраженный другим мечом,  и  бросил  Эскалибур  в  Озеро,  чтобы  тот  не
достался его сыну...
   "Где же Моргейна, которую Владычица готовила ради этого дня? Где  та,
что должна в этот час стать воплощением Богини?
   Где Великая госпожа Ворон? И внезапно мне померещилось, будто  вокруг
меня закружили вороны; они кидались мне в лицо, клевали меня  и  кричали
голосом Враны: "Моргейна! Моргейна, почему ты покинула  нас,  почему  ты
предала меня?"
   - Я не могу вернуться! - крикнула я. - Я не знаю пути...
   Но лицо Враны превратилось в лицо Вивианы  -  она  смотрела  на  меня
осуждающе, - а затем в тень Старухи Смерти..."
   И Моргейна проснулась и  поняла,  что  находится  в  залитой  солнцем
комнате, в доме Пелинора; стены комнаты были покрыты белой штукатуркой и
разрисованы на римский  манер.  Лишь  из-за  окна,  откуда-то  издалека,
донеслось воронье карканье, и Моргейна содрогнулась.
   Вивиана всегда без колебаний вмешивалась в жизни других  людей,  если
того требовало благо Авалона или королевства. А значит, и ей не  следует
колебаться. И все же она медлила, и солнечные дни текли один  за  одним.
Ланселет целыми днями пропадал в  холмах  у  Озера,  разыскивая  дракона
("Если только этот дракон вообще хоть  когда-нибудь  существовал",  -  с
пренебрежением подумала Моргейна), а по вечерам сидел у камина, распевая
с Пелинором песни и баллады, или устраивался у ног Элейны и пел для нее.
Элейна была прекрасна и невинна и похожа  на  свою  кузину  Гвенвифар  -
только  она  была  на  пять  лет  моложе  королевы.  Моргейна  позволяла
солнечным дням ускользать, в уверенности, что все вокруг  увидят  логику
событий и поймут, что Ланселет и Элейна должны пожениться.
   "Нет, - с горечью сказала она себе, -  если  бы  хоть  у  кого-нибудь
хватало ума увидеть логику и обоснования событий, Ланселет уже много лет
назад женился бы на мне".
   Элейна пошевелилась, - они с Моргейной спали на одной  кровати,  -  и
открыла глаза; она улыбнулась и свернулась клубочком. "Она доверяет мне,
- с болью подумала Моргейна. - Она думает, что я  помогаю  ей  завоевать
Ланселета из одних лишь дружеских чувств. Но даже если бы  я  ненавидела
ее, и тогда бы я не сумела  причинить  ей  худшего  зла".  Но  она  лишь
негромко произнесла:
   - Ланселет достаточно тосковал по Гвенвифар. Твой час настал, Элейна.
   -  Ты  дашь  Ланселету  амулет   или   любовное   зелье?..   Моргейна
рассмеялась.
   - Я мало доверяю любовным амулетам, хотя сегодня вечером он выпьет  с
вином нечто такое, что заставит его пожелать любую женщину.  Сегодня  ты
будешь ночевать не здесь, а в шатре на опушке леса, а  Ланселет  получит
сообщение, что Гвенвифар приехала и хочет видеть его. И потому он придет
к тебе, когда стемнеет. Это все, чем я могу тебе помочь - ты должна быть
готова встретить его...
   - И он примет меня за Гвенвифар... -  Элейна  заморгала  и  с  трудом
сглотнула. - Но ведь тогда...
   - Он может ненадолго принять тебя  за  Гвенвифар,  -  твердо  сказала
Моргейна, - но он быстро поймет, что к чему. Ты ведь девственница, -  не
так ли, Элейна?
   Девушка залилась краской, но кивнула.
   - Ну что ж, после того зелья, которое я ему дам, он будет не в  силах
остановиться, - сказала Моргейна, - если ты только не впадешь в панику и
не попытаешься оттолкнуть его. Хочу тебя  предупредить  -  пока  ты  еще
девственница, в этом не так уж много удовольствия. Но, начав, я  уже  не
смогу повернуть обратно, потому решай сейчас:  хочешь  ли  ты,  чтобы  я
бралась за это дело?
   - Я хочу Ланселета в мужья, и Боже меня  упаси  остановиться  прежде,
чем я стану его законной женой. Моргейна вздохнула.
   - Значит, так  тому  и  быть.  Теперь...  Ты  знаешь,  какими  духами
пользуется Гвенвифар...
   - Знаю, но мне они не очень нравятся - для меня они слишком резкие...
   Моргейна кивнула.
   - Это я готовлю их для Гвенвифар - ты  знаешь,  меня  учили  подобным
вещам. Когда ты отправишься  в  шатер,  надуши  постельное  белье  этими
духами и надушись сама. Это наведет Ланселета на мысли о Гвенвифар, и он
возбудится...
   Элейна неприязненно сморщила носик.
   - Но это же нечестно...
   -  Да,  нечестно,  -  согласилась  Моргейна.  -  Можешь  в  этом   не
сомневаться. Наша затея бесчестна, Элейна, но  так  нужно.  Если  Артура
примутся величать рогоносцем, его королевство долго не  продержится.  Но
если вы поженитесь, то можно будет обставить все так, будто Ланселет все
это время любил именно тебя - ведь вы с Гвенвифар очень похожи.
   Она вручила Элейне флакон с духами.
   - Теперь дальше: есть ли у тебя слуга, на которого можно  положиться?
Он должен установить шатер в таком месте, чтобы Ланселет не  увидел  его
до вечера...
   - Я уверена, что даже священник одобрил  бы  нашу  затею,  -  сказала
Элейна, - ведь я спасаю его от прелюбодейства с замужней женщиной.  А  я
свободна и могу выйти замуж...
   Моргейна натянуто улыбнулась.
   - Что ж, если ты можешь успокоить свою совесть подобными  отговорками
- тем лучше для тебя. Некоторые  священники  сказали  бы,  что  неважно,
какими средствами пользоваться - главное, чтобы они шли на благо...
   Тут она осознала, что Элейна по-прежнему стоит перед  ней  навытяжку,
словно ребенок перед учителем.
   - Ладно, Элейна, иди, - сказала Моргейна. - Иди, отправь Ланселета на
поиски дракона. Мне нужно приготовить зелье.
   За завтраком она наблюдала, как  Ланселет  и  Элейна  едят  из  одной
тарелки. Ей подумалось, что Ланселет любит Элейну - как  мог  бы  любить
ласковую маленькую собачку. Что ж, значит,  он  не  будет  дурно  с  нею
обращаться после свадьбы.
   Вивиана  была  так  же  безжалостна  в  подобных  вопросах;  она   не
постеснялась  отправить  брата  на  ложе  к  родной  сестре...  Моргейна
обнаружила, что эти воспоминания по-прежнему  причиняют  ей  боль.  "Это
тоже нужно для блага королевства", - подумала она, и, выбирая  из  своих
трав и снадобий те, на которых нужно было настоять вино  для  Ланселета,
Моргейна  попыталась  мысленно  вознести  молитву  Богине,   соединяющей
мужчину и женщину любовью или хотя бы обычным вожделением, словно зверей
в период течки.
   "О Богиня... Уж о  вожделении  я  знаю  предостаточно...  -  подумала
Моргейна и, постаравшись взять себя в руки, принялась  крошить  травы  в
вино. - Я чувствовала его желание - но он не дал  бы  мне  того,  что  я
хотела от него получить..."
   Она следила за медленно закипающим вином; мелкие  пузырьки  всплывали
со дна, лениво лопались и наполняли  воздух  запахом  горьковато-сладких
испарений.  Мир  казался  очень  маленьким  и  далеким;   жаровня   была
крохотной,  словно  детская  игрушка,  а  каждый  пузырек  в  вине   был
достаточно велик, чтобы в нем можно было уплыть прочь...  Тело  Моргейны
терзало желание, которое - она это знала - ей не суждено  было  утолить.
Она  чувствовала,  что  переходит  в  состояние,  в   котором   творится
могущественная магия...
   Моргейне казалось, что она одновременно находится и в замке, и где-то
за его пределами,  что  часть  ее  пребывает  среди  холмов,  следуя  за
знаменем  Пендрагона,  которое  когда-то   нес   Ланселет..,   огромный,
извивающийся в воздухе красный дракон.., но здесь нет никаких  драконов,
и даже дракон Пелинора - всего лишь шутка, видение, такое же нереальное,
как знамя, что реяло далеко на  юге,  над  стенами  Камелота  -  дракон,
перенесенный неведомым художником на знамя, как те узоры, которые Элейна
рисует на своих гобеленах. И Ланселет наверняка  это  знает.  Разыскивая
дракона, он просто наслаждается прогулкой по летним холмам,  следует  за
видением, за  вымыслом,  и  грезит  об  объятиях  Гвенвифар...  Моргейна
взглянула на жидкость, кипящую на маленькой жаровне, и осторожно подлила
немного вина, чтобы зелье не выкипело. Он будет грезить о  Гвенвифар,  и
нынешней ночью в его  объятьях  окажется  женщина,  благоухающая  духами
Гвенвифар. Но сперва Моргейна даст ему  это  снадобье,  и  оно  ввергнет
Ланселета в милосердное состояние течки - и он  не  сможет  остановиться
даже после того,  как  обнаружит,  что  держит  в  объятиях  не  опытную
женщину, свою любовницу, а дрожащую  девушку...  На  мгновение  Моргейне
даже  стало  жаль  Элейну:  ситуация,  которую  она  столь  хладнокровно
готовила, мало отличалась от изнасилования. Как бы там Элейна ни  желала
Ланселета, она была девственницей и не знала, чем ее романтические мечты
о поцелуях возлюбленного отличаются от того, что ее ждет на самом деле -
ночь в объятиях мужчины, столь одурманенного, что он не в силах осознать
разницу. Как бы много ни значила эта ночь для Элейны  и  как  бы  храбро
девушка ее ни встретила -  но  ее  трудно  будет  назвать  романтическим
эпизодом.
   Я отдала  свою  девственность  Королю-Оленю..,  но  это  было  совсем
другое. Я с детства знала, что меня ожидает, и меня воспитывали  в  духе
почитания  Богини,  что  соединяет  мужчину  и   женщину   любовью   или
вожделением... Элейну же воспитывали  как  христианку  и  учили  считать
самую суть ее жизненной силы первородным грехом,  обрекшим  человечество
на смерть...
   На миг Моргейна подумала, что ей  следовало  бы  разыскать  Элейну  и
попытаться  подготовить  ее,  приободрить,  научить  девушку  думать   о
грядущем событии так же, как жрицы учили ее саму - считать  его  великим
актом природы, чистой и безгрешной, приветствовать его, как саму  жизнь,
что захлестывает и уносит каждого... Но тогда Элейна сочтет все это  еще
более грешным. Ну что ж, значит, пусть Элейна  разбирается  с  этим  как
сама знает; возможно, любовь к Ланселету поможет ей  выбраться  из  этой
затеи без потерь.
   Мысли Моргейны вернулись к кипящему вину - но в то же самое время  ей
казалось, будто она скачет среди холмов... Хотя  нынешний  день  был  не
самым удачным для прогулки: серое небо затянуло тучами, дул  ветерок,  и
холмы казались нагими и унылыми. У подножия  холмов  протянулась  водная
гладь - узкий рукав озера,  -  серая  и  бездонная,  словно  только  что
откованный металл. И поверхность озера начала слегка бурлить  -  или  то
была вода над ее жаровней? Темные пузырьки всплывали и лопались, источая
зловоние, - а потом из  озера  медленно  поднялась  длинная  узкая  шея,
увенчанная лошадиной головой, с лошадиной же гривой,  и  длинное  гибкое
тело,  извиваясь,  направилось   к   берегу..,   поднимаясь,   наползая,
вытягиваясь во всю длину на земле.
   Гончие Ланселета опрометью ринулись к воде, заходясь  яростным  лаем.
Моргейна слышала, как Ланселет раздраженно позвал  их;  видела,  как  он
застыл, словно вкопанный, и уставился  на  озеро,  не  веря  собственным
глазам. Затем Пелинор протрубил в рог,  созывая  спутников,  а  Ланселет
пришпорил коня, опер копье о луку седла и с  самоубийственной  скоростью
понесся вниз  по  склону.  Одна  из  гончих  пронзительно  завизжала,  и
Моргейна из своего далека увидела странный слизистый след  и  изломанное
тело собаки, наполовину разъеденное темной слизью.
   Пелинор тоже бросился на дракона, и Моргейна услышала крик  Ланселета
- он велел не атаковать огромную тварь прямо в лоб.., дракон был  черным
и во всем, кроме лошадиной головы, походил на гигантского змея. Ланселет
подскакал к нему вплотную и, увернувшись от извивающейся головы,  всадил
копье в тушу дракона. Дикий вой, пронзительный, словно вопль обезумевшей
банши, сотряс берег...  Моргейна  видела,  как  огромная  голова  бешено
заметалась из стороны в сторону...