улыбнулся Ланселет.
   - Многие солдаты до сих пор не умеют  сражаться  верхом,  -  возразил
Уриенс. - Что до меня, я и во главе пехотинцев дерусь недурно...
   - И это прекрасно, - добродушно заверил Артур. - Ибо для каждого, кто
желает биться верхом, у нас коней не найдется,  равно  как  и  седел,  и
стремян, и  сбруи,  хотя  я  заставил  всех  до  одного  шорников  моего
королевства  работать  не  покладая  рук;  и  здорово  же  мне  пришлось
потрудиться, взыскивая налоги, чтобы расплатиться за все  это,  так  что
теперь  подданные  считают  меня  жадным   тираном!   -   Король,   тихо
рассмеявшись, потрепал Гвенвифар по спине. - И  все  это  время  у  меня
самого золота едва  хватало,  чтобы  купить  моей  королеве  шелков  для
вышивания! Все деньги ушли  на  коней,  на  кузнецов  и  седельников!  -
Внезапно веселости его как не бывало; король резко  посерьезнел,  сурово
свел брови. - И ныне  ждет  нас  величайшее  из  испытаний,  что  только
выпадали нам на долю: на сей раз саксы  идут  сплошным  потоком,  друзья
мои. И если мы их не остановим, при том,  что  за  саксами  -  численный
перевес более чем в два раза, в этой земле кормить будет  некого,  кроме
как воронов и волков!
   - В этом и состоит преимущество конного войска, -  сдержанно  объявил
Ланселет.  -  Вооруженные  всадники  могут  сражаться  против  врага   с
численным перевесом в пять, десять, даже двадцать раз. Что ж,  поглядим,
и если предположения наши правильны, мы остановим саксов раз и навсегда.
А если нет - значит, погибнем, защищая наши дома, и любимые нами  земли,
и наших детей и женщин.
   - Да, - тихо отозвался Артур, -  так  тому  и  быть.  Ибо  чего  ради
трудились мы с тех самых пор, как выросли настолько, чтобы взять в  руки
меч, а, Галахад?
   Артур улыбнулся этой своей редкой, лучезарной улыбкой, и у  Гвенвифар
сердце сжалось от боли. "Мне он никогда так  не  улыбается.  Однако  же,
когда я сообщу ему мою добрую весть, тогда..."
   На мгновение Ланселет просиял ответной улыбкой, а затем вздохнул.
   - Я получил вести от моего сводного брата Лионеля -  Банова  старшего
сына. Он сообщал, что выйдет в море через три дня.., ох, нет. - Ланселет
умолк и вновь посчитал на пальцах. - Он уже плывет: гонец задержался.  У
Лионеля сорок кораблей, и он рассчитывает загнать саксонские суда -  все
или сколько получится - на скалы или оттеснить их на юг, к корнуольскому
берегу, где толком не  высадишься.  А  затем  он  причалит  к  берегу  и
приведет своих людей к месту сбора. Надо мне выслать гонца с  сообщением
о месте встречи. - Ланселет ткнул палкой в  импровизированную  карту  на
камнях пола.
   В дверях послышались приглушенные голоса, и в зал,  пробираясь  между
поставленными тут и там скамейками и раскладными  столами,  вошел  новый
гость - худощавый, высокий,  уже  седеющий.  Гвенвифар  не  видела  Лота
Оркнейского со времен битвы в Калидонском лесу.
   - Однако не ждал я когда-либо увидеть Артуров зал вот так, как  ныне:
без Круглого Стола, с голыми  стенами..,  как,  Артур,  кузен  мой,  ты,
никак, в бабки вздумал играть на полу со своими приятелями?
   - Круглый Стол, родич, ныне отправлен в Камелот, -  отозвался  Артур,
вставая, - равно как и прочая мебель, и всяческая  утварь.  А  здесь  ты
видишь военный лагерь; мы ждем лишь рассвета, чтобы  отослать  последних
оставшихся женщин в Камелот. Большинство женщин и все дети уже отбыли.
   Лот поклонился королеве.
   - Вот уж воистину, чертог Артура оскудел, -  по  своему  обыкновению,
вкрадчиво произнес он. - Но не опасно ли отправлять  детей  и  женщин  в
путь, когда земля охвачена войною?
   - Так далеко в глубь острова  саксы  еще  не  добрались,  -  возразил
Артур, - и, если с отъездом  не  мешкать,  никакой  опасности  нет.  Мне
придется выделить пятьдесят человек, - то-то неблагодарная это миссия! -
они не пойдут в битву, но  будут  охранять  Камелот.  Королеве  Моргаузе
лучше оставаться там, где она сейчас - в Лотиане; и рад  я,  что  сестра
моя при ней!
   - Моргейна? - Лот покачал головой.  -  Вот  уже  много  лет,  как  из
Лотиана она уехала! Ну надо же, надо же! Хотел  бы  я  знать,  куда  она
отправилась? И главное, с кем? Я всегда говорил: эта юная особа  не  так
проста, как кажется на первый взгляд! Но почему ты выбрал Камелот,  лорд
мой Артур?
   - Крепость легко оборонять, -  пояснил  король.  -  Пятьдесят  воинов
продержатся там до второго пришествия Христа. Если бы я  оставил  женщин
здесь, в Каэрлеоне, мне пришлось бы вывести из битвы две сотни  рыцарей,
если не больше. В толк не могу взять, с  какой  стати  мой  отец  сделал
Каэрлеон  своей  крепостью:  я  надеялся,  что  мы  всем  двором  успеем
перебраться в Камелот до того, как снова  нагрянут  саксы,  и  тогда  им
пришлось бы идти  к  нам  походным  маршем  через  всю  Британию,  а  мы
сразились бы с ними там, где сочли бы нужным. Если бы  мы  завели  их  в
болота  и  озера  Летней  страны,  где  за  год  местность  меняется  до
неузнаваемости, так трясины и топи сослужили бы нам службу не хуже,  чем
луки, стрелы и топоры; а  малый  народец  Авалона  добил  бы  оставшихся
кремневыми стрелами.
   - Как раз за этим они и идут,  -  отозвался  Ланселет,  отрываясь  от
карты на камнях и выпрямляясь на коленях.  -  Авалон  уже  выставил  три
сотни бойцов; говорят, придут и еще. А мерлин, когда я беседовал с ним в
последний раз, сказал, что с острова выслали  конных  гонцов  и  в  твои
земли, лорд мой Уриенс, так что весь  Древний  народ,  живущий  в  твоих
холмах, встанет под наши знамена. Итак, у нас есть легион:  конница  для
битв на равнине, и каждый всадник, закованный в  доспехи  и  вооруженный
копьями, выстоит против дюжины саксов или даже более. Затем, у нас  есть
без счету пехотинцев, лучников и мечников, способных сражаться в  холмах
и долинах. А еще люди Племен, с топорами и пиками, и Древний народ - эти
сражаются из засады и, оставаясь невидимыми, посылают во врагов  стрелы.
Думаю, с таким войском мы дадим отпор всем саксам, сколько есть в Галлии
и на берегах большой земли!
   - Именно это нам и предстоит, - промолвил Лот. - Я сражался с саксами
со времен Амброзия; вот и Уриенс тоже; однако никогда еще не  доводилось
нам иметь дела с таким войском, что движется на нас сейчас!
   - Со времен моего коронования я знал, что однажды этот день настанет:
так предрекла Владычица Озера, вручая мне Эскалибур. А теперь она  велит
всему народу Авалона встать под знамя Пендрагона.
   - Все мы там будем, - заверил Лот, но Гвенвифар содрогнулась, и Артур
заботливо промолвил:
   - Родная моя, ты весь день провела в седле, да  и  накануне  тоже  не
отдыхала, а на рассвете тебе снова в путь. Не позвать ли мне твоих  дам,
чтобы уложили тебя в постель?
   Королева покачала головой и сцепила руки на коленях.
   - Нет, я не устала, нет... Артур, не подобает  того,  чтобы  язычники
Авалона, почитатели  чародейства,  сражались  на  стороне  христианского
короля! А когда ты призовешь их под это богомерзкое знамя...
   - Королева моя, ты предпочла бы,  чтобы  люди  Авалона  сидели  сложа
руки, глядя, как дома их разоряют саксы? Ведь Британия  -  и  их  родина
тоже; они станут сражаться, как  и  мы,  чтобы  уберечь  свою  землю  от
захватчиков-варваров. А Пендрагон - их законный король; ему принесли они
клятву...
   - Я не про то, - отозвалась Гвенвифар, стараясь, чтобы  голос  ее  не
дрожал, точно у малолетней девчонки,  дерзнувшей  заговорить  на  совете
мужей. "В конце концов, - внушала себе  королева,  -  Моргаузу  признают
советницей   Лота;   да   и   Вивиана   охотно   рассуждала   о    делах
государственных!" - Мне  не  по  душе,  что  мы  и  люд  Авалона  станем
сражаться бок о бок.  В  этой  битве  люди  цивилизованные,  приверженцы
Христа, потомки Рима дадут отпор тем, кто не знает нашего Бога.  Древний
народ - тоже враги, не меньше, чем саксы, и не быть этой земле  воистину
христианской, пока все они не погибнут или не укроются в  холмах  вместе
со своими демонами! И не по душе мне, Артур, что стягом своим избрал  ты
языческое знамя. Должно бы тебе сражаться, подобно Уриенсу,  под  знаком
Христова креста, чтобы могли мы отличить друзей от врагов!
   - Выходит, я  тебе  тоже  враг,  Гвенвифар?  -  проговорил  Ланселет,
потрясенно глядя на собеседницу. Она покачала головой:
   - Ланселет, ты - христианин.
   - Моя мать - та самая злобная Владычица Озера, которую  ты  осуждаешь
за чародейство, - отозвался он, - а сам я  воспитывался  на  Авалоне,  и
Древний народ - мой народ. Мой родной отец,  христианский  король,  тоже
заключил Великий Брак с Богиней ради своей  земли!  -  Вид  у  него  был
суровый и рассерженный.
   Артур взялся за рукоять Эскалибура, сокрытого в ножнах алого бархата,
расшитых золотом. И при виде того, как рука  его,  на  запястье  которой
красовались вытатуированные  змеи,  легла  на  магические  знаки  ножен,
Гвенвифар отвела глаза.
   - Как же Господь дарует нам победу, если отказываемся мы отречься  от
чародейских символов и сражаться под знаком Его креста?
   - В словах королевы есть  зерно  истины,  -  примирительно  промолвил
Уриенс. - Но я поднимаю своих орлов во имя отца и Рима.
   - А я готов вручить тебе знамя креста, лорд мой Артур, коли будет  на
то твоя воля, - предложил Леодегранс. - Кому, как не тебе, носить его  с
честью во имя твоей королевы!
   Артур покачал  головой.  Лишь  багровые  пятна  на  скулах  выдавали,
насколько он разгневан.
   - Я поклялся сражаться под королевским  знаменем  Пендрагона  и  буду
сражаться под ним или погибну. Я  -  не  тиран.  Те,  кто  хочет,  могут
изображать на щите Христов крест, но знамя Пендрагона реет в знак  того,
что все жители Британии - христиане,  друиды  и  Древний  народ  тоже  -
станут биться бок о бок. Как дракон поставлен над всем  прочим  зверьем,
так и Пендрагон - над всем народом! Всем, говорю я вам!
   - А рядом с драконом будут сражаться орлы Уриенса и  Великая  госпожа
Ворон Лотиана, - объявил Лот, вставая. - А Гавейн разве не здесь, Артур?
Я не прочь перемолвиться словом с сыном, и казалось  мне,  он  неизменно
рядом с тобою!
   - Мне недостает его не меньше, чем тебе, дядя, - отозвался  Артур.  -
Если Гавейн не прикрывает мне спину, я просто  не  знаю,  куда  шагнуть;
однако пришлось мне послать его  с  известием  в  Тинтагель,  ибо  гонца
быстрее его нет.
   - Однако ж оберегать тебя есть кому, -  брюзгливо  отозвался  Лот.  -
Вон, вижу, Ланселет и на три шага от тебя не отходит; этот всегда  готов
на освободившееся место встать!
   - Так уж оно повелось  среди  Артуровых  соратников,  родич:  все  мы
состязаемся друг с другом за  высокую  честь  быть  ближе  к  королю,  -
невозмутимо отозвался Ланселет, хотя щеки его  пылали.  -  Когда  Гавейн
здесь, даже Кэю, приемному  брату  Артура,  и  мне,  паладину  королевы,
приходится поневоле отойти в тень.
   Артур обернулся к королеве.
   - Воистину, королева моя, должно тебе пойти отдохнуть. Совет  того  и
гляди затянется за полночь, а тебе выезжать на рассвете.
   Гвенвифар стиснула  руки.  "Только  сегодня,  один-единственный  раз,
пусть мне достанет храбрости высказаться..."
   - Нет. Нет, лорд мой, на рассвете я никуда не поеду - ни  в  Камелот,
ни в какое иное место на земле.
   На скулах Артура вновь обозначились алые пятна гнева.
   - Но как же так, госпожа? Когда в земли пришла война,  медлить  никак
не годится. Я  бы  охотно  позволил  тебе  отдохнуть  день-другой  перед
дальней дорогой, но нам необходимо как  можно  быстрее  переправить  вас
всех в  безопасное  место,  прежде  чем  нагрянут  саксы.  Говорю  тебе,
Гвенвифар: с наступлением дня тебя будет ждать оседланный конь.  А  если
верхом ты скакать не можешь, так поедешь в носилках или хоть  в  кресле,
но поедешь непременно.
   - Не поеду! -  исступленно  выкрикнула  королева.  -  И  ты  меня  не
заставишь, разве что прикрутишь к коню веревками!
   - Господь меня сохрани от такого, - отозвался Артур. - Но  в  чем  же
дело, госпожа моя? - Король явно встревожился, однако голос  его  звучал
весело и шутливо. - Как же так:  все  эти  легионы  воинов,  что  встали
лагерем снаружи, повинуются моему слову, а здесь, у  собственного  моего
домашнего очага, бунтуют, и кто же - законная жена!
   - Воины твои вольны повиноваться твоему слову, - в отчаянии  твердила
королева. - У них-то нет тех причин оставаться на месте, что у меня! Мне
довольно одной прислужницы и еще повитухи, лорд  мой,  но  я  никуда  не
поеду - даже до реки - раньше, чем появится на свет наш сын!
   "Вот я и сказала.., прямо здесь, перед столькими собравшимися..."
   Артур услышал и понял,  однако,  вместо  того  чтобы  возликовать  от
радости, напротив, лишь встревожился. Он покачал головой, вымолвил:
   - Гвенвифар... - и умолк.
   - Так ты беременна, госпожа? - довольно  рассмеялся  Лот.  -  О,  мои
поздравления! Но только путешествию это вовсе не препятствует. Моргауза,
помнится, с седла не слезала до тех пор, пока не раздавалась  настолько,
что коню нести ее было уже не по силам, а по тебе пока и не скажешь, что
ты непраздна. Наши  повитухи  уверяют,  что  свежий  воздух  и  прогулки
беременным только на пользу;  свою  любимую  кобылу  я,  бывало,  гонять
перестаю лишь за шесть недель до того, как ей ожеребиться.
   - Я не кобыла, - холодно отпарировала  Гвенвифар,  -  и  у  меня  уже
дважды случался выкидыш. Ты, Артур, никак, хочешь, чтобы все повторилось
заново?
   - И все-таки ты не можешь здесь остаться. Этот замок защищен плохо, -
в смятении убеждал Артур. - А войско в любой момент выступит в поход!  И
несправедливо было бы просить твоих дам задержаться с тобою, подвергаясь
риску попасть в руки саксов.  Я  уверен,  милая  жена,  дорога  тебе  не
повредит; среди тех, кто уехал в  Камелот  на  прошлой  неделе,  были  и
женщины в положении; и, уж конечно, тебе никак нельзя жить здесь  совсем
одной, в отсутствие других женщин; ведь Каэрлеон и впрямь превратится  в
настоящий военный лагерь, моя Гвен!
   Гвенвифар оглядела свою свиту.
   - Неужто ни одна из вас не останется со своей королевой?
   - Я останусь с тобою, кузина, ежели будет на то дозволение Артура,  -
промолвила Элейна.
   - И я останусь, если супруг мой не возражает,  хотя  сын  наш  уже  в
Камелоте, - подхватила Мелеас.
   - Нет, Мелеас, ты поезжай к  ребенку,  -  возразила  Элейна.  -  Я  с
королевой в родстве, и все, что в силах вынести Гвенвифар, вынесу  и  я,
даже если нам предстоит жить в военном лагере бок о бок с  мужчинами.  -
Девушка встала рядом с королевой  и  взяла  ее  за  руку.  -  Но,  может
статься, в носилках ты все-таки доехала бы? В Камелоте куда безопаснее.
   Ланселет поднялся на ноги, подошел к королеве, наклонился к ее руке и
тихонько проговорил:
   - Госпожа моя, умоляю: поезжай с женщинами. Возможно,  не  пройдет  и
нескольких дней, как вся округа превратится в  дымящееся  пепелище,  как
только нагрянут  саксы.  А  в  Камелоте  ты  окажешься  совсем  рядом  с
королевством твоего отца. Кроме того,  моя  мать  живет  на  Авалоне,  в
каком-нибудь дне пути: она  -  прославленная  целительница  и  повитуха;
конечно же, она навестит тебя и позаботится о тебе  как  должно  и  даже
останется с тобою до родов. Если  я  пошлю  к  матери  гонца  и  попрошу
поспешить к тебе, ты ведь поедешь?
   Гвенвифар опустила голову, борясь со слезами.  "И  снова  должно  мне
покориться чужой воле; таков удел всех женщин, и неважно, чего я хочу  и
него не  хочу!"  А  теперь  вот  даже  Ланселет  пытается  заставить  ее
покориться. Гвен  вспомнила,  как  добиралась  до  Каэрлеона  от  Летней
страны; даже при том, что рядом была Игрейна, она  себя  не  помнила  от
ужаса.., и никогда ей не забыть этот бесконечно долгий день, когда ехала
она через кошмарные вересковые пустоши от Тинтагеля... А вот теперь  она
под надежной защитой стен, и, кажется, никогда не пожелает покинуть  это
безопасное прибежище.
   Возможно, когда она окрепнет, а на руках  у  нее  будет  мирно  спать
здоровенький сын.., возможно, тогда  она  осмелится-таки  отправиться  в
путь, но не сейчас.., а Ланселет, видите ли, предлагает  ей  в  утешение
общество своей матери, этой злобной колдуньи! Неужто он и впрямь думает,
что она подпустит такую ведьму к своему сыну? Артур пусть сколько  хочет
оскверняет себя обетами и сношениями с Авалоном, но  сына  ее  языческое
зло не затронет.
   - Благодарю за заботу, Ланселет, - упрямо отозвалась  она,  -  но  до
рождения сына я с места не стронусь.
   - Даже если бы тебя отвезли не куда-нибудь, а на Авалон? -  предложил
Артур. - Места безопаснее для тебя  и  нашего  сына  в  целом  свете  не
сыщешь.
   Гвенвифар вздрогнула, осенила себя крестом.
   - Сохрани меня Господь и Пресвятая  Мария!  -  прошептала  она.  -  Я
скорее в страну фэйри отправлюсь!
   - Гвенвифар, ну, послушай же меня... - настойчиво начал было  король,
но тут же обреченно вздохнул, и Гвенвифар поняла: она победила! -  Пусть
будет так, как ты хочешь. Если тебе кажется, что ехать  -  опаснее,  чем
оставаться, тогда не дай мне Господь принуждать тебя...
   - Артур, и ты ей позволишь? - свирепо вмешался Гахерис. - А  я  скажу
тебе: привяжи ее к коню, словно тюк, и отошли прочь, хочет она того  или
нет. Король мой, или ты станешь прислушиваться к женским бредням?
   Артур устало покачал головой.
   - Довольно, кузен, - промолвил  он,  -  сразу  видно:  ты  -  человек
неженатый. Гвенвифар,  делай,  как  знаешь.  Можешь  оставить  при  себе
Элейну, одну служанку, повитуху и своего исповедника, но не больше.  Все
прочие выезжают на рассвете. А теперь ступай к себе, Гвен, мне некогда.
   И  королева,  покорно  подставляя  щеку  для  обязательного   мужнего
поцелуя, - чувствовала себя так, словно победа ее обернулась поражением.
***

   Прочие женщины  отбыли  на  рассвете.  Мелеас  просилась  остаться  с
королевой, но Грифлет не захотел и слушать.
   - У Элейны нет ни мужа, ни ребенка, - отвечал рыцарь. - Вот пусть она
и остается. Однако же на месте короля Пелинора я бы точно отправил дочку
в Камелот, и на королеву бы не посмотрел. А вот ты поедешь, так и  знай,
госпожа моя. - И Гвенвифар померещилось, что Грифлет бросил в ее сторону
взгляд, исполненный глубокого презрения.
   Артур ясно дал ей понять, что большая часть замка ныне отводится  под
военный лагерь, так что ей должно оставаться в  своих  покоях  вместе  с
Элейной и служанками. Мебель ее почти всю отправили в Камелот; теперь  в
спальню  перенесли  кровать  из  гостевой  комнаты;  это  ложе  королева
разделяла с Элейной. Артур ночевал в лагере вместе со своими людьми; раз
в день он присылал кого-нибудь справиться, как там жена,  однако  самого
его Гвенвифар почти не видела.
   Поначалу королева ожидала, что войска вот-вот  выступят  на  битву  с
саксами, или что бой произойдет прямо здесь, перед замком, но дни шли за
днями, недели за неделями, а вестей  так  и  не  было.  Один  за  другим
приезжали гонцы и посланники, в Каэрлеон стекались все  новые  воинства,
однако, запертая в своих покоях с примыкающим к ним  крохотным  садиком,
слышала она лишь обрывки новостей - все, что  приносили  ей  служанка  с
повитухой, - изрядно искаженные,  и  по  большей  части  сплетни.  Время
тянулось бесконечно; по утрам  ее  тошнило  и  хотелось  только  лежать,
однако  позже  королеве  сделалось  лучше,  и  теперь   она   беспокойно
расхаживала по садику: делать ей было нечего, кроме как представлять про
себя, как страшные захватчики-саксы движутся в глубь острова, да  думать
о ребенке... Королева с удовольствием шила  бы  одежки  для  малыша,  но
шерсти, чтобы прясть, не было во всем замке, да и большой ткацкий станок
увезли прочь вместе с остальной мебелью.
   Однако же маленький станок у нее остался, а еще - шелк,  и  пряжа,  и
принадлежности для вышивания  -  все  то,  что  она  возила  с  собою  в
Тинтагель. И Гвенвифар задумала выткать знамя... Некогда Артур  пообещал
ей, чт