ала Моргейну, что носилась по двору,  точно
дикий зверек, радуясь новообретенной свободе после долгого заключения  в
четырех стенах и зимней стужи.
   "Не след мне бранить дитя только потому, что  мысли  мои  обращены  к
возлюбленному!" - подумала Игрейна, и, злясь  сама  на  себя,  подозвала
Моргейну и поцеловала девочку. Губы ее коснулись мягкой щечки, и по телу
Игрейны  пробежал  холодок:  прибегнув   к   запретному   колдовству   и
предупредив любимого о засаде Горлойса, она, чего доброго, обрекла  отца
ребенка на верную смерть...
   ... Но нет. Горлойс предал Верховного короля,  что  бы  уж  там  она,
Игрейна, ни совершила и ни оставила как есть,  Горлойс  отмечен  печатью
смерти; и по заслугам предателю! Иначе, воистину,  Горлойс  усугубил  бы
свою измену, убив  того  самого  человека,  кого  его  законный  король,
Амброзий, поставил защищать Британию.
   Подошел отец Колумба, требуя, чтобы Игрейна запретила своим  женщинам
и слугам разводить костры в честь середины зимы.
   - И должно бы тебе подать им всем добрый пример, придя нынче  вечером
к службе, - настаивал  он.  -  Давно  не  причащалась  ты  святых  тайн,
госпожа.
   - Мне недужилось, -  равнодушно  отозвалась  Игрейна,  -  что  же  до
причастия, припоминается мне, что ты давал  мне  вкусить  святых  даров,
когда я лежала больная. Хотя, может статься, мне это  приснилось...  мне
много чего снилось.
   - В том числе и того, чего доброй христианке видеть во сне  никак  не
пристало, - сурово отрезал священник. - Только ради  моего  господина  я
дал тебе святое причастие, когда ты не могла исповедаться и причаститься
как подобает.
   - Да уж, отлично знаю, что ради меня  ты  бы  стараться  не  стал,  -
отозвалась Игрейна, чуть скривив губы.
   -  Я  не  дерзну  устанавливать  пределы   милосердию   Господню,   -
ответствовал священник.
   Игрейна отлично знала, о чем он  думает:  если  надо,  он  поступится
долгом милосердия, раз  уж  Горлойсу,  в  силу  неведомой  причины,  эта
женщина чем-то дорога, и предоставит Господу  обойтись  с  ней  со  всей
строгостью, что Господь, разумеется, не преминет совершить...
   Но в конце концов Игрейна согласилась пойти к службе. Хотя новая вера
очень не пришлась ей по душе, Амброзий  был  христианином,  христианство
стало   религией   цивилизованных   жителей   Британии    и    неизбежно
распространится все шире; и  Утер  подчинится  всенародному  обычаю,  уж
каких бы там взглядов ни придерживался про себя. Игрейна не ведала -  да
и откуда бы? - как там у Утера обстоит дело с  вероисповеданием.  Узнает
ли она об этом когда-нибудь? "Он поклялся, что придет ко мне  на  зимнее
солнцестояние". Игрейна потупила взгляд и попыталась сосредоточиться  на
словах проповеди.
   Сгустились  сумерки.  Игрейна  втолковывала  что-то  на  кухне  своим
прислужницам, когда от дальнего  конца  мыса  послышался  какой-то  шум,
затем  -  цокот  копыт  и  громкий  оклик  со  двора.  Молодая   женщина
приспустила на плечи капюшон и выбежала за дверь, Моргауза - за  нею.  У
ворот толпились воины в римских плащах вроде того, что носил Горлойс, но
стража преграждала им путь длинными копьями.
   - Лорд мой Горлойс распорядился: в  его  отсутствие  никто  не  имеет
права войти в замок, кроме самого герцога.
   Из толпы вновь прибывших выступил один, на голову выше прочих.
   - Я - мерлин Британии, - возгласил он. Звучный его  голос  раскатился
эхом в тумане и сумерках. - Отойди, смертный, или  ты  посмеешь  закрыть
двери передо мной!
   Стражник, во власти инстинктивного благоговения, отступил  назад.  Но
тут, решительно взмахнув рукой в запрещающем жесте, вперед  шагнул  отец
Колумба.
   - Я закрою перед тобой двери. Лорд мой герцог  Корнуольский  особенно
оговорил, что тебя, старый колдун, не должно впускать  в  замок  ни  при
каких обстоятельствах. - Солдаты открыли рты,  а  Игрейна,  невзирая  на
гнев - глупый назойливый святоша! - поневоле восхитилась его  мужеством.
Бросить вызов мерлину всей Британии - это не шутка!
   Отец Колумба воздел подвешенный к поясу тяжелый деревянный крест:
   -  Во  имя  Христа,  заклинаю:  сгинь,  пропади!  Во   имя   Господа,
возвращайся в царство тьмы, откуда пришел!
   Мерлин звонко расхохотался, и  от  смутно  темнеющих  в  тумане  стен
отозвалось эхо.
   - Достойный брат во Христе, твой Бог и мой -  одно  и  то  же.  Ты  и
впрямь надеешься, что я развеюсь в  дым  от  твоих  заклинаний?  Или  ты
принимаешь меня за какого-нибудь гнусного демона, порождение мрака?  Это
не так, разве что наступление  Господней  ночи  ты  назовешь  торжеством
тьмы! Я пришел из земли не темнее, чем Летняя  страна,  и,  глянь-ка,  у
этих людей - кольцо самого лорда герцога Корнуольского. Вот,  смотри.  -
Ярко полыхнул факел, один из закутанных в плащ воинов протянул руку.  На
указательном пальце блестело Горлойсово кольцо.
   - А теперь впусти нас, отец, ибо никакие мы  не  демоны,  а  смертные
люди, мы продрогли, устали и путь проделали немалый. Или  прикажешь  нам
перекреститься и прочитать молитву для вящей убедительности?
   Игрейна вышла вперед, нервно облизнула губы.  Что  здесь  происходит?
Откуда у них Горлойсово кольцо, если эти люди - не посланцы герцога?  Но
тогда кто-нибудь из них непременно обратился бы к ней, к Игрейне. Никого
из ратников она не узнавала, не говоря уж о том, что Горлойс никогда  бы
не выбрал в посланцы мерлина. Что, если Горлойс мертв и ей таким образом
доставили весть о его гибели?
   - Дайте мне взглянуть на кольцо, - резко потребовала  она.  Голос  ее
внезапно словно охрип. - Это в самом деле его знак или подделка?
   - Кольцо подлинное, леди Игрейна, -  прозвучал  хорошо  известный  ей
голос, и Игрейна,  наклонившись,  чтобы  рассмотреть  перстень  в  свете
факела, увидела знакомые ладони - крупные, широкие,  мозолистые,  а  над
ними - то, что до сих пор  прозревала  только  в  видении.  Руки  Утера,
поросшие мелкими волосками, обвивали змеи, вытатуированные синей вайдой,
- по одной на каждом запястье. Колени  у  молодой  женщины  подогнулись,
Игрейна испугалась, что того и гляди рухнет на камни посреди двора.
   Он поклялся: "Я приду к тебе на зимнее солнцестояние".  И  пришел,  с
кольцом Горлойса!
   - Мой лорд герцог! -  порывисто  воскликнул  отец  Колумба,  выступая
вперед, но мерлин, воздев руку, решительно оборвал его излияния.
   - Молчи! Приезд гонца должно сохранить в тайне, - объявил  он.  -  Ни
слова. - Священник, изрядно озадаченный, тем не менее, покорно отступил,
принимая закутанного в плащ воина за Горлойса.
   Игрейна присела до земли, все еще во власти сомнений и тревоги.
   - Лорд мой, войди же в дом, - пригласила  она,  Утер,  закрывая  лицо
плащом, протянул руку, - ту, что с кольцом, - и сжал ее пальцы. На ощупь
они были холодны как лед, но его ладонь, теплая,  крепкая,  поддерживала
молодую женщину, не давая упасть, на всем пути к зале.
   Герцогиня в смятении заговорила о пустяках.
   - Принести ли вина, лорд мой, или послать за снедью?
   - Ради  Господа,  Игрейна,  сделай  что-нибудь,  чтобы  нам  остаться
наедине, - прошептал Утер, наклонившись к самому ее  уху.  -  У  святого
отца глаза зоркие даже во тьме, а мне  нужно,  чтобы  в  замке  считали,
будто и впрямь приехал Горлойс.
   Молодая женщина обернулась к Изотте.
   - Накорми воинов здесь, в зале, и лорда мерлина тоже: принеси им еды,
пива, подай воды для умывания и всего, чего они пожелают. Я побеседую  с
лордом герцогом в наших покоях. Пришли туда вина и снеди, да не мешкая.
   Слуги так и бросились во все стороны, спеша исполнить  волю  госпожи.
Мерлин отдал одному из воинов свой плащ и осторожно  установил  арфу  на
скамью. Моргауза  встала  в  дверях  и  беззастенчиво  оглядела  солдат.
Высмотрела высокую фигуру Утера, присела до полу.
   - Лорд мой Горлойс! Добро пожаловать,  милый  братец!  -  воскликнула
она, шагнув к  нему.  Утер  чуть  заметно  покачал  головой,  и  Игрейна
поспешно метнулась между ними. "Что за  нелепость,  даже  в  плаще  Утер
похож на Горлойса не больше меня!" - нахмурившись, думала она.
   - Лорд герцог устал, Моргауза, и  не  в  настроении  слушать  детскую
болтовню, - резко прикрикнула она. - Забери  Моргейну  в  свою  комнату,
сегодня ночью она поспит у тебя.
   Моргауза, недовольно насупившись, подхватила Моргейну и  потащила  ее
вверх по лестнице. Намеренно отстав,  Игрейна  нашла  руку  Утера,  так,
сплетя пальцы, они поднялись по ступеням. Что это еще за  притворство  и
зачем? Сердце ее колотилось  так,  что  молодой  женщине  казалось,  она
вот-вот потеряет сознание. Она ввела гостя в свой  с  Горлойсом  брачный
покой и заперла дверь.
   Едва оказавшись внутри, Утер потянулся к ней, спеша обнять. Он стоял,
откинув капюшон, с пропитанными  влагой  волосами  и  бородой,  раскинув
руки, но Игрейна не сделала и шагу ему навстречу.
   - Лорд мой король! Что  происходит,  отчего  все  принимают  тебя  за
Горлойса?
   - Толика мерлиновой магии, - усмехнулся Утер. - Главным образом  плащ
и кольцо, ну и чар немножко, хоть они и нестойкие, если бы меня  увидели
в ярком свете и без плаща, колдовство тут же бы и развеялось.  А  ты,  я
гляжу, не обманулась, я так и думал. Это все  видимость,  а  никакое  не
Послание. Я поклялся, что приду к тебе на зимнее солнцестояние, Игрейна,
и обет свой я сдержал. Неужто за все свои великие труды я не заслужил  и
поцелуя?
   Молодая  женщина  подошла  к  гостю,  сняла  с  него  плащ,   но   от
прикосновения уклонилась.
   - Лорд мой король, откуда у тебя кольцо Горлойса?
   Лицо его посуровело.
   - А, это?  Я  срубил  кольцо  у  него  с  руки  в  открытом  бою,  но
клятвопреступник бежал, поджав хвост. Не пойми меня превратно,  Игрейна,
я пришел сюда по праву, а не как тать в ночи; чары - это лишь для  того,
чтобы спасти твою репутацию в глазах мира, не более. Я не допущу,  чтобы
мою будущую жену заклеймили прелюбодейкой. Но, повторю, я пришел сюда по
праву: жизнью Горлойса ныне распоряжаюсь я.  Он  владел  Тинтагелем  как
вассал Амброзия Аврелиана, вассальную клятву он в свой  черед  принес  и
мне, и ныне замок для него потерян. Ты ведь понимаешь это, леди Игрейна?
Никакой король не допустит, чтобы  присягнувшие  ему  люди  безнаказанно
нарушали обеты и поднимали оружие против законного правителя!
   Игрейна наклонила голову, подтверждая правоту его слов.
   - Горлойс уже погубил труды целого года в том, что касается борьбы  с
саксами. Когда он уехал из Лондона со  своими  людьми,  один  я  не  мог
выстоять против врага, так что мне пришлось  отступить,  бежать,  отдать
город на разграбление захватчикам. А ведь это мой народ, и я клялся  его
защищать. - Утер горько поморщился. - Вот  Лота  я  могу  извинить,  Лот
вообще отказался приносить клятву. С ним мне еще предстоит свести счеты:
Лот либо заключит со мною мир, либо я сброшу его с трона  и  вздерну  на
виселицу, - однако он не изменник и не предатель. Горлойсу я доверял, он
принес клятву - и нарушил ее; и вот, труды Амброзия, на которые тот  всю
жизнь положил, пошли прахом, и мне придется все начинать сначала. Дорого
же обошелся мне Горлойс, так что я пришел отобрать у него  Тинтагель.  И
жизнь его я тоже возьму, и он об этом знает.
   Лицо его окаменело. Игрейна нервно сглотнула.
   - И  жену  его  тоже  отберешь  -  силой  и  по  праву,  как  отобрал
Тинтагель?
   - Ах, Игрейна, - проговорил Утер, привлекая ее к себе. -  Мне  ли  не
знать, какой выбор ты сделала; ведь я видел тебя в  ночь  великой  бури.
Если бы ты не предостерегла меня, я бы потерял лучших своих бойцов, да и
жизнь тоже, надо думать. Благодаря тебе, когда Горлойс обрушился на нас,
я был готов его встретить. Вот тогда-то я и срубил кольцо с его  пальца,
и всю руку бы отсек, вместе с головою, да только он успел удрать.
   - Я понимаю: здесь  выбора  у  тебя  не  было,  лорд  мой  король,  -
промолвила Игрейна. Но тут раздался стук в  дверь.  Одна  из  прислужниц
внесла поднос со снедью и кувшин с  вином  и,  пролепетав:  "Лорд  мой",
присела до полу. Игрейна машинально высвободилась из рук Утера,  забрала
еду и вино, закрыла за женщиной дверь.  Взяла  Утеров  плащ  -  в  конце
концов, не так уж он и отличается от  горлойсовского  -  и  повесила  на
столбик кровати  сушиться,  нагнулась  и  помогла  гостю  снять  сапоги,
забрала перевязь вместе с мечом. "Как подобает покорной жене и супруге",
- зазвучал внутренний голос, но Игрейна знала - она и впрямь свой  выбор
сделала. Утер прав: Тинтагель принадлежит Верховному королю Британии,  и
госпожа замка - тоже, причем по собственной своей воле. Она сама вручила
себя королю - и никому иному.
   Прислужницы  прислали  варево   из   сушеного   мяса   с   чечевицей,
свежеиспеченный хлеб, немного мягкого сыра и вино.  Утер  набросился  на
еду так, словно умирал с голоду:
   - Я  вот  уже  два  месяца  как  живу  под  открытым  небом,  спасибо
треклятому предателю, которого ты  зовешь  мужем,  сегодня  я  поем  под
крышей впервые со времен Самайна; этот твой святой отец, надо думать, не
преминул бы напомнить, что правильно говорить "день всех святых".
   - Эта жалкая снедь готовилась на ужин слугам и мне, лорд мой  король,
она никоим образом не годится для...
   - На мой взгляд, это угощение в самый раз  для  рождественского  пира
после всего того, чем я питался на холоде, - буркнул Утер,  громко  жуя,
разрывая хлеб сильными пальцами и подцепляя ножом кусок сыра. - И неужто
я не дождусь от тебя иных слов, кроме "лорд мой король"? Я так мечтал об
этом мгновении, Игрейна, - проговорил он, откладывая сыр  и  завороженно
глядя на молодую женщину. Утер обнял ее за талию  и  притянул  ближе.  -
Так-таки и ни словечка любви у тебя для меня не найдется?  Возможно  ли,
что ты до сих пор верна Горлойсу?
   Игрейна не вырывалась.
   - Я свой выбор сделала, - вслух объявила она.
   - Я так долго ждал... - прошептал Утер, привлекая ее к себе, так, что
коленями она уперлась в его бедро, и проследил рукою контуры ее лица.  -
Я уж начал бояться, что этого не произойдет никогда; и вот мы вместе - а
у тебя для  меня  ни  слова  любви,  ни  ласкового  взгляда...  Игрейна,
Игрейна, неужто мне лишь приснилось, что ты любишь меня и хочешь? Может,
мне следовало оставить тебя в покое?
   Все тело Игрейны, словно на холоде, сотрясала крупная дрожь.
   - Нет, нет... - прошептала она. - Или, если это был сон, так, значит,
сны видела и я. - Молодая  женщина  подняла  глаза,  не  зная,  что  еще
сказать и что сделать. Утер не внушал ей такого страха, как Горлойс,  но
теперь, в преддверии решающего мгновения, она вдруг подумала, во  власти
накатившей паники, с какой стати она зашла так далеко. Гость по-прежнему
удерживал ее, обнимая одной рукою. Но вот  Утер  усадил  ее  к  себе  на
колени, и она, не сопротивляясь, прижалась головой к его груди.
   Утер накрыл широкой ладонью ее тонкое запястье.
   - Я и не представлял, какая ты хрупкая. Ты высокая, я привык  считать
тебя  статной,  царственной  женщиной...  а  на  самом  деле  ты  совсем
махонькая: я тебя голыми руками с легкостью сломаю, ишь, косточки как  у
пташки... - Пальцы его сомкнулись вокруг ее запястья. - И такая юная..
   - Не такая уж и юная, - нежданно для себя самой рассмеялась  Игрейна.
- Я вот уж пять лет как замужем, и у меня ребенок.
   - И однако ж ты слишком молода для всего этого, -  возразил  Утер.  -
Это твоя малышка была там, внизу?
   - Да, моя дочка Моргейна, - кивнула Игрейна. И внезапно поняла:  Утер
тоже чувствует себя неловко, не ведая, как к ней  подступиться.  Молодая
женщина инстинктивно осознала: несмотря на его тридцать с чем-то лет, до
сих  пор  Утер  имел  дело   только   с   женщинами,   добродетелью   не
обремененными, а целомудренная дама, равная ему по  рождению,  для  него
внове. У Игрейны внезапно заныло в груди: ах, если  бы  она  знала,  что
нужно делать и что говорить!
   Оттягивая неизбежное, она провела свободной  рукой  по  татуировке  в
виде змей на его запястьях.
   - Прежде я их не видела.
   - Верно, - кивнул Утер. - Это я получил в день коронации на Драконьем
острове. Хотел бы я,  чтобы  ты  была  там  со  мною,  моя  королева,  -
прошептал он, обнял ее лицо ладонями и, запрокинув ей голову,  поцеловал
в губы. - Не хочу испугать тебя, - шепнул он, - но мне так долго снилась
эта минута, так долго...
   Дрожа,  Игрейна  позволила  целовать  себя,   удивляясь   необычности
ощущений, чувствуя,  как  в  глубине  ее  существа  всколыхнулось  нечто
нежданное. С Горлойсом она ничего подобного не испытывала... и  внезапно
снова накатил страх. С Горлойсом Игрейна всегда ощущала себя так, словно
с ней что-то делают, а сама она к происходящему не причастна, она всегда
вольна отойти в сторону и отстраненно наблюдать за событиями. Она всегда
оставалась  самой  собою,  Игрейной.  Но,   почувствовав   прикосновение
Утеровых губ, она поняла, что более  не  сможет  держаться  обособленно,
никогда больше не вернется к себе - прежней. Мысль эта  повергала  ее  в
ужас. И все-таки  сознание  того,  сколь  сильно  Утера  влечет  к  ней,
заставляло кровь быстрее струиться по жилам. Рука ее  крепче  сомкнулась
вокруг синих змей на запястьях.
   - Я видела их во сне... но я думала, это только сон.
   Утер серьезно кивнул:
   - Вот и мне они снились задолго до  того,  как  я  ими  обзавелся.  И
думалось мне, что и у тебя есть  что-то  подобное,  на  руках  до  самых
плеч... - Он снова взялся за хрупкое запястье и провел по нему  пальцем.
- Только твои - золотые.
   По спине у Игрейны пробежали мурашки. Да, то был не сон,  но  видение
из страны Истины.
   - Вот целиком я этот сон вспомнить не могу,  -  продолжал  между  тем
Утер, глядя куда-то поверх ее плеча. - Мы вместе  стояли  на  бескрайней
равнине, и еще там было что-то вроде кольца камней...  Что  это  значит,
Игрейна, отчего мы видим одни и те же сны?
   Голос ее дрогнул, как если бы к горлу подступили слезы.
   - Возможно, всего-навсего то, что мы предназначены друг другу, король
мой... мой лорд... любовь моя.
   - Моя королева, возлюбленная моя... - Утер  внезапно  вскинул  глаза:
долгий взгляд, затянувшийся вопрос... - Воистину, время снов прошло, моя
Игрейна. - Он запустил пальцы в ее волосы, распустил, и пышная  волна  в
беспорядке рассыпалась по ее вышитому воротнику, по его лицу,  дрожащими
руками Утер пригладил длинные пряди. Он поднялся на  ноги,  не  выпуская
любимую из объятий. До сих пор Игрейна и не догадывалась, как сильны его
руки. Двумя гигантскими шагами  он  пересек  комнату  и  уложил  молодую
женщину на постель. Опустился на колени рядом с нею,  наклонился,  вновь
поцеловал ее.
   - Королева моя, - прошептал он. -  Хотелось  бы  мне,  чтобы  и  тебя
увенчали короной вместе со мною в день  моей  коронации...  Там  в  ходу
обряды, о каких христианину и знать не подобает, но Древний  народ,  что
жил здесь задолго до того, как  на  острова  пришли  римляне,  отказался
признать меня королем без надлежащих церемоний. Долгий путь я  проделал,
чтобы попасть туда, и готов поручиться, что часть его  пролегает  отнюдь
не в этом, известном мне мире.
   Эти слова воскресили в памяти Игрейны рассказ Вивианы о том, что миры
постепенно отдаляются друг от друга, погружаясь в туманы.  А  подумав  о
Вивиане, молодая женщина тут же вспомнила, о чем просила ее сестра и как
она, Игрейна, упрямо отказывалась.
   "Я же не знала. Тогда я была так молода, так  неискушенна,  я  ровным
счетом ничего не знала, не знала, как  все  мое  существо  может  таять,
изнывать и терзаться, кружиться в неодолимом вихре..."
   - А пришлось ли  тебе  заключить  Великий  Брак  с  землей,  как  это
делалось в старину? Я знаю, что от короля Бана из Малой  Британии  этого
потребовали... -  И  внезапно  Игрейна  почувствовала  болезненный  укол
ревности: чего доброго, какая-нибудь жрица или просто женщина стала  для
него воплощением земли, которую Утер поклялся защищать!
   - Нет, - отозвался Утер. - И я не