с белым покрывалом на голове.
   - Почему ты плачешь, сестра? Та, что лежит здесь, обрела покой и ушла
к Господу. Не стоит горевать о ней. Или она приходилась тебе родней?
   Моргейна кивнула и опустила голову, пытаясь унять слезы.
   - Мы всегда молимся о ней, - сказала монахиня, - ибо,  хоть  я  и  не
знаю  ее  имени,  говорят,  что  в  минувшие  дни  она  была  другом   и
благодетельницей нашего доброго короля Артура.
   Монахиня склонила голову и забормотала какую-то молитву, и в  тот  же
самый миг  зазвонил  колокол.  Моргейна  отпрянула.  Неужто  вместо  арф
Авалона Вивиане  суждено  слышать  лишь  колокольный  звон  да  скорбные
псалмы?
   "Вот что бы мне никогда не пришло в голову, так это то,  что  я  буду
стоять бок о бок с христианской монахиней и молиться вместе с  ней".  Но
потом Моргейне вспомнились слова Ланселета - те, что произнес  он  в  ее
сне.
   "Возьми эту чашу - ты, что служила Богине. Все боги суть один Бог..."
   - Пойдем со мной  в  монастырь,  сестра,  -  предложила  монахиня  и,
улыбнувшись, мягко коснулась руки Моргейны. - Ты, должно быть, устала  и
проголодалась.
   Моргейна дошла с ней до ворот монастыря, но не стала заходить внутрь.
   - Я не голодна, - сказала она, - но  мне  бы  хотелось,  если  можно,
получить глоток воды...
   - Конечно.
   Женщина в черном  одеянии  кивнула,  и  молоденькая  девушка  тут  же
принесла кувшин с водой и  наполнила  кружку.  Когда  Моргейна  поднесла
кружку к губам, монахиня сказала:
   - Мы всегда пьем только  из  источника  Чаши  -  ты  же  знаешь,  это
священное место.
   И  Моргейне  почудился  голос  Вивианы.  "Жрицы  пьют  лишь  воду  из
Священного источника".
   Из ворот монастыря вышла какая-то  женщина,  и  монахиня  с  девушкой
поклонились ей.
   - Это наша настоятельница, - пояснила монахиня. "Где-то я ее видела",
-  подумала  Моргейна.  Но  она  не  успела   додумать   эту   мысль   -
настоятельница окликнула ее:
   - Моргейна, ты меня не узнаешь? Мы думали, ты давно уже скончалась...
   Моргейна обеспокоенно улыбнулась.
   - Прости... я не помню...
   - Конечно, не помнишь, - согласилась настоятельница, - но я  тебя  не
раз видала в Камелоте. Только я тогда была куда  моложе.  Я  -  Лионора,
жена Гарета. Когда мои дети повырастали,  я  пришла  сюда  и  здесь  уже
останусь до скончания дней своих. Так ты пришла на похороны Ланселета? -
Лионора  улыбнулась.  -  Мне  бы,  конечно,  следовало  говорить   "отец
Галахад", да никак я не могу к этому привыкнуть. А теперь, когда он ушел
в царствие небесное, это и вовсе неважно.
   Она снова улыбнулась.
   - Я даже не знаю, кто сейчас правит, и  вообще  стоит  ли  Камелот  -
теперь везде бушуют войны, не то что при Артуре,  -  отрешенно  добавила
настоятельница.
   - У меня  к  тебе  просьба,  -  сказала  Моргейна  и  прикоснулась  к
корзинке, висевшей у нее на сгибе руки. - Здесь побег Священного  терна,
что растет на Авалоне - там,  где  приемный  отец  Христа  воткнул  свой
посох, а тот зазеленел и расцвел. Я хочу посадить этот побег  на  могиле
Вивианы.
   - Сажай, если хочешь, -  отозвалась  Лионора.  -  Почему  бы  и  нет?
По-моему, это лишь к лучшему, если Священный терн будет расти  здесь,  а
не только на Авалоне, где он скрыт от глаз людских.
   Потом до нее дошло, и она в смятении взглянула на Моргейну.
   - Авалон! Так ты явилась с этого  нечестивого  острова!  "Когда-то  я
разозлилась бы на нее за такие слова", - подумала Моргейна.
   - В нем нет ничего нечестивого,  Лионора,  что  бы  там  ни  твердили
священники, - мягко возразила она. - Ну подумай сама  -  разве  приемный
отец Христа стал бы втыкать свой посох в землю, если  б  почувствовал  в
ней зло? Разве Дух Святой не во всем?
   Лионора опустила голову.
   - Ты права. Я пришлю  послушниц,  чтоб  они  помогли  тебе.  Моргейна
скорее предпочла бы посадить веточку сама, но она понимала, что  Лионора
поступает так  из  лучших  побуждений.  Послушницы  показались  Моргейне
сущими детьми; им было лет девятнадцать-двадцать, и  Моргейна,  позабыв,
что сама была посвящена в жреческий сан в  восемнадцать,  удивилась:  ну
что они могут смыслить в вопросах религии, чтоб выбрать подобную  жизнь?
Моргейна прежде думала, что монахини в  христианских  монастырях  должны
быть печальными и скорбными, и думать лишь о том, что твердят священники
- о грешной сути женщин. Но эти послушницы были невинны и веселы, словно
птички. Радостно щебеча, они поведали Моргейне о здешней новой церкви, а
потом предложили ей посидеть и передохнуть, пока они будут копать ямку.
   - Так она приходится тебе родственницей? - спросила одна из  девушек.
- Ты можешь прочесть, что тут написано? Мне бы и  в  голову  никогда  не
пришло, что я научусь читать, - матушка говорила, что это занятие не для
женщин. Но когда я пришла сюда, мне сказали, что надо уметь  читать  то,
что нужно для обедни, - и теперь я читаю по латыни! Вот, слушай, - гордо
произнесла она и прочла:
   - "Король Артур  построил  эту  гробницу  для  своей  родственницы  и
благодетельницы, Владычицы Озера, предательски убитой при его  дворе,  в
Камелоте". Год я прочесть не могу, но это было очень давно.
   - Должно быть, она  была  очень  благочестивой  женщиной,  -  сказала
другая  женщина,  -  ведь  Артур,  как  рассказывают,  был  наилучшим  и
наихристианнейшим из королей. Он не стал бы хоронить здесь эту  женщину,
не будь она святой!
   Моргейна улыбнулась. Эти девчушки так походили на послушниц  из  Дома
дев...
   - Я бы не стала называть ее святой, хоть я и любила ее. В свое  время
некоторые именовали ее злой колдуньей.
   - Король Артур никогда бы не стал хоронить злую колдунью среди святых
людей, - возразила девушка. - А что до колдовства -  ну,  невежественные
священники и невежественные люди всегда готовы кричать  про  колдовство,
если только видят, что женщина хоть  немного  превосходит  их  умом.  Ты
собираешься остаться и принять здесь постриг, матушка? - спросила она, и
Моргейна, на миг сбитая с толку таким обращением,  поняла,  что  девушки
обращаются к ней с тем же почтением, что и  ее  собственные  ученицы  из
Дома дев.
   - Я уже дала обет, в другом месте, дочь моя.
   - А твой монастырь такой же хороший,  как  и  этот?  Матушка  Лионора
очень добрая, - сказала девушка, - и нам  здесь  очень  хорошо  живется.
Среди наших сестер была даже одна такая, которая раньше носила корону. И
я знаю, что мы все попадем на небо, - улыбнувшись, добавила  она.  -  Но
если ты приняла обет в другом месте, то там,  наверно,  тоже  хорошо.  Я
просто подумала: может, ты захочешь остаться  здесь,  чтоб  молиться  за
душу твоей родственницы, которая тут похоронена.
   Девушка поднялась с земли и отряхнула темное платье.
   - Вот, теперь ты можешь сажать свою  веточку,  матушка...  Или,  если
хочешь, давай я ее посажу.
   - Нет, я сама, - сказала Моргейна и,  опустясь  на  колени,  положила
побег в ямку и  присыпала  мягкой  землей.  Когда  она  встала,  девушка
предложила:
   - Если хочешь, матушка, я каждое воскресенье буду  приходить  сюда  и
молиться за твою родственницу.
   Моргейна понимала, что  это  нелепо,  но  ничего  не  могла  с  собой
поделать: на глаза у нее навернулись слезы.
   - Молитва - это всегда хорошо. Спасибо тебе, дочка.
   - А ты в своем монастыре - где бы он  ни  был  -  молись  за  нас,  -
бесхитростно произнесла девушка, взяв Моргейну за  руку.  -  Давай-ка  я
отряхну землю с твоего платья, матушка. Вот. А теперь  пойдем  посмотрим
нашу церковь.
   В первое  мгновение  Моргейне  захотелось  отказаться.  Покидая  двор
Артура,  она  поклялась,  что  никогда  больше  ноги  ее  не   будет   в
христианской церкви. Но девушка  была  так  похожа  на  юную  авалонскую
жрицу, что Моргейна решила не оскорблять ее религиозных чувств - ну  что
поделаешь, если девчушка знает  бога  лишь  под  этим  именем.  Моргейна
сдалась и отправилась вместе с послушницей в церковь.
   "В другом мире на этом самом  месте  стоит  та  церковь,  построенная
христианами древних дней, - подумала Моргейна. - Должно  быть,  какая-то
святость просачивается сюда с Авалона, сквозь завесу туманов..." Она  не
стала опускаться на колени или  креститься,  но  склонила  голову  перед
высоким алтарем. Девушка осторожно потянула ее за рукав.
   - Пойдем, - сказала она. - Это алтарь Господень, и мне  здесь  всегда
делается немного боязно. Но ты еще не  видела  нашей  церкви  -  той,  в
которой молятся сестры. Пойдем, матушка.
   Моргейна послушно прошла  следом  за  девушкой  в  небольшой  боковой
придел. Там было множество цветов -  целые  охапки  яблоневого  цвета  -
перед изваянием женщины, закутанной в  покрывало  и  увенчанной  сияющим
нимбом. Моргейна судорожно вздохнула и склонила голову перед Богиней.
   - Вот, это матерь Христова, Мария Безгрешная, -  сказала  девушка.  -
Бог так велик и ужасен, что перед  его  алтарем  мне  всегда  становится
страшно. Но здесь, в церкви Марии, мы, давшие обет девства,  приходим  к
ней, словно к собственной матери. А еще у нас тут есть маленькие  статуи
святых. Вот Мария, которая любила  Иисуса  и  вытерла  его  ноги  своими
волосами. А вот Марта, которая готовила ужин  для  него  и  ругала  свою
сестру за то, что та не помогает ей готовить.  Мне  нравится  думать  об
Иисусе как о простом человеке, который заботился о своей матери -  взять
хоть тот случай, когда он на свадьбе превратил воду в вино, чтоб она  не
огорчалась, что гостям не хватает вина.  А  вот  здесь  очень  старинная
статуя - нам ее подарил наш епископ. Он привез ее с родины...  Это  одна
из их святых. Ее зовут Бригид...
   Моргейна взглянула на изваяние Бригид и ощутила волны силы, исходящие
от статуи и пронизывающие собою церковь. Она склонила голову.
   "Но Бригид - вовсе не христианская святая,  -  подумала  Моргейна,  -
даже если Патриций и вправду так считает. Это Богиня  -  тот  ее  облик,
которому поклонялись в Ирландии. И я знаю, что этим женщинам - даже если
сами они считают иначе -  известна  сила  Бессмертной.  Как  бы  они  ни
старались изгнать ее, она все равно  возьмет  верх.  Богиня  никогда  не
покинет род людской".
   И Моргейна зашептала молитву - впервые она  молилась  в  христианской
церкви.
   - Вот, глянь, - сказала послушница, подведя Моргейну к  выходу,  -  у
нас здесь тоже растет Святой терн -  не  тот,  который  ты  посадила  на
могиле своей родственницы, а наш.
   "И я еще думала, что  могу  с  этим  что-то  поделать?"  Ну  конечно:
святыни сами перебираются сюда  с  Авалона;  а  некоторые  из  них  были
перенесены с Авалона в мир, туда, где они были нужнее всего.  Они  будут
сокрыты на Авалоне, но им надлежит являться и в мире.
   - Да, у вас тоже есть Священный терн. И в грядущем  -  сколько  будет
существовать эта земля - каждой королеве будут  подносить  на  Рождество
веточку терна, как символ Той, которая царствует на небесах, равно как и
на Авалоне.
   - Я не очень-то понимаю, о чем ты говоришь, матушка, но спасибо  тебе
за благословение, - отозвалась юная послушница.  -  Настоятельница  ждет
тебя в доме для гостей - она хочет  позавтракать  вместе  с  тобой.  Но,
может, ты хочешь задержаться в церкви Владычицы небесной  и  помолиться?
Иногда, если остаешься со  Святой  Матерью  наедине,  многое  становится
понятнее.
   Моргейна, не в силах вымолвить ни слова, просто  кивнула,  и  девушка
сказала:
   - Вот и хорошо. Когда ты будешь готова,  просто  приходи  в  дом  для
гостей.
   Она указала, где находится этот дом. А  потом  Моргейна  вернулась  в
церковь, склонила голову - и, сдавшись наконец, опустилась на колени.
   - Прости меня, Матерь, - прошептала она. -  Я  думала,  будто  должна
сделать то, что ты могла сделать сама, - теперь я это вижу.  Да,  Богиня
существует в наших сердцах - но теперь я знаю, что ты пребываешь в мире,
ныне, и присно, и во веки веков, точно  так  же,  как  ты  пребывала  на
Авалоне и в душе каждого человека. Пребудь  же  и  во  мне,  веди  меня,
указывай, когда мне должно будет лишь  предоставить  Тебе  вершить  свою
волю...
   Моргейна долго простояла на коленях, склонив голову и погрузившись  в
безмолвие; а потом, словно подчиняясь  некоему  повелению,  она  подняла
взгляд и увидела на алтаре свет - тот самый, который она  уже  зрела  на
алтаре древней христианской церкви на Авалоне  и  в  пиршественном  зале
Камелота, - и тень, всего лишь тень чаши в руках Владычицы...
   "Она находится на Авалоне - и в то же время  здесь.  Она  повсюду.  И
всякий в этом мире, кто нуждается в знаке, узрит ее".
   Откуда-то донеслось благоухание,  исходящее  не  от  цветов.  На  миг
Моргейне послышался тихий голос Игрейны... но  она  не  могла  разобрать
слов... и рука Игрейны коснулась ее головы. И когда Моргейна  поднялась,
ничего не видя из-за слез, она вдруг осознала - словно в яркой  вспышке:
"Нет, мы не потерпели поражение. Все, что я говорила Артуру, утешая  его
в нас смерти, все было правдой. Я вершила дело Матери на Авалоне до  тех
пор, пока те, что пришли за мной, не сумели перенести ее в этот  мир.  Я
не потерпела поражения. Я свершила то, что она на меня возложила. Это не
я, а моя гордыня считала, что я должна была добиться большего".
   За стенами церкви  струился  солнечный  свет,  и  воздух  был  напоен
благоуханием весны. Утренний ветерок играл листвой  яблонь,  и  Моргейна
видела цветы, которым предстояло в свой срок превратиться в плоды.
   Она взглянула в сторону дома для гостей. Может, и вправду пойти туда,
позавтракать с монахинями, поговорить о  минувших  днях  и  о  Камелоте?
Моргейна улыбнулась. Нет. Мысли об этих женщинах порождали в ее душе  ту
же нежность, что и вид цветущих яблонь, - но это время прошло.  Моргейна
повернулась и зашагала прочь от монастыря, в сторону  Озера,  по  старой
тропинке, вьющейся вдоль берега. Здесь завеса  меж  мирами  истончалась.
Моргейне не нужно  было  больше  вызывать  ладью  -  чтоб  оказаться  на
Авалоне, ей достаточно было лишь шагнуть сквозь туман.
   Ее труды завершились.