а создать зачарованные ножны его безопасности,  охраняющие
королевскую кровь.
   Весь следующий день работала Моргейна молча, неотрывно глядя  в  чашу
на  возникающие  образы,  то  и   дело   прерываясь   и   погружаясь   в
созерцательность в ожидании вдохновения, она вышила двурогий лунный серп
- пусть Богиня бдит над миром днем и  ночью  и  хранит  священную  кровь
Авалона. Магическое безмолвие настолько подчинило  ее  себе,  что  любой
предмет, к которому обращались ее глаза, любое  движение  ее  освященных
рук становились источником силы для заклятий; порою  Моргейне  казалось,
будто к пальцам ее струится зримый  свет:  к  рогатому  серпу  луны  она
добавила полную луну, а потом и темную луну,  ибо  всему  свой  срок.  А
затем, зная, что королю Британии предстоит править в земле  христиан,  и
еще потому, что, когда приверженцы Христа впервые  явились  в  Британию,
они пришли сюда, к друидам, она вышила символ дружбы христиан и друидов:
крест в круге с тремя  крыльями.  Она  расшила  красный  бархат  знаками
магических стихий, земли и воздуха, воды  и  огня,  а  затем  изобразила
стоящую перед нею чашу с ручкой у самого донца, в которой  сплетались  и
сменялись видения, то выступая из  тьмы,  то  вновь  теряясь  во  мраке;
скипетр  и  глиняное  блюдо,  змею  исцеления  и  крылья   мудрости,   и
пламенеющий меч власти... Порою Моргейне казалось, будто иголка с ниткой
проходят сквозь ее же плоть или сквозь плоть земли, пронзая почву и небо
и ее собственную кровь и тело... знак  за  знаком,  символ  за  символом
вышивала она, и каждый  сбрызгивала  своей  кровью  и  водой  Священного
источника. Три дня работала она, почти не смыкая глаз, подкрепляясь лишь
кусочком-другим сушеных  плодов,  утоляя  жажду  лишь  водой  Источника.
Порою, из  недосягаемой  дали  собственного  сознания,  она  глядела  со
стороны  на  свои  пальцы,  работающие  словно  непроизвольно;  заклятия
ткались  сами:  кровь  и  кость  земли,  кровь  ее  девственности,  сила
Короля-Оленя, что умер и пролил кровь, дабы  не  погиб  поборник  своего
народа...
   К закату третьего дня все было кончено: каждый дюйм  ножен  покрывали
сплетающиеся символы, некоторые из них Моргейна даже не могла  узнать  -
надо думать, они пришли напрямую от руки Богини через ее руки. Она взяла
ножны, вложила в них меч, взвесила на ладонях, и объявила вслух, нарушая
ритуальное молчание:
   - Сделано.
   Теперь, когда схлынуло затянувшееся напряжение, Моргейна осознала, до
чего она измучена и потрясена и как ей дурно. Обряд и долгое пользование
Зрением порою оказывают  подобное  воздействие,  вне  всякого  сомнения,
оттого и месячные у нее сбились: обычно  они  случались  в  лору  темной
луны. Оно и к лучшему; на это время жрицы уединялись, дабы сберечь  свою
силу, это было то же самое, что ритуальное затворничество  темной  луны,
когда сама Богиня запиралась в одиночестве, дабы сберечь источник силы.
   Пришла Вивиана и взяла ножны. Глядя на  них,  Владычица  не  сдержала
изумленного восклицания; воистину, даже  самой  Моргейне,  знающей,  что
сработали ножны ее собственные пальцы, казалось, что это - вещь  превыше
любого творения смертных рук, насквозь пропитанная магией. Вивиана  едва
прикоснулась к ножнам и тут же  завернула  их  в  широкий  отрез  белого
шелка.
   - Хорошая работа, - промолвила она, и у Моргейны на  миг  закружилась
голова. "С какой стати она считает, будто вправе  судить  меня?  Я  тоже
жрица, ее наставления мне уже не указ",  -  подумала  она  и  ужаснулась
собственным мыслям.
   Вивиана ласково погладила девушку по щеке.
   - Ступай спать, родная, великие труды утомили тебя.
   Моргейна заснула и спала крепко и  долго,  снов  не  видя;  но  после
полуночи она вдруг проснулась, разбуженная внезапным оглушительным шумом
и гудом набата - набатные колокола, церковные колокола, ужас,  пришедший
из детства. "Саксы! Саксы идут на нас! Вставайте, к оружию!"
   Но вот она словно бы очнулась от кошмара: она была не в Доме дев,  но
в церкви, и на алтарном камне лежало оружие, а на столе рядом -  воин  в
доспехах, накрытый покровом. Над головой Моргейны  по-прежнему  тревожно
вызванивали и гудели колокола - от такого шума и мертвый бы проснулся...
но нет, погибший рыцарь  даже  не  пошевелился,  и,  внезапно,  мысленно
попросив прощения,  она  выхватила  меч...  и  на  сей  раз  пробудилась
окончательно в своей собственной, залитой светом,  тихой  комнате.  Даже
звон церковных  колоколов  с  иного  острова  не  нарушал  безмолвия  ее
вымощенного камнем покоя. Ей все  привиделось:  и  колокольный  звон,  и
мертвый рыцарь, и  часовня,  озаренная  пламенем  свечей,  и  оружие  на
алтаре, и меч - словом, все.  "Как  же  так  вышло?  Зрение  никогда  не
приходит ко мне без зова... значит, это просто-напросто сон?"
   Позже в тот же день ее призвали к Владычице, уже в ясном сознании она
припомнила часть видений, что, размытые и невнятные,  проносились  в  ее
мыслях, пока она трудилась над ножнами, глядя на лежащий перед нею  меч.
Он пал на землю  падучей  звездой,  раскатом  грома,  огромной  вспышкой
света; еще дымящимся его притащили  на  наковальню  приземистые  смуглые
кузнецы, что жили в меловых холмах еще до того, как  воздвиглось  кольцо
камней; исполненное мощи оружие короля, сломанное и перекованное на  сей
раз в длинное, в форме листа, лезвие, заточенное и закаленное в крови  и
огне, несокрушимо-стойкое... "Меч, откованный трижды,  не  вырванный  из
чрева земли и оттого вдвойне священный..."
   Моргейне назвали  имя  меча:  Эскалибур,  что  означает  "рассекающий
сталь". Мечи из небесного железа встречались  крайне  редко  и  ценились
очень высоко; этот, надо думать, стоит не меньше, чем целое королевство.
   Вивиана велела девушке накрыться покрывалом и идти  с  нею.  Медленно
спускаясь  с  холма,  она  издалека  заметила  высокую  фигуру   мерлина
Талиесина, а рядом с ним неуверенно ковылял  Кевин  Арфист.  Сегодня  он
показался ей еще более безобразным и  неуклюжим,  чем  обычно,  -  точно
сгусток жира, прилипший к краю серебряного подсвечника тонкой работы.  А
подле них... похолодев, Моргейна узнала  стройную,  мускулистую  фигуру,
блестящие, словно вызолоченное серебро, волосы...
   Артур. Но ведь она знала, что меч предназначен для  него.  Вот  он  и
прибыл на остров за этим даром - что может быть естественнее?
   Он - воин и король. Маленький братик, которого она качала на коленях.
Все это казалось  Моргейне  просто  нереальным.  Но  в  этом  Артуре,  в
мальчике с серьезным лицом, что  шагал  ныне  между  двух  друидов,  она
смутно различала черты юноши, увенчанного  рогами  Бога;  при  всей  его
смиренной  торжественности  она  словно  наяву   видела   взмах   рогов,
смертельную, отчаянную битву и то, как он пришел к ней, залитый  оленьей
кровью, - уже не дитя, но мужчина, воин, король.
   По тихой подсказке  мерлина  он  преклонил  колени  перед  Владычицей
Озера. В лице его читалось благоговейное изумление. "Ну, конечно  же,  -
подумала Моргейна, - Вивиану он прежде не видел, только  меня,  и  то  в
темноте".
   Но вот он увидел Моргейну, в подвижных чертах  отразилось  узнавание.
Артур поклонился и ей ("По крайней мере, - не к месту подумала  девушка,
- там, где он воспитывался, его обучили манерам, подобающим королевскому
сыну"), - и прошептал:
   - Моргейна.
   Наклоном головы она приветствовала гостя. Итак, Артур узнал ее,  даже
под покрывалом. Пожалуй, ей должно опуститься перед королем  на  колени.
Но Владычица Авалона не склоняет колен перед мирской властью. Мерлин мог
бы встать на колени, и Кевин тоже, если  его  попросить,  но  Вивиана  -
никогда, ибо она - не только жрица Богини, но воплощает  в  себе  Богиню
так, как мужчины-жрецы мужских божеств никогда не узнают  и  не  поймут.
Вот и она, Моргейна, никогда впредь не склонит колен.
   Владычица Озера протянула ему руку, веля подняться.
   - Ты проделал долгий путь, - молвила она, -  и  ты  устал.  Моргейна,
отведи его в мою обитель и накорми, прежде чем мы приступим к церемонии.
   Вот теперь гость улыбнулся - не король, готовый  принять  власть,  не
Избранный, но просто-напросто изголодавшийся мальчишка.
   - Спасибо, госпожа.
   Уже в доме у Вивианы он  поблагодарил  жриц,  принесших  угощение,  и
жадно набросился на еду. Слегка  утолив  голод,  он  полюбопытствовал  у
Моргейны:
   - Ты тоже здесь живешь?
   - Владычица живет одна, но при  ней  состоят  жрицы,  по  очереди  ей
служащие. Я жила здесь с нею, когда настал мой черед ей прислуживать.
   - Ты, дочь королевы! И прислуживаешь?
   - Нам  должно  ходить  в  служанках,  прежде  чем  мы  обретем  право
повелевать, -  строго  промолвила  Моргейна.  -  В  молодости  она  сама
прислуживала Владычице, в ее лице я служу Богине.
   Артур обдумал ее слова со всех сторон.
   - Эту вашу Великую Богиню я не знаю, - наконец отозвался он. - Мерлин
говорил мне, будто Владычица приходится тебе... нам... родней.
   - Она сестра Игрейны, нашей матери.
   - Так выходит, она мне тетка, -  промолвил  Артур,  пробуя  слово  на
вкус, как если бы оно казалось не вполне уместным. -  Мне  это  все  так
странно. Отчего-то я всегда пытался убедить себя, что Экторий мне  отец,
а Флавилла - мать. Разумеется, я знал, что здесь кроется какая-то тайна;
и поскольку Экторий упорно отказывался поговорить об  этом  со  мною,  я
думал, это что-то позорное:  дескать,  я  -  бастард  или  чего  похуже.
Утера... моего отца я не помню, вот совсем не помню. Да и мать, по  сути
дела, тоже, хотя порою, когда Флавилла меня наказывала, - я порою мечтал
про себя, что я живу где-то в другом месте, с женщиной, которая меня  то
баловала, а то отталкивала...  а  Игрейна,  наша  мать,  очень  на  тебя
похожа?
   - Нет, она высокая и рыжеволосая.
   Артур вздохнул.
   - Значит, я и ее совсем не помню. Потому что в мечтах она походила на
тебя... да это ты и была...
   Гость прервался, голос его дрожал. "Опасный разговор, - подумала  про
себя  Моргейна,  -  не  должно  нам  толковать  об  этом".  И   спокойно
промолвила:
   - Съешь еще яблоко, они растут здесь, на острове.
   - Спасибо. - Он вгрызся в  сочную  мякоть.  -  Все  это  так  ново  и
странно. Столько всего со мной произошло с тех пор, как... -  Голос  его
дрогнул. - Я все время о тебе думаю. Ничего с собою не могу поделать.  Я
сказал правду, Моргейна, - всю свою жизнь я буду вспоминать тебя, потому
что ты у меня - самая первая, и буду думать о тебе и любить тебя...
   Моргейна знала: ответить ей подобает сурово  и  жестко.  Вместо  того
слова ее прозвучали мягко, но отчужденно.
   - Тебе не должно так обо мне  думать.  Для  тебя  я  не  женщина,  но
воплощение Богини, к тебе явившейся, и  кощунством  было  бы  вспоминать
меня как смертную. Забудь меня и помни Богиню.
   - Я пытался... - Он умолк  на  полуслове,  стиснул  кулаки  и  угрюмо
промолвил:
   - Ты права. Именно так и должно об этом думать: это лишь еще  одно  в
череде странных событий, что случились со  мною  с  тех  пор,  как  меня
отослали из дома Эктория. Загадочные, волшебные события. Как та битва  с
саксами... - Артур протянул руку и закатал тунику, явив взгляду повязку,
густо смазанную уже почерневшим сосновым дегтем. - Там меня ранили.  Вот
только это первая моя битва... все было как во  сне.  Король  Утер...  -
Артур потупился и сглотнул. - Я приехал слишком поздно. Я так с ним и не
повидался. Тело было выставлено в церкви для торжественного прощания,  я
увидел его уже мертвым, а оружие лежало на алтаре... мне объяснили,  что
таков обычай, когда гибнет отважный рыцарь, оружие кладут рядом. И  тут,
пока священник читал "Ныне отпущаеши", зазвонили в набат  -  это  напали
саксы, - караульные  вбежали  прямо  в  церковь,  выхватили  колокольные
веревки из рук монаха, вызванивающего похоронный звон, и забили тревогу;
и все королевские дружинники похватали оружие и  выбежали  вон.  Меча  у
меня не было, только кинжал, но я отобрал копье у одного из солдат.  Моя
первая битва, подумал я, но тут  Кэй  -  мой  приемный  брат,  Кай,  сын
Эктория, - сказал мне, что оставил свой меч в гостинице, так что пусть я
сбегаю принесу. А я знал: это просто-напросто уловка, чтобы удалить меня
из битвы; Кэй и мой приемный отец  говорили,  я  еще  не  готов  принять
боевое крещение. Так что я не побежал в гостиницу, а пошел в  церковь  и
схватил  меч  короля  с  каменного  возвышения...  Ну,  так  что  ж,   -
оправдывался Артур, - Утер двадцать лет сражался этим мечом  с  саксами,
наверняка он порадуется, что меч вновь вступил в битву,  а  не  валяется
без толку на истертых камнях! Я выбежал на свет и уже  собирался  отдать
клинок Кэю, пока все мы выстраивались в боевой порядок, готовясь к  бою,
и тут я увидел мерлина, и он громко вопросил - такого гулкого голоса я в
жизни своей не слышал: "Где ты взял этот меч, мальчик?"
   А я разозлился, что  меня  мальчиком  назвали,  после  всего,  что  я
совершил на Драконьем острове; и я сказал ему, что  меч  этот,  дескать,
для того, чтобы с саксами  сражаться,  а  не  затем,  чтоб  валяться  на
камнях; и тут подошел Экторий и увидел, что в руке у меня меч,  и  тогда
они с Кэем оба встали передо мною на колени, вот так взяли да и  встали!
Мне не по себе сделалось, я и говорю: "Отец, зачем ты преклоняешь колени
и брата принуждаешь к тому же? Ох, да встаньте же, это  ужасно!"  А  тут
мерлин произнес этим своим грозным голосом: "Он - король, и  должно  ему
владеть сим мечом". А в следующий миг  из-за  стены  появились  саксы  -
заиграли рога, - и уже не было времени рассуждать о мечах или о  чем  бы
то ни было; Кэй схватил копье, а  я  вцепился  в  меч  -  и  тут  все  и
началось. Самой битвы я толком не  помню...  наверное,  так  оно  всегда
бывает. Кэя ранили - серьезно ранили, в ногу. А после  мерлин  перевязал
мне руку и рассказал мне, кто я такой на самом деле. Ну, то есть кем был
мой отец. Подоспел Экторий, преклонил передо мною колени и  сказал,  что
станет служить мне верой и правдой - как некогда  служил  моему  отцу  и
Амброзию, - а мне было так неловко... и попросил-то  он  меня  об  одном
лишь - чтобы я назначил Кэя сенешалем, когда обзаведусь своим двором.  И
конечно же, я сказал, что буду только рад, - в конце концов, он  же  мой
брат. Ну, то есть я всегда буду видеть в нем брата. Из-за меча такой шум
поднялся, но мерлин объявил всем королям, что сама судьба заставила меня
взять меч с камня, и, вот не поверишь,  к  нему  прислушались.  -  Артур
улыбнулся, и при виде его растерянности Моргейну  захлестнули  любовь  и
жалость.
   Разбудившие ее колокола... она все видела, вот только не  знала,  что
такое видит.
   Девушка  опустила  глаза.  Отныне  и  впредь  они  навсегда   связаны
незримыми узами. Неужто любой нанесенный ему  удар  почувствует  и  она,
точно удар меча прямо в сердце?
   - А теперь похоже на то, что мне дадут  еще  один  меч,  -  промолвил
Артур. - То ни одного меча, а то сразу два, да каких! -  Он  вздохнул  и
жалобно добавил:
   - Не понимаю, зачем это все королю.
   При том, что Моргейна видела  Вивиану  в  облачении  Верховной  жрицы
Авалона не раз и не два, девушка так до конца  и  не  привыкла  к  этому
зрелищу. Артур переводил взгляд  с  одной  на  другую,  конечно  же,  он
заметил сходство. Юноша  молчал,  вновь  преисполнившись  благоговейного
трепета. По  крайней  мере,  подумала  Моргейна,  вновь  ощутив  сосущую
дурноту, его не заставили соблюдать ритуальный пост. Пожалуй,  следовало
и ей подкрепиться с ним вместе, но от одной только мысли о еде ее  вновь
начинало подташнивать. От долгого общения  с  магией  такое  бывает,  не
диво, что Вивиана так исхудала.
   - Пойдем, - приказала Вивиана и двинулась вперед, указывая дорогу,  -
Владычица Авалона на подобающем ей месте, впереди самого короля, - прочь
из дома, вдоль берега Озера и в жилище жрецов. Артур молча шел  рядом  с
Моргейной, и на мгновение девушке померещилось, что он  вот-вот  того  и
гляди уцепится за ее руку, точно в детстве... но ныне крохотная ладошка,
которую она встарь сжимала в  своей,  стала  ладонью  воина,  больше  ее
собственной, закаленной долгими упражнениями с мечом и  другим  оружием.
Позади Артура с Моргейной шел мерлин, а рядом с ним - Кевин.
   Вниз по узкой лестнице спустились они в  затхлый  воздух  подземелья.
Моргейна не заметила, чтобы кто-нибудь зажег свет, но внезапно в темноте
замерцала крохотная искорка, и  вокруг  них  разлилось  бледное  сияние.
Вивиана остановилась так резко, что идущие сзади врезались в  нее,  и  в
первое мгновение Моргейна изумилась, какая та хрупкая и мягкая  -  самое
обычное  женское  тело,  а  вовсе  не  отчужденное  воплощение   Богини.
Владычица протянула руку - и смуглые маленькие пальцы легли на  Артурово
запястье, а вот сомкнуться им бы не удалось.
   - Артур, сын Игрейны с Авалона и Пендрагона,  законного  короля  всей
Британии, - промолвила она, - узри же величайшие святыни своей земли.
   Свет заиграл на золоте и драгоценных камнях чаши и блюда, на  длинном
копье, на красных, золотых и серебряных нитях ножен.  Из  ножен  Вивиана
извлекла на свет длинный, темный клинок.  Тускло  блеснули  вделанные  в
рукоять самоцветы.
   - Меч из числа Священных реликвий друидов, - тихо произнесла  она.  -
Теперь поклянись мне, Артур  Пендрагон,  король  Британии,  что,  приняв
корону, ты станешь обходиться по справедливости с друидами так же, как и
с христианами, и что путеводной нитью для тебя  станет  священная  магия
тех, кто возвел тебя на трон.
   Глаза Артура  расширились,  он  потянулся  к  мечу,  во  взгляде  его
Моргейна читала: юноша отлично знает, что это за клинок.  Резким  жестом
Вивиана заставила его остановиться.
   - Для неподготовленного  прикосновение  к  святыням  стоит  жизни,  -
промолвила она. - Артур, клянись. Когда ты возьмешь  в  свои  руки  этот
меч, не найдется в мире такого вождя и короля, из  числа  язычников  ли,
христиан ли, кто смог бы выстоять против тебя. Но  меч  этот  -  не  для
короля, что прислушивается лишь к  христианским  священникам.  Ежели  ты
откажешься поклясться, ты волен уйти и владеть тем оружием, что получишь
от своих христианских  приверженцев;  народ  же,  признающий  над  собою
власть Авалона, последует за тобою лишь тогда, когда  ему  прикажем  мы.
Или ты принесешь клятву и обретешь их верность  через  священное  оружие
Авалона? Выбирай, Артур.
   Он пристально поглядел на жрицу, слегка  нахмурившись,  бледный  свет
мерцал в его волосах, что казались совсем белыми.
   - В этой земле может быть лишь один владыка, не должно мне склоняться
перед Авалоном, - наконец проговорил он.
   - Равно как и не  должно  тебе  склоняться  перед  священниками,  что
охотно превратят тебя в орудие своего мертвого Бога, -  тихо  отозвалась
Вивиана. - Но мы не намерены принуждать тебя. Выбирай,  примешь  ты  меч
или отвергнешь его и станешь править своим собственным  именем,  презрев
помощь Древних Богов.
   Моргейна видела: слова Владычицы попали в цель - Артур не позабыл тот
день, когда он мчался среди оленей, и Древние Боги подарили ему  победу,
так что этот народ признал  его  королем  -  к  слову  сказать,  признал
первым.
   - Господь упаси, чтобы  я  презрел...  -  поспешно  проговорил  он  и
прервался на полуслове, нервно сглотнул. - В чем  я  должен  поклясться,
Владычица?
   -  В  одном  лишь:  по  справедливости  обходиться  со  всеми  своими
подданными, неважно, приверженцы ли они христианского Бога  или  нет,  и
неизменно чтить Богов Авалона. Ибо что бы ни говорили  христиане,  Артур
Пендрагон, и как бы ни называли они своего Бога, все Боги - едины и  все
Богини - суть одна Богиня. Поклянись лишь признавать  эту  истину  и  не
держаться одного и отвергать другое.
   - Ты сам видел, - промолвил мерлин, и голос его,  низкий  и  звучный,
эхом прокатился в тишине, - что  я  искренне  чту  Христа:  я  преклонял
колени перед алтарем и вкушал святое причастие.