Моргауза куда как  порадуется  возможности  опозорить  лучшего  Артурова
рыцаря.., тогда Гавейн приблизится к трону еще на  шаг-другой.  А  перед
этой дамой ни один мужчина устоять не в силах.., она ведь еще не  стара,
и до сих пор красавица, и в рыжих кудрях ее - ни одного седого волоса...
   - На ярмарках Лотиана, знаешь ли, торгуют хной, привезенной из самого
Египта, - ядовито отметила Моргейна.
   - И талия у  нее  тонка,  и  говорят,  будто  она  весьма  сведуща  в
магических искусствах и любого мужчину способна приворожить, - продолжал
Кевин. - Но это лишь сплетни, и ничего больше. Я  слыхал,  Лотианом  она
правит неплохо. А ты ее настолько не любишь, Моргейна?
   - Ничего подобного. Она - моя родственница, и она всегда  была  добра
ко мне, - возразила Моргейна и уже собиралась было добавить: "Она  взяла
на воспитание мое дитя", - это позволило бы ей спросить,  не  слышал  ли
Кевин новостей о Гвидионе.., но тут же прикусила язык. Даже  Кевину  она
этой тайны не откроет. И вместо того Моргейна докончила:
   - Но не по душе мне,  когда  о  родственнице  моей  Моргаузе  повсюду
судачат как о шлюхе.
   - Да не так все плохо, - рассмеялся Кевин,  отставляя  чашу.  -  Если
дама и загляделась на молодого красавца, так не  она  первая  и  не  она
последняя. А сейчас, когда Моргауза овдовела,  никто  не  вправе  с  нее
спрашивать, с кем она делит ложе. Но  не  должно  мне  заставлять  ждать
Верховного короля. Пожелай мне удачи, Моргейна, ибо несу я королю дурные
вести,  а  ты  ведь  знаешь,  какая  судьба  ждала  в   старину   гонца,
доставившего королю нежелательные для него новости!
   - Артур не из таких, - заверила Моргейна. - Но, ежели это  не  тайна,
скажи, что это за дурные вести?
   - Ничего нового, - пожал плечами Кевин. - Ибо говорилось уже не раз и
не два, что Авалон не дозволит ему  править  как  христианскому  королю,
какой бы уж веры сам он ни придерживался в сердце своем. Не  должно  ему
дозволять священникам запрещать обряды Богини и вырубать дубовые рощи. А
ежели он так поступит, велено мне передать ему от имени Владычицы: рука,
вручившая ему священный меч друидов, повернет клинок в руке его так, что
острие обратится против него же.
   - Таким вестям он и впрямь не порадуется, - кивнула Моргейна,  -  но,
может статься, вспомнит о принесенной клятве.
   - О да, а у Вивианы есть против него и еще одно оружие,  -  отозвался
Кевин, но какое именно, так и не сказал.
   Кевин ушел, а  Моргейна  осталась  сидеть,  размышляя  о  наступающем
вечере. За ужином будет музыка, а потом.., что ж, Кевин -  замечательный
любовник, он ласков, тщится угодить ей, и весьма надоело ей спать одной.
   Моргейна еще не ушла к себе,  когда  Кэй  возвестил  прибытие  нового
гостя.
   - Твой родич, леди Моргейна. Не поздороваешься  ли  ты  с  ним  и  не
подашь ли ему вина?
   Моргейна кивнула, - неужто  Ланселет  возвратился  так  скоро?  -  но
прибывший оказался Баланом.
   В первый момент молодая женщина едва его узнала: он заметно  раздался
вширь; надо думать, не всякий конь ныне выдержит этакого великана! А вот
Балан сразу же ее признал.
   -  Моргейна!  Приветствую  тебя,  родственница,  -  промолвил  он  и,
усевшись рядом с нею, принял чашу из ее рук.  Молодая  женщина  сообщила
гостю, что сейчас Артур беседует с Кевином  и  мерлином,  но  непременно
увидится с ним за ужином и расспросит о новостях.
   - Да новость у меня лишь одна: на севере опять  объявился  дракон,  -
рассказывал Балан, - нет-нет, никакой это не вымысел и не бредни старика
Пелинора, - я сам видел след и разговаривал с двумя очевидцами.  Они  не
лгут и не выдумывают  Бог  весть  что,  дабы  позабавить  собеседника  и
придать себе весу; они  за  собственную  жизнь  дрожат.  Говорят,  будто
чудовище выбралось из  озера  и  сцапало  их  слугу..,  они  мне  башмак
показывали.
   - Б-башмак, кузен?
   - Бедняга потерял его, угодив в пасть; башмак  был  весь  в  какой-то
слизи, и.., я даже притронуться к ней побоялся,  -  отозвался  Балан.  -
Хочу попросить у Артура полдюжины рыцарей себе  в  помощь:  с  чудовищем
надо покончить.
   - Если Ланселет вернется, позови заодно и его, - промолвила  Моргейна
как  можно  беспечнее.  -  Познакомиться  с  драконами  поближе  ему  не
помешает. Я так понимаю, Артур пытается женить Ланселета на  Пелиноровой
дочке.
   Балан внимательно поглядел на собеседницу.
   - Не завидую я девушке, что получит в мужья моего маленького  братца,
- промолвил он. - Слыхал я, что сердце его ему  не  принадлежит..,  или,
может быть, мне не следует...
   - Не следует, - отрезала Моргейна. Балан пожал плечами:
   - Да пожалуйста. Стало быть, у Артура нет особых  причин  подыскивать
Ланселету  невесту  вдали  от  Камелота.  А  я  и  не  слышал,  что   ты
возвратилась ко двору,  родственница,  -  промолвил  он.  -  Ты  чудесно
выглядишь.
   - А как поживает твой приемный брат?
   - Когда мы виделись в последний раз, Балин был в  добром  здравии,  -
отозвался Балан, - хотя Вивиану до сих пор терпеть не может. Однако  нет
причин полагать, будто он затаил на нее злобу, обвиняя  в  смерти  нашей
матери. В ту пору он рвал  и  метал  и  клялся  жестоко  отомстить,  но,
воистину, лелеять такие мысли по сей день мог бы только безумец. Как  бы
то ни было, и чего бы он там про себя ни думал, вслух он  ничего  такого
не говорил, когда был здесь на Пятидесятницу год назад. Это Артур  новый
обычай ввел, - может, ты не знаешь, - где  бы  мы  ни  странствовали,  в
какой бы уголок Британии судьба нас ни забросила, на  Пятидесятницу  все
его  прежние  соратники  до  единого  должны  съезжаться  в  Камелот   и
трапезовать за его столом. В этот праздник он посвящает юношей в рыцари,
избирает новых соратников и выслушивает любого  просителя,  даже  самого
смиренного...
   - Да, об этом я слыхала, - кивнула Моргейна, внезапно ощутив  смутную
тревогу. Кевин поминал про Вивиану...  Моргейна  внушала  себе,  что  ей
всего лишь неспокойно при мысли о том, что женщина лет столь  преклонных
приедет ко двору как простая просительница. Балан прав:  спустя  столько
лет о мести помышлял бы только безумец.
   В тот вечер было много музыки; Кевин играл  и  пел  на  радость  всем
собравшимся; а еще позже, уже ночью, Моргейна выскользнула  из  комнаты,
где спала вместе с незамужними дамами из  королевиной  свиты,  неслышно,
точно призрак - или точно обученная на Авалоне жрица, - и направилась  в
покои Кевина. Возвратилась она к себе перед самым рассветом, довольная и
ублаготворенная, хотя то, что она услышала от Кевина, - впрочем,  Богиня
свидетель, им нашлось о чем поговорить и помимо  Артура,  -  изрядно  ее
беспокоило.
   - Артур меня и слушать не желает, - рассказывал Кевин. - Говорит, что
жители Англии - христианский народ, и хотя  не  станет  он  преследовать
своих подданных, ежели кто-то из них и почитает иных богов, однако ж  он
поддержит священников и церковь, точно  так  же,  как  они  поддерживают
трон. А Владычице Авалона он  велит  передать,  что,  ежели  желает  она
забрать меч назад, так пусть придет и возьмет.
   Уже возвратившись к себе в постель, Моргейна долго лежала, не  смыкая
глаз.  Это  же  легендарный  меч,  благодаря  ему  с   Артуром   связаны
бесчисленные люди Племен и  северяне  тоже;  только  потому,  что  Артур
присягнул на верность  Авалону,  его  поддерживает  смуглый  народец  до
римских времен. А  теперь  Артур,  похоже,  отступил  от  данной  клятвы
далеко, как никогда.
   Надо  бы  поговорить  с  ним..,  впрочем,  нет,  Артур   к   ней   не
прислушается; она - женщина, и притом его сестра; и между ними неизменно
живо воспоминание о том утре  после  коронования,  так  что  никогда  не
смогут они побеседовать свободно и открыто, как встарь. Кроме  того,  от
имени Авалона она говорить  не  вправе;  она  сама  отреклась  от  былой
власти.
   Может статься, Вивиана  сумеет  заставить  его  понять,  сколь  важно
соблюдать принесенную клятву. Но, сколько бы Моргейна ни убеждала себя в
том, закрыть глаза и заснуть ей удалось очень не скоро.

Глава 17

   Еще толком не проснувшись, Гвенвифар почувствовала, как сквозь  полог
кровати проникает ослепительно яркий солнечный свет.  "Лето  пришло".  И
тут же: "Белтайн". Самый разгул язычества..,  королева  не  сомневалась,
что нынче ночью многие слуги  и  служанки  ее  украдкой  выскользнут  за
двери, как только на Драконьем острове заполыхают костры в честь этой их
Богини, дабы возлечь друг с  другом  в  полях...  "И  кое-кто  наверняка
возвратится домой с  ребенком  Бога  во  чреве..,  в  то  время  как  я,
христианская жена, никак не могу родить сына своему дорогому  супругу  и
лорду..."
   Устроившись на боку, она глядела на спящего Артура. О  да,  он  -  ее
дорогой супруг и лорд, она искренне его любит. Он взял ее как довесок  к
приданому, в глаза невесты не видя; однако же любил ее, холил? и лелеял,
и почитал.., не ее вина, что она не в  силах  исполнить  первейший  долг
королевы и родить Артуру сына и наследника для королевства.
   Ланселет.., нет, она дала себе  слово,  когда  тот  в  последний  раз
уезжал от двора, что больше не станет  о  нем  думать.  Она  по-прежнему
алкала его сердцем, телом и душою, однако поклялась быть Артуру верной и
преданной женой; никогда больше не позволит она Ланселету даже тех игр и
ласк, после которых оба они тосковали о большем... Это означает играть с
грехом, даже если дальше они не идут.
   Белтайн. Ну что ж, пожалуй, как христианке и  королеве  христианского
двора, долг велит ей устроить в этот день забавы и пиршества,  дабы  все
подданные ее повеселились, не подвергая опасности свои  души.  Гвиневера
полагала, что Артур объявил по всей стране о том, что  на  Пятидесятницу
затеваются турниры и игрища  и  победителей  ждут  награды;  так  король
поступал всякий год с тех пор, как двор перебрался в Камелот;  однако  в
замке наберется достаточно народу, чтобы устроить состязания  и  в  этот
день тоже; а в качестве трофея отлично сгодится серебряная  чаша.  Будут
танцы, музыканты сыграют на арфе; а что до  женщин,  так  она  предложит
ленту в награду той, что спрядет за час больше шерсти или  выткет  самый
большой  кусок   гобелена;   да-да,   надо   отвлечь   народ   невинными
развлечениями, чтобы никто из ее подданных не жалел о запретных  игрищах
на Драконьем острове. Королева села на постели  и  принялась  одеваться;
нужно пойти поговорить с Кэем, не откладывая.
   Но хотя королева хлопотала все утро, не покладая рук, и  хотя  Артур,
когда она рассказала мужу о своей затее, пришел в  полный  восторг  и  в
свою очередь все утро обсуждал с Кэем  награды  для  лучших  мечников  и
всадников;  да,  и  надо  бы  еще  какой-нибудь  трофей  подобрать   для
победителя среди  отроков!  -  однако  же  Гвенвифар  так  и  не  смогла
избавиться от грызущего беспокойства. "В этот день  древние  Боги  велят
нам чтить плодородие и плодовитость, а я.., я по-прежнему бесплодна".  И
вот, за час до полудня, - когда герольды затрубят в трубы, созывая народ
на ристалище к началу состязаний, - Гвенвифар  отправилась  к  Моргейне,
сама еще не зная, что ей скажет.
   Моргейна  взяла  на  себя  надзор  за  красильней,   где   окрашивали
спряденную шерсть, и приглядывала за королевиной пивоварней: она  знала,
как  не  дать  скиснуть  сваренному  элю,  как  перегонять   спирт   для
лекарственных снадобий, как  изготовлять  из  цветочных  лепестков  духи
более тонкие, нежели привозные из-за моря, те, что стоят дороже  золота.
Кое-кто из обитательниц замка всерьез считал это магией, однако Моргейна
уверяла, что нет; просто она изучала свойства растений, цветов и злаков.
Любая женщина, твердила Моргейна, способна делать то же самое, ежели  не
пожалеет сил и времени и ежели руки у нее не крюки.
   Гвенвифар отыскала Моргейну в  пивоварне:  подобрав  подол  парадного
платья и накрыв волосы куском ткани, она принюхивалась к  испортившемуся
содержимому корчаги.
   - Вылейте это, - распорядилась она. - Надо думать,  закваска  остыла;
вот пиво и скисло. Завтра сварим еще; а на  сегодня  пива  хватит,  и  с
избытком, даже на королевин пир, раз уж пришла ей в голову этакая блажь.
   - А тебе, значит, пир не в радость, сестрица? - спросила королева.
   Моргейна развернулась к вошедшей.
   - Не то чтобы, - отвечала она, - однако  дивлюсь  я,  что  ты,  Гвен,
затеяла праздник: я-то полагала, что на Белтайн  у  нас  будет  сплошной
пост да благочестивые моления, хотя бы того ради, чтобы все видели: ты -
не из тех, кто станет веселиться в честь Богини полей и хлебов.
   Гвенвифар покраснела; она понятия не имела,  потешается  ли  над  нею
Моргейна или говорит серьезно.
   - Возможно, Господь распорядился, чтобы весь народ веселился в  честь
прихода лета, а про Богиню и упоминать незачем.., ох, сама не знаю,  что
и думать.., а ты - ты веришь, что Богиня дарит жизнь полям  и  нивам,  и
утробам овец, телиц и женщин?
   - Так учили меня на Авалоне, Гвен. А почему ты  спрашиваешь  об  этом
сейчас?
   Моргейна сдернула с  головы  лоскут,  которым  прикрывала  волосы,  и
Гвенвифар внезапно  осознала:  да  ведь  она  красива!  Моргейна  старше
Гвенвифар, - ей, надо думать, уже за тридцать; а сама словно ни на  день
не состарилась с того самого дня, когда Гвен увидела ее в первый  раз..,
не  зря  все  считают  ее  колдуньей!  На  ней  было  платье  из  тонкой
темно-синей шерсти,  очень  простое  и  строгое,  однако  темные  волосы
перевивали цветные  ленты;  подхваченные  за  ушами,  шелковистые  пряди
скреплялись золотой шпилькой. Рядом с Моргейной Гвенвифар  ощущала  себя
сущей наседкой,  невзрачной  домохозяйкой,  даже  при  том,  что  она  -
Верховная королева Британии, а Моргейна  -  лишь  герцогиня,  да  еще  и
язычница в придачу.
   Моргейна столько всего знает, а сама она ужас до чего  невежественна:
только и умеет, что написать свое имя  да  с  грехом  пополам  разбирать
Евангелие. А вот Моргейна в книжной премудрости весьма преуспела, читает
и пишет, да и в делах хозяйственных тоже сведуща: умеет прясть и  ткать,
и вышивать шелком, и пряжу красить, и пиво варить; а в придачу еще  и  в
травах и в магии разбирается.
   - Сестрица.., об этом поминают в шутку.., но.., но правда ли, что  ты
знаешь.., всевозможные заклинания и заговоры на  зачатие?  -  запинаясь,
выговорила Гвенвифар наконец. - Я.., я не могу больше так  жить:  каждая
придворная дама провожает взглядом каждый  кусок,  что  я  беру  в  рот,
высматривая, не беременна ли я, или  примечает,  как  туго  я  затягиваю
пояс! Моргейна, если ты и в самом деле знаешь такие заговоры, если слухи
не врут.., сестра  моя,  заклинаю  тебя..,  не  поможешь  ли  мне  своим
искусством?
   Растроганная,   встревоженная,   Моргейна   коснулась   рукою   плеча
Гвенвифар.
   -  Да,  это  правда;  на   Авалоне   говорят,   что   амулеты   могут
поспособствовать, если женщина все никак не родит, а  должна  бы..,  но,
Гвенвифар... - Она замялась, и лицо королевы заполыхало  краской  стыда.
Наконец Моргейна продолжила:
   - Но я - не Богиня. Может статься,  такова  ее  воля,  что  у  вас  с
Артуром не будет детей. Ты  в  самом  деле  хочешь  попытаться  изменить
замысел Божий заклинаниями и амулетами?
   - Даже Христос молился в саду: "Отче Мой! если  возможно,  да  минует
Меня чаша сия..." <Мф 26:39> - исступленно выкрикнула Гвенвифар.
   - А еще Он прибавлял: "Впрочем не как Я хочу, но как Ты" <Мф  26:39>,
- напомнила ей Моргейна.
   - Дивлюсь я, что ты знаешь такие вещи...
   - Гвенвифар, я прожила при дворе  Игрейны  целых  одиннадцать  лет  и
проповедей наслушалась никак не меньше тебя.
   - И все же не понимаю я, как может  Господь  желать  того,  чтобы  по
смерти  Артура  в  королевстве  вновь  воцарился  хаос,  -   воскликнула
Гвенвифар, словно со стороны  слыша  собственный  голос:  пронзительный,
резкий, озлобленный. - Все эти годы я была верна мужу.., да, я знаю, что
ты мне не веришь; ты небось думаешь так же,  как  все  придворные  дамы:
дескать, я изменила лорду моему с Ланселетом.., но это не так, Моргейна,
клянусь тебе, это не так...
   - Гвен, Гвен! Я не исповедник тебе! Я тебя ни в чем не обвиняла!
   - Но могла  бы,  кабы  захотела;  и,  сдается  мне,  ты  ревнуешь,  -
отпарировала Гвенвифар в бешенстве и тут же покаянно воскликнула:
   - Ох, нет! Нет, не хочу я с тобой ссориться, Моргейна, сестра моя,  -
ох, нет, я же пришла умолять тебя о  помощи...  -  Из  глаз  ее  потоком
хлынули слезы. - Я ничего дурного не делала, я  всегда  была  хорошей  и
верной женой, я вела дом моего супруга и тщилась ни  в  коем  случае  не
опозорить его двор, я молилась  за  него,  я  старалась  исполнять  волю
Божию, ни малую толику не погрешила я против долга, и все  же..,  и  все
же.., за всю мою верность и преданность.., ничего я  с  этой  сделки  не
получила, ройным счетом ничего! Каждая уличная шлюха, каждая  распутница
из тех, что таскается с  солдатскими  обозами,  они-то  щеголяют  своими
огромными животами, своей плодовитостью, в то время как я.., я.., ничего
у меня нет, ничего... -  И  Гвенвифар  бурно  разрыдалась,  закрыв  лицо
руками.
   Голос Моргейны звучал озадаченно, но ласково. Она обняла королеву  за
плечи и привлекла ее к себе.
   - Не плачь, ну, не плачь же... Гвенвифар, посмотри же на меня: тебе и
впрямь так горько, что ты бездетна?
   - Я ни о чем другом и думать не могу, денно и нощно...  -  всхлипнула
Гвенвифар, пытаясь сдержать рыдания.
   - Да, вижу, тяжко тебе приходится, - промолвила Моргейна после долгой
паузы. Ей казалось, она слышит мысли Гвенвифар так же ясно, как если  бы
та облекла их в слова:
   "Будь у меня ребенок, я бы не думала  денно  и  нощно  о  любви,  что
искушает меня и заставляет забыть о чести, ибо все свои мысли  посвящала
бы я Артурову сыну".
   - Хотела бы я помочь тебе, сестра..,  но  не  лежит  у  меня  душа  к
амулетам и магии. На Авалоне нас учат, что простецам такие вещи,  может,
и нужны, но мудрые с ними  не  связываются  и  мирятся  с  участью,  что
назначили им Боги... - Произнося эти слова,  Моргейна  чувствовала  себя
сущей лицемеркой; ей вспомнилось то утро, когда она  отправилась  искать
корешки и травы для настоя, способного избавить ее от Артурова  ребенка.
И это называется - покорствовать воле Богини?
   Но ведь в конце концов она отказалась от своего замысла...
   И, во власти внезапно накатившей усталости, Моргейна подумала: "Я, не
желавшая никакого ребенка, едва не умерла родами, но произвела-таки дитя
на свет; Гвенвифар денно и нощно молится о ребенке, но пусто ее чрево  и
руки пусты. И в этом - благость воли Богов?"
   Однако же Моргейна сочла своим долгом предостеречь королеву:
   - Гвенвифар, пойми вот что: амулеты зачастую срабатывают не так,  как
тебе бы того желалось. С чего ты взяла, что  Богиня,  которой  служу  я,
сможет послать тебе сына, в то время как твоему Господу, который в твоих
глазах более всемогущ, чем все прочие Боги, вместе взятые,  это  не  под
силу?
   Слова Моргейны прозвучали кощунством, и Гвенвифар сгорала  со  стыда.
Однако же она поразмыслила - и сдавленно проговорила вслух:
   - Думаю, это  потому,  что  Господу  дела  нет  до  женщин:  все  его
священники - мужчины, а в Священном Писании тут  и  там  говорится,  что
женщины - искусительницы и порождение зла; может  статься,  поэтому  Бог
меня и не слышит. А о ребенке я воззову к Богине... Господу все равно...
- И Гвенвифар вновь бурно зарыдала. - Моргейна, - восклицала она, - если
и ты не в силах мне помочь, я клянусь, что сегодня же  ночью  отправлюсь
на Драконий остров на лодке, я дам слуге золота, чтобы отвез меня  туда,
и когда заполыхают костры, я тоже  стану  умолять  Богиню  подарить  мне
дитя... Клянусь тебе, Моргейна, что я это сделаю... - И королева увидела
себя в свете костров: вот она обходит пламя кругом, вот удаляется в ночь
во власти безликого незнакомца, покоится  в  его  объятиях..,  при  этой
мысли все те