грехов. Духовник  сказал,  что  теперь
греха как будто бы и не было, и теперь она должна  постараться  позабыть
обо всем.
   .., и все же Гвенвифар не могла удержаться от воспоминаний - особенно
в утро того дня, когда Ланселет должен был приехать ко двору с  женой  и
сыном.., да, он теперь женатый мужчина, он женат  на  кузине  Гвенвифар.
Теперь он приходится родичем не только ее  мужу,  но  и  ей  самой.  Она
поцелует его в знак приветствия, и в том не будет греха.
   Артур повернулся  -  словно  эхо  мыслей  жены  разбудило  его,  -  и
улыбнулся Гвенвифар.
   - Сегодня - день Пятидесятницы, милая моя, -  сказал  он,  -  и  сюда
съедутся все наши родичи и друзья. Так дай же мне полюбоваться  на  твою
улыбку.
   Гвенвифар улыбнулась мужу. Артур привлек ее к себе и  поцеловал;  его
рука скользнула по груди Гвенвифар.
   - Ты уверена, что сегодняшний день не будет тебе неприятен? Я  никому
не  позволю  думать,  будто  ты  стала  меньше  значить  для   меня,   -
обеспокоенно произнес Артур. - Ты ведь не стара, и Бог еще может одарить
нас детьми, если будет  на  то  его  воля.  Но  подвластные  мне  короли
требуют.., жизнь - штука ненадежная, и я должен назвать имя  наследника.
Когда  родится  наш  первый  сын,  милая,  можно  будет  считать,  будто
сегодняшнего дня никогда и не было, и я  уверен,  что  юный  Галахад  не
станет оспаривать трон у своего кузена, а будет  преданно  служить  ему,
как Гавейн служит мне...
   "Может, это даже и правда", - подумала Гвенвифар,  поддаваясь  нежным
ласкам мужа. О таком даже  рассказывается  в  Библии:  взять  хоть  мать
Иоанна Крестителя, кузена  Девы  -  Бог  отворил  ей  чрево,  когда  она
давным-давно вышла из детородного возраста. А ей,  Гвенвифар,  даже  нет
еще тридцати... И Ланселет как-то говорил,  что  мать  родила  его  осле
тридцати. Может,  на  этот  раз,  после  стольких  лет,  она  наконец-то
поднимется с супружеского ложа, неся в себе сына. И  теперь,  когда  она
научилась не просто подчиняться,  как  надлежит  послушной  жене,  но  и
получать удовольствие от его прикосновений, от заполняющего ее  мужского
естества, она, конечно же, стала  мягче,  и  ей  легче  будет  зачать  и
выносить ребенка...
   Несомненно, это оказалось только к лучшему, что три года назад, когда
она носила дитя Ланселета, что-то пошло не так.., у нее трижды не пришли
месячные, и она сказала кое-кому из своих  дам,  что  ждет  ребенка;  но
затем, три месяца спустя, когда  плоду  следовало  начинать  шевелиться,
оказалось, что на самом деле ничего нет.., но конечно же, теперь, с  тем
новым теплом, что она ощутила в себе после пробуждения, на этот раз  все
пойдет так, как она хочет. И Элейна не сможет  больше  злорадствовать  и
торжествовать над нею... Элейне удалось некоторое время  побыть  матерью
наследника короля - но она, Гвенвифар, станет матерью сына короля...
   Чуть позднее, когда они одевались, Гвенвифар  сказала  нечто  в  этом
роде, и Артур обеспокоенно взглянул на нее.
   - Неужто жена Ланселета относится к тебе с пренебрежением, Гвен?  Мне
казалось, что вы с ней подруги...
   - О да, мы и вправду подруги, - отозвалась Гвенвифар, сморгнув слезы,
- но с женщинами всегда так.., женщины, имеющие сыновей, всегда  считают
себя лучше бесплодных женщин. Даже жена свинопаса, родив ребенка,  будет
с презрением и жалостью думать о королеве, не способной подарить  своему
лорду даже одного-единственного сына.
   Артур поцеловал ее в шею.
   - Не плачь, солнышко, не нужно. Ты  лучше  всех  на  свете.  Ни  одна
женщина не сравнится с тобой, даже если родит мне дюжину сыновей.
   - В самом деле? - переспросила Гвенвифар, и в голосе ее проскользнула
легкая издевка. - А ведь я - всего лишь часть сделки. Мой отец дал  тебе
сотню конных рыцарей и меня в придачу, - и ты послушно принял меня, чтоб
получить воинов - но я оказалась скверным товаром...
   Артур с недоверием взглянул на нее.
   - Неужто ты все эти годы не можешь мне этого простить, моя  Гвен?  Но
ведь ты же должна знать, что с того самого мига, как я впервые  взглянул
на тебя, уже никто не будет мне милее, чем ты! - сказал он и  обнял  ее.
Гвенвифар застыла, борясь со слезами, и  Артур  поцеловал  ее  в  уголок
глаза. - Гвен, Гвен, как ты могла так  подумать!  Ты  -  моя  жена,  моя
возлюбленная, моя ненаглядная, и никакие силы нас не разлучат.  Если  бы
мне нужна была племенная кобыла, способная рожать сыновей -  их  бы  уже
было предостаточно, видит Бог!
   - Но ты их так и не завел, - отозвалась Гвенвифар все так же  холодно
и натянуто. - Я  с  радостью  взяла  бы  твоего  сына  на  воспитание  и
вырастила его как твоего наследника. Но ты полагаешь, что  я  недостойна
воспитывать твоего сына.., и это ты толкнул меня в объятия Ланселета...
   - О, моя Гвен,  -  жалобно,  словно  наказанный  мальчишка,  произнес
Артур. - Так ты не можешь простить мне  этого  давнего  безумия?  Я  был
пьян,  и  мне  показалось,  что  ты  неравнодушна  к  Ланселету...   Мне
подумалось, что это доставит тебе удовольствие и что если это вправду  я
повинен в том, что ты не можешь забеременеть, то ты  родишь  ребенка  от
человека, столь близкого мне, что я с легким сердцем смогу назвать  плод
той ночи своим наследником. Но по  большей  части  это  произошло  из-за
того, что я был пьян...
   - Иногда мне кажется, - с каменным лицом произнесла Гвенвифар, -  что
Ланселета ты  любишь  больше,  чем  меня.  Можешь  ли  ты  чистосердечно
сказать, что хотел доставить удовольствие мне, а не ему, которого любишь
больше всех?..
   Артур вздрогнул, словно ужаленный, разомкнул объятие и уронил руки.
   - Неужто это грешно  -  любить  своего  родича  и  думать  и  об  его
удовольствии тоже? Это правда, я люблю вас обоих...
   - В Священном Писании сказано, что за такой грех был уничтожен  целый
город, - сказала Гвенвифар. Артур побелел как полотно.
   - В моей любви к родичу моему Ланселету нет ничего бесчестного, Гвен.
Сам царь Давид говорил о родиче своем и кузене  Ионафане:  "Любовь  твоя
была для меня превыше любви женской",  -  и  Бог  не  покарал  его.  Она
связывает товарищей по оружию. Неужто ты  посмеешь  назвать  эту  любовь
грешной, Гвенвифар? Я  готов  признаться  в  ней  даже  перед  престолом
Господним...
   Он умолк, не в силах больше вымолвить ни слова - у него  пересохло  в
горле.
   В голосе Гвенвифар зазвучали истеричные нотки:
   - Можешь ли ты поклясться, что тогда, когда ты  привел  его  на  наше
ложе.., я видела, что ты  прикасался  к  нему  с  такой  любовью,  какой
никогда не выказывал к женщине, которую мой  отец  дал  тебе  в  жены..,
когда ты ввел меня в этот грех.., можешь ли ты поклясться,  что  это  не
был твой собственный грех, и что все твои красивые слова  не  прикрывали
тот самый грех, из-за которого на Содом обрушился огонь небесный?
   Смертельно бледный Артур уставился на жену.
   - Ты, должно быть, обезумела, моя  леди.  Той  ночью,  о  которой  ты
говоришь, я был пьян и не знаю, что ты  тогда  могла  увидеть.  Это  был
Белтайн, и во всех над была  сила  Богини.  Боюсь,  все  эти  молитвы  и
размышления о грехе сводят тебя с ума, моя Гвен.
   - Христианину не подобает так говорить!
   - Именно поэтому я и не могу назвать  себя  христианином!  -  крикнул
Артур, наконец-то потеряв терпение. - Мне надоели все  эти  разговоры  о
грехе! Если бы я отослал тебя прочь - а ведь мне советовали это сделать,
но я не послушался, потому что слишком  люблю  тебя!  -  и  взял  другую
женщину...
   - Нет! Ты скорее предпочел бы делить меня с Ланселетом, чтоб иметь  и
его тоже...
   - Посмей только повторить это, - очень тихо произнес  Артур,  -  и  я
убью тебя, Гвенвифар, и не посмотрю, что ты моя жена и я люблю тебя!
   Но королева принялась истерично всхлипывать, не в силах остановиться.
   - Ты сказал, что хочешь этого, чтоб получить сына -  и  ввел  меня  в
непростительный грех... Пускай я согрешила, и Бог покарал  меня  за  это
бесплодием - но разве не ты  ввел  меня  в  грех?  И  даже  теперь  твой
наследник не кто иной, как сын Ланселета.  И  ты  смеешь  отрицать,  что
любишь Ланселета больше всех? Ты сделал его сына своим наследником, хотя
мог дать своего сына мне на воспитание...
   - Я позову твоих женщин, Гвен, - глубоко вздохнув, сказал Артур. - Ты
не в себе. Клянусь тебе, у меня нет сыновей, - или даже если я  и  завел
ребенка где-то на войне, то я о нем не знаю, и его мать не знает, кто  я
такой. Ни одна  женщина  нашего  круга  не  заявляла,  что  носит  моего
ребенка. Что бы там ни болтали священники, я не верю, что есть на  свете
женщина, которая постыдилась бы признаться, что родила  сына  бездетному
Верховному  королю.  Я  не  взял   ни   одной   женщины   силой   и   не
прелюбодействовал с замужними женщинами. Так  что  же  это  за  безумный
разговор о моем сыне, которого ты воспитала бы,  как  моего  наследника?
Говорю тебе, у меня нет сына! Я часто думал - может  быть,  какая-нибудь
детская болезнь или какая-нибудь рана сделала меня  бесплодным?  У  меня
нет сына.
   - Это ложь! - гневно выкрикнула Гвенвифар. - Моргейна велела  мне  не
рассказывать об этом - но однажды я пришла к ней и просила у нее  амулет
от бесплодия. Я была в отчаянье и сказала, что готова  отдаться  другому
мужчине, потому что ты, похоже, не можешь породить ребенка.  И  Моргейна
поклялась, что ты можешь стать отцом, что она видела твоего сына,  и  он
растет при дворе Лота Оркнейского, но она взяла с меня обещание,  что  я
никому об этом не расскажу...
   - Он растет при лотианском дворе... - произнес Артур и  схватился  за
грудь, словно у него вдруг  заболело  сердце.  -  Боже  милостивый...  -
прошептал он. - А я даже не знал...
   Гвенвифар пронзил ужас.
   - Нет, нет, Артур, Моргейна - лгунья! Это все ее злой умысел, это она
подстроила  брак  Ланселета  и  Элейны,  потому  что  завидовала..,  она
солгала, чтобы помучить меня...
   - Моргейна - жрица Авалона, - отстраненно произнес Артур.  -  Она  не
лжет. Думаю,  Гвенвифар,  нам  следует  поговорить  об  этом.  Пошли  за
Моргейной.
   - Нет, нет! - взмолилась Гвенвифар. - Прости меня  за  эти  слова:  я
была не в себе и сама не ведала, что говорю. О, любезный мой господин  и
супруг, мой король и мой  лорд,  прости  меня  за  все  то,  что  я  тут
наговорила! Умоляю - прости меня!
   Артур обнял жену.
   - И ты меня прости, любезная моя госпожа. Теперь я вижу, что причинил
тебе великий вред. Но если выпускаешь ветер на волю, приходится  терпеть
его порывы, даже если он сметает все на своем пути...
   Он нежно поцеловал Гвенвифар в лоб.
   - Пошли за Моргейной.
   - Ох, мой лорд, Артур... Я обещала, что  никогда  не  скажу  тебе  об
этом...
   - Ну что ж, ты нарушила свое обещание, - сказал Артур.  -  Сделанного
не воротишь.
   Он подошел к двери покоев и велел своему дворецкому:
   - Разыщи леди Моргейну и скажи,  что  я  и  моя  королева  желаем  ее
видеть, и как можно скорее.
   Когда дворецкий  ушел,  Артур  позвал  служанку  Гвенвифар.  Королева
стояла, словно окаменев, пока служанка нарядила ее в праздничное  платье
и заплела ей косы. Она выпила чашу подогретого вина, разведенного водой,
но что-то по-прежнему  сдавливало  ей  горло.  Ее  болтливости  не  было
прощения.
   "Но если этим утром он действительно дал мне дитя...  -  Но  странная
боль пронзила все ее тело, до самого чрева. - Может ли плод  укорениться
и вырасти в такой горечи?"
   Через некоторое время в королевские покои вошла  Моргейна;  она  была
облачена  в  темно-красное   платье,   и   волосы   ее   были   перевиты
темно-красными шелковыми  лентами.  Она  нарядилась  для  празднества  и
казалась оживленной и радостной.
   "А я - всего лишь бесплодное дерево, - подумала Гвенвифар. - У Элейны
есть сын от Ланселета, и даже Моргейна, не имеющая мужа  и  не  желающая
его иметь, развратничала с каким-то мужчиной  и  родила  от  него,  и  у
Артура есть сын от какой-то неведомой женщины -  и  только  у  меня  нет
никого".
   Моргейна  поцеловала  невестку;  Гвенвифар  оцепенела,   почувствовав
прикосновение ее рук к плечам. Моргейна же повернулась к Артуру.
   - Ты хотел меня видеть, брат?
   - Прости, что побеспокоил тебя в столь ранний час, сестра,  -  сказал
Артур. - Но, Гвенвифар,  ты  должна  теперь  повторить  свои  слова  при
Моргейне - я не желаю, чтобы при моем дворе множилась клевета.
   Моргейна взглянула на Гвенвифар и увидела покрасневшие глаза и  следы
слез.
   - Милый брат, - сказала она, - твоей  королеве  нездоровится.  Уж  не
беременна ли она? Что же до ее слов - ну, как говорится, слово костей не
ломит.
   Артур холодно взглянул  на  Гвенвифар,  и  Моргейна  осеклась.  Здесь
больше не было ее брата, которого она так  хорошо  знала;  остался  лишь
суровый Верховный король, вершащий правосудие.
   - Гвенвифар, - произнес он, - не только как твой муж, но и  как  твой
король я приказываю тебе: повтори при Моргейне то, что ты сказала у  нее
за спиной - будто она  сказала  тебе,  что  у  меня  есть  сын,  который
воспитывается сейчас при лотианском дворе...
   "Это правда, - успела за  долю  секунды  подумать  Гвенвифар.  -  Это
правда, и почему-то это задевает ее до глубины души... Но почему?"
   - Моргейна, - произнес Артур. - Скажи мне - это правда? У  меня  есть
сын?
   " Что все это значит для Моргейны? Почему она  так  стремится  скрыть
это даже от Артура? Конечно, она может желать  сохранить  в  тайне  свое
распутство, но зачем ей скрывать от Артура, что у него есть сын?"
   И вдруг Гвенвифар осенило, и она задохнулась.
   Моргейна же тем временем думала: "Жрица Авалона не лжет. Но я изгнана
с Авалона, и потому,  если  мне  не  остается  иного  выхода,  я  должна
солгать, и быстро..."
   - Кто это был? - гневно выкрикнула Гвенвифар.  -  Одна  из  распутных
жриц Авалона, которые спят с мужчинами в  грехе  и  похоти  на  этих  их
дьявольских празднествах?
   - Ты ничего не знаешь об Авалоне, - ответила Моргейна,  стараясь  изо
всех сил, чтоб ее голос не дрогнул. - Твои слова пусты...
   Артур взял ее за руку.
   - Моргейна, сестра моя...
   И Моргейне почудилось, что еще миг, и она разрыдается.., как рыдал  в
ее объятиях Артур в то утро, когда впервые узнал, что Вивиана поймала  в
ловушку их обоих...
   Во рту у Моргейны пересохло, глаза жгло огнем.
   - Я  сказала  о  твоем  сыне,  Артур,  лишь  затем,  чтобы  успокоить
Гвенвифар. Она боялась, что ты никогда не сможешь дать ей ребенка...
   -  Скажешь  ли  ты  это,  чтобы  успокоить  меня?  -  спросил  Артур,
улыбнувшись, но вместо улыбки получилась мучительная гримаса. - Все  эти
годы я  думал,  что  не  в  силах  породить  сына,  даже  ради  спасения
королевства. Моргейна, теперь ты должна сказать мне правду.
   Моргейна глубоко вздохнула. В  покоях  царила  мертвая  тишина,  лишь
слышно было, как под окнами лает собака да  где-то  стрекочет  кузнечик.
Наконец она произнесла:
   - Именем Богини, Артур, раз уж ты желаешь, чтобы  я  в  конце  концов
сказала об этом... Я родила сына от Короля-Оленя, через десять лун после
того, как тебя посвятили в короли на Драконьем острове.  Моргауза  взяла
его на воспитание и поклялась, что ты никогда не  услышишь  об  этом  от
нее. Теперь ты услышал это от меня. И покончим же с этим делом.
   Артур был бледен,  как  смерть.  Он  заключил  сестру  в  объятия,  и
Моргейна почувствовала, что он дрожит всем  телом.  По  лицу  его  текли
слезы, и он не старался ни сдержать их, ни вытереть.
   - Ах, Моргейна, Моргейна, бедная моя сестра... Я знал,  что  причинил
тебе великое зло, но даже не думал, что оно настолько велико...
   - Ты хочешь сказать, что это правда? - выкрикнула  Гвенвифар.  -  Что
эта распутница, твоя  сестра,  испытала  свое  развратное  искусство  на
собственном брате?!
   Артур обернулся к жене, не выпуская Моргейну из объятий.
   - Молчи! Не смей осуждать мою сестру - то была не ее затея  и  не  ее
вина!
   Он глубоко, судорожно  вздохнул,  и  Гвенвифар  успела  услышать  эхо
собственных злых слов.
   - Бедная моя сестра, - повторил он. - И ты несла эту  ношу  одна,  не
желая перекладывать на меня мою вину... Нет, Гвенвифар, -  пылко  сказал
он, снова оборачиваясь к жене, - все было не так, как  ты  думаешь.  Это
произошло, когда меня посвящали в короли, и мы  не  узнали  друг  друга:
было темно, а мы не виделись еще с  тех  пор,  когда  я  был  малышом  и
Моргейна носила меня на руках. Она была для меня просто жрицей Матери, а
я для нее - Увенчанным Рогами. Когда же мы узнали друг друга,  было  уже
поздно, и беда свершилась, - произнес Артур,  и  в  голосе  его  звенели
слезы. Он прижал Моргейну к себе и разрыдался. - Моргейна, Моргейна,  ты
должна была сказать мне!
   - И снова ты думаешь только о ней! - крикнула Гвенвифар.  -  А  не  о
своем величайшем грехе! Ведь она - твоя сестра, плод чрева твоей матери,
и за это Бог покарает тебя...
   - Он и так меня покарал, - сказал Артур, обнимая Моргейну. - Но  грех
тот был совершен по неведению - мы не желали ничего дурного.
   - Может быть, - нерешительно произнесла Гвенвифар, - именно за это он
и покарал тебя бесплодием, и даже теперь, если бы ты покаялся и исполнил
епитимью...
   Моргейна  мягко  высвободилась  из  объятий   Артура.   Гвенвифар   в
бессильной ярости следила, как Моргейна вытерла ему слезы своим  платком
- как бы ей ни хотелось обратного, но в  этом  жесте  не  было  никакого
распутства. Так могла бы сделать мать или старшая сестра.
   - Ты слишком много думаешь о грехах, Гвенвифар, - сказала Моргейна. -
Мы с Артуром не совершили никакого греха.  Грех  заключается  в  желании
причинить вред. Нас же свела воля Богини и сила жизни, и  раз  от  этого
соития родилось дитя, оно было зачато в любви, что свела нас.  Артур  не
может признать ребенка, рожденного от родной сестры, - это верно. Но  он
не первый король, имеющий незаконного  ребенка,  которого  он  не  может
признать. Мальчик здоров и умен и находится сейчас  в  безопасности,  на
Авалоне. Богиня - да и твой бог, если уж на то пошло, - не  какой-нибудь
мстительный демон, только и ищущий, как бы покарать  человека  за  некий
мнимый грех. Тому, что произошло между  Артуром  и  мною,  не  следовало
происходить. Ни он, ни я к этому  не  стремились,  но  что  сделано,  то
сделано. Богиня не стала бы наказывать тебя бездетностью за чужие грехи.
Неужели ты можешь обвинить в своей бездетности Артура, Гвенвифар?
   - Да! - крикнула Гвенвифар. - Он согрешил, и Бог покарал его за это -
за кровосмесительство, за то, что  он  породил  ребенка  от  собственной
сестры, - за служение Богине, этому злому духу  распутства...  Артур!  -
выкрикнула она. - Пообещай мне, что ты покаешься, что ты сегодня  же,  в
этот святой праздник пойдешь к епископу и расскажешь, как ты согрешил, и
выполнишь епитимью, которую  он  на  тебя  наложит!  Может  быть,  тогда
Господь простит тебя и избавит нас обоих от кары!
   Артур с беспокойством глядел то на Моргейну, то на Гвенвифар.
   - Покаяние? Грех? -  произнесла  Моргейна.  -  Неужто  ты  и  вправду
считаешь своего бога зловредным стариком, которому только  и  дела,  что
вынюхивать, кто там ложится в постель с чужой женой?
   - Я исповедалась в своих грехах! - крикнула Гвенвифар. - Я  покаялась
и получила отпущение! Это  не  за  мои  грехи  Бог  нас  карает!  Артур,
пообещай, что ты тоже покаешься! Когда Бог даровал тебе победу при  горе
Бадон, ты поклялся  отвергнуть  старое  драконье  знамя  и  править  как
христианский король, но ты не раскаялся в этом грехе! Так покайся  же  в
нем, и Бог дарует тебе победу, как даровал тогда при  горе  Бадон,  -  и
очистись от своих грехов и дай мне сына,  который  будет  править  после
тебя в Камелоте!
   Артур отвернулся и прижался к стене, спрятав лицо в ладонях. Моргейна
качнулась было к нему, но Гвенвифар вскричала:
   - Отойди от него, ты!.. Как ты смеешь и дальше вводить  его  в  грех!
Или тебе не довольно того, что уже  произошло,