ерва позволь, я пошлю за вином; после скачки  столь  долгой  тебе
недурно бы подкрепиться.
   - Благодарю тебя, матушка. И, будь так добра,  пошли  вина  и  Кэю  с
Гавейном; они приехали сюда вместе со мной. Не захотели  отпускать  меня
без охраны, видишь ли. Оба наперебой прислуживают мне  как  дворецкие  и
конюхи, словно сам я и пальцем пошевелить не в силах. Хотя  вполне  могу
себя обиходить не хуже любого солдата, с помощью слуги-другого.  Но  эти
двое и слышать ничего не хотят...
   - Твои соратники получат все самое лучшее, - заверила Игрейна и  ушла
распорядиться, чтобы заезжим рыцарям и их свите подали угощение и  вино.
Тем временем принесли вино; Игрейна наполнила чаши.
   - Как ты, сынок? - осведомилась она, придирчиво оглядывая Артура.  Он
казался десятью годами старше того хрупкого, стройного мальчика, что был
коронован не далее как прошлым  летом.  Он  подрос  на  половину  ширины
ладони, никак не меньше, и заметно раздался в плечах. На лице  его  алел
шрам, что, впрочем, уже почти затянулся, благодарение Господу.., ну,  да
для воина рана-другая - дело обычное.
   - Как видишь, матушка, я сражался, и немало, но Господь уберег  меня,
- промолвил Артур. - А сюда я ныне прибыл по  делам  вполне  мирным.  Но
сперва расскажи, как ты.
   - О, здесь ровным счетом ничего не происходит, - улыбнулась  Игрейна.
- Однако я получила вести с Авалона о том, что Моргейна покинула Остров.
Не у тебя ли она при дворе?
   Артур покачал головой:
   - Что ты, матушка, у меня и двор-то  такой,  что  названия  этого  не
заслуживает. Кэй печется о моем замке - мне просто-таки  силой  пришлось
навязать ему эту должность, сам он  предпочел  бы  поехать  со  мной  на
войну, но я приказал ему остаться и беречь мой дом как зеницу ока. А еще
там живут двое-трое отцовских рыцарей, те, для которых  дни  битв  давно
миновали, с женами и младшими сыновьями. Моргейна - при дворе  Лота;  об
этом мне сообщил Гавейн, когда его младший брат, юный  Агравейн,  прибыл
на юг сражаться под моими знаменами. Он сказал, Моргейна приехала к  его
матери; сам он видел ее только раз или два; но она жива-здорова и  вроде
бы весела и бодра; она играет Моргаузе на арфе и  распоряжается  ключами
от чулана с пряностями. Я так понимаю, Агравейн ею  просто  очарован.  -
Лицо его на мгновение омрачила тень боли; Игрейна подивилась  про  себя,
но вслух ничего не сказала.
   - Благодарение Господу, что Моргейна в  безопасности  и  под  защитой
своей родни. Я очень за нее боялась. - Для того чтобы  выяснять,  родила
ли Моргейна ребенка, момент был явно неподходящий. -  А  когда  Агравейн
приехал на юг?
   - В начале осени, не так ли, лорд мерлин?
   - Сдается мне, что да.
   "Стало быть, Агравейн тоже пребывает в неведении; она и  сама  видела
Моргейну и ничего такого не заподозрила. Если, конечно, насчет  Моргейны
это все правда, а не пустая фантазия, порождение ее досужего вымысла".
   - Ну что ж, матушка, я приехал поговорить о делах женских,  в  кои-то
веки.., похоже, мне необходимо  обзавестись  женой.  У  меня  нет  иного
наследника, кроме Гавейна...
   - Мне это не по душе, - обронила Игрейна. -  Лот  ждал  этого  многие
годы. Не слишком-то доверяйся его сыну и спину ему не подставляй.
   Глаза Артура полыхнули гневом.
   - Даже тебе, матушка,  я  не  позволю  так  говорить  о  кузене  моем
Гавейне! Он - мой верный соратник, и я люблю его как  родного  брата,  -
увы, братьев у меня нет, - и никак не меньше,  чем  Ланселета!  Если  бы
Гавейн мечтал о моем троне, ему довольно было бы  ослабить  бдительность
лишь на каких-нибудь пять минут, не более,  и  пустым  шрамом  я  бы  не
отделался - мне снесли бы голову, а Гавейн и впрямь стал бы  королем!  Я
безоговорочно доверяю ему и жизнь свою, и честь!
   - Что ж, я рада, что у тебя такой преданный  и  надежный  сподвижник,
сын мой, - произнесла Игрейна, изумляясь подобной  горячности.  И,  едко
улыбнувшись, добавила:
   - То-то огорчается, должно быть, Лот при мысли о том, как любят  тебя
его сыновья!
   - Уж и не знаю, что я такого сделал, что они всей  душой  желают  мне
добра, но только так оно и есть, и воистину почитаю я себя счастливцем.
   - Верно, - подтвердил Талиесин, - Гавейн  будет  непоколебимо  предан
тебе до самой смерти, Артур, да и за  пределами  ее,  буде  на  то  воля
Господа.
   - Людям воля Господа не ведома, - сурово возразил архиепископ. -  ..И
в итоге итогов окажется он другом более  надежным,  чем  даже  Ланселет,
хотя и горько мне это говорить, - продолжал  Талиесин,  пропустив  слова
Патриция мимо ушей.
   Артур улыбнулся, и у Игрейны мучительно сжалось  сердце:  а  ведь  он
унаследовал все обаяние Утера, и он тоже  способен  пробуждать  в  своих
сторонниках беззаветную преданность! До чего же он похож на отца!
   - Право, я и тебя отчитаю, лорд мерлин, если ты станешь говорить  так
о лучшем моем друге, - промолвил между тем Артур.  -  Ланселету  я  тоже
доверю и жизнь свою, и честь.
   - О да, доверить жизнь ему ты в полном праве, в этом я ни  минуты  не
сомневаюсь... - вздохнул старик. - Не поручусь, что  он  выстоит-таки  в
последнем испытании, однако он искренне тебя любит и станет беречь  твою
жизнь превыше собственной.
   - Воистину, Гавейн - добрый христианин, но  вот  насчет  Ланселета  я
далеко не так уверен, - промолвил  Патриций.  -  От  души  надеюсь,  что
придет день, когда все эти нечестивцы, что называют себя христианами, на
деле ими не являясь, будут  разоблачены  как  демонопоклонники,  каковые
они, в сущности, и есть. Те, что не признают авторитета Святой Церкви  в
том, что касается воли Господней, - так это  про  них  говорил  Христос:
"Кто не со Мною, тот против Меня" <Мф 12:30>. Однако  по  всей  Британии
можно  встретить  тех,  что  недалеко  ушли  от  язычников.  В  Таре   я
расправился с ними, запалив Пасхальный  огонь  на  одном  из  нечестивых
холмов, и  друиды  короля  не  выстояли  против  меня.  Однако  даже  на
благословенном острове Гластонбери,  по  земле  которого  ступал  святой
Иосиф Аримафейский, я обнаруживаю,  что  священники,  -  священники,  вы
подумайте! - поклоняются волшебному источнику! Обольщения язычества, вот
что это такое! Я положу этому конец, даже если мне придется  воззвать  к
самому епископу Римскому!
   - Вот уж не думаю, что  епископ  Римский  имеет  хотя  бы  отдаленное
представление о том, что происходит в  Британии,  -  с  улыбкой  заметил
Артур.
   - Отец Патриций, весьма дурную услугу окажешь ты  людям  этой  земли,
заложив их священный источник, - мягко проговорил Талиесин. - Это -  дар
Божий...
   - Это - часть языческого культа. - Глаза епископа  вспыхнули  мрачным
огнем фанатизма.
   - Источник - от Бога, - не отступался старый друид,  -  ибо  во  всем
мироздании не найдется  ничего,  что  не  имело  бы  начала  в  Боге,  а
простецам потребны простые знаки и символы. Если они  поклоняются  воде,
что изливает на мир Его благодать, так чего в том дурного?
   - Господу не  должно  поклоняться  через  символы,  созданные  руками
людей...
   - Выходит, ты со мною единодушен, брат мой, - ответствовал мерлин,  -
ибо часть друидической мудрости заключена вот в каком речении:  Господу,
что превыше всего,  нельзя  поклоняться  в  жилище,  возведенном  руками
человека, но лишь под Его собственным небом. И все же вы строите  церкви
и богато украшаете их серебром и  золотом.  Так  отчего  же,  по-вашему,
дурно  пить  из  священного  родника,  того,  что  Господь   создал,   и
благословил, и наделил видениями и целительной силой?
   - Сие знание  исходит  от  дьявола,  -  сурово  объявил  Патриций,  и
Талиесин рассмеялся.
   - А, но Господь создал сомнения, да и дьявола тоже, и в итоге  итогов
все придут к Нему и покорятся Его воле.
   - Достойные отцы, - перебил Артур, не успел Патриций ответить,  -  мы
собрались здесь не о теологии спорить!
   - Верно, - облегченно подтвердила Игрейна. - Мы говорили о Гавейне  и
втором из сыновей Моргаузы, - его ведь Агравейн зовут, верно? И о  твоем
браке.
   - Жаль мне, - посетовал Артур, - что раз уж сыновья Лота  всей  душой
меня любят, а Лот, в чем я не сомневаюсь, мечтает, чтобы  наследник  его
рода возвысился, - жаль мне, что у Моргаузы нет дочери. Тогда бы я  стал
ему зятем, а Лот знал бы, что сын его дочери унаследует мой трон.
   - Да, оно сложилось бы весьма удачно, - кивнул Талиесин, - ибо оба вы
принадлежите к королевскому роду Авалона.
   - Но разве Моргауза - не сестра  твоей  матери,  лорд  мой  Артур?  -
нахмурился Патриций. - Жениться на ее  дочери  -  немногим  лучше  того,
чтобы переспать с собственной сестрой!
   Артур заметно обеспокоился.
   - Я согласна, даже  будь  у  Моргаузы  дочь,  об  этом  и  думать  не
следовало бы, - молвила Игрейна.
   - Зато к сестре Гавейна  я  бы  привязался  с  легкостью,  -  жалобно
возразил Артур. - Мысль о том, чтобы жениться на  чужой  мне  незнакомке
изрядно меня угнетает, да и невеста, надо думать, не обрадовалась бы!
   - Такова судьба  любой  женщины,  -  отозвалась  Игрейна,  сама  себе
удивляясь; неужели спустя столько лет обида не сгладилась? - Браки пусть
задумывают мудрые головы; юной девушке такое не по разуму.
   Артур тяжко вздохнул.
   - Король Леодегранс предложил мне в жены свою дочь,  -  как  бишь  ее
там? - а в приданое за нею дает  сотню  лучших  своих  воинов,  все  при
оружии, и - ты только представь себе, матушка!  -  при  каждом  отменный
конь из его собственных табунов; так что Ланселет сможет их  обучить.  В
этом - один  из  секретов  цезарей:  лучшие  римские  когорты  сражались
верхом; а до того никто, кроме скифов, лошадей не использовал, разве что
для перевозки продовольствия и порою - для верховых гонцов. Будь у  меня
четыре сотни конных воинов - матушка, да я бы играючи выдворил саксов  с
нашей земли, и они бы бросились сломя голову  к  своим  берегам,  визжа,
точно их же псы.
   - Тоже мне, причина для женитьбы! - рассмеялась  Игрейна.  -  Лошадей
можно купить, а воинов - нанять.
   - Но продавать коней Леодегранс вовсе не склонен, - возразил Артур. -
По-моему, он так мыслит про себя, что в обмен  на  приданое  -  воистину
королевское приданое, здесь ты мне поверь, - недурно было бы породниться
с королем Британии. И он не один такой, просто он предлагает больше, чем
другие.
   Так вот о чем я желал попросить тебя, матушка, - не хотелось  бы  мне
посылать к нему самого обыкновенного гонца со словами, что  я,  дескать,
беру его дочь, так что пусть  отошлет  ее  к  моему  двору,  словно  тюк
какой-нибудь. Не согласилась бы ты поехать отвезти королю  мой  ответ  и
сопроводить девушку сюда?
   Игрейна собиралась уже кивнуть в знак согласия, как вдруг вспомнила о
своих обетах.
   - Отчего бы тебе не послать одного из  своих  доверенных  соратников,
скажем, Гавейна или Ланселета?
   - Гавейн - бабник тот еще, - со смехом отозвался Артур. - Я отнюдь не
уверен, что хочу подпускать его к своей невесте. Тогда уж пусть Ланселет
съездит.
   - Игрейна, чувствую я, что лучше поехать тебе, - удрученно проговорил
мерлин.
   - А  что  такое,  дедушка,  -  отозвался  Артур,  -  неужто  Ланселет
настолько неотразим? Или ты опасаешься, что моя невеста влюбится в  него
вместо меня?
   Талиесин вздохнул.
   - Я поеду, если настоятельница даст мне дозволение покинуть  обитель,
-  быстро  отозвалась  Игрейна.  А  про  себя  подумала:  "Конечно   же,
мать-настоятельница  не  может  запретить  мне   побывать   на   свадьбе
собственного сына. Воистину, я столько лет пробыла королевой, что теперь
мне куда как непросто тихо-мирно сидеть в четырех  стенах  и  дожидаться
известий о великих событиях, происходящих в  этой  земле.  Верно,  таков
удел всякой женщины, однако постараюсь избегать его сколь можно дольше".
Глава 4

   Гвенвифар чувствовала, как в животе привычно  всколыхнулась  тошнота;
неужто еще до того, как они отправятся в  путь,  ей  придется  бежать  в
уборную? И что ей прикажете делать, если та же потребность даст  о  себе
знать уже после того, как она сядет в седло и выедет за ворота?  Девушка
подняла глаза на Игрейну: та  стояла,  статная  и  невозмутимая,  чем-то
похожая на мать-настоятельницу ее  прежнего  монастыря.  В  первый  свой
приезд, год назад, когда обговаривались условия брака, Игрейна держалась
с ней по-доброму, словно мать. А теперь, приехав  сопроводить  Гвенвифар
на свадьбу, она вдруг показалась строгой  и  властной;  и,  уж  конечно,
королева не испытывала и тени того ужаса, что терзал Гвенвифар. Как  она
может быть настолько спокойной?
   - Ты разве не  боишься?  Это  так  далеко...  -  дерзнула  прошептать
Гвенвифар, глядя на дожидающихся лошадей и носилки.
   - Боюсь? Конечно, нет, - отвечала Игрейна. - В Каэрлеоне я бывала  не
раз и не  два,  и  маловероятно,  чтобы  на  сей  раз  саксы  собирались
выступить с войной. Зимой путешествовать не то  чтобы  приятно  -  из-за
дождей и слякоти, - но все лучше, чем попасть в руки варваров.
   Гвенвифар, до глубины  души  потрясенная  и  пристыженная,  судорожно
сжала кулачки и,  потупившись,  уставилась  на  свои  дорожные  башмаки,
крепкие и безобразные.
   Игрейна завладела рукою девушки, расправила крохотные пальчики.
   - Я и позабыла, ты же никогда прежде не уезжала из дома, разве что  в
свой монастырь и обратно. Ты ведь в Гластонбери воспитывалась, верно?
   Гвенвифар кивнула:
   - Мне бы так хотелось туда вернуться...
   На мгновение проницательный взгляд  Игрейны  остановился  на  ней,  и
девушка затрепетала от страха. Чего доброго, эта дама поймет,  что  она,
Гвенвифар,  совсем  не  радуется  предстоящей  свадьбе  с  ее  сыном,  и
невзлюбит сноху... Но Игрейна, крепко сжимая ее руку, произнесла лишь:
   - Я очень горевала, когда меня  впервые  выдавали  замуж  за  герцога
Корнуольского; я не знала счастья до тех пор,  пока  не  взяла  на  руки
дочь. Однако же мне в ту пору едва пятнадцать исполнилось; а  тебе  ведь
почти восемнадцать, верно?
   Вцепившись  в  руку  Игрейны,  Гвенвифар  почувствовала,  как  паника
понемногу отступает; и все же, едва она вышла за ворота, ей  показалось,
что неохватное небо над головой таит в себе  угрозу:  зловещее,  низкое,
закрытое  тучами.  Дорога  перед  домом,  там,  где  топтались   лошади,
превратилась в грязевое море. А теперь коней  строили  в  некое  подобие
упорядоченного выезда, а уж столько мужчин сразу Гвенвифар в жизни своей
не  видела,  и  все  гомонили,   перекликались   между   собою,   лошади
пронзительно ржали, во дворе царила суматоха. Но Игрейна крепко  держала
девушку за руку, и Гвенвифар, вся сжавшись, поспешала за ней.
   - Я  очень  признательна  тебе,  госпожа,  за  то,  что  ты  приехала
сопроводить меня...
   - Уж слишком я суетна, - улыбнулась Игрейна, - ни  за  что  не  упущу
возможности вырваться за пределы монастырских  стен.  -  Она  размашисто
шагнула, переступая через дымящуюся кучу конского навоза. -  Смотри  под
ноги, дитя, - гляди-ка, твой отец оставил для нас вон тех двух  чудесных
пони. Ты любишь скакать верхом?
   Гвенвифар покачала головой:
   - Я думала, мне позволят поехать в носилках...
   -  Ну,  конечно,  позволят,  если  захочешь,  -  удивленно  глядя  на
собеседницу, заверила Игрейна, - но, могу  поручиться,  тебе  там  очень
скоро надоест. Моя сестра Вивиана,  отправляясь  в  путешествие,  обычно
надевала мужские штаны. Надо было мне и для нас подыскать пару,  хотя  в
моем возрасте это, пожалуй, уже и неприлично.
   Гвенвифар покраснела до корней волос.
   - Я бы никогда на такое не осмелилась, - пролепетала  она,  дрожа.  -
Женщине запрещено одеваться в мужскую одежду, так и в Священном  Писании
сказано...
   - Апостол, сдается мне, о северных краях мало что  знал,  -  прыснула
Игрейна. - На его родине ужасно жарко; и слышала я,  будто  мужчины  той
страны, где жил Господь, про штаны слыхом не  слыхивали,  но  все  носят
длинные платья, как было, да и  теперь  осталось,  в  обычае  у  римских
мужей. Думаю, эта фраза подразумевает лишь то, что женщинам не  подобает
заимствовать вещи у какого-то определенного мужчины, а вовсе не то,  что
для них запретна одежда, сшитая на мужской манер. И уж  конечно,  сестра
моя Вивиана - скромнейшая из женщин. Она - жрица на Авалоне.
   Глаза Гвенвифар расширились.
   - Она - ведьма, госпожа?
   - Нет-нет, она - ведунья, разбирается в травах и снадобьях и обладает
Зрением, однако она принесла обет не причинять  вреда  ни  человеку,  ни
зверю. Она даже мяса не вкушает, - промолвила Игрейна. - И  образ  жизни
она  ведет  столь  же  простой  и  суровый,  как  любая  настоятельница.
Погляди-ка, - промолвила она, указывая пальцем, - вон и Ланселет, первый
из Артуровых соратников. Он приехал сопроводить нас  и  доставить  назад
коней и людей в целости и сохранности...
   Гвенвифар улыбнулась, щеки ее зарумянились.
   - Я знаю Ланселета,  он  приезжал  показывать  отцу,  как  дрессируют
коней.
   - О да, в седле он смахивает на кентавра из древних  легенд;  вот  уж
воистину получеловек, полуконь, - подтвердила Игрейна.
   Ланселет соскользнул с коня. Щеки  его,  раскрасневшиеся  от  холода,
цветом напоминали  римский  плащ  на  его  плечах;  широкий  край  плаща
закрывал лицо на манер воротника. Рыцарь низко поклонился дамам.
   - Госпожа, - обратился он к Игрейне,  -  готовы  ли  вы  тронуться  в
путь?
   - Думаю, да. Принцессину кладь уже сложили вон на ту телегу,  сдается
мне, - отозвалась Игрейна,  глядя  на  громоздкую  повозку,  нагруженную
доверху и закрытую шкурами: там ехали остов  кровати  и  прочая  мебель,
ткацкие станки - большой и  малый,  огромный  резной  сундук,  горшки  и
котлы.
   - Да уж, от души надеюсь, что в грязи она  не  увязнет,  -  промолвил
Ланселет, глядя на пару запряженных волов. - Я не столько за эту  телегу
беспокоюсь, сколько вон за ту, другую - со свадебным подарком Артуру  от
Леодегранса, - добавил он без особого восторга,  оглядываясь  на  вторую
повозку,  заметно  больше  первой.  -  Я  бы  рассудил,  что  стол   для
королевского замка в Каэрлеоне разумнее было бы соорудить  на  месте,  -
это если Утер не оставил бы ему в изобилии и столов, и прочей  мебели..,
нет, не то чтобы я пожалел для госпожи обстановки, - добавил он,  быстро
улыбнувшись Гвенвифар, отчего девушка смущенно зарделась, - но  -  стол?
Как будто Артуру замок нечем обставить!
   - О, но ведь этот стол - одно из величайших сокровищ  моего  отца,  -
возразила Гвенвифар. - Это - военный трофей; мой дед сразился с одним из
королей Тары и увез  его  лучший  пиршественный  стол...  -  видишь,  он
круглый, так что в центре можно усадить барда, чтобы развлекал гостей, а
слуги могут обходить стол кругом, разливая вино и пиво. А когда владелец
принимал у себя дружественных королей, все места  оказывались  одинаково
почетны.., вот мой отец и порешил,  что  стол  -  под  стать  Верховному
королю, который тоже должен рассаживать своих  высокородных  соратников,
не отдавая предпочтения ни одному из них.
   - Воистину, то - королевский дар, -  учтиво  согласился  Ланселет,  -
однако чтобы дотащить его до места, понадобится три пары волов, госпожа,
и одному Господу ведомо, сколько потребуется плотников и столяров, чтобы
собрать его уже на месте; так что, вместо того чтобы ехать  с  быстротой
конного  отряда,   мы   поплетемся,   подстраиваясь   под   шаг   самого
медлительного из волов. Ну да пустяки, все  равно  свадьба  без  вас  не
начнется. - Ланселет вскинул голову, прислушался и закричал:
   - Иду, друг, уже иду! Не могу  же  я  быть  повсюду  одновременно!  -
Рыцарь  поклонился.  -  Дамы,  мне  должно  дать  нашему  воинству  знак
выступать! Подсадить вас в седло?
   - Кажется, Гвенвифар желает ехать в носилках, - отозвалась Игрейна.
   - Увы, солнце зашло за тучу, - улыбаясь, проговорил  Ланселет.  -  Но
поступай как знаешь, госпожа. Льщу себя надеждой,  что  ты  осияешь  нас
своим блеском как-нибудь в другой день.
   Гвенвифар мило смутилас