е и  тяжело  рухнул
на каменный пол.
   - Прочь от меня, прочь! - задыхаясь, прокричала она. - Не  прикасайся
ко мне, ты, со своими злокозненными  змеями..,  нечестивый  язычник,  не
смей подпускать своих гнусных змей к моему ребенку...
   - Гвенвифар!  -  Элейна  метнулась  к  ней,  но,  вместо  того  чтобы
поддержать королеву, заботливо склонилась над Кевином  и  протянула  ему
руку, помогая подняться. - Лорд друид, не проклинай  ее:  она  больна  и
сама не ведает, что делает...
   - Ах, значит, не ведаю? - взвизгнула Гвенвифар. - Ты  думаешь,  я  не
вижу, как вы все на меня смотрите - словно на дурочку, словно я  глухая,
немая и слепая? Успокаиваете  меня  сочувственными  речами,  а  сами  за
спиной у священников подбиваете Артура на языческие мерзости и нечестие,
вы все только и ждете, чтобы  отдать  нас  в  руки  злобных  чародеев...
Ступай отсюда прочь, чтобы ребенок мой не родился уродом оттого,  что  я
поглядела на твою гнусную рожу!
   Кевин зажмурился, сцепил изувеченные руки - но, не говоря  ни  слова,
повернулся идти и принялся с трудом пристраивать на плечо арфу.  Вот  он
пошарил рукою по полу; Элейна поспешила подать ему  палку,  и  Гвенвифар
услышала, как та тихонько прошептала:
   - Прости ее, лорд друид, она больна и не ведает...
   - Я все отлично понимаю, госпожа. - Музыкальный голос  Кевина  звучал
хрипло и резко. - Думаешь, мне не доводилось  слышать  от  женщин  речей
столь сладких и прежде? Мне очень жаль; мне хотелось порадовать вас -  и
только. - Гвенвифар, спрятав лицо в ладонях, слышала, как постукивает об
пол палка и как Кевин, спотыкаясь, тяжело бредет через всю  комнату.  Он
ушел, а она все сидела, сжавшись в комочек, закрывая руками лицо..,  ох,
он проклял ее с помощью этих своих гнусных змей, вот  они  уже  жалят  и
язвят ее, вгрызаются в ее тело, небесные копья слепящего света вонзаются
в нее со всех сторон, и в мозгу вспыхивают огни.., она слегка  пришла  в
себя, заслышав возглас Элейны.
   - Гвенвифар! Кузина, да погляди же на меня,  поговори  со  мною!  Ах,
сохрани нас Пресвятая Дева... Пошлите за повитухой! Глядите, кровь...
   - Кевин, - пронзительно завизжала  Гвенвифар.  -  Кевин  проклял  мое
дитя... - Она резко выпрямилась, колотя кулаками по каменной стене;  все
тело ее бичевала невыносимая боль. - А, Господи, помоги мне, пошлите  за
священником,  за  священником  пошлите,  может  быть,  он  сумеет  снять
проклятие... - и, не обращая внимание на текущие по ногам воды и  кровь,
она кое-как дотащилась  до  тканого  знамени,  исступленно  осеняя  себя
крестом снова и снова, пока не провалилась во тьму и ночной кошмар.

***

   Лишь спустя много дней Гвенвифар осознала, что была серьезно больна и
что едва не истекла кровью, выкинув четырехмесячного  младенца,  слишком
крохотного и слабого, чтобы выжить...
   "Артур. Вот теперь он наверняка меня возненавидит, я даже ребенка его
выносить не смогла... Кевин, это Кевин проклял меня своими змеями..." Ей
снились жуткие сны про драконов и копья, и однажды, когда к  ней  пришел
Артур и попытался приподнять ей голову, Гвенвифар в ужасе  отпрянула  от
змей, что словно извивались на его запястьях.
   И даже когда опасность миновала, слабость упорно не желала отступать;
королева лежала неподвижно, вялая, ко всему равнодушная, и  по  лицу  ее
струились слезы: у нее не хватало сил даже на  то,  чтобы  их  вытереть.
Нет, она, видно, ума лишилась, если вбила себе в голову, будто это Кевин
ее проклял; это ей верно, в бреду померещилось.., ведь это не первый  ее
выкидыш, а если кто и виноват, так она сама, раз осталась  здесь,  вдали
от общества своих дам, - тут ни свежего воздуха нет, ни свежей  еды,  ни
возможности размяться.
   Больную навестил замковый капеллан и тоже  подтвердил,  что  считать,
будто Кевин ее проклял - это сущее неразумие... Конечно, Господь никогда
не стал бы ее карать рукою языческого жреца.
   - Не спеши перекладывать вину на чужие плечи, - сурово объявил святой
отец. - Если здесь и есть чья-то вина, то не твоя ли? Нет ли у  тебя  на
совести какого-либо тайного греха, леди Гвенвифар?
   Тайного? Конечно же, нет! Давным-давно покаялась она в любви своей  к
Ланселету - и получила отпущение, и с тех  пор  тщилась  думать  лишь  о
законном своем супруге. Нет, дело не в этом.., и все-таки, все-таки...
   - Я не смогла  убедить..,  не  хватило  у  меня  сил  убедить  Артура
отказаться от языческих змей и знамени Пендрагона,  -  слабо  посетовала
она. - Неужто Господь покарал бы за это моего ребенка?
   - Лишь тебе одной ведомо, что у тебя на совести, госпожа. И не говори
о каре, что якобы настигла ребенка.., дитя твое на лоне  Христовом..,  а
наказывает Господь лишь тебя с Артуром, если это и впрямь  наказание,  о
чем не мне судить, - чопорно добавил священник.
   - Но что же мне сделать, чтобы искупить мой грех?  Что  сделать  мне,
чтобы Господь послал Артуру сына ради Британии?
   - А ты воистину сделала все, что в твоих силах,  дабы  дать  Британии
христианского короля? Или, может быть, сдерживаешь ты слова, кои  должно
бы произнести вслух, тщась угодить своему  мужу?  -  неумолимо  вопрошал
священник.  Со  временем  капеллан  ушел;  Гвенвифар   осталась   лежать
неподвижно, глядя на знамя.  Она  знала:  ныне  каждую  ночь  в  небесах
полыхают огни, предрекая  великую  битву,  что  уже  близка;  однако  же
некогда римский император узрел  в  небе  знак  креста,  и  судьба  всей
Британии изменилась безвозвратно. Ах, если бы только она сумела  донести
сей знак до Артура...
   - Ну же, помоги мне подняться, - велела она служанке.  -  Должно  мне
закончить знамя, что Артур возьмет с собою в битву.
   В тот вечер в покои королевы пришел Артур; она как  раз  прокладывала
последние стежки, а женщины зажигали светильники.
   - Ну, как ты, родная моя? Рад я, что вновь вижу тебя на  ногах  и  за
работой, -  промолвил  он,  целуя  жену.  -  Милая  моя,  не  нужно  так
горевать.., ни одна женщина не родила  бы  здорового  ребенка  во  время
столь напряженное, когда в любой момент того и гляди  битва  начнется...
Воистину, надо было мне отослать тебя в  Камелот.  Мы  еще  молоды,  моя
Гвенвифар, может статься, Господь еще пошлет нам много детей.  -  Однако
по беспомощному выражению его лица Гвен видела: Артур разделяет ее горе.
Королева сжала руку мужа и заставила присесть рядом с  собою  на  скамью
перед ткацким станком.
   - Ну, разве не красиво? - спросила она, точно  ребенок,  вымаливающий
похвалу.
   - Чудо как хорошо. Я думал, в  жизни  своей  не  увижу  работы  более
тонкой, чем эта,  -  и  Артур  положил  руку  на  ножны  алого  бархата,
неизменно висящие у него на поясе, - но твое знамя еще лучше.
   - А я ведь в каждый стежок вплела молитвы за тебя и твоих соратников,
- умоляюще промолвила она. - Артур, послушай меня - как  думаешь,  разве
не может того быть, что Господь покарал нас, ибо счел, что недостойны мы
дать этому королевству следующего короля, ты и  я,  разве  что  принесем
обет служить Ему верно и преданно, и не  по  языческим  обычаям,  но  по
новому закону, под дланью Христа? Все силы языческого  зла  объединились
против нас, и должно нам сразиться с ними при помощи креста.
   Артур накрыл ладонью руку жены.
   - Полно, родная моя. Ты же знаешь, я служу Господу как могу...
   - И все же ты возносишь над своими людьми языческое знамя со  змеями,
- воскликнула она, и Артур горестно покачал головой.
   - Любовь моя,  не  могу  я  обмануть  и  предать  Владычицу  Авалона,
возведшую меня на трон...
   - На трон тебя возвел Господь и никто иной,  -  убежденно  промолвила
Гвенвифар. - Ох, Артур, если ты меня любишь, если хочешь, чтобы  Господь
послал нам другого ребенка, послушайся меня! Или ты не  видишь,  что  Он
покарал нас, забрав нашего сына к себе?
   - Не говори так,  -  твердо  оборвал  ее  Артур.  -  Безрассудство  и
суеверие  -  думать,  будто  Господь  способен  на  такое.  Я  пришел  с
долгожданной вестью: саксы собирают силы, и мы выступаем в поход,  чтобы
дать им бой у горы Бадон! И весьма жалею я, что ты нездорова и не можешь
выехать в Камелот, но, увы, не бывать тому.., по крайней мере пока...
   - Ах, я отлично знаю, что я для  тебя  -  лишь  обуза,  -  с  горечью
воскликнула королева. - Так всегда было.., жаль, что я не умерла  вместе
с моим ребенком!
   - Нет-нет, не след тебе так говорить, - ласково произнес Артур.  -  Я
более чем уверен, что с моим добрым  мечом  Эскалибуром  и  всеми  моими
соратниками мы одержим победу. А ты молись за нас  денно  и  нощно,  моя
Гвенвифар. - И, поднявшись, Артур добавил:
   - До рассвета мы не выступим. Я  попытаюсь  выкроить  время  и  зайти
попрощаться с тобою перед тем, как армия двинется в путь;  и  твой  отец
тоже навестит тебя, и Гавейн, а  возможно,  и  Ланселет:  он  шлет  тебе
привет и поклон, моя Гвенвифар; он очень встревожился, услышав, как тебе
недужится. Сможешь ли ты поговорить с ними, если  они  придут?  Королева
склонила голову.
   - Я исполню волю моего короля и лорда, - с горечью отозвалась она.  -
Да, пусть они придут, хотя  дивлюсь  я,  что  ты  берешь  на  себя  труд
попросить меня о молитвах.., я даже не в силах убедить  тебя  отказаться
от языческого знамени  и  поднять  Христов  крест...  И,  вне  сомнения,
Господу ведомо твое сердце, ибо Господь не позволил тебе выехать в битву
с верою, что сын твой станет править в этой земле, ибо не решился ты еще
утвердить в сей земле христианство...
   Артур умолк, выпустил ее руку; Гвенвифар чувствовала, как муж смотрит
на нее сверху вниз. Наконец Артур наклонился,  взял  ее  за  подбородок,
развернул лицом к себе. И тихо произнес:
   - Дорогая моя госпожа, любовь моя ненаглядная, во имя Господа, неужто
ты и вправду в это веришь?
   Не в силах произнести ни слова,  Гвенвифар  кивнула,  точно  ребенок,
вытирая нос рукавом платья.
   - Говорю тебе, дорогая моя госпожа, перед лицом Господа: не  верю  я,
что Господь так утверждает свою волю, и не думаю, что это так уж важно -
какое знамя мы подъемлем. Однако если для тебя это так много значит... -
Король помолчал, судорожно сглотнул. - Гвенвифар, мне невыносимо  видеть
тебя в таком горе. Если я возьму в битву это знамя  Христа  и  Пресвятой
Девы, перестанешь ли ты скорбеть и от всего сердца помолишься ли за меня
Господу?
   Мгновенно преобразившись, Гвенвифар подняла глаза; сердце ее взыграло
от неуемной радости. Неужто Артур и впрямь сделает это ради нее?
   - Ох, Артур, я молилась, я так молилась...
   - Так тому и быть, - вздохнув  произнес  Артур,  -  я  клянусь  тебе,
Гвенвифар, что в  битву  я  возьму  лишь  твое  знамя,  знамя  Христа  и
Пресвятой Девы, и никаких иных стягов над моим легионом  развеваться  не
будет. Да будет так, аминь. - Артур поцеловал  ее,  однако  в  лице  его
читалась глубокая печаль. Она сжала руки мужа, покрыла их  поцелуями,  и
впервые Гвенвифар показалось, что змеи на его запястьях ничего такого не
значат - просто поблекшие изображения,  не  более;  воистину,  она  была
безумна, когда сочла, что змеи эти обладают властью повредить ей или  ее
ребенку.
   Артур кликнул оруженосца, дожидающегося у дверей комнаты, и велел ему
бережно и осторожно забрать знамя и водрузить его над лагерем.
   - Ибо завтра на рассвете мы выступаем, - объявил король,  -  и  пусть
все видят: над Артуровым  легионом  развевается  знамя  моей  госпожи  с
изображением Пресвятой Девы и креста.
   Оруженосец оторопел.
   - Сир.., лорд мой.., а как же знамя Пендрагона?
   - Отнеси его к эконому и вели убрать куда-нибудь.  Мы  выступаем  под
стягом Господа.
   Оруженосец ушел; Артур  улыбнулся  жене,  однако  в  улыбке  этой  не
ощущалось особой радости.
   -  Я  навещу  тебя  на  закате,  вместе  с  твоим  отцом   и   нашими
родственниками. Тут мы и отужинаем; я велю экономам  принести  снеди  на
всех. Не след обременять Элейну заботами о столь многих. А  до  тех  пор
прощай, дорогая жена. - И Артур скрылся за дверью.
   В итоге скромный ужин накрыли  в  одном  из  малых  залов:  в  покоях
королевы столько народу просто не разместилось бы.  Гвенвифар  и  Элейна
нарядились в лучшие свои платья из тех, что еще оставались в  Каэрлеоне,
и вплели в волосы  ленты;  обе  с  восторгом  предвкушали  что-то  вроде
праздника после сурового заточения последних недель. Угощение - по чести
говоря,  немногим  лучше  армейских  пайков  -  накрыли  на   раскладных
столиках. Большинство престарелых советников Артура отослали в  Камелот,
включая и епископа Патриция; зато на ужин пригласили мерлина  Талиесина,
и  короля  Лота,  и  короля   Уриенса   Уэльского,   и   герцога   Марка
Корнуольского, и Ланселетова сводного брата Лионеля из  Малой  Британии,
старшего сына и наследника короля  Бана.  Был  там  и  Ланселет;  улучив
минуту, он подошел  к  королеве  и  поцеловал  ей  руку,  с  безнадежной
нежностью заглянув ей в глаза.
   -  Ты  поправилась,  госпожа  моя?  Я  за  тебя  тревожился.   -   И,
воспользовавшись полумраком, поцеловал ее  -  легонько,  точно  перышком
задел, прикоснулся теплыми губами к ее виску.
   Подошел и король Леодегранс и, сердито хмурясь и супясь, поцеловал ее
в лоб.
   - Мне страх как жаль, что ты расхворалась,  дорогая  моя,  и  ребенка
тоже жаль; воистину Артуру следовало спровадить тебя в  Камелот,  силком
запихнув в носилки; так  поступил  бы  я  с  Альенор,  вздумай  она  мне
перечить, - бранился  король.  -  А  теперь  вот  сама  видишь:  зря  ты
осталась, еще как зря!
   -  Не  упрекай  ее,  -  мягко  вмешался  Талиесин,  -  она   довольно
выстрадала, лорд мой. Ежели Артур не считает нужным ее бранить, так отцу
и вовсе не след.
   - А кто таков герцог Марк? - тактично сменила тему Элейна.
   - Он - кузен Горлойса Корнуольского, погибшего незадолго до того, как
Утер взошел на трон, - пояснил Ланселет. - Герцог  Марк  просил  Артура,
чтобы, если мы одержим победу у горы Бадон, король отдал  ему  Корнуолл,
посредством брака с родственницей нашей Моргейной.
   - Идти за такого старика? - потрясение охнула Гвенвифар.
   - Думаю, выдать Моргейну за человека постарше было бы только разумно:
красота ее не  такова,  чтобы  привлечь  жениха  помоложе,  -  промолвил
Ланселет. - Зато она умна, образованна,  и,  собственно  говоря,  герцог
Марк просит ее руки не для себя самого, но для  племянника  Друстана,  а
Друстан - один из лучших корнуольских рыцарей. Артур  сделал  его  своим
Соратником - сейчас, накануне битвы. Хотя, скорее всего, ежели  Моргейна
ко двору не вернется, этот Друстан женится на дочке старого  бретонского
короля Хоуэлла. - Ланселет фыркнул себе под нос. - Придворные сплетни  о
браках да свадьбах - неужто нам и поговорить больше не о чем?
   - А что, - храбро промолвила Элейна, - скоро ли  ты  объявишь  нам  о
своей свадьбе, сэр Ланселет?
   Рыцарь галантно наклонил голову:
   - В тот день, когда твой отец предложит мне тебя, леди Элейна, я  ему
не откажу. Однако похоже на то, что отец твой предпочтет подыскать  тебе
жениха побогаче, чем я; а поскольку госпожа моя уже замужем, -  Ланселет
поклонился королеве, и в глазах его Гвенвифар прочла неизбывную  печаль,
- жениться я не тороплюсь.
   Закрасневшись, Элейна уставилась в пол.
   - Я пригласил и Пелинора, да только он решил  остаться  в  лагере  со
своими людьми, готовясь к выступлению. Часть  повозок  уже  тронулись  в
путь. Глядите-ка, -  Артур  указал  на  окно.  -  Северные  копья  вновь
полыхают над нашими головами!
   - А  разве  Кевина  Арфиста  с  нами  не  будет?  -  полюбопытствовал
Ланселет.
   - Я велел ему прийти, коли захочет, - отозвался Талиесин, - да только
Кевин  сказал,  что  предпочел   бы   не   оскорблять   королеву   своим
присутствием. Вы, никак, поссорились, Гвенвифар?
   Королева опустила глаза.
   - Я наговорила ему резкостей, будучи больна и истерзана  болью.  Если
ты его увидишь, лорд друид, не скажешь ли ему, что  я  от  всего  сердца
прошу у него прощения? - Сидя рядом с Артуром и зная, что знамя  ее  уже
развевается над  лагерем,  Гвенвифар  чувствовала,  что  ее  переполняет
любовь и сострадание ко всем на свете, даже к злополучному барду.
   - Думается мне, Кевин знает, что ты говорила  так  в  ожесточении  на
собственные свои несчастья, - мягко отозвался Талиесин.  Что  же  именно
рассказал ему молодой друид, гадала про себя Гвенвифар.
   Резко распахнулась дверь - и в зал ворвались Лот с Гавейном.
   - Что же это такое происходит, лорд мой Артур? - воззвал Лот. - Знамя
Пендрагона, за которым мы поклялись следовать, не развевается более  над
лагерем, и Племена немало тем встревожены.., скажи мне, что ты наделал?
   В свете факелов Артур казался бледным как полотно.
   - Мы - христианский народ, и  сражаемся  мы  под  знаменем  Христа  и
Пресвятой Девы; только-то, кузен.
   Лот сурово свел брови.
   - Лучники Авалона поговаривают о том, чтобы покинуть  войско.  Артур,
поднимай это свое Христово знамя,  ежели  так  велит  тебе  совесть,  но
только пусть рядом  с  ним  развевается  и  стяг  Пендрагона  со  змеями
мудрости, или армия твоя рассеется, и не будет в ней того единства,  что
сплачивало  воинов  на  протяжении  всего  долгого  срока   томительного
ожидания! Или ты ни во что не ставишь это рвение  и  этот  пыл?  А  ведь
пикты славны тем, что  уже  перебили  немало  саксов;  да  и  впредь  не
оплошают. Заклинаю тебя, не отнимай у них знамени, не отказывайся от  их
верности!
   Артур смущенно улыбнулся:
   - Подобно тому императору, что узрел в небе знак  креста  и  воззвал:
"Вот - залог победы нашей", - подобно ему, говорю, поступим  и  мы.  Ты,
Уриенс, сражаешься под знаком орлов Рима, тебе эта повесть известна.
   - Известна, король мой, - отозвался Уриенс, - но разумно  ли  обижать
народ Авалона? Лорд мой Артур, запястья твои, - равно как и мои так  же,
- украшены изображениями змей, как память о земле более древней,  нежели
земля Христа.
   - Но если  мы  одержим  победу,  жить  нам  в  обновленной  земле,  -
возразила Гвенвифар, - а ежели потерпим поражение, так все это неважно.
   При этих словах Лот обернулся к ней и воззрился на нее с нескрываемым
отвращением.
   - Я так и знал, что это - твоих рук дело, королева моя.
   Гавейн встревоженно подошел к окну и оглядел сверху лагерь.
   - Я отсюда вижу, как суетятся они вокруг костров,  -  малый  народец,
стало быть, и с Авалона, и из твоих краев, король Уриенс.  Артур,  кузен
мой, - рыцарь шагнул к королю, - заклинаю тебя,  как  старший  из  твоих
соратников, возьми в битву знамя Пендрагона ради тех, кто  хотел  бы  за
ним следовать.
   Артур замялся было, но, поймав сияющий  взгляд  Гвенвифар,  улыбнулся
жене и промолвил:
   - Я дал клятву. Если мы победим  в  битве,  наш  сын  станет  править
землею, объединенной под знаком креста. Я не стану никого  принуждать  в
вопросах веры, однако, как говорится в Священном Писании, "я и  дом  мой
будем служить Господу".
   Ланселет вдохнул поглубже - и отошел от Гвенвифар.
   - Лорд мой и король, напоминаю тебе: я - Ланселет Озерный,  и  я  чту
Владычицу Авалона. Во имя нее, король мой, - а  она  друг  твой  и  твоя
благодетельница, - я умоляю тебя о милости: позволь мне самому подъять в
битве знамя Пендрагона. Так ты исполнишь  свой  обет  -  и  не  нарушишь
клятвы, данной Авалону.
   Артур  вновь  замялся.  Гвенвифар  чуть  заметно  покачала   головой,
Ланселет глянул на Талиесина. Сочтя всеобщее молчание  знаком  согласия,
рыцарь уже направился к выходу, когда тишину нарушил Лот:
   - Артур, нет! И без того  в  народе  судачат  о  том,  что  Ланселет,
дескать, твой наследник и любимчик!  Если  он  отправится  в  битву  под
знаменем Пендрагона, все сочтут, что ты  передал  свой  стяг  ему,  и  в
стране  возникнет  раскол:  твои  сторонники  пойдут   за   крестом,   а
Ланселетовы - за драконом.
   - Ты сражаешься под собственным знаменем,  равно  как  и  Леодегранс,
равно как и Уриенс, и герцог Марк Корнуольский.., так отчего бы  мне  не