ступлю". Да, она обучалась игре на арфе - право же,  матушка,  что
за нелепость, с какой это стати женщине музыка не пристала. Даже если  в
Писании где-то сказано, что женщинам должно хранить молчание  в  церкви,
это же  возмутительно  -  думать,  будто  слух  Господа  оскорбит  голос
женщины, воспевающей ему славословие;  разве  Его  собственная  мать  не
возвысила голос и не вознесла хвалу, узнав, что ей суждено  родить  дитя
от Духа Святого? Моргейна взяла в руки арфу и запела для матери,  однако
мелодия звенела отчаянием: она знала не хуже  Вивианы,  что  ей  суждено
стать следующей Владычицей Авалона и она  должна  Богине  хотя  бы  одну
дочь. Нечестие - изгонять плод, зачатый в Великом Браке. А что прикажете
делать? Мать христианского Бога возрадовалась Богу, подарившему ей дитя,
Моргейна же могла лишь  горько  проклинать  про  себя  Бога,  принявшего
обличие неведомого ей брата... Девушка привыкла  жить  как  бы  на  двух
уровнях сразу, но даже так губы  ее  побелели  от  напряжения,  а  голос
звучал вымученно. Так что она только  порадовалась,  когда  Моргауза  ее
перебила.
   - Моргейна, поешь ты просто чудесно, надеюсь  послушать  тебя  и  при
своем дворе. А ты, Игрейна, надеюсь увидеться с тобою еще не  раз  и  не
два до того, как торжественный пир подойдет к концу, но сейчас мне  надо
вернуться, поглядеть, как там мой малыш. Я тоже не большая  любительница
монастырских колоколов и бесконечных молитв, а Моргейна устала с дороги.
Думаю, уведу-ка я ее в мой шатер,  пусть  приляжет,  чтобы  с  утра,  на
Артуровой коронации, быть бодрой и свежей.
   Игрейна даже не попыталась скрыть облегчения.
   - Да, мне пора к обедне, - промолвила она. - Вы же обе знаете:  после
коронации я поселюсь в Тинтагельской обители в Корнуолле.  Артур  просил
меня остаться  с  ним,  но  я  надеюсь,  вскорости  он  сам  обзаведется
королевой и я ему уже не понадоблюсь.
   Да, конечно же, двор потребует,  чтобы  Артур  женился,  и  поскорее.
Любопытно, гадала Моргейна, который из этих мелких  правителей  добьется
чести стать тестем Верховного короля? "А  ведь  мой  сын  мог  бы  стать
наследником короны... нет. Нет, я даже думать об этом не стану".
   И вновь она захлебнулась горечью и гневом: за что, ну, за что Вивиана
так обошлась с нею? Привела в движение незримые колеса, подстроила  так,
чтобы эти двое, Артур и Моргейна, разыграли это фиглярское представление
про Богов и Богинь... неужели это и впрямь жалкий фарс?
   Игрейна обняла и расцеловала их обеих, обещая повидаться позже. Шагая
по тропинке к яркому многоцветью шатров, Моргауза молвила:
   - Игрейна до того изменилась, что я бы ее и не узнала - и кто бы  мог
подумать, что она сделается такой святошей? Ни минуты не сомневаюсь, что
она окончит свои дни кошмаром всей  монашеской  обители,  и,  хотя  и  с
сокрушенным сердцем, признаю: я радуюсь, что я - не из  числа  достойных
сестер. Не создана я для монастыря.
   Моргейна натянуто улыбнулась.
   - Да уж, пожалуй, брак и материнство явно пошли тебе  на  пользу.  Ты
цветешь, точно пышный шиповник, тетя.
   Моргауза томно улыбнулась.
   - Мой муж добр ко мне, и мне по сердцу быть герцогиней, -  промолвила
она. - Лот - из северян,  так  что  он  не  считает  для  себя  зазорным
советоваться  с  женщиной,  как  эти  дурни-римляне.   Надеюсь,   Артура
воспитание в римской семье не вовсе испортило -  возможно,  он  и  вырос
могучим воином, но если он станет  презирать  Племена,  править  ему  не
суждено. Даже у Утера хватило  мудрости  это  понять  -  недаром  же  он
короновался на Драконьем острове.
   - Артур - тоже, - отозвалась Моргейна. Ничего лучшего  на  ум  ей  не
пришло.
   - Верно. Что-то я такое слышала и думаю, он поступил  мудро.  Что  до
меня, я честолюбива, Лот спрашивает у меня совета, и  в  нашей  земле  -
покой и благодать. Священники, правда, на меня страх как обозлились:  я,
дескать, забыла свое место,  подобающее  женщине;  небось  считают  меня
этакой злой колдуньей или ведьмой, потому что не сижу я смирно и  кротко
за прялкой и ткацким станком. Но Лот священников ни во  что  не  ставит,
хотя подданные его - в достаточной мере христиане...  по  чести  говоря,
большинству их дела нет до того, кто таков Бог этой земли  -  Непорочный
ли Христос, или Богиня, или Увенчанный Рогами, или  белый  конь  саксов,
пока земля родит хлеб и животы у  них  набиты.  Сдается  мне,  оно  и  к
лучшему: земля, в которой правят  священники,  это  земля  тиранов,  как
земных, так и небесных. Утер за последние  годы  несколько  склонился  к
тому, скажу я тебе. Дай Богиня, чтобы у Артура оказалось больше здравого
смысла.
   - Артур принес клятву обойтись по справедливости  с  Богами  Авалона,
прежде чем Вивиана вручила ему меч друидов.
   - А Вивиана отдала ему меч? - удивилась Моргауза.  -  Любопытно,  что
натолкнуло ее на эту  мысль?  Но  довольно  нам  рассуждать  о  богах  и
королях,  Моргейна,  что  тебя  гнетет?  -  И,  не  дождавшись   ответа,
продолжила:
   - Думаешь, я не в состоянии  с  первого  взгляда  распознать  женщину
непраздную? Игрейна ничего не заметила,  но  она  способна  видеть  лишь
собственное горе.
   - Очень может быть, что и так, я участвовала в обрядах Белтайна, -  с
деланой небрежностью отозвалась Моргейна.
   Моргауза рассмеялась про себя.
   - Если у тебя это в первый раз, так в первый  месяц  или  около  того
наверняка не скажешь, но удачи тебе. Лучшие годы  для  деторождения  для
тебя уже минули; в твоем возрасте я уже троих родила.  Игрейне  говорить
не советую: она ныне слишком христианка, чтобы воспринять ребенка Богини
как нечто само  собою  разумеющееся.  Ну,  да  ладно,  надо  думать,  со
временем все женщины старятся. Вот и Вивиана наверняка уже в годах. Я ее
не видела с тех пор, как Гавейн родился.
   - По мне, она ничуть не изменилась, - заверила Моргейна.
   - А на коронацию Артура она все-таки не приехала. Ну что ж, мы и  без
нее справимся. Но не думаю, что она долго продержится  в  тени.  В  один
прекрасный день, не сомневаюсь, она  сделает  все,  чтобы  котел  Богини
сменил на нашем алтаре чашу христианской любви  наших  пиров,  и,  когда
день этот наступит, поверь, рыдать я не стану.
   Моргейна похолодела от неясного предчувствия. Перед мысленным  взором
ее возникла картина: облаченный в рясу священник поднимает чашу  Таинств
перед алтарем Христа; ясно, точно наяву она видела преклонившего  колени
Ланселета, и в лице его отражался свет,  равного  коему  она  не  видела
прежде... Моргейна встряхнула головой, отгоняя непрошеное видение.
   День коронации Артура выдался ясным и солнечным.  Всю  ночь  со  всех
концов Британии съезжались гости - полюбоваться на то, как  Артур  будет
коронован здесь, на острове Монахов. Были здесь толпы людей  низкорослых
и смуглых и люди  Племен,  в  шкурах,  в  одеждах  из  клетчатой  ткани,
украшенные  тусклыми  самоцветами  с  Севера,  -  рыжеволосые,  высокие,
бородатые; и бессчетные  римляне  из  цивилизованных  земель.  И  еще  -
статные,  светловолосые,  широкоплечие  англы  и  саксы  союзных  родов,
обосновавшихся на юге, в  Кенте,  что  приехали  возобновить  нарушенные
клятвы верности. На склонах было не протолкнуться,  даже  на  праздниках
Белтайна Моргейне не доводилось видеть столько народу в  одном  месте  и
сразу, и девушка почувствовала страх.
   Ей самой отвели почетное место рядом с Игрейной, Лотом,  Моргаузой  и
ее  сыновьями  и  семьей  Эктория.  Король  Лот  Оркнейский,   стройный,
темноволосый, обаятельный, склонился к ее руке,  обнял  ее,  с  показным
радушием  величая  "родственницей"  и  "племянницей",  однако   Моргейна
различала за притворной улыбкой угрюмую горечь во  взгляде.  Сколько  он
интриговал и злоумышлял, чтобы предотвратить этот  день!  А  теперь  его
сына Гавейна объявят наследником Артура, утолит ли это честолюбие  Лота,
или он  продолжит  строить  козни,  подрывая  власть  короля?  Моргейна,
сощурившись, пригляделась к Лоту и поняла, что он ей не по душе.
   Но тут зазвонили церковные колокола, и по склонам, откуда  открывался
вид на луг перед церковью, прокатился дружный крик: из  церкви  появился
стройный юноша; на золотых волосах его играли солнечные блики. "Артур, -
подумала Моргейна. - Их молодой король, подобный герою легенд, с могучим
мечом в руке". Хотя со своего места слов она  разобрать  не  могла,  она
видела, как священник возложил на чело Артура тонкий золотой венец.
   Артур поднял меч и проговорил что-то, что она опять-таки не услышала.
Однако слова его передавались из уст в уста, и, когда  наконец  достигли
слуха Моргейны, девушка ощутила тот же волнующий  трепет,  что  испытала
при виде того, как он, победоносный и торжествующий, вышел из поединка с
Королем-Оленем.
   "Все народы Британии, - возгласил  некогда  он,  -  мой  меч  -  ваша
защита, и рука моя - залог справедливости".
   В белых парадных одеяниях вперед выступил мерлин  рядом  с  почтенным
епископом Гластонберийским, он казался мягким и кротким.  Артур  коротко
поклонился им обоим и обоих взял за руку. "Сама  Богиня  подсказала  ему
этот жест", - подумала про себя Моргейна, а в  следующее  мгновение  Лот
облек ее мысли в слова:
   - Чертовски умно с его стороны - поставить рядом мерлина и епископа в
знак того, что оба станут ему советниками!
   - Уж не знаю, кто его учил, но, поверьте мне,  сын  Утера  отнюдь  не
глуп! - отметила Моргауза.
   - Наша очередь, - объявил Лот, поднимаясь на ноги и  протягивая  руку
Моргаузе. - Пойдем, леди, и не бери ты в голову, что подумает эта  шайка
седобородых старцев и церковных святош. Я-то не стыжусь признать, что во
всем признаю тебя равной. И стыд и позор Утеру, что не поступал  он  так
же с твоей сестрой.
   Губы Моргаузы изогнулись в улыбке.
   - Возможно, нам очень повезло, что  у  Игрейны  недостало  силы  воли
настоять на своем.
   Под влиянием внезапного порыва Моргейна поднялась  на  ноги  и  вышла
вместе с ними. Лот и Моргауза учтивым жестом пропустили  ее  вперед.  На
колени она не встала, лишь чуть наклонила голову.
   - Я приветствую тебя от Авалона, лорд мой Артур, и от имени тех,  кто
служит Богине. - Позади  нее  недовольно  зашептались  священники,  там,
среди облаченных в черное сестер-монахинь,  стояла  и  Игрейна.  Девушка
отлично слышала мать: так, как если бы та  высказалась  вслух:  "Дерзкая
гордячка,  всегда  была  упрямицей,  с  самого  детства!"  Усилием  воли
Моргейна приказала себе не слушать. Она - жрица Авалона,  она  -  не  из
этих домашних Господних куриц!
   - Приветствую тебя ради тебя самой и в твоем лице - Авалон, Моргейна.
- Артур взял ее за руку и заставил встать рядом с собою. - Принимаю тебя
с почетом, коего заслуживает единственное, помимо меня, дитя моей матери
и герцогиня Корнуольская в своем праве, дорогая сестра. - Артур выпустил
ее руку, девушка потупилась, молясь о том, чтобы не  потерять  сознания:
мысли ее мешались, перед глазами все плыло. "Ну, почему на меня накатило
именно сейчас? Артур во всем виноват. Нет, не он, это рука  Богини.  Это
ее воля, не наша".
   Лот выступил вперед и преклонил перед Артуром колени. Артур  заставил
его подняться.
   - Добро пожаловать, дорогой дядя.
   "Этот дорогой дядя, - думала про себя Моргейна, - если  только  я  не
ошибаюсь, охотно умертвил бы тебя во младенчестве".
   - Лот Оркнейский, обещаешь ли ты оборонять свои  берега  от  северян,
обещаешь ли прийти мне на помощь, если под угрозой  окажется  британский
берег?
   - Обещаю, родич, обещаю и клянусь.
   - Тогда владей землей Оркнеев и Лотианом в мире, никогда не  потребую
я ее у тебя и не стану пытаться отбить ее силой, -  промолвил  Артур  и,
нагнувшись, поцеловал Лота в щеку. - Пусть ты и госпожа твоя  правят  на
севере долго и счастливо, родич.
   - Прошу позволения представить тебе рыцаря для твоей дружины и умоляю
ввести его в число твоих  соратников,  лорд  Артур,  -  проговорил  Лот,
поднимаясь. - Мой сын Гавейн...
   Гавейн оказался дюжим, высоким, крепко  сложенным  юношей  -  мужской
вариант Игрейны и самой Моргаузы. Голову его венчала шапка рыжих кудрей,
и, будучи немногим старше Артура - даже, наверное, чуть младше, подумала
Моргейна, ведь Моргауза вышла замуж за Лота уже после рождения Артура, -
он уже вымахал в  молодого  великана  ростом  под  шесть  футов.  Гавейн
преклонил колени перед королем; Артур поднял его и обнял.
   - Добро пожаловать, кузен. С радостью назначаю тебя  первым  из  моих
соратников, надеюсь,  ты  не  откажешься  и  встретишь  добрый  прием  у
ближайших моих друзей, - промолвил он, кивнул  на  троих  стоящих  рядом
юношей. - Ланселет, Гавейн, наш кузен. Это - Кэй, а вот  -  Бедуир,  это
мои приемные братья. Вот теперь и у меня есть  соратники,  прямо  как  у
греческого Александра.
   На протяжении всего дня Моргейна стояла рядом с Артуром  и  наблюдала
за тем, как лорды со всех  концов  Британии  приносили  клятву  верности
перед троном Верховного короля, обещаясь  вставать  под  его  знамена  в
сражении и защищать свои берега. Светлокудрый король Пелинор,  правитель
Озерного края, вышел вперед, преклонил перед Артуром колени и попросил о
дозволении отбыть до окончания торжественного пира.
   - Как, Пелинор? - рассмеялся Артур. - Ты, в ком  я  надеялся  обрести
преданнейшего из сподвижников, уже бросаешь меня на произвол судьбы?
   - Мне пришли вести из  родных  земель,  лорд,  что  там  свирепствует
дракон, я хотел бы принести клятву преследовать зверя, пока его не убью.
   Артур обнял его и вручил ему золотое кольцо.
   - Ни одного вождя не стал бы я удерживать вдали от его народа  в  час
нужды. Так ступай и позаботься об истреблении дракона да привези мне его
голову, когда убьешь чудище.
   Лишь на закате  наконец-то  закончилась  длинная  череда  знати,  что
съехалась принести клятвы верности своему Верховному королю.  Артур  был
еще совсем мальчиком, держался  на  протяжении  всего  этого  бесконечно
долгого дня с неизменной учтивостью и с каждым гостем говорил  словно  с
первым по счету. Одна только Моргейна, обученная на Авалоне читать лица,
различала следы усталости. Но наконец все закончилось,  и  слуги  начали
накрывать на стол.
   Моргейна ожидала, что Артур  усядется  за  трапезу  в  кругу  юношей,
назначенных им соратниками; день выдался длинный, король юн и долг  свой
выполнял исправно, ни на миг не отвлекшись, в течение всех  этих  часов.
Но вместо того Артур занял место среди  епископов  и  советников  своего
отца: Моргейна с удовольствием отметила, что среди них - мерлин. В конце
концов, Талиесин - его родной дед, хотя вряд ли  Артуру  о  том  ведомо.
Поев (а уплетал Артур за обе щеки, точно проголодавшийся мальчишка,  еще
не переставший расти), король поднялся и прошел между гостей.
   В своей простой белой тунике, украшенный лишь тонким золотым  венцом,
он выделялся среди разряженных лордов  и  знати,  точно  белый  олень  в
сумраке леса. Рядом  с  королем  встали  его  соратники:  дюжий  молодой
Гавейн,  Кэй  -  темноволосый,   с   римским   ястребиным   профилем   и
сардонической улыбкой, когда он подошел  ближе,  Моргейна  разглядела  в
уголке его рта шрам, страшный, еще толком не заживший, благодаря ему  на
лице  Кэя  застыла  безобразная  ухмылка.  Девушка  не  могла   ему   не
посочувствовать, прежде он, верно, был очень хорош собой.  Рядом  с  ним
Ланселет казался хорошеньким, точно девушка, нет - воплощением яростной,
мужественной красоты, дикая кошка - вот на кого он походил. Моргейна так
и ела его глазами.
   - Моргейна, а кто  этот  молоденький  красавчик  -  ну,  вон  тот,  в
красном, рядом с Кэем и Гавейном?
   - Твой племянник,  тетя,  -  рассмеялась  Моргейна.  -  Сын  Вивианы,
Галахад. Но саксы прозвали его Эльфийская Стрела,  так  что  теперь  его
знают по большей части под именем Ланселет.
   - И  кто  бы  мог  подумать,  что  невзрачная  Вивиана  родит  такого
пригожего сына! Ее старшенький, Балан, - совсем не  таков,  нет,  дюжий,
крепкий здоровяк и преданный, что старый пес, - вот он пошел в  мать.  А
Вивиану красавицей никто бы не назвал!
   Эти слова ранили Моргейну в самое сердце: "Говорят, я как  две  капли
воды похожа на Вивиану, стало быть, все считают  меня  безобразной?  Как
сказала та девчонка: маленькая и страшная, как фэйри".
   - В моих глазах Вивиана настоящая красавица, - холодно возразила она.
   -  Сразу  видно,  что  воспитывалась  ты   на   Авалоне,   в   полном
затворничестве - куда там монастырям! -  хихикнула  Моргауза.  -  Откуда
тебе знать, что мужчинам желанно в женской красоте!
   - Ну, право, полно вам, - примирительно молвила Игрейна. - Красота  -
не единственное достоинство. У этого вашего Ланселета глаза его  матери,
а никто никогда не отрицал, что у Вивианы на диво красивые глаза, притом
у Вивианы столько обаяния, что никто уж и не разберет,  хороша  она  или
нет; да людям и дела нет до этого,  довольно  им  Вивианиного  чарующего
взгляда и мелодичного голоса.
   - Ах, вот и ты, Игрейна, тоже не от мира сего, - возразила  Моргауза.
- Ты - королева, а в королеве любой разглядит красавицу. Кроме того,  ты
вышла замуж за любимого. Большинство женщин такой удачей похвастаться не
могут, так что отрадно сознавать, что другие мужчины не  слепы  к  твоей
красоте. Проживи ты всю жизнь со стариком  Горлойсом,  небось  и  ты  бы
порадовалась своему пригожему личику и роскошным волосам  и  постаралась
бы затмить женщин, у которых нет ничего, кроме обаяния, красивых глаз  и
нежного голоса. Мужчины - они что младенцы: видят лишь  первое,  что  им
нужно - тугую грудь...
   - Сестра! - воскликнула Игрейна. Моргауза иронически улыбнулась.
   -  Да  ладно,  тебе,  сестра,  добродетель  хранить  нетрудно,   ведь
возлюбленный тобою мужчина оказался королем. Не всем из нас так повезло.
   - Разве спустя столько лет ты не любишь Лота, Моргауза?
   Моргауза пожала плечами.
   - Любовью развлекаются в беседках и зимой у очага.  Лот  во  всем  со
мною советуется, в военное время оставляет на меня дом, а ежели привозит
из похода золото, драгоценности или роскошные одежды, первой выбираю  я.
Так что я ему признательна, и у него никогда и тени сомнения не  было  в
том, что он якобы воспитывает чужого сына. Но это вовсе не  значит,  что
мне должно быть слепой, если юноша, пригожий собой  и  плечистый,  точно
молодой бык, вдруг заглядится на свою госпожу.
   "Не сомневаюсь, - с легкой брезгливостью подумала Моргейна, -  что  в
глазах Моргаузы это  невесть  какая  добродетель,  и  себя  она  считает
королевой  весьма  целомудренной".  Впервые   за   много   лет   девушка
почувствовала себя сбитой с толку, вдруг осознав, что  дать  определение
добродетели не так-то просто. Христиане превыше всех  достоинств  ценили
непорочность, в то время как на Авалоне высшей добродетелью было  отдать
свое тело Богу или Богине в союзе с  силами  природы.  В  каждом  случае
добродетель  противоположной  стороны  считалась  чернейшим   грехом   и
кощунством  против  собственного  Бога.  Но  если  одни  правы,   вторые
волей-неволей оказываются порочны.  Мор-гейне  казалось,  что  христиане
отвергают самое священное, что только есть в  этом  мире,  но  в  глазах
христиан сама она покажется  блудницей  и  даже  хуже.  Заговори  она  о
кострах Белтайна как о священном  долге  перед  Богиней,  даже  Игрейна,
воспитанная на Авалоне, уставится на нее во все глаза, решив, что устами
девушки говорит какой-нибудь демон.
   Моргейна  отвернулась:  к  ним  спешила  группа   молодых   людей   -
светлокудрый,  сероглазый  Артур,  хрупкий,  изящный  Ланселет  и  рыжий
здоровяк Гавейн,  что  возвышался  над  прочими,  точно  бык  над  парой
породистых испанских коней. Артур склонился перед матерью в почтительном
поклоне.
   - Госпожа моя. - Юноша тут же опомнился. - Матушка, долог ли для тебя
этот день?
   - Не дольше, чем для тебя, сынок. Не присядешь ли?
   - Ненадолго, матушка. - Усевшись, Артур, незадолго до того  нае