нества Артура с каждым годом делаются все пышнее,  -  заметила
Моргауза. - Интересно, что нас ожидает сегодня - великолепная  процессия
и торжественный королевский выход?
   - Ну, а ты чего ждала? - поинтересовалась Моргейна. -  Теперь,  когда
войны завершены, Артуру нужно как-то воздействовать на воображение своих
подданных, а он достаточно умен,  чтоб  делать  это  посредством  пышных
зрелищ. Я слыхала, будто это ему посоветовал мерлин. Простой народ, - да
и знать тоже - любит красивые зрелища, и друидам это ведомо  еще  с  тех
самых пор, когда они впервые зажгли костры Белтайна. Гвенвифар много лет
трудилась, добиваясь, чтоб с этим празднеством ничто не могло сравниться
во всех христианских землях.
   Впервые за весь день Моргауза  увидела  на  лице  Моргейны  искреннюю
улыбку.
   - Даже Артур понимает, что людям нужно что-то еще,  помимо  церковных
служб да христианских  праздников,  -  например,  какое-нибудь  чудо.  Я
совершенно уверена, что Артур с мерлином непременно постараются это чудо
устроить!  Какая  жалость,  что  они  не  устроили  сегодня   солнечного
затмения!
   - Кстати, а ты  у  себя,  в  Уэльсе,  видела  солнечное  затмение?  -
спросила  Моргауза.  -  Мои  люди  перепугались.  А  эти  дурочки,  дамы
Гвенвифар, наверняка подняли визг и принялись вопить, что  настал  конец
света!
   - Гвенвифар просто-таки обожает набирать  себе  в  свиту  дурочек,  -
сказала Моргейна. - А ведь сама она отнюдь не дура, хоть и  притворяется
таковой. И как она только умудряется все это терпеть?
   - Тебе бы стоило относиться к ним  с  большей  снисходительностью,  -
предостерегла ее Моргауза, но Моргейна лишь пожала плечами.
   - Меня не интересует, что обо мне думают всякие дуры.
   - Просто не представляю, как это ты умудрилась  столько  лет  пробыть
королевой  в  королевстве  Уриенса  и  так  и  не  научилась   искусству
властвовать, - заметила Моргауза. - Что бы женщина ни думала о мужчинах,
она неизбежно будет зависеть от доброй воли других женщин. Разве не  так
тебя учили на Авалоне?
   - На Авалоне нет таких дур, - отрезала Моргейна. Но Моргауза  слишком
хорошо ее знала, чтоб не распознать под  этой  резкостью  одиночества  и
страдания.
   - Моргейна, а почему ты  так  и  не  вернулась  на  Авалон?  Моргейна
опустила голову. Она была уверена, что стоит
   Моргаузе сказать еще хоть одно доброе слово, и она не  выдержит,  она
просто сорвется и расплачется.
   - Мое время еще не пришло. Мне приказали остаться с Уриенсом...
   - А как же Акколон?
   -  Ну,  да,  и  с  Акколоном,  -  сказала  Моргейна.  -  Я  могла  бы
предугадать, что ты станешь упрекать меня за это...
   - Это я-то? Да никогда! - возразила Моргауза. - Но  Уриенс  долго  не
проживет...
   - Так считала и я - еще много лет назад,  в  день  нашей  свадьбы,  -
отозвалась Моргейна, и голос ее был теперь столь  же  ледяным,  сколь  и
взгляд. - Но он, похоже,  проживет  не  меньше  самого  Талиесина,  -  а
Талиесину к моменту смерти перевалило за девяносто.
   Появились Артур и, Гвенвифар, и медленно двинулись вперед,  возглавив
процессию. Они были великолепны - король в блистательном белом одеянии и
королева в изящном платье из  белого  шелка  и  драгоценных  украшениях.
Огромные двери распахнулись, и Артур с Гвенвифар вошли в зал; за ними на
правах сестры короля последовала Моргейна с мужем и пасынками, Акколоном
и Увейном; затем - тетка короля, Моргауза, со своими домашними;  за  ней
шел Ланселет и его родня. Затем и прочие рыцари двинулись к своим местам
за Круглым Столом. Несколько лет назад какой-то искусный мастер  написал
золотой и темно-красной красками  на  спинке  каждого  кресла  имя  того
соратника, что обычно сидел здесь.  И  теперь,  войдя  в  зал,  Моргауза
заметила, что на сиденье, расположенном рядом с местом самого  короля  -
оно было предназначено  для  королевского  наследника  и  все  эти  годы
пустовало, - появилось имя Галахада. Но  она  заметила  это  лишь  краем
глаза - а потом ей стало не до того.  На  троны,  где  обычно  восседали
Артур и Гвенвифар, кто-то  набросил  два  белых  знамени,  подобных  тем
шутовским знаменам, под которыми сегодня во  время  турнира  происходила
потешная битва,  -  и  на  этих  знаменах  были  намалеваны  грубые,  но
выразительные рисунки. На одном из знамен был нарисован рыцарь,  стоящий
на головах двух коронованых особ, и  особы  эти  до  ужаса  походили  на
Артура и Гвенвифар. Вторая же  картинка  была  столь  непристойной,  что
заставила покраснеть  даже  Моргаузу,  никогда  не  страдавшую  излишней
стыдливостью. Там была изображена нагая темноволосая женщина в  объятиях
огромного рогатого дьявола;  они  занимались  чем-то  отвратительным,  а
вокруг толпились нагие люди.
   - Иисус и Мария, помилуй нас! - пронзительно вскрикнула Гвенвифар.
   Артур застыл, словно вкопанный, затем повернулся к слугам и  громовым
голосом вопросил:
   - Откуда здесь взялось это... это... - Он так  и  не  смог  подобрать
подходящего слова, а потому просто махнул рукой в сторону знамен.
   - Сэр... - заикаясь,  пролепетал  дворецкий,  -  когда  мы  закончили
украшать зал, ничего подобного здесь не было. Все было как велено - даже
цветы перед троном королевы...
   - Кто последний заходил сюда?  -  гневно  вопросил  Артур.  Из  толпы
гостей, прихрамывая, вышел Кэй.
   - Мой лорд  и  мой  брат,  последним  здесь  был  я.  Я  зашел,  дабы
убедиться, что все в порядке, и Богом клянусь - в  тот  момент  зал  был
полностью готов к тому, чтобы  с  честью  принять  моего  короля  и  его
госпожу. И если я только разыщу того  мерзкого  пса,  который  прокрался
сюда и повесил эту дрянь, я ему голову оторву!
   И руки Кэя дернулись, словно ему не терпелось свернуть виновнику шею.
   - Позаботьтесь о своей госпоже! - отрывисто приказал Артур. Но  дамы,
дрожа, застыли на месте, а  Гвенвифар  начала  оседать  -  ей  сделалось
дурно. Моргейна поддержала ее и негромко, но резко скомандовала:
   - Гвен, не смей доставлять им такого удовольствия! Ты же королева,  -
какое тебе дело до всякой идиотской мазни? Сейчас же возьми себя в руки!
   Гвенвифар расплакалась.
   - Как они... как они могли... за что кто-то так меня возненавидел?
   - Еще ни одному человеку не удалось  прожить  жизнь,  не  восстановив
против себя пару идиотов, - сказала Моргейна и помогла  Гвенвифар  дойти
до  трона.  Но  троны  все  еще  были   накрыты   этими   омерзительными
полотнищами, и  Гвенвифар  отпрянула,  словно  случайно  прикоснулась  к
какой-то дряни. Моргейна  сбросила  полотнище  на  пол.  На  столе  были
расставлены кубки; Моргейна жестом  приказала  одной  из  дам  Гвенвифар
наполнить кубок вином и подала его королеве.
   - Не бери в голову, Гвен. Насколько я понимаю, вон  та  гадость  была
предназначена для меня, - сказала она.  -  Дураки  и  вправду  шепчутся,
будто я спала с  бесами  -  так  что  ж  мне  теперь,  обращать  на  них
внимание?
   - Заберите отсюда  эту  мерзость  и  сожгите,  -  велел  Артур.  -  И
принесите ладан, чтобы удалить зловоние зла.
   Слуги поспешно бросились выполнять приказ короля.
   - Мы найдем того, кто это сделал, -  сказал  Кэй.  -  Я  уверен,  это
кто-то из слуг захотел  сделать  мне  гадость  -  я  ведь  так  гордился
нынешним убранством зала! - и вернулся сюда, когда я их  распустил.  Эй,
вы там - несите вино и эль! Выпьем за  посрамление  той  вонючей  гниды,
которая попыталась испортить нам праздник. Неужто мы это  допустим?  Ну,
давайте же! Пьем за короля Артура и его леди!
   Присутствующие  слегка  оживились,  а   когда   Артур   и   Гвенвифар
поклонились гостям - зал заполнился радостными возгласами. Все расселись
по своим местам, и Артур сказал:
   - А теперь ведите ко мне  всех,  кто  взывает  о  правосудии.  Первым
привели  некоего  человека  с  тяжбой  о  меже  -  Моргаузе  его  жалоба
показалась   дурацкой.   Затем   последовал   какой-то    землевладелец,
жаловавшийся, что его вассал убил оленя на его землях.
   Моргауза сидела рядом с  Гвенвифар.  Она  наклонилась  к  королеве  и
шепотом поинтересовалась:
   - А зачем Артур сам возится с этими делами? С ними мог бы  справиться
любой его бейлиф, и  королю  не  пришлось  бы  тратить  время  на  такие
пустяки.
   - Я тоже когда-то так думала, - так же тихо отозвалась  Гвенвифар.  -
Но раз в год, на Пятидесятницу, Артур нарочно сам разбирает  пару  таких
дел, чтоб простой люд не думал, что король заботится  лишь  о  знати  да
своих соратниках.
   Моргауза подумала и  решила,  что  это  мудро.  Король  разобрал  еще
пару-тройку незатейливых прошений,  и  гостей  начали  обносить  мясными
блюдами. Жонглеры и акробаты принялись  потешать  пирующих,  а  фокусник
извлекал из самых необычных мест  небольших  птичек  и  яйца.  Гвенвифар
вроде бы успокоилась. Моргаузе было интересно - поймают ли  когда-нибудь
автора рисунков? Тот из них, что изображал Моргейну в  виде  шлюхи,  уже
был достаточно скверен. Но второй, похоже, был еще  паршивее  -  на  нем
Ланселет попирал короля и королеву. Похоже, сегодня стряслось что-то еще
помимо публичного унижения поборника королевы.  Правда,  потом  Ланселет
так великодушно отнесся к молодому Гвидиону, - то есть Мордреду,  -  что
это впечатление должно было сгладиться, тем более  что  противники  явно
больше не держали друг на друга зла. Но хотя и король и соратники любили
Ланселета,   очевидно,   кто-то   не   мог   смириться    с    очевидной
благосклонностью королевы к своему поборнику.
   - А что будет дальше? - спросила Моргауза у Гвенвифар. Из-за пределов
зала  донеслось  пение  рогов.  Гвенвифар  улыбнулась;  что  бы  там  ни
готовилось, предстоящее событие явно было ей по сердцу.
   Двери зала распахнулись. Снова пропели рога - грубые рога  саксов.  В
зал Круглого Стола вошли три  великана-сакса  -  меха  и  кожа,  золотые
гривны и браслеты, золотые венцы на головах, мечи  на  поясе  и  рогатые
шлемы в руках. За каждым следовала свита.
   - Мой лорд Артур! - воскликнул  один  из  саксов.  -  Я  -  Адельрик,
владыка Кента и Англии, а это -  мои  братья-короли.  Мы  пришли,  чтобы
узнать, какую дань мы можем предложить тебе, христианнейший из  королей,
и навеки заключить договор с тобой и твоим двором!
   - Лот, наверно, сейчас в гробу переворачивается, - заметила Моргауза.
- А вот Вивиана порадовалась бы.
   Но Моргейна не ответила.
   Епископ Патриций поднялся со своего  места  и  подошел  к  саксонским
королям, чтоб поприветствовать их, затем обратился к Артуру:
   - Мой лорд, их приход - большая радость для меня,  ибо  он  позволяет
положить конец войнам. Умоляю тебя - прими этих королей под свою руку  и
заключи с ними союз в знак того, что все христианские короли должны быть
братьями.
   Лицо  Моргейны  залила  мертвенная  бледность.  Она  попыталась  было
подняться и что-то сказать, но Уриенс сурово глянул на нее,  и  Моргейна
без сил опустилась обратно.
   - А я еще помню те времена, когда епископы даже отказывались посылать
своих  людей,  чтоб  крестить  этих  варваров,  -  добродушно   заметила
Моргауза. - Лот рассказывал, будто они клялись  не  мириться  с  саксами
даже в царствии небесном и потому и  не  посылали  к  ним  миссонеров  -
считали, что так будет только лучше,  если  все  саксы  в  конце  концов
попадут в ад. Но с тех пор уж минуло тридцать лет!
   - Еще с тех самых пор, как я взошел на трон, я  всем  сердцем  мечтал
положить конец войнам, терзающим эту землю. Теперь же мы много лет живем
в мире, лорд епископ. И ныне я приглашаю вас, благородные сэры, к  моему
двору и моему столу.
   - Наш обычай велит клясться на стали, - сказал один из  саксов  -  не
Адельрик, а какой-то другой. Моргаузе запомнилось, что на Адельрике  был
коричневый плащ - а на этом саксе был синий. - Можно ли нам, лорд Артур,
принести клятву на перекрестии твоего меча, в знак того, что наш союз  -
это союз христианских королей и нами правит единый Господь?
   - Да будет так, - негромко отозвался Артур, спустился с возвышения  и
остановился перед саксами. Он извлек  Эскалибур  из  ножен,  и  в  свете
множества факелов и светильников тот сверкнул,  подобно  молнии.  Король
поднял меч перед собой, и огромная колеблющаяся тень  -  тень  креста  -
протянулась во всю длину зала; саксонские короли преклонили колени.
   Гвенвифар явно была довольна. Галахад сиял от радости. А вот Моргейна
побледнела от гнева, и Моргауза услышала, как она прошептала Уриенсу:
   - Как он смеет использовать подобным образом священный меч Авалона! Я
- жрица Авалона, и я не стану молча смотреть на это!
   Она снова привстала, но Уриенс ухватил ее за руку. Моргейна принялась
молча вырываться; но Уриенс, несмотря на свои преклонные годы,  все-таки
был воином, а Моргейна - всего лишь  невысокой  женщиной.  На  мгновение
Моргаузе показалось, что он сломает Моргейне запястье, но та  не  издала
ни звука. Стиснув зубы, Моргейна как-то умудрилась вырвать руку, а потом
произнесла - достаточно громко, чтоб ее непременно услышала Гвенвифар:
   - Вивиана умерла, не успев завершить своих трудов! А я бездействовала
- и вот теперь дети выросли, превратились в мужчин и стали  рыцарями,  а
Артур подпал под власть священников!
   - Леди, - произнес Акколон, подавшись к  Моргейне,  -  даже  тебе  не
следует омрачать этот святой праздник - иначе  с  тобой  могут  обойтись
так, как римляне обходились с друидами. Поговори с Артуром наедине,  раз
ты так нуждаешься в этом,  попытайся  переубедить  его.  Я  уверен,  что
мерлин тебя поддержит!
   Моргейна опустила взгляд и с силой прикусила губу.  Артур  поочередно
обнял каждого из саксонских королей, а затем усадил неподалеку от своего
трона.
   - Если ваши сыновья покажут, что они достойны того, я рад буду видеть
их в числе своих соратников, - сказал он.
   Слуги принесли подарки  -  мечи  и  кинжалы  хорошей  работы,  а  для
Адельрика еще и роскошный плащ. Моргауза взяла липкое от меда печенье  и
поднесла его к стиснутым губам Моргейны.
   - Ты слишком много постишься, Моргейна, - сказала она. - Съешь-ка это
печенье! Только глянь на себя,  какая  ты  бледная.  Ты  же  так  можешь
потерять сознание.
   - Я бледна не от  голода,  -  сказала  Моргейна,  но  все-таки  взяла
печенье и положила его в рот. Она глотнула вина  из  кубка,  и  Моргауза
заметила, что у нее дрожат руки. На запястье отчетливо виднелись  темные
пятна, оставленные  пальцами  Уриенса.  Затем  Моргейна  встала  и  тихо
сказала Уриенсу:
   - Не беспокойся, возлюбленный мой супруг. Я не стану говорить  ничего
такого, что могло бы оскорбить тебя или нашего короля.
   Она повернулась к Артуру и громко произнесла:
   - Мой лорд и брат! Могу ли я попросить тебя о милости?
   - Моя сестра  и  жена  моего  доброго  друга  и  верного  подданного,
Уриенса, может просить меня обо всем, что пожелает, - радушно  отозвался
Артур.
   - Даже последний из твоих подданных может просить тебя об  аудиенции.
И я прошу, чтоб ты оказал мне эту милость.
   Артур удивленно приподнял бровь, но на этот раз его тон был таким  же
сдержанным и церемонным, как и у самой Моргейны.
   - Коли тебе так угодно, я приму тебя сегодня вечером, перед тем,  как
отойти ко сну - у себя в покоях.  Если  хочешь,  можешь  взять  с  собой
своего супруга.
   "Вот бы мне  превратиться  в  муху  и  послушать,  о  чем  они  будут
беседовать!" - подумала Моргауза.
 
Глава 6 
 
   Когда  они  вернулись  в  покои,  отведенные  королю  Уриенсу  и  его
семейству, Моргейна заново  причесалась  и  велела  служанке  помочь  ей
переодеться  в  чистое  платье.  Уриенс  принялся  жаловаться,  что   не
предвидел этого приема, а  потому  слишком  плотно  покушал  на  пиру  и
слишком много выпил.
   - Ну, так ложись спать, - сказала Моргейна. - Это мне  нужно  кое-что
сказать Артуру, а тебе там делать нечего.
   - Ну почему же! - возразил Уриенс. - Я тоже учился на Авалоне. Или ты
думаешь, мне приятно смотреть, как  священные  реликвии  приспосабливают
для службы богу христиан, не терпящему тех, кто видит  мир  иначе?  Нет,
Моргейна, хоть ты и жрица Авалона, но  не  тебе  одной  надлежит  сейчас
высказать свое негодование. Есть еще королевство Северного Уэльса,  я  -
его правитель, и Акколон, что будет править там, когда я уйду.
   - Отец прав, госпожа, - сказал Акколон, взглянув в глаза Моргейне.  -
Наш народ верит, что мы не  предадим  его  и  не  позволим,  чтоб  в  их
священных рощах звонили колокола церквей...
   Ни Моргейна, ни Акколон даже  не  шелохнулись,  но  на  миг  Моргейне
почудилось, что они рука  об  руку  стоят  в  одной  из  волшебных  рощ,
соединившись перед ликом Богини. Уриенс, конечно же, ничего не заметил.
   - Пусть Артур знает,  Моргейна,  -  настойчиво  произнес  он,  -  что
королевство  Северного   Уэльса   не   станет   безропотно   подчиняться
христианам.
   Моргейна пожала плечами.
   - Как тебе угодно.
   "Какой же я была дурой, - подумала она. - Я была жрицей на посвящении
Артура. Я родила ему сына. Мне следовало  воспользоваться  той  властью,
что я имела над королем - и тогда это я,  а  не  Гвенвифар,  правила  бы
из-за его спины. Но пока я,  словно  зверь,  зализывала  раны,  потеряла
Артура навсегда. Некогда я могла приказывать - теперь  же  мне  остается
лишь просить. И я даже лишена могущества Владычицы Озера!"
   Моргейна уже повернула было к двери, но тут кто-то постучался к ним в
покои. Слуга отворил, и  вошел  Гвидион.  Он  до  сих  пор  был  опоясан
саксонским мечом, что вручил ему при посвящении в  рыцари  Ланселет;  но
доспехи Гвидион уже снял, и взамен облачился  в  роскошный  алый  наряд.
Моргейна и не знала, что ее сын может выглядеть так впечатляюще.
   Гвидион заметил, как сверкнули ее глаза.
   - Это подарок Ланселета.  Мы  сидели  в  зале  и  пили,  туда  пришел
посланник Артура и передал,  что  король  желает  видеть  меня  в  своих
покоях... Я сказал, что моя  единственная  приличная  туника  порвана  и
запачкана кровью, а Ланселет сказал, что мы с ним одного роста и он  мне
что-нибудь подберет. Когда я надел этот наряд, Ланселет сказал, что  мне
он идет больше, чем ему, и чтоб  я  оставил  его  себе  -  что  Галахаду
досталось от короля множество богатых даров, а я  получил  слишком  мало
подарков в честь своего посвящения в рыцари. Он что, знает, что Артур  -
мой отец, что так говорит?
   Уриенс удивленно уставился на Гвидиона, но промолчал. Акколон покачал
головой.
   - Нет, сводный брат. Просто Ланселет - благороднейший из людей. Когда
Гарет впервые появился при дворе, даже собственные родичи его не узнали,
а  Ланселет  подарил  ему  одежду  и  оружие,  чтоб  тот  мог  выглядеть
подобающе. Ты, конечно, можешь поинтересоваться, не слишком ли Ланселету
нравится видеть свои подарки на красивых молодых  людях.  Об  этом  тоже
болтали, но я не знаю при этом дворе ни одного мужчины,  будь  он  молод
или стар,  с  которым  Ланселет  обращался  бы  иначе  как  с  рыцарской
учтивостью.
   - В самом деле? - переспросил Гвидион. Моргейна  просто-таки  видела,
как он ухватил эти сведения  и  упрятал,  как  скряга  прячет  золото  в
сундук. - Теперь я припоминаю одну историю, - медленно  произнес  он.  -
Рассказывали, что однажды на пиру у Лота кто-то сунул Ланселету арфу,  -
а он тогда был совсем юн, - и велел играть, и Ланселет спел какое-то  лэ
- не то римское, не то оно  сохранилось  еще  со  времен  Александра,  я
толком не знаю, - о любви рыцарственных  товарищей,  и  его  подняли  на
смех. С тех пор он поет лишь о красоте нашей королевы  или  о  рыцарских
подвигах и драконах.
   Моргейна не могла больше терпеть издевку, звучащую в голосе Гвидиона.
   - Если  ты  пришел,  чтоб  потребовать  причитающиеся  тебе  дары,  я
поговорю с тобой, когда вернусь от Артура, а сейчас мне некогда, - резко
произнесла она.
   Гвидион уставился в пол. Моргейна впервые увидела,  что  и  он  может
лишиться привычной самоуверенности.
   - Мать, король послал и за мной тоже. Можно, я