ь, - как всегда, когда  Ланселет  обращался  к
ней  со  своими  очаровательными  речами.  Девушка  никогда   не   знала
наверняка, серьезен ли он или просто дразнится. Рыцарь ускакал прочь - и
внезапно Гвенвифар вновь похолодела от страха.  Вокруг  нее  возвышались
кони, туда и сюда метались толпы мужчин - ни дать  ни  взять,  воинство,
Ланселет правильно сказал, - а сама  она  лишь  никчемная  часть  клади,
вроде как военная добыча. Гвенвифар молча  позволила  Игрейне  подсадить
себя в носилки, внутри которых обнаружились подушки и меховой коврик,  и
забилась в уголок.
   - Я, пожалуй, оставлю полог открытым, чтобы к нам  проникали  свет  и
воздух? - спросила Игрейна, удобно устраиваясь на подушках.
   - Нет! - сдавленно воскликнула Гвенвифар. - Мне..,  мне  лучше,  если
полог задернут.
   Пожав плечами, Игрейна задернула занавеси. Сквозь щелку она наблюдала
за тем, как первые всадники тронулись в путь и  как  пришли  в  движение
телеги. Воистину, все эти  воины  -  королевское  приданое.  Вооруженные
конники, при мечах, в доспехах - ценное прибавление к  Артуровой  армии.
Примерно так Игрейна и представляла себе римский легион.
   Гвенвифар склонила голову на  подушки:  в  лице  ни  кровинки,  глаза
закрыты.
   - Тебе дурно? -  удивленно  осведомилась  Игрейна.  Девушка  покачала
головой.
   - Просто оно все.., такое огромное... - прошептала она. - Мне...  Мне
страшно.
   - Страшно? Но, милое мое дитя... - Игрейна  умолкла  на  полуслове  и
спустя мгновение докончила:
   - Ну, ничего, вскоре тебе станет легче.
   Гвенвифар едва ли заметила, что носилки тронулись  с  места:  усилием
воли она погрузилась в некое отрешенное состояние полудремы, позволяющее
ей не впадать в панику.  Куда  же  она  едет,  под  этим  беспредельным,
необозримым небом, через бескрайние болота и бесчисленные холмы? Сгусток
паники в животе сжимался все туже.  Повсюду  вокруг  нее  ржали  лошади,
перекликались люди: ни дать ни взять, армия на марше. А сама  она  вроде
как  прилагается  к  снаряжению:  к  конской  сбруе,  к  доспехам  и   к
пиршественному столу. Она - только  невеста,  вместе  со  всем,  что  ей
принадлежит по праву: с одеждой и платьями, и драгоценностями, и ткацким
станком, и котелком, и гребнями и чесалками для льна. Сама по себе она -
ничто, ничегошеньки-то собой не представляет; она -  лишь  собственность
короля, который даже не потрудился приехать  и  посмотреть  на  девушку,
которую ему отправляют вместе с конями и снаряжением.  Она  -  еще  одна
кобыла, племенная кобыла, на сей  раз  -  на  расплод  королю,  которая,
хотелось бы надеяться, произведет на свет королевского наследника.
   Гвенвифар едва не задохнулась  от  гнева.  Но  нет,  злиться  нельзя;
злиться не подобает; мать-настоятельница объясняла ей в  монастыре,  что
предназначение всякой женщины  -  выходить  замуж  и  рожать  детей.  Ей
хотелось стать монахиней, остаться в обители, научиться читать и искусно
рисовать красивые буквицы пером и  кистью,  но  принцессе  такая  участь
заказана; ей должно повиноваться воле отца, точно Господней воле. А ведь
женщинам следует исполнять волю Божью особенно ревностно, ведь это через
женщину человек впал в первородный грех,  и  каждой  женщине  полагается
знать, что ее долг - искупить  совершенное  в  Эдеме.  Ни  одну  женщину
вполне добродетельной не назовешь, кроме разве Марии, Матери Божьей; все
прочие женщины порочны,  и  иными  быть  просто  не  могут.  Вот  и  ее,
Гвенвифар, настигла кара - за то,  что  она  подобна  Еве,  за  то,  что
грешна, гневлива и бунтует  против  воли  Божьей.  Гвенвифар  прошептала
молитву  и  усилием  воли  вновь   погрузилась   в   полубессознательное
состояние.
   Игрейна, нехотя примирившись  с  необходимостью  ехать  с  задернутым
пологом и тоскуя по свежему воздуху, гадала про себя, что, во имя  всего
святого, не так с ее будущей снохой. Она ни словом не  возразила  против
этого брака - впрочем, она, Игрейна, тоже не протестовала против брака с
Горлойсом; и теперь, вспоминая негодующую, перепуганную  девочку,  какой
была когда-то, Игрейна сочувствовала Гвенвифар. Но  зачем  забиваться  в
душные носилки, почему не ехать с гордо поднятой головой навстречу своей
новой жизни? Чего она боится? Неужто Артур такое уж чудовище? Ведь не за
старика же в три раза старше ее девчонку выдают;  Артур  молод  и  готов
окружить ее уважением и почетом.
   В ту ночь они заснули в шатре, поставленном  на  тщательно  выбранном
сухом месте, прислушиваясь к стону ветров и шуму проливного дождя. Ближе
к утру Игрейну разбудили тихие всхлипывания Гвенвифар.
   - Что такое, дитя? Тебе недужится?
   - Нет.., госпожа, как вы думаете, я понравлюсь Артуру?
   - Не вижу, почему нет, - мягко отозвалась Игрейна.  -  Ты  ведь  сама
знаешь: ты на диво красива.
   - Правда? - В тихом голосе звучало лишь наивное неведение, отнюдь  не
застенчивая или жеманная просьба о комплименте и не уверенность в  себе,
чего разумно было бы ожидать в  любом  другом  случае.  -  Леди  Альенор
говорит, нос у меня слишком большой, и еще веснушки, точно у скотницы...
   - Леди Альенор... - Игрейна вовремя вспомнила о  снисходительности  к
ближнему своему; в конце концов, Альенор немногим старше Гвенвифар и  за
шесть лет родила четверых. - Боюсь,  она  самую  малость  близорука.  Ты
настоящая красавица. А волос роскошнее я в жизни своей не видела.
   - Не думаю, что Артуру есть дело до красоты, - промолвила  Гвенвифар.
- Он даже не удосужился спросить, не  страдаю  ли  я  косоглазием,  или,
может, я одноногая, или у меня "заячья губа"...
   - Гвенвифар, - ласково увещевала Игрейна, - на любой женщине  женятся
в первую очередь ради приданого, а Верховный король обязан выбирать жену
по подсказке своих советников. Тебе не приходило в голову, что и он тоже
ночами не смыкает глаз, гадая, что за жребий уготовила ему судьба и  что
он примет тебя с благодарностью и радостью, поскольку, помимо приданого,
ты принесешь ему и красоту, и кроткий нрав? Он готов  смириться  с  тем,
что ему достанется, но тем более счастлив он будет узнать,  что  у  тебя
нет.., как это ты сказала? - ни косоглазия, ни "заячьей губы", ни следов
оспы. Артур еще очень юн и в том, что касается женщин, весьма  неопытен.
А Ланселет, я уверена, уже  рассказал  ему  о  том,  как  ты  красива  и
добродетельна.
   Гвенвифар перевела дух:
   - Ланселет ведь приходится Артуру кузеном, верно?
   - Верно. Он - сын Бана Бенвикского от моей  сестры,  верховной  жрицы
Авалона. Он рожден в Великом Браке - ты  что-нибудь  знаешь  о  подобных
вещах? В  Малой  Британии  иногда  еще  прибегают  к  древним  языческим
обрядам, - пояснила Игрейна. -  Даже  Утера,  когда  он  стал  Верховным
королем, отвезли  на  Драконий  остров  и  короновали  согласно  древним
ритуалам, хотя брака с землей от него не  требовали;  в  Британии  такой
обряд совершает мерлин, так  что  именно  он  выступает  жертвой  вместо
короля в час нужды...
   - Вот уж не знала, что эти древние языческие обряды  в  Британии  все
еще в ходу, - молвила Гвенвифар. - А.., а Артур тоже так короновался?
   - Если и так, то мне он этого не  сказал,  -  отозвалась  Игрейна.  -
Возможно, за это время обычаи изменились, и  Артур  довольствуется  тем,
что мерлин - главный из его советников.
   - А ты знаешь мерлина, госпожа?
   - Он мой отец.
   - В самом деле? - В темноте Гвенвифар глядела на нее во все глаза.  -
Госпожа, а это правда, что, когда Утер Пендрагон впервые пришел  к  тебе
еще до  того,  как  вы  поженились,  явился  он,  благодаря  магическому
искусству мерлина, в обличье  Горлойса,  так  что  ты  возлегла  с  ним,
принимая его за герцога Корнуольского и почитая себя женой целомудренной
и верной?
   Игрейна заморгала; до нее доходили отголоски сплетен о том, что  она,
дескать, родила Утеру сына  неподобающе  рано;  но  этой  байки  она  не
слышала.
   - Неужто так говорят?
   - Случается, госпожа. Так сказывают барды.
   - Ну, так это не правда, - объявила Игрейна.  -  На  Утере  был  плащ
Горлойса и Горлойсово кольцо: он добыл их  в  сражении;  Горлойс  предал
своего Верховного короля и поплатился за это жизнью. Но что бы уж там ни
напридумывали барды, я отлично знала, что это - Утер и никто иной.  -  В
горле у  нее  стеснилось;  даже  сейчас,  спустя  столько  лет,  Игрейне
казалось, что Утер по-прежнему жив и сражается где-то в далеких землях.
   - Значит, ты любила Утера? И мерлинова магия здесь ни при чем?
   - Ни при чем, - подтвердила Игрейна. -  Я  очень  любила  его,  хотя,
думается  мне,  поначалу  он  решил  жениться  на  мне  потому,  что   я
происходила из древнего королевского рода Авалона. Так что, как  видишь,
брак,  заключенный  ради  блага  королевства,  вполне  может   оказаться
счастливым. Я любила Утера и могу пожелать такой же удачи и тебе,  чтобы
вы с моим сыном со временем полюбили друг друга такою же любовью.
   - Надеюсь, что так и будет, - и Гвенвифар вновь судорожно вцепилась в
руку Игрейны. Что за маленькие, нежные, хрупкие пальчики,  подумала  про
себя Игрейна, такие того и  гляди  сомнешь  ненароком,  то  ли  дело  ее
собственные - сильные и умелые! Эта ручка  не  предназначена  для  того,
чтобы пестовать младенцев и лечить раненых; эта  ручка  -  для  изящного
рукоделия и молитв. Лучше бы Леодегранс оставил  это  дитя  в  милом  ее
сердцу монастыре, лучше бы Артур нашел себе невесту где-нибудь в  другом
месте! Впрочем,  все  в  воле  Божьей;  Игрейна  от  души  сочувствовала
перепуганной девушке, но жалела  и  Артура,  невеста  которого  -  сущий
ребенок и замуж идет против воли.
   Впрочем, когда ее, Игрейну, отослали к Горлойсу, она и сама  была  не
лучше; может статься, с годами у девушки сил поприбавится.
   С первым лучом  солнца  лагерь  пробудился;  все,  не  покладая  рук,
готовились к дневному  переходу,  в  конце  которого  отряд  окажется  в
Каэрлеоне. Гвенвифар выглядела измученной и бледной; она попыталась было
встать, но тут же повернулась на  бок  -  и  ее  вырвало.  На  мгновение
Игрейна дала волю нелестным подозрениям, но тут же прогнала злую  мысль;
маленькая, робкая затворница всего лишь больна от страха, вот и все.
   - Я же  говорила,  что  в  душных  носилках  тебя  укачает,  -  бодро
промолвила Игрейна. - Сегодня тебе надо бы проехаться верхом и  подышать
свежим воздухом; а не то на свадьбу ты  приедешь  бледной  тенью,  а  не
цветущей розой. - И про себя добавила: "А если  мне  придется  ехать  за
задернутым пологом еще целый день, я точно сойду с ума; вот уж  памятная
получится  свадьба,   право   слово:   бледная,   недужная   невеста   и
буйнопомешанная мать жениха!" - Ну же, вставай - и в седло;  а  Ланселет
составит  тебе  компанию;  будет  кому  подбодрить   тебя   и   развлечь
разговором!
   Гвенвифар заплела косу и даже потрудилась изящно расположить  складки
покрывала; съела она немного, зато пригубила ячменного пива и спрятала в
карман ломоть хлеба, сказав, что подкрепится позже, уже в седле.
   С первым светом Ланселет был уже на ногах.
   - Хорошо бы тебе поехать с госпожой, - предложила  Игрейна.  -  А  то
девочка вся извелась; мудрено ли - в первый раз вдали от дома!
   Глаза юноши вспыхнули, он улыбнулся:
   - С удовольствием, леди.
   Игрейна ехала, держась позади  молодой  пары  и  радуясь  возможности
подумать в одиночестве. Как они хороши: темнокудрый, задорный Ланселет и
Гвенвифар, вся - белизна и золото. Артур ведь тоже светловолос;  дети  у
них  будут  -  просто  как  солнышко.  С  некоторым  удивлением  Игрейна
осознала, что не прочь стать бабушкой. Приятно, когда рядом - малыши,  с
ними можно играть, их можно баловать, и притом не твои это дети, так что
нет нужды о них  беспокоиться,  изводить  себя  и  тревожиться.  Игрейна
ехала, погрузившись в отрадные мечты; в монастыре  она  привыкла  часами
грезить наяву. Поглядев вперед, на молодых людей, скачущих  бок  о  бок,
она отметила, что девушка  восседает  в  седле,  выпрямившись,  щеки  ее
порозовели, она улыбается. Да,  правильно  Игрейна  поступила,  отправив
будущую сноху на свежий воздух.
   И тут Игрейна заметила, как эти двое смотрят друг на друга.
   "Господи милосердный! Так смотрел на меня Утер  еще  в  бытность  мою
женою Горлойса: словно умирает от голода,  а  я  -  снедь  вне  пределов
досягаемости... Что же из этого всего выйдет, если они  и  впрямь  любят
друг друга? Ланселет - воплощение чести, а Гвенвифар,  могу  поручиться,
сама добродетель; так что же из этого всего выйдет, кроме горя и  муки?"
А в следующий миг Игрейна отчитала себя за свои подозрения: едут они  на
подобающем расстоянии друг от друга, за руки держаться  не  пытаются,  а
ежели и  улыбаются,  так  ведь  оба  молоды,  а  день  выдался  погожий;
Гвенвифар предвкушает свою свадьбу, а  Ланселет  везет  коней  и  воинов
своему королю, кузену и другу.
   Так с какой бы стати им не радоваться и не беседовать друг с  другом,
веселясь и ликуя? Что я за злонравная старуха". И  все-таки  Игрейна  не
могла избавиться от смутной тревоги.
   "Чем это все закончится? Господи милосердный, неужели  это  такой  уж
грех - помолиться об одном-единственном мгновении Зрения?" А есть  ли  у
Артура возможность с честью отказаться от этого брака? - задумалась она.
Верховный король берет в жены девушку, чье сердце принадлежит другому  -
это ли не трагедия? В конце концов, в Британии полным-полно дев, готовых
всем сердцем полюбить Артура и составить его счастье.  Но  приданое  уже
отослано, невеста покинула отчий кров,  и  подданные  Артура,  короли  и
вассалы, съезжаются полюбоваться на свадьбу своего юного сюзерена.
   Надо поговорить с мерлином,  твердо  решила  Игрейна.  Возможно,  как
главный советник Артура, он еще сможет воспрепятствовать этому  браку  -
но удастся ли отменить свадьбу, избежав войны и раздора? Да и  Гвенвифар
жаль: мыслимо ли, чтобы  невесту  да  публично  отвергли  в  присутствии
лордов всей Британии? Нет, поздно,  слишком  поздно;  свадьба  неизбежно
состоится, как распорядилась  сама  судьба.  Вздохнув,  Игрейна  поехала
дальше, понурив голову; ясный, солнечный  день  вдруг  утратил  для  нее
всякую притягательность. Напрасно она яростно втолковывала себе, что все
ее сомнения и страхи беспочвенны,  что  все  это  -  досужие  старушечьи
домыслы; что все эти  фантазии  посланы  ей  дьяволом,  дабы  соблазнить
воспользоваться Зрением, от которого она отреклась давным-давно, и вновь
сделать ее орудием греха и чародейства.
   И все-таки  взгляд  ее  вновь  и  вновь  возвращался  к  Гвенвифар  и
Ланселету и к тому едва различимому свечению, что переливалось и мерцало
между ними ореолом жажды, желания и тоски.
   В Каэрлеон они прибыли вскорости после заката. Замок стоял на  холме,
на месте древнего римского форта. Здесь еще сохранились остатки  прежней
римской каменной кладки - должно  быть,  во  времена  римлян  место  это
выглядело  примерно  так  же,  подумала  про  себя  Игрейна.  В   первое
мгновение, обнаружив, что на склонах видимо-невидимо шатров и людей, она
ошеломленно подумала, уж не осажден ли замок. И тут же поняла,  что  все
это, верно, гости, съехавшиеся полюбоваться на королевскую свадьбу.  При
виде такой толпы Гвенвифар вновь побледнела и испугалась; Ланселет между
тем пытался придать растянувшейся, расхлябанной  колонне  некое  подобие
внушительности. Гвенвифар закрыла лицо покрывалом и молча поехала дальше
рядом с Игрейной.
   - Жалость какая, что все они  увидят  тебя  изнуренной  и  усталой  с
дороги, - согласилась с нею королева. - Но гляди-ка, нас  встречает  сам
Артур.
   У измученной девушки едва достало сил  приподнять  голову.  Артур,  в
длинной синей тунике, с мечом в роскошно отделанных алых ножнах у пояса,
задержался на мгновение поговорить с Ланселетом, возглавляющим  колонну;
а затем направился к Игрейне и Гвенвифар: толпа - и пешие,  и  конные  -
почтительно расступалась перед ним.
   Артур поклонился матери.
   - Хорошо ли вы доехали, госпожа? - Он поднял взгляд на  Гвенвифар,  и
при виде красоты невесты глаза  его  изумленно  расширились.  Игрейна  с
легкостью читала мысли девушки:
   "Да, я красива; Ланселет считает меня  красавицей;  доволен  ли  мною
лорд мой Артур?"
   Артур  протянул  невесте  руку,   помогая   ей   спешиться;   девушка
покачнулась, и он поспешил поддержать ее.
   - Госпожа моя и супруга, добро пожаловать к себе домой и в мой замок.
Да будешь ты здесь счастлива; да окажется этот день столь  же  радостным
для тебя, как и для меня.
   Щеки Гвенвифар полыхнули алым. Да, Артур весьма пригож собою, яростно
внушала себе девушка; как хороши эти  светлые  волосы,  этот  серьезный,
пристальный  взгляд  серых  глаз...  Как  непохож  он  на  бесшабашного,
веселого сумасброда Ланселета! Да и смотрит он на нее совсем по-другому:
Ланселет взирает на нее так, точно она - статуя Пресвятой Девы на алтаре
в часовне, а Артур глядит оценивающе и настороженно, словно видит в  ней
чужую, и не вполне уверен, друг она или враг.
   - Благодарю тебя, супруг и господин мой, - отозвалась девушка. -  Как
видишь, я привезла тебе обещанное приданое: воинов и коней...
   - Сколько  коней?  -  быстро  переспросил  он.  И  Гвенвифар  тут  же
смешалась. Откуда ей знать про  его  драгоценных  скакунов?  И  надо  ли
показывать так  ясно,  что  во  всей  этой  истории  со  свадьбой  он  с
нетерпением ждал отнюдь не ее, а лошадей? Гвенвифар выпрямилась в полный
рост - для женщины она уродилась  достаточно  высокой,  выше  даже,  чем
некоторые мужчины, - и с достоинством промолвила:
   - Мне то не ведомо, лорд мой Артур: не я их  считала.  Спроси  своего
конюшего: уверена, что лорд Ланселет назовет тебе точное  число,  вплоть
до последней кобылы и последнего молочного жеребенка.
   "Ах, молодец девочка!",  -  подумала  про  себя  Игрейна,  видя,  как
бледные щеки Артура зарумянились от стыда: упрек попал в цель.
   - Прошу меня простить,  госпожа  моя,  -  покаянно  улыбнулся  он.  -
Воистину, никто и не ждет, что ты  станешь  утруждать  себя  заботами  о
подобных вещах. Не сомневаюсь, что Ланселет в должный срок обо всем  мне
расскажет. Я скорее думал о людях,  с  тобою  приехавших;  мне  подобает
приветствовать в них новых подданных,  равно  как  и  оказать  достойный
прием их госпоже и моей королеве. - На мгновение Артур  вдруг  показался
совсем юным - ничуть не старше своих лет. Он оглянулся на толчею вокруг:
на людей, коней,  повозки,  волов  и  погонщиков,  и  беспомощно  развел
руками. - Впрочем, среди всего этого шума и гвалта они меня все равно не
услышат. Дозволь же сопроводить тебя к воротам замка. -  Завладев  рукою
невесты, Артур повел ее по дороге, выбирая места посуше.  -  Боюсь,  это
древнее жилище покажется тебе довольно  унылым.  Это  -  крепость  моего
отца, но сам я не жил здесь с тех  самых  пор,  как  себя  помню.  Может
статься, однажды, если саксы дадут нам передышку, мы  подыщем  себе  дом
более подходящий, но пока придется довольствоваться этим.
   Артур ввел невесту  в  ворота;  Гвенвифар  провела  рукою  по  стене.
Крепкая надежная римская кладка; стена высокая, толстая и выглядит  так,
словно стоит здесь от начала времен; вот здесь можно чувствовать себя  в
полной безопасности. Девушка любовно провела пальчиком по камню.
   -  По-моему,  здесь  на  диво  красиво.  Не  сомневаюсь,  что   здесь
безопасно.., я хочу сказать, я уверена, что буду здесь счастлива.
   - Надеюсь, что так, госпожа... Гвенвифар, - отозвался Артур,  впервые
назвав невесту по имени.., что за странный выговор!  Интересно,  где  он
рос, внезапно задумалась про себя девушка.  -  Я  слишком  молод,  чтобы
распоряжаться всем этим.., всеми этими людьми и королевствами. И  весьма
порадуюсь я  помощнице.  -  Голос  его  дрогнул,  словно  и  Артур  тоже
испытывал страх, - но чего, ради всего святого, бояться мужчине?  -  Мой
дядя Лот, король Оркнейский, - он женат на сестре моей матери, Моргаузе,
- так вот он уверя