ло ее оцепенело от боли и отдающего стыдом наслаждения.
   Холодея от ужаса, Моргейна слушала ее излияния. "Никогда она этого не
сделает, в последний момент она точно  струсит..,  мне,  даже  мне  было
страшно, а ведь я всегда  знала,  что  девственность  моя  предназначена
Богу..." А  в  следующий  миг,  слыша  в  голосе  невестки  неподдельное
отчаяние, подумала: "А ведь может и сделать; и тогда  возненавидит  себя
до самой смерти".
   Тишину в  комнате  нарушали  лишь  всхлипывания  Гвенвифар.  Моргейна
подождала немного, чтобы королева слегка успокоилась, и сказала:
   - Сестра, я сделаю для тебя, что смогу. Артур вполне может дать  тебе
ребенка; тебе незачем отправляться к кострам Белтайна или искать другого
мужчину. Пообещай никогда не говорить вслух, что я тебе об этом сказала,
и вопросов тоже не задавай. Но воистину одно дитя Артур зачал.
   Гвенвифар уставилась на нее во все глаза.
   - Он говорил мне, что детей у него нет...
   - Может статься, он просто не  знает.  Но  я  видела  ребенка  своими
глазами. Он воспитывается при дворе Моргаузы...
   - Но тогда, раз у Артура сын уже есть и если я ему ребенка так  и  не
рожу...
   - Нет! - быстро возразила Моргейна, и голос  ее  прозвучал  хрипло  и
резко. - Я же сказала: никому  об  этом  не  говори;  этого  ребенка  он
никогда не сможет признать. Если ты так и  не  родишь  ему  сына,  тогда
королевство перейдет к Гавейну. Гвенвифар, ни о чем меня не спрашивай; я
ничего тебе более не скажу, одно  лишь:  если  ты  не  в  силах  родить,
виноват в этом не Артур.
   - С прошлой осени я так ни разу и не понесла.., и  за  все  эти  годы
такое случалось только трижды...  -  Гвенвифар  сглотнула,  утирая  лицо
покрывалом. - Если я вручу себя  Богине,  она  ведь  смилостивится  надо
мною...
   - Может, и так, - вздохнула Моргейна. - И ехать  на  Драконий  остров
тебе незачем. Ты можешь зачать, я знаю.., пожалуй, амулет помог бы  тебе
доносить дитя до родов. Но предупреждаю тебя еще раз, Гвенвифар: чары  и
амулеты срабатывают не так, как хочется того мужам и женам, но по  своим
собственным законам, и законы эти столь же странны и непредсказуемы, как
ход времени в волшебной стране. И не вини меня, Гвенвифар,  если  амулет
подействует не так, как ты рассчитываешь.
   - Если он даст  мне  хотя  бы  тень  надежды  забеременеть  от  моего
лорда...
   - Даст,  -  заверила  Моргейна  и  направилась  к  дверям.  Гвенвифар
поспешила за нею, точно ребенок за матерью. И что  же  это  окажется  за
амулет такой, гадала королева, и как он сработает, и отчего  у  Моргейны
вид такой торжественный и отчужденный, словно она сама - Великая Богиня?
Но, сказала себе Гвенвифар, вдохнув поглубже, она покорно смирится с чем
угодно, лишь бы только исполнилось заветное желание ее сердца.
   Час спустя, когда затрубили трубы и Моргейна с Гвенвифар сидели бок о
бок у самого края поля, к ним перегнулась Элейна и промолвила:
   - Гляньте-ка! Кто это там выезжает на ристалище рядом с Гавейном?
   - Это Ланселет, - задохнулась королева. - Он вернулся.
   Ланселет похорошел еще больше. Щеку его перечеркивал  красный  рубец,
Бог весть где полученный; как ни странно, шрам ничуть его не портил,  но
лишь подчеркивал его свирепую красоту дикой кошки. В седле он сидел  как
влитой. Гвенвифар делала вид, что слушает болтовню Элейны,  а  на  самом
деле не понимала ни слова, не сводя взгляда с всадника.
   "Горькая, ох, что за горькая ирония! Почему же сейчас, когда я твердо
решилась, я дала  клятву  не  думать  о  нем  более  и  свято  исполнять
предписанный мне долг перед  лордом  моим  и  королем..."  На  шее,  под
крученым золотым ожерельем, - подарком Артура на пятый год их  брака,  -
она ощущала тяжесть Моргейнова амулета, зашитого  в  крохотный  мешочек,
что покоился в ложбинке между грудями. Королева понятия  не  имела,  что
там внутри; да и знать того не хотела.
   "Но  почему  сейчас?  Я-то  надеялась,  что,  когда  он  вернется  на
Пятидесятницу, я уже буду носить дитя моего лорда, и он на  меня  больше
не взглянет, понимая: я твердо решила чтить мой брак".
   И однако  же  против  собственной  воли  Гвенвифар  вспоминала  слова
Артура: "Ежели так случится, что ты и впрямь произведешь на свет дитя, я
ни о чем допытываться не стану.., ты меня понимаешь?"  О  да,  Гвенвифар
отлично его поняла. Сын Ланселета может стать  наследником  королевства.
Не за то ли ей это новое искушение, что она уже  впала  в  тяжкий  грех,
впутавшись в Моргейнино чародейство и пытаясь  безумными,  непристойными
угрозами вынудить Моргейну помочь ей?..
   "Какая мне разница, если я рожу моему королю сына.., а если Господь и
проклянет меня за это, так что мне за дело?" Гвенвифар тут же испугалась
мыслей столь кощунственных; однако размышлять о том, чтобы отправиться к
кострам Белтайна - кощунство не меньшее...
   -  Глядите-ка,  Гавейн  повержен..,  даже  ему  против  Ланселета  не
выстоять! - восторженно закричала Элейна. - Ой, и Кэй тоже! Как только у
Ланселета духа хватило сбросить с коня хромого?
   - Элейна, ну, можно ли быть такой дурочкой, - вмешалась  Моргейна.  -
По-твоему, Кэй поблагодарил  бы  Ланселета  за  снисхождение?  Если  Кэй
участвует в турнирах, конечно же, он знает, чем рискует! Никто  ведь  не
заставляет его драться.
   С того самого мгновения, как на поле  выехал  Ланселет,  сама  судьба
предопределила, кому  достанется  приз.  Соратники  добродушно  ворчали,
наблюдая за происходящим.
   - Теперь, когда Ланселет здесь, нам на поле можно и не выезжать, - со
смехом заявил Гавейн, одной рукою обнимая кузена за плечи. - Ланс, ты не
мог задержаться на денек-другой?
   Ланселет тоже хохотал; лицо его разрумянилось. Он принял золотую чашу
- и подбросил ее в воздух.
   - Вот и матушка твоя уговаривала меня остаться в Лотиане на  Белтайн.
Да я не затем приехал, чтобы отнять  у  тебя  награду:  награды  мне  не
нужны. Гвенвифар, госпожа моя, - воскликнул он, -  возьми  эту  чашу,  а
взамен дай мне ленту, что носишь на шее. А чаша пусть украсит алтарь или
стол самой королевы!
   Гвенвифар смущенно схватилась за ленту, на  которой  висел  Моргейнин
амулет.
   - Эту вещь я никак не  могу  тебе  отдать,  друг  мой...  -  Королева
отстегнула шелковый рукав, что сама же расшила мелким жемчугом. - Возьми
вот это в знак моей приязни. А что  до  наград..,  что  ж,  я  вас  всех
оделю... - И королева жестом поманила Гавейна с Гаретом, что ехали  след
в след за Ланселетом.
   - Жест любезный и учтивый, - похвалил Артур, вставая. Ланселет принял
вышитый рукав, поцеловал его  и  закрепил  на  шлеме.  -  Однако  самого
доблестного бойца моего ждут и иные почести. Добро пожаловать к  нам  за
стол, Ланселет, тебе отвели место на  возвышении.  Заодно  и  расскажешь
нам, чего повидал с тех пор, как уехал из Камелота.
   Гвенвифар, извинившись, удалилась вместе со своими дамами  готовиться
к пиру. Элейна и Мелеас  без  умолку  тараторили  о  том,  как  Ланселет
доблестен, как великолепно сидит на коне и  как  же  великодушно  с  его
стороны отказаться от всяких притязаний на награду! А  Гвенвифар  думала
лишь о том, каким взглядом смотрел на нее Ланселет,  умоляя  о  ленте  с
шеи. Королева подняла  глаза:  на  губах  Моргейны  играла  мрачноватая,
загадочная улыбка. "А ведь я  даже  помолиться  не  могу  о  спокойствии
душевном; право молиться я утратила".
   В течение первого часа, пока  длился  пир,  королева  расхаживала  по
залу, следя, чтобы все гости разместились как подобает и  угостились  на
славу. К  тому  времени,  как  она  заняла  свое  место  на  возвышении,
большинство  сотрапезников  уже  перепились,  а   снаружи   окончательно
стемнело. Слуги внесли светильники и факелы, закрепили их  на  стене,  и
Артур весело объявил:
   - Глянь-ка, госпожа моя, вот и мы зажигаем свои огни в честь Белтайна
- но только в замке!
   Моргейна устроилась рядом с Ланселетом. Лицо королевы горело от  жары
и выпитого вина; она отвернулась, лишь бы не видеть их вместе.
   - Ах да, сегодня же  и  в  самом  деле  Белтайн..,  я  и  позабыл,  -
промолвил Ланселет, зевая во весь рот.
   - И Гвенвифар  распорядилась  устроить  пир,  чтобы  никто  из  наших
подданных не поддался соблазну ускользнуть в ночь на  свершение  древних
обрядов, -  промолвил  Артур.  -  Как  говорится,  есть  много  способов
освежевать волка, не обязательно выгонять его  из  шкуры...  Если  бы  я
запретил костры, я повел бы себя как тиран...
   - ..И  предатель  по  отношению  к  Авалону,  брат  мой,  -  негромко
проговорила Моргейна.
   - Но если благодаря радениям моей госпожи приближенным моим  приятнее
сидеть здесь, на пиру, чем бежать в  поля  и  плясать  у  костров,  так,
значит, цель наша достигнута средствами куда более простыми!
   Моргейна пожала плечами. Гвенвифар казалось, что золовка  ее  изрядно
забавляется про себя. Пила она мало; кажется, за королевским столом  она
одна сохранила ясную голову.
   - Ты только что из Лотиана,  Ланселет,  -  соблюдают  ли  там  обряды
Белтайна?
   - Королева уверяет, что да, - кивнул Ланселет, - но,  может  статься,
она просто шутила со мною - откуда мне знать.  Из  того,  что  я  видел,
ничто  не  заставляло  усомниться  в  том,  что  королева   Моргауза   -
наихристианнейшая из дам. - Он смущенно вскинул глаза на Гавейна,  и  от
внимания Гвенвифар это не укрылось. - Гавейн,  попрошу  заметить:  я  ни
слова не сказал против госпожи Лотиана; я с твоей родней не ссорюсь...
   Ответом ему был лишь негромкий храп. Моргейна нервно рассмеялась.
   - Гляньте-ка, а Гавейн-то уснул - положив голову  прямо  на  стол!  Я
тоже не прочь узнать новости Лотиана, Ланселет... Не думаю, что тамошние
уроженцы так быстро забудут костры Белтайна.  Солнечные  токи  бушуют  в
крови  любого,  кто  воспитывался  на  Авалоне,  как  я,  как   королева
Моргауза.., верно, Ланселет? Артур, а ты помнишь  обряд  коронования  на
Драконьем острове? Сколько  же  лет  с  тех  пор  минуло  -  девять  или
десять?..
   Артур недовольно поморщился, хотя ответил вполне учтиво:
   - Много лет минуло с тех пор, это ты правду сказала, сестрица, а ведь
мир меняется с каждым годом. Думается мне,  время  сих  обрядов  прошло,
кроме как, может статься, для тех, что  живут  плодами  полей  и  нив  и
вынуждены  просить  благословения  Богини...  Так  говорит  Талиесин,  и
спорить с ним я не стану. Но, полагаю я, эти древние ритуалы ни  к  чему
таким, как мы, жителям городов и замков,  слышавшим  слово  Христово.  -
Артур поднял чашу с вином, осушил ее и с пьяным напором возгласил:
   - Господь, дай нам всего, чего мы  желаем..,  всего,  что  вправе  мы
получить.., дабы не взывать нам к древним богам, верно, Ланс?
   Прежде чем ответить, Ланселет на миг задержал взгляд на королеве:
   - Кто из нас имеет все, чего желает, король мой? Ни один властелин  и
ни один бог такого не дарует.
   - А я хочу, чтоб мои.., мои п-подданные имели все, что им надобно,  -
повторил Артур, еле ворочая языком. - Вот и королева моя того же  хочет,
раз устроила здесь для нас маленький такой Бел... Белтайн...
   - Артур, - мягко укорила Моргейна, - ты пьян.
   - И  что  с  того?  -  воинственно  осведомился  король.  -  На  моем
собственном  пиру,  у  моего  собственного   оч..,   очага;   а   зачем,
спрашивается, я столько лет сражался с саксами? Да чтоб сидеть  за  моим
Круглым Столом и наслаждаться ми.., миром, и  добрым  элем  и  вином,  и
сладкой музыкой.., а куда подевался  Кевин  Арфист?  Или  на  моем  пиру
музыки уже и не дождаться?
   - Ручаюсь, он отправился на Драконий остров поклониться Богине  у  ее
костров и сыграть там на арфе, - со смехом откликнулся Ланселет.
   - Так это ж.., измена, - заплетающимся языком проговорил Артур. - Вот
вам еще причина запретить  костры  Белтайна:  чтоб  у  меня  тут  музыка
была...
   - Ты не можешь распоряжаться чужой совестью, брат мой,  -  беззаботно
рассмеявшись, обронила Моргейна. - Кевин - друид и вправе посвящать свою
музыку своим собственным богам, коли захочет. - Молодая женщина подперла
голову рукой; ну ни дать ни взять  кошка,  слизывающая  с  усов  сливки,
подумала про себя Гвенвифар. - Но, сдается мне, он уже  отметил  Белтайн
на свой лад; и, конечно же, сейчас мирно спит в своей постели, ибо здесь
все перепились  настолько,  что  не  отличат  его  игру  от  моей  и  от
Гавейновых визгливых волынок! Вы смотрите, он даже во сне музыку Лотиана
наигрывает! - добавила Моргейна: спящий Гавейн только  что  огласил  зал
особенно сиплым всхрапыванием. Молодая женщина поманила рукою одного  из
дворецких, и тот, склонившись над рыцарем,  уговорил  его  подняться  на
ноги. Гавейн неуверенно поклонился Артуру и, пошатываясь, вышел из зала.
   Ланселет поднял чашу - и осушил ее до дна.
   - Думаю, с меня тоже хватит музыки и  пиршеств..,  выехал  я  еще  до
рассвета, чтобы успеть на сегодняшний  турнир,  и  вскорости,  наверное,
попрошу дозволения пойти спать, Артур. - Гвенвифар поняла, что он  пьян,
лишь по случайно проскочившей  вольности:  прилюдно  Ланселет  неизменно
обращался к Артуру с официальным "лорд мой"  или  "мой  король"  и  лишь
наедине называл его кузеном или просто Артуром.
   Однако  сейчас,  когда  пир  близился  к  концу  и   лишь   несколько
сотрапезников еще сохраняли трезвую голову, никто ничего не  заметил:  с
тем же успехом они могли бы беседовать наедине. Артур даже не потрудился
ответить; он бессильно развалился на сиденье и полузакрыл глаза. Ну  что
ж, подумала Гвенвифар, он же сам сказал: это - его пир, и  его  домашний
очаг, а если мужчина уже и не вправе напиться в  собственном  доме,  так
зачем, спрашивается, было воевать столько лет?
   А если нынче ночью Артур окажется слишком пьян, чтобы разделить с нею
ложе...  Гвенвифар  ощущала  легкое  прикосновение  ленты   к   шее,   и
подвешенный к ней талисман - такой тяжелый, и грудь жжет словно огнем...
"Это же Белтайн; неужто он даже ради праздника не мог трезвым  остаться?
Кабы его пригласили на один из этих древних языческих пиров, уж он бы  о
том не забыл, - думала про себя королева, и щеки  ее  пылали  от  мыслей
столь нескромных. Наверное, я тоже пьяна". Гвенвифар сердито  оглянулась
на Моргейну: спокойная, невозмутимая, она  теребила  ленточки  на  своей
арфе. И с чего это она так улыбается?
   Ланселет нагнулся к королеве.
   - Сдается мне, лорд наш и  король  тоже  устал  от  вина  и  веселья,
королева моя. Отпусти слуг и соратников, госпожа,  а  я  отыщу  Артурова
дворецкого, чтобы помог ему дойти до кровати.
   И рыцарь поднялся от стола. Гвенвифар видела, что  и  он  тоже  пьян,
однако на нем это почти не сказывалось;  вот  только  двигался  он  чуть
более выверенно, чем обычно. Королева принялась обходить  гостей,  желая
им доброй ночи и чувствуя, что перед глазами у нее все плывет и на ногах
она стоит нетвердо. Моргейна по-прежнему загадочно улыбалась, и  в  ушах
королевы вновь зазвучали слова проклятой колдуньи:  "Не  пытайся  винить
меня,   Гвенвифар,   если   амулет   подействует   не   так,   как    ты
рассчитываешь..."
   Ланселет, протолкавшись сквозь  поток  гостей,  хлынувший  за  двери,
возвратился к королеве.
   - Никак не могу отыскать слугу нашего господина.., в  кухне  говорят,
все отправились на Драконий остров, к кострам... А Гавейн еще здесь, или
хотя бы Балан? Только у этих двоих и хватит силы донести лорда нашего  и
короля до постели...
   - Гавейн  слишком  пьян,  чтобы  себя  самого  донести,  -  возразила
Гвенвифар, - а Балана я и вовсе  не  видела.  А  вот  ты  его  точно  не
дотащишь, он тебя выше, да и тяжелее...
   - И все-таки придется попробовать, - со  смехом  промолвил  Ланселет,
склоняясь над Артуром.
   - Ну же, кузен... Гвидион! В  постель  тебя  нести  некому,  так  что
обопрись-ка лучше на мою руку. Ну, давай, поднимайся.., вот и славно,  -
настаивал Ланселет, увещевая короля, точно ребенка. А  ведь  Ланселет  и
сам не то чтобы твердо на ногах держится, отметила про  себя  Гвенвифар,
идя вслед за мужчинами.., да и она тоже, если на  то  пошло..,  отличное
зрелище, то-то слуги бы позабавились, будь они трезвы  настолько,  чтобы
заметить. Верховный король, Верховная королева  и  королевский  конюший,
пошатываясь, бредут в спальню в канун  праздника  Белтайн,  и  все  трое
настолько пьяны, что и на ногах не стоят...
   Но, перешагнув с помощью Ланселета через порог  своих  покоев,  Артур
слегка протрезвел; он подошел к стоящему в углу  кувшину  для  умывания,
плеснул водою себе в лицо и жадно отпил.
   - Спасибо тебе, кузен, - промолвил он, по-прежнему с  трудом  ворочая
языком. - Нам с женой воистину есть за что благодарить  тебя,  и  ведомо
мне, что ты всей душой любишь нас обоих...
   - И Господь мне в том  свидетель,  -  отозвался  Ланселет,  глядя  на
Гвенвифар едва ли не с отчаянием. - Не пойти ли мне отыскать кого-нибудь
из твоих слуг, кузен?
   - Нет, задержись на минуту, - попросил  Артур.  -  Мне  надо  кое-что
сказать тебе, а если у меня недостанет храбрости сейчас,  во  хмелю,  то
трезвым я точно этого не выговорю. Гвен, ты ведь  сумеешь  обойтись  без
своих женщин? Не хочу я, чтобы  болтливые  языки  разнесли  это  все  за
пределами спальни. Ланселет, пойди сюда и сядь рядом, -  и,  опустившись
на край кровати, король протянул руку другу. - И ты тоже, радость моя..,
а теперь слушайте меня оба. Гвенвифар бездетна.., и думаете, я не  вижу,
как вы друг на друга смотрите? Однажды я уже говорил об этом с Гвен,  но
она такая скромница и так набожна, она и слушать меня не стала. Однако ж
теперь, в канун Белтайна, когда все живое на этой земле словно кричит  о
плодородии и размножении.., да как же мне это сказать-то? У саксов  есть
одно древнее присловье: друг - это тот, кому ты  готов  ссудить  любимую
жену и любимый меч.
   Лицо Гвенвифар горело: она не смела поднять  глаз  ни  на  одного  из
мужчин. А король между тем медленно продолжал:
   - Твой сын, Ланс, унаследует мое королевство;  и  лучше  так,  нежели
отойдет оно к сыновьям Лота...  О  да,  епископ  Патриций,  конечно  же,
назовет это тяжким грехом; можно подумать, Бог его - это старуха-дуэнья,
что разгуливает ночами, проверяя, кто в  чьей  постели  спит...  Сдается
мне, не произвести  сына  и  наследника  для  королевства  -  грех  куда
больший. Вот тогда страну ждет хаос, что грозил нам до того, как на трон
взошел Утер.., друг мой, кузен мой, что скажешь?
   Ланселет облизнул губы, и Гвенвифар почувствовала, что во рту  у  нее
тоже разом пересохло.
   - Не знаю, что и сказать, король мой..,  мой  друг..,  мой  кузен,  -
наконец, выговорил рыцарь. - Господу ведомо.., на всей  земле  нет  иной
женщины... - и голос его прервался. Он неотрывно глядел на Гвенвифар,  и
в  глазах  его  отражалось  желание  столь  откровенное,  что   королеве
казалось, она этого просто не выдержит. На краткий  миг  ей  почудилось,
что она теряет сознание, и Гвенвифар ухватилась за спинку кровати, чтобы
не упасть.
   "Я все еще пьяна, - думала она, - мне это снится, я  никак  не  могла
услышать  из  его  уст  то,  что  якобы  услышала..."  И  вновь  накатил
мучительный, испепеляющий стыд. Как  можно  допустить,  чтобы  эти  двое
говорили о ней так - и не умереть на месте?
   Ланселет неотрывно смотрел на нее.
   - Пусть.., пусть решает госпожа моя.
   Артур протянул к ней руки. Он уже скинул сапоги и богатое  платье,  в
котором щеголял на пиру; теперь, в одной лишь нижней рубахе, он как  две
капли воды походил на мальчишку, с которым она сочеталась  браком  много
лет назад.
   - Иди сюда, Гвен, - позвал он и усадил жену к себе на  колени.  -  Ты
знаешь, я люблю тебя всей душой - и тебя, и Ланса; думаю,  вас  двоих  я
люблю больше всех на свете, кроме... - Артур сглотнул и прикусил язык, и
Гвенвифар вдруг осознала: "А я-то сокрушалась лишь о своей любви,  а  об
Артуре и не подумала. Он взял меня в жены, нежеланную, даже не посмотрев
на меня заранее, он окружил меня любовью и почетом, как с