ачу для тебя. Даже сейчас мне кажется, что
я сплю - или что  ты  решила  завлечь  меня  просто  ради  забавы,  чтоб
посмотреть на чудище, что будет пресмыкаться у твоих ног.
   - Нет! - воскликнула Нимуэ и тут же, словно  испугавшись  собственной
смелости, быстро коснулась губами глаз  мерлина  -  точно  две  ласточки
присели и тут же вспорхнули.
   - Нимуэ, ты разделишь со мною ложе?
   - Я боюсь... - прошептала Нимуэ. - Нас могут увидеть,  и  я  не  смею
вести себя так свободно. - Она изобразила детскую капризную гримаску.  -
Если нас застанут, все только лишний раз уверятся, что  ты  -  настоящий
мужчина, и никому и в голову не придет бранить или стыдить тебя. Но я  -
я девушка, и меня станут  обзывать  распутницей  и  показывать  на  меня
пальцами...
   По щекам Нимуэ потекли слезы, но в душе она ликовала. "Теперь он  уже
не вырвется из моих сетей!"
   - Я сделаю все, что угодно, лишь бы только утешить и защитить тебя! -
воскликнул Кевин, и голос его был полон искренности.
   - Я знаю, мужчины любят похваляться своими победами над девушками,  -
сказала  Нимуэ.   -   Вдруг   ты   примешься   хвастать,   что   добился
благосклонности родственницы самой королевы и похитил ее девственность?
   - Поверь мне, молю, поверь... Что мне сделать? Как  доказать,  что  я
говорю правду? Ты же знаешь, что я принадлежу тебе - всем сердцем, телом
и душою...
   На миг Нимуэ охватил гнев. "Не нужна  мне  твоя  проклятая  душа!"  -
подумала она, чувствуя, что вот-вот расплачется от напряжения и  страха.
Кевин обнял ее и прошептал:
   - Когда? Когда ты будешь моею? Что я должен сделать, чтоб ты поверила
в мою любовь?
   Поколебавшись, Нимуэ произнесла:
   - Я не могу позвать тебя к себе. Я сплю в одной  комнате  с  четырьмя
другими дамами из свиты  королевы,  и  стражники  заметят  всякого,  кто
попытается пройти туда...
   Кевин снова принялся покрывать ее руки поцелуями.
   - Бедная моя малышка, я никогда не стану навлекать на тебя  позор.  У
меня есть своя комната - маленькая, словно конура, да и то ее отдали мне
в основном потому, что никто из придворных не пожелал поселиться  вместе
со мной. Не знаю, посмеешь ли ты прийти туда...
   - Наверняка можно придумать что-нибудь  еще...  -  прошептала  Нимуэ,
стараясь, чтоб голос ее был тих  и  нежен.  "Проклятие!  Не  могу  же  я
предложить  это  прямо  -  мне  ведь  необходимо  притворяться  невинной
дурочкой!" - Мне кажется, во всем замке нет такого места, где мы были бы
в безопасности, но все же...
   Поднявшись, Нимуэ прижалась к сидящему мерлину, легонько  толкнувшись
грудью.
   Кевин стремительно обнял девушку, зарывшись лицом ей в  грудь.  Плечи
его задрожали. Потом он произнес:
   - В это время года... Сейчас тепло и сухо.  Осмелишься  ли  ты  выйти
вместе со мной из замка, Нимуэ?
   - С тобой, любовь  моя,  я  осмелюсь  пойти  куда  угодно,  -  наивно
пробормотала девушка.
   - Тогда - сегодня ночью?
   - Ой, луна такая яркая, - вздрогнув, прошептала Нимуэ.  -  Нас  могут
увидеть... Давай подождем несколько дней, пока луна не исчезнет...
   - Пока настанет новолуние...
   Кевина передернуло. Это был опасный момент: рыба, которую  Нимуэ  так
старательно приманивала, могла сейчас сорваться с крючка,  вырваться  из
сети и уйти на волю. В новолуние на Авалоне жрицы уединялись и на  время
отказывались от каких бы то ни было магических действий... Но мерлин  не
знал, что она жила на Авалоне.
   Что же возобладает в  нем  -  страх  или  вожделение?  Нимуэ  застыла
недвижно, лишь пальцы ее слегка подрагивали в ладонях мерлина.
   - Новолуние - опасное время... - произнес Кевин.
   - Но я боюсь, что нас увидят... Ты не представляешь, как разгневается
на меня королева, если узнает, что  я  от  любви  к  тебе  позабыла  про
стыд... - сказала Нимуэ, чуть теснее прижавшись к мерлину. - Ведь  мы  с
тобой не нуждаемся в луне, чтоб видеть друг друга...
   Кевин обнял ее еще крепче и  принялся  жадно  целовать  грудь  Нимуэ.
Потом он прошептал:
   - Любимая, малышка моя, пусть будет,  как  ты  хочешь...  полнолуние,
новолуние - не важно...
   - А потом ты увезешь меня из Камелота? Я не хочу позориться...
   - Увезу, куда ты захочешь, - сказал Кевин. - Клянусь тебе  в  этом...
Хочешь - поклянусь твоим богом?
   Прижавшись к нему и зарывшись пальцами в его прекрасные кудри,  Нимуэ
прошептала:
   - Христианский бог не любит влюбленных  и  терпеть  не  может,  когда
женщины возлежат с мужчинами... поклянись своим богом, Кевин,  поклянись
змеями, которых ты носишь на запястьях...
   - Клянусь! - так же шепотом  отозвался  мерлин,  и  от  звука  клятвы
воздух вокруг них словно подернулся рябью.
   "Глупец! Ты поклялся своей смертью!"
   Нимуэ содрогнулась, но  Кевин,  судя  по  всему,  не  замечал  сейчас
ничего, кроме груди девушки - Нимуэ чувствовала его  горячее  дыхание  и
жадные поцелуи. Теперь, когда девушка пообещала ему свою любовь,  мерлин
спешил  воспользоваться  дарованной  привилегией  -  целовать,  гладить,
ласкать ее.
   - Не знаю, где взять мне сил, чтоб дождаться этой минуты.
   - И мне, - тихо произнесла Нимуэ. И это было чистой правдой.
   "Я должна, должна это свершить!"
   Даже не видя луны, Нимуэ могла точно сказать, что новолуние  наступит
три дня спустя, через два часа после заката; от  убывания  луны  девушка
чувствовала себя слабой - как будто сама жизнь утекала из  ее  жил.  Эти
три дня Нимуэ почти не вставала с постели. Она сказалась больной, и  это
было не так уж далеко от истины. Оставаясь в одиночестве, девушка  брала
в  руки  арфу  Кевина  и  погружалась  в  размышления,   заполняя   эфир
магическими узами, что связывали теперь их двоих.
   Новолуние - зловещее время, и Кевин это знал не хуже самой Нимуэ;  но
обещание любви ослепило его, и мерлин позабыл обо всем на свете.
   Занялось утро того дня, когда должно было наступить новолуние;  Нимуэ
ощущала это всем телом. Девушка  сготовила  себе  травяной  отвар,  чтоб
оттянуть начало ежемесячного кровотечения. Ей не хотелось ни  отпугивать
Кевина видом крови, ни рисковать  -  вдруг  он  вспомнит  об  авалонских
запретах?  Надо  как-нибудь  отвлечься  от  мыслей  о  плотской  стороне
предстоящей встречи. Нимуэ знала, что она, несмотря  на  все  пройденное
обучение, остается той самой робкой,  боязливой  девственницей,  которую
изображает. Что ж, тем лучше - значит, ей не нужно  притворяться.  Можно
просто оставаться собою - девушкой, что в первый раз  отдается  мужчине,
любимому и желанному. А дальше... Что ж, дальше будет так, как судила ей
Богиня.
   Нимуэ едва дождалась  вечера.  Никогда  еще  болтовня  дам  из  свиты
Гвенвифар не казалась ей такой бессмысленной и скучной. После обеда  она
попыталась было прясть, но прялка валилась у нее  из  рук.  Тогда  Нимуэ
принесла арфу - подарок Кевина - и принялась играть и петь для дам; но и
это было нелегко, ведь ей нельзя было петь авалонские  песни,  а  только
они и шли сейчас ей на ум. Но вот наконец  даже  этот  бесконечный  день
начал клониться к вечеру. Нимуэ вымылась, надушилась  и,  спустившись  в
зал, села рядом с Гвенвифар; ей было дурно, у нее  кружилась  голова,  а
грубые манеры  обедающих  и  возня  собак  под  столом  вызывали  у  нее
отвращение. Кевин сидел среди прочих королевских  советников,  рядом  со
священником, что исповедовал некоторых из дам  королевы.  Он  донимал  и
Нимуэ: почему  она  не  ищет  духовного  наставничества?  Когда  девушка
ответила, что не нуждается в  нем,  священник  уставился  на  нее  столь
мрачно, словно  узрел  перед  собою  худшую  из  грешниц.  Кевин.  Нимуэ
буквально чувствовала прикосновение его нетерпеливых рук к ее  груди,  а
когда он смотрел на  нее,  девушке  казалось,  что  все  вокруг  слышат:
"Сегодня ночью? Сегодня ночью, возлюбленная. Сегодня ночью".
   "О, Богиня, но как же я смогу  поступить  так  с  человеком,  который
любит меня, который доверил мне  свою  душу...  Я  поклялась.  Я  должна
сдержать клятву, иначе я сама стану предательницей".
   Они встретились на мгновение в нижней части зала, когда дамы королевы
расходились по своим покоям.
   - Я спрятал наших лошадей за воротами, в лесу, - быстро, едва  слышно
произнес Кевин. - А потом... - голос его дрогнул. - Потом я отвезу  тебя
туда, куда ты пожелаешь, леди.
   "Ты не представляешь, куда я тебя поведу". Но отступать было поздно.
   - О, Кевин, я... я люблю тебя! - отозвалась Нимуэ и, не  сдержавшись,
заплакала. Она знала, что  говорит  чистую  правду.  Она  приложила  все
усилия, чтоб их сердца слились воедино - но как же теперь она  перенесет
разлуку с Кевином? Этого  Нимуэ  даже  представить  себе  не  могла.  Ей
казалось,  будто  сегодня  вечером  сам  воздух  дышит  магией,  и   все
окружающие должны видеть плывущее марево и тьму, что сгущается над ней.
   Надо сделать так, чтоб все думали, будто она удалилась с каким-нибудь
поручением. Нимуэ сказала дамам, делившим с нею комнату, что идет к жене
одного из дворецких, полечить ее от зубной боли, и  вернется  не  скоро.
Затем, прихватив самый темный свой плащ  и  повесив  на  пояс  маленький
серповидный нож, полученный после посвящения,  девушка  выскользнула  за
дверь. Но потом, свернув  за  угол  и  остановившись  в  темноте,  Нимуэ
переложила нож в поясную сумку. Кевин не должен его видеть,  как  бы  ни
обернулось дело.
   "Если я не смогу прийти на встречу, Кевин умрет от разрыва сердца,  -
подумала Нимуэ. - И даже не узнает, как ему повезло.
   Темнота. Во дворе темно - хоть глаз выколи. Ни лучика, лишь  тусклый,
рассеянный свет звезд. Нимуэ осторожно  пробиралась  вперед;  ее  начала
бить дрожь. Но вскоре до нее долетел приглушенный голос Кевина:
   - Нимуэ!
   - Это я, возлюбленный.
   "Что будет худшим вероломством - нарушить клятву, что я дала Авалону,
или продолжать лгать Кевину? И то и другое отвратительно... Но можно  ли
свершить справедливость при помощи лжи?"
   Кевин взял Нимуэ за руку, и от прикосновения его горячей  руки  кровь
закипела в ее жилах. Магия этого часа крепко  опутала  их  обоих.  Кевин
вывел девушку  за  ворота;  они  спустились  по  склону  крутого  холма,
возносившего  к  небу  древнюю  твердыню  Камелота.  Зимой   окрестности
Камелота делались топкими, а иногда под холмом текла настоящая река,  но
сейчас стояла сушь, и лишь буйные, пышные травы  свидетельствовали,  что
край этот оставался влажным. Кевин ввел Нимуэ в рощу.
   "О, Богиня, я всегда знала, что распрощаюсь со своей девственностью в
роще... но мне и в голову не приходило, что в это будут  вовлечены  чары
новолуния..."
   Кевин привлек девушку к себе и поцеловал. Казалось,  будто  тело  его
изнутри охвачено огнем. Кевин расстелил их плащи на земле и снял с Нимуэ
платье; когда мерлин принялся возиться со шнуровкой платья, искалеченные
его руки так дрожали, что Нимуэ пришлось самой распустить ее.
   - Хорошо, что сейчас темно, - не своим голосом произнес Кевин. -  Мое
изуродованное тело не испугает тебя...
   - Все, что связано с тобою, не может меня  испугать,  любовь  моя,  -
прошептала Нимуэ и обняла Кевина. В этот миг она, опутанная  собственным
заклинанием, говорила  от  всего  сердца,  и  знала,  что  этот  человек
принадлежит ей безраздельно, душою и телом. Но,  несмотря  на  всю  свою
магию,  Нимуэ  оставалась  юной  неопытной  девушкой,  и   прикосновение
затвердевшего  мужского  достоинства  Кевина  заставило   ее   испуганно
отпрянуть. Кевин принялся успокаивать ее, ласкать и  целовать,  а  Нимуэ
чувствовала, как горит в ней это мгновение  безвременья,  как  сгущается
тьма и наступает час колдовства. И в тот  миг,  когда  чародейские  силы
достигли вершины, Нимуэ привлекла Кевина к себе.  Она  не  могла  больше
медлить. Как только в небе появится молодая луна, она  потеряет  большую
часть своей силы. Почувствовав ее дрожь, Кевин пробормотал:
   - Нимуэ, Нимуэ... малышка моя... ты ведь девушка... Если  хочешь,  мы
можем... можем  просто  доставить  удовольствие  друг  другу...  мне  не
обязательно похищать твою невинность...
   Нимуэ едва не расплакалась. Ведь он обезумел от вожделения - и все же
находит в себе силы заботиться о ней! Но она лишь воскликнула:
   - Нет! Нет! Я хочу тебя! - и яростно привлекла Кевина к себе, помогая
ему войти. Нимуэ почти обрадовалась боли, внезапно пронзившей  ее  тело.
Эта боль,  кровь,  накалившееся  до  предела  неистовое  желание  Кевина
пробудило и в ней некое  подобие  неистовства,  и  Нимуэ,  вцепившись  в
мерлина, принялась подбадривать его  страстными  возгласами.  Но  в  тот
самый миг, когда он почти достиг вершины наслаждения,  Нимуэ  отстранила
задыхающегося любовника и прошептала:
   - Поклянись! Ты мой?
   - Клянусь! Я не могу сдержаться... не могу... позволь...
   - Подожди! Ты поклялся! Ты - мой! Повтори!
   - Клянусь, клянусь душой...
   - И в третий раз - ты мой!..
   - Я твой! Клянусь!
   И Нимуэ почувствовала, как Кевин содрогнулся от страха, поняв, что же
произошло. Но теперь он оказался во власти собственной безумной страсти;
он продолжал яростно двигаться, тяжело  дыша  и  вскрикивая,  словно  от
невыносимой муки.  И  в  последний  миг  новолуния  Нимуэ  ощутила,  как
заклятие обрушилось на нее, - и в то  же  мгновение  Кевин  вскрикнул  и
рухнул поверх ее податливого тела, и Нимуэ почувствовала, как  его  семя
толчками изливается в нее. Кевин лежал недвижно, словно  мертвый;  Нимуэ
дрожала, и дыхание ее было прерывистым, словно после тяжелой работы. Она
не испытывала никакого удовольствия, о котором  болтали  женщины,  но  в
этом было нечто большее - безграничное торжество. Заклинание  сгустилось
вокруг них, и Нимуэ сейчас владела и духом, и душою Кевина, и самой  его
сутью. В тот самый миг, когда луна начала прибывать, Нимуэ почувствовала
на своей руке семя Кевина, смешанное  с  ее  девственной  кровью.  Нимуэ
омочила пальцы в этой смеси и коснулась лба Кевина, и это  прикосновение
закрепило заклятье. Кевин сел, вялый и безжизненный.
   - Кевин! - окликнула его Нимуэ. - Садись на коня и поезжай.
   Мерлин поднялся на ноги; движения его были медленны  и  скованны.  Он
повернулся к лошади, и Нимуэ поняла, что сейчас, когда он находится  под
воздействием  заклинания,  ей  следует  отдавать  безукоризненно  точные
приказы.
   - Сперва оденься, - велела она.
   Кевин послушно натянул одежду и подпоясался. Он двигался  напряженно,
словно через силу, и в свете звезд Нимуэ увидела, как блестят его глаза.
Теперь, очутившись под властью заклятья, Кевин понял, что Нимуэ  предала
его. От боли  и  безумной  нежности  у  Нимуэ  перехватило  дыхание.  Ей
захотелось  вновь  уложить  Кевина,  и   снять   заклятье,   и   покрыть
изуродованное лицо мерлина поцелуями, и оплакать их преданную любовь...
   "Но я тоже связана клятвой. Это судьба".
   Нимуэ оделась, уселась в седло, и они неспешно  двинулись  в  сторону
Авалона. На рассвете нужно быть на  берегу.  Моргейна  пришлет  за  ними
ладью.
 
*** 
 
   За несколько часов до рассвета Моргейна  пробудилась  от  тревожного,
беспокойного сна и почувствовала,  что  Нимуэ  исполнила  порученное  ей
дело. Моргейна бесшумно оделась и разбудила Ниниану  и  приставленных  к
ней жриц. Те медленно спустились вслед  за  ней  к  берегу.  Жрицы  были
облачены в темные платья и туники из пятнистых оленьих шкур;  волосы  их
были заплетены в косу, и у каждой на поясе висел  серповидный  нож.  Они
молча ждали. Ниниана и Моргейна стояли впереди. Когда на  небе  зарделся
первый отсвет зари, Моргейна отослала ладью на другой берег, и  осталась
стоять, глядя, как та скрывается в тумане.
   Они ждали.  Утро  разгоралось,  и  в  тот  самый  миг,  когда  солнце
показалось из-за горизонта,  ладья  снова  вынырнула  из  тумана.  Нимуэ
стояла на носу  ладьи,  закутавшись  в  плащ,  высокая  и  стройная.  Но
Моргейна не могла разглядеть лица девушки - его скрывал низко  опущенный
капюшон. На дне ладьи виднелась скорчившаяся фигура.
   "Что она с ним сделала? Он  мертв  или  связан  чарами?"  И  внезапно
Моргейне захотелось, чтоб Кевин и вправду оказался мертв, чтоб он умер в
отчаянье или ужасе. Дважды этот человек доводил ее до бешенства,  дважды
она обзывала его предателем - и вот в третий раз он действительно предал
Авалон, похитив из тайника Священные реликвии. О, да, он заслужил смерти
- даже той, которая поджидала его! Моргейна уже переговорила с друидами,
и те единодушно согласились, чтобы изменник нашел свой конец  в  дубовой
роще; скорая, милосердная смерть - не для него. Подобного  предательства
Британия не ведала со времен  Эйлен,  что  тайно  вышла  замуж  за  сына
римского проконсула и  своими  лживыми  прорицаниями  помешала  Племенам
восстать и сбросить владычество римлян. Эйлен умерла на костре, и три ее
жрицы - вместе с нею. А деяние Кевина было не просто предательством,  но
еще и святотатством - как совершила  святотатство  Эйлен,  выдавая  свой
голос за голос Богини. Такое нельзя оставлять безнаказанным.
   Двое гребцов помогли мерлину подняться на ноги. Кевин был полураздет;
неплотно подпоясанное одеяние едва скрывало наготу.  Волосы  растрепаны,
лицо застыло... то ли Нимуэ чем-то опоила его, то ли  околдовала.  Кевин
попытался шагнуть вперед, но, лишенный привычной опоры - своих палок,  -
потерял равновесие и схватился за первое, что попалось под  руку.  Нимуэ
стояла, не шевелясь, не глядя на мерлина; она так и не сняла капюшон. Но
тут  первые  солнечные  лучи  коснулись  лица  мерлина,   и   заклинание
развеялось. Моргейна увидела, как в глазах  его  вспыхнул  страх;  Кевин
осознал, где он находится и что произошло.
   Мерлин, щурясь, взглянул на  Нимуэ.  А  затем  он  в  одно  мгновенье
осознал всю глубину своего падения; на лице его отразились потрясение  и
стыд, и Кевин опустил голову.
   " Что ж, теперь он знает не только то, каково  предавать,  но  то,  и
каково быть преданным".
   Но потом Моргейна взглянула на Нимуэ. Девушка была бледна, в  лице  -
ни кровинки, длинные волосы в  беспорядке,  хоть  Нимуэ  и  пыталась  их
наспех заплести. Нимуэ взглянула на Кевина, губы ее задрожали, и девушка
поспешно отвела взгляд.
   "Так она тоже любит его! Чары подействовали и на нее!  Мне  следовало
бы это предвидеть, - подумала  Моргейна.  -  Ведь  столь  могущественное
заклинание неизбежно подействует и на своего творца".
   Но Нимуэ низко поклонилась Моргейне, как  того  требовали  авалонские
обычаи.
   - Владычица и Матерь,  -  произнесла  она  бесцветным  голосом,  -  я
привела к тебе предателя, похитившего Священные реликвии.
   Моргейна шагнула к  девушке  и  обняла  ее;  Нимуэ  съежилась  от  ее
прикосновения.
   - С возвращением тебя, Нимуэ, жрица, сестра,  -  сказала  Моргейна  и
поцеловала девушку во влажную щеку. Она всей душой  ощущала,  как  плохо
сейчас Нимуэ.
   "О Богиня, неужто это погубит и ее? Если  так  -  слишком  дорого  мы
заплатили за смерть Кевина".
   - Идем же, Нимуэ, -  с  состраданием  произнесла  Моргейна.  -  Пусть
сестры отведут тебя обратно в Дом дев. Твои  труды  окончены.  Тебе  нет
нужды смотреть, что произойдет дальше, - ты исполнила свою часть работы.
Довольно с тебя страданий.
   - А что будет с...  с  ним?  -  прошептала  Нимуэ.  Моргейна  прижала
девушку к себе.
   - Дитя, дитя, - пусть это  тебя  более  не  волнует.  Ты  мужественно
исполнила свой долг, и этого довольно.
   Нимуэ  судорожно  вздохнула,  словно  собираясь  заплакать,   но   не
заплакала. Она взглянула на Кевина, но тот не смотрел на нее, и в  конце
концов Нимуэ позволила двум  жрицам  увести  себя.  Девушку  била  такая
дрожь, что сама она вряд ли смогла бы  идти.  Моргейна  негромко  велела
сопровождающим:
   - Не мучайте ее расспросами. Сделанного не воротишь.  Оставьте  ее  в
покое.
   Когда Нимуэ ушла, Моргейна повернулась  к  Кевину.  Она  взглянула  в
глаза мерлину, и ее пронзила боль. Этот человек был ее любовником.  Мало
того - из всех мужчин лишь он один никогда не старался втянуть ее  ни  в
какие