ания. В общем, примерно то же  самое  было  написано  и  в
пресс-релизе. Если б я был настоящим журналистом, то, наверно, спросил бы  у
этих ребят, почему их до сих пор не забрали, ибо славная статья 70 УК РСФСР,
по второй части которой им светит до семи лет  лишения  свободы,  на  данный
момент еще действовала. Насчет того, как они получили зал красного уголка, и
куда смотрит милиция, я бы вопросов не задавал. Ежели граждане при  деньгах,
то у них и РЭУ, и  милиция  будут  смотреть  в  нужные  стороны.  Но  я  был
журналист липовый, а потому вообще ничего не спрашивал. Мне хотелось,  чтобы
все мероприятие поскорее закончилось и можно было  бы  продолжить  беседу  с
Утенком Дональдом. Ведь я о нем кое-что  помнил...  Однако  мистер  Салливэн
уставился взглядом в сидевшую за столом комми-троицу, и беспокоить его  было
бы  некорректно.  Наверно,  для  "Today  review  of   Europe"   материал   о
коммунистическом нелегалье в демократизируемой России мог  показаться  очень
интересным, ибо какому-то дяде нужно  было  протолкнуть  какой-нибудь  новый
образец продукции по борьбе с террористами.
   - Пожалуй, нам пора покидать это учреждение, - сказал Утенок Дональд, - а
то мне уже стало страшно. Запахло Пол Потом. Дальше него еще никто не ходил,
но эти ребята - могут.
   - Я с вами, - мне было в принципе плевать на  все,  что  тут  говорилось,
потому что мне нужны были перстеньки, а вовсе не политические прожекты,  тем
более сумасшедшие.

НА ПРИЕМЕ У ЭКСТРАСЕНСА

   - Вы безлошадный? - весело сказал Салливэн, подходя к своему "Вольво".  -
Могу подвезти, если нам по пути.
   - Вообще-то мы с вами не договорили, господин Салливэн,  -  сказал  я.  -
Насчет экстрасенса Бело-горского...
   - Тем более, садитесь. Что вы еще хотели о нем узнать?
   Всего за несколько минут до этого, когда я еще  сидел  в  зале  и  слушал
откровения неокоммунистов, мне никак не приходило в голову, что же еще можно
выспросить о Белогорском у Салливэна, не вызывая при этом особых подозрений.
   Вдохновение или блестящая идея осенила  меня  неожиданно.  Возможно,  она
пришла от РНС, хотя, возможно, и сама по себе.
   - Знаете, мистер Салливэн, - сказал я, - не знаю, как  вы  посмотрите  на
то, что я вам расскажу, но вы должны понять, что у меня  к  Белогорскому  не
только профессиональный интерес, но и чисто практический. Один  психиатр,  к
которому я анонимно обращался, посоветовал  мне  зайти  к  Белогорскому,  но
сейчас так много шарлатанов...
   - У вас проблемы с психикой? - удивился Салливэн. - Вот уж не подумал бы!
   А  что  конкретно?  Может  быть,  вовсе  не  обязательно   обращаться   к
экстрасенсу?
   - Вы понимаете, - влезая в машину, сказал  я,  -  это  некоторым  образом
связано и с  вами.  Психиатр  порекомендовал  мне  прочесть  вашу  статью  о
Белогорском, после того как я пожаловался ему, что довольно часто  вспоминаю
то, чего со мной не было и быть не могло. Что именно, я скажу позже. Когда я
посмотрел статью, то увидел ваш портрет  и  узнал  того  человека,  которого
много раз видел... Вы не поверите где - во Вьетнаме.
   - Ну, во Вьетнаме я был, - заметно посерьезнел Салливэн, - но ни с кем из
советских там не встречался. И наверно, даже неплохо, что не встречался, ибо
такая встреча могла состояться всего только в двух случаях: либо  я  взял  в
плен кого-то из ваших, либо они бы взяли меня в  плен.  Последнее,  пожалуй,
было более вероятно. Но вам тогда, наверно, лет десять  было,  не  больше...
Неужели вы были во Вьетнаме?
   - Конечно, нет. У нас когда-то была такая песня со словами: "То, что было
не со мной, - помню..." Но именно так дело и обстоит. Я помню то,  что  было
не со мной, а с вашим солдатом Ричардом Брауном. Он был вашим подчиненным  в
роте "Браво", которой вы командовали. И я помню, что ваша кличка была Donald
Duck...
   - В доброе старое время я  постарался  бы  выставить  вас  из  машины,  -
ухмыльнулся Утенок Дональд, - потому что мне стало бы на сто процентов ясно,
что вы из КГБ. Сейчас все куда более занятно, потому  что  ни  ФСК,  ни  СВР
корреспондентов не ловят и шантажировать вроде бы  не  пытаются.  Интересно,
откуда вы получили всю эту информацию?
   - Я не  знаю  откуда.  Мне  незачем  вас  шантажировать.  Я  просто  хочу
уточнить, было ли с вами все то, что я помню. Не более того.
   - Ладно, рассказывайте, я доеду до одной забегаловки, где  можно  неплохо
перекусить, и тогда вас высажу. Метро там совсем рядом.
   - Согласен. Итак, если я не ошибаюсь,  в  мае  1971  года  рота  "Браво",
которой вы командовали, получила задачу высадиться с вертолетов в тыл одному
из отрядов НФОЮВ, как называли эту  организацию  наши,  или  Вьетконга,  как
выражались ваши. По-моему, это было не то 25-го, не то 26-го числа.
   - Я тоже не помню точную дату, - отозвался Салливэн, -  но  что-то  такое
имело место.
   - Этот отряд Вьетконга блокировал опорный пункт одного из южновьетнамских
батальонов.  Рота  должна  была  нанести  удар  в  тыл  и  помочь  союзникам
прорваться к реке, чтобы эвакуироваться на бронекатерах и баржах.
   - Припоминаю...
   -  Но  операция  пошла  не  так,  как  задумывалось  с   самого   начала.
Разведгруппа  южновьетнамцев,  которая  должна  была  обозначить  посадочную
площадку и вывести на тылы блокирующих базу вьетконговцев вашу роту, угодила
в засаду и была уничтожена, причем одного  или  двух  вьетконговцы  взяли  в
плен. Не знаю, как там их допрашивали, но они  выложили  все,  и  посадочную
площадку  накануне  вашей  высадки  заминировали,  а  кроме  того,  окружили
системой ловушек, пристреляли по квадратам из минометов и пулеметов.  Вместе
с тем вся система радиокодовых  и  визуальных  сигналов  для  десанта  стала
известна "чарли", и роту вашу, по сути дела, отправили на убой...
   -  Ну,  допустим...  -  сказал  Салливэн.  -  Мы  действительно  называли
вьетконговцев "чарли".
   - Приват Браун  летел  с  вами  на  одном  вертолете,  Вы  его  чуть-чуть
подтолкнули, когда он зацепился прикладом за край вертолетной двери. А потом
выскочили сами. Вот тут и начался ад...  "Чарли"  заминировали  площадку  не
нажимными минами, а электрическими фугасами. Когда  вертолеты  приземлялись,
эти фугасы ни на что не реагировали,  спокойно  лежали  под  слоем  почвы  и
дерна. Но когда все сели, фугасы были подорваны. Плюс к  тому  вам  устроили
"огневой мешок", то есть стали расстреливать из  "ДШК",  "РПД"  и  минометов
калибра 82 миллиметра. В результате те, кто уцелел, и вы вместе с Брауном  в
том числе, угодили в болото, ибо только с той  стороны  у  "чарли"  не  было
пулеметов...
   - Все верно, - кивнул Салливэн, - пока я  еще  не  вижу  той  информации,
которую вы могли бы получить не от ГРУ или КГБ... Кстати,  мы  подъезжаем  к
метро.
   - Когда вы и Браун вынуждены были вбежать в болото, то справа от вас были
еще двое: сержант Стив Бергман и специалист Моллесон. Мина досталась  им,  а
осколок - вам.
   - А вы не хотите поесть  за  счет  мирового  капитала?  -  вдруг  изменил
намерения Салливэн. - Идемте, я приглашаю...
   - Haljava, please!  -  процитировал  я  какой-то  анекдот  или  эстрадное
выступление.
   - Это я слышал, - ухмыльнулся Салливэн. - Заодно доскажете, как там  было
у нас во Вьетнаме.
   Заведение было частное, не шибко шикарное, но  и  не  особо  вредное  для
здоровья. Посетители здесь были редки, а постоянного клиента, каким числился
Салливэн,  готовы  были  на  руках  носить.  Два  официанта  довольно  бодро
принялись за обслуживание, и минут  через  пять  мы  уже  ели.  Поскольку  я
действительно здорово  проголодался,  то  лопал  все  с  большой  скоростью,
успевая при этом довольно быстро продолжать свой рассказ. Должно  быть,  это
полностью  соответствовало  представлениям  Салливэна  о  нищем  и  голодном
русском журналисте, который торопится пожрать  на  халяву,  прежде  чем  его
успеют выставить.
   - Браун штурмовым кинжалом распорол вашу штанину и обнаружил, что осколок
пробил вам ногу выше колена (как потом оказалось, повредил связки) и  ходить
вы попросту не можете.  Все  это  он  сделал,  разумеется,  не  сразу  после
ранения, а примерно через полчаса после того,  как  сумел  вытащить  вас  на
более или менее сухой островок, разогнав оттуда кучу гадюк.
   - А где вы встречались с Брауном? - быстро спросил Салливэн.  -  Конечно,
все эти подробности вы узнали от него?
   - И да,  и  нет.  Я  встречался  с  Брауном  исключительно  внутри  моего
собственного мозга.
   - Ладно, - усмехнулся Салливэн. - Продолжайте.
   - Дик оказал вам первую доврачебную помощь, хотя и сильно сомневался, что
у вас не начнется столбняк или заражение крови.
   - Мне он об этих сомнениях не говорил, - заметил Салливэн.
   - Как, наверно, и о том, что он два или три раза хотел пристрелить вас  и
утопить в болоте?
   - Этого он не сказал даже нашему капеллану Смитсону,  но  я  догадываюсь,
что такие мысли могли прийти ему в  голову.  Я  прекрасно  помню,  как  этот
насупленный мальчишка тащил меня  через  болото  и  молился,  чтобы  Господь
уберег его от соблазна оставить меня на месте.
   - Если б вы знали, каково ему приходилось, то молились бы вдвое  сильнее,
- сказал я по-английски, неожиданно для самого себя вновь обретя интонации и
"кукурузный акцент" Брауна. - Тащить  на  плечах  двести  пятьдесят  фунтов,
когда чувствуешь, что ил еле-еле тебя самого выдерживает, и  при  этом  быть
уверенным в том, что никто и никогда не заподозрит тебя в убийстве, если  ты
решишься на него, ибо, кроме Господа Бога, все  равно  ни  одного  свидетеля
нет... Соблазн - это мягко сказано, сэр!
   На Салливэна все это произвело впечатление.
   Он внимательно посмотрел на меня сквозь очки, словно бы пытаясь  углядеть
черты сходства с Ричардом Брауном.
   -  Пластическая  операция?  -  спросил  он  вполголоса,  даже,  по-моему,
оглянулся, чтобы убедиться в отсутствии подслушивающих.
   - Нет, - мотнул головой я, - я не Браун. Просто во мне есть его память.
   - Хорошо, - сказал он, поманив официанта. - Я готов сейчас же съездить  с
вами к Белогорскому. Я понимаю, что у вас нет денег на  подобный  визит,  но
могу вам посодействовать. Вы меня почти убедили. Это будет сенсация!
   Я скромно промолчал, хотя готов был закричать "банзай!" от восторга.
   Салливэн расплатился, и мы вновь уселись в "Вольво".
   - Конечно, надо бы позвонить, - заметил Утенок Дональд,  вынимая  сотовый
телефон. - Сейчас лето, и он мог уехать из Москвы.
   Я об этом как-то не подумал.
   Телефонный номер, по которому позвонил Салливэн, поначалу оказался занят.
   По второму телефону милый женский  голос,  принадлежавший  автоответчику,
посоветовал оставить свое сообщение после гудка, если оно не касается записи
на  прием  к  доктору  Белогорскому.  По  вопросам  записи  на  прием  милый
автоответчик рекомендовал звонить по другому телефону, который тоже оказался
занят.
   - Попробуем еще вот этот, - сказал Салливэн, нажимая на кнопки. - О!
   Свободен.
   Прошло несколько секунд, и на том конце взяли трубку.
   - Алло! Я слушаю.
   - Вадим? Это Салливэн. Я не помешал твоему отдыху?
   - Нет, мне, наоборот, стало  немного  скучно  на  даче.  Подъезжай,  если
хочешь. Поболтаем.
   - У меня есть к тебе дело! Со мной один русский  парень,  который,  может
быть, тебя заинтересует.
   - Знаешь, у меня все штаты забиты. Он врач?
   - Нет, он мой коллега.
   - Вот этого не надо. В рекламе я не нуждаюсь,  а  пустопорожних  интервью
давать не хочу.
   - Он хотел бы  к  тебе  обратиться  как  к  экстрасенсу.  У  него  весьма
интересные мозговые явления.
   - Пусть запишется на прием в "ARZT", через недельку я  его  посмотрю.  Не
помрет ведь, надеюсь?
   - Вадим, я тебя убедительно прошу. Это очень и очень интересно.
   - Ладно, привози своего писаку. Только учти,  если  потом  что-то  лишнее
попадет в газету - наша дружба закончится.
   - О'кей! Жди через час.
   Моя  голова  взялась  соображать.  Отступать  было  поздно,  но   кое-что
подсказывало мне, что вообще-то я только что сунул  голову  в  петлю.  Более
того, впечатление было такое, будто, стоя с петлей на шее, я убеждаю себя  в
том, что если  я  сейчас  спрыгну  с  табуретки,  то  ничего  особенного  не
произойдет.
   К сожалению, теперь надо было либо "прыгать с табуретки", надеясь на  то,
что "веревка оборвется", либо хлопать себя по лбу, вспоминать о  "неотложном
деле", о какой-нибудь планерке-летучке или что там еще в редакциях бывает...
Я явно был не готов встречаться с доктором. Хотя бы потому, что был в парике
и с приклеенной бородкой. Приличные люди с загримированными господами обычно
дела  не  имеют,  а  неприличные,  к  которым,  надо  думать,  относился   и
Белогорский, вообще могут в расход вывести. При этом меня мало волновало  то
обстоятельство, что рядом со мной американский журналист и в его присутствии
опасность быть  закатанным  в  асфальт  чуточку  поменьше.  Во-первых,  если
Белогорский действительно руководит киллерской фирмой, из  которой  я  изъял
Кармелу, водит дружбу с наследниками Джампа-Косматова, то ему его  моральный
кодекс  не  помешает  закатать  меня  в  асфальт  не  только  в  присутствии
представителя американской прессы, но и вместе  с  ним.  А  во-вторых,  если
мистер Салливэн достаточно тесно и  близко  знаком  с  Белогорским,  то  моя
грядущая закатка в асфальт не произведет на него негативного впечатления.
   Так что разумнее всего было отказаться от встречи с экстрасенсом. Вряд ли
владелец контрольного пакета АОЗТ "ARZT" не имеет на  своей  даче  приличной
охраны, которая страховки ради ощупывает карманы незнакомых посетителей. А у
скромного корреспондента "Бреда наяву" в наличии было огнестрельное оружие.
   Правда, не в  кармане,  а  в  дождевом  зонте,  рукоять  которого  вполне
обыденно торчала из дерматиновой сумки, висевшей у  меня  через  плечо.  Это
была симпатичная конструкция одного мастера-умельца. Он  вписал  в  габариты
автоматического   зонта   вполне   надежный   10-зарядный   револьвер    под
малокалиберный патрон 5,6. Уже само по себе наличие такого прибора  (если  б
его у меня обнаружили) вызвало бы самые негативные последствия.
   Пока у меня, правда, не было серьезных оснований подозревать Салливэна  в
каких-либо замыслах, опасных для моего здоровья.  Я  попытался  вытянуть  из
памяти  Брауна  все,  что  касалось  Утенка  Дональда.  Ничего   угрожающего
репутации респектабельного корреспондента "Today  review  of  Europe"  я  не
помнил. Но, к сожалению, я не был  полностью  уверен,  что  помню  все,  что
помнил Браун.
   Как-никак, когда его выселяли из моей черепной коробки, то запросто могли
забрать и какие-то избранные места из его памяти. А Салливэн  совершенно  не
обязан был знать, что в моей памяти оставили, а что  -  нет.  Недаром  он  с
явной настороженностью слушал мои воспоминания о том, как "я" - Браун  тащил
его по джунглям. Что-то там было... Некоторое время мои мысли,  словно  мухи
об оконное стекло, бились о какую-то прозрачную, но непреодолимую  преграду.
Раз за разом я мысленно проходил весь тот путь, который прошел Браун, спасая
своего раненого командира.
   Первые  полчаса  помнились  очень  отчетливо,  даже  сохранились  мерзкие
ощущения, оставшиеся от змей, которых я разогнал с  островка,  куда  вытащил
Салливэна. Эти твари здорово плавали, выставляя  из  воды  только  маленькие
головки, и когда мне пришлось вновь влезать по пояс  в  воду,  я  все  время
думал о том, что какая-то гадина может обвиться вокруг ног  Утенка  Дональда
или заползти по одной из винтовок на уровень моей шеи.  Впрочем,  не  меньше
неприятностей сулили  и  змеюки,  принимавшие  воздушные  ванны  на  стволах
деревьев, лианах или залитых водой кустах. Стоило  мне  припомнить  об  этих
пакостных произведениях Господа Бога, которые в свое время так подвели Адама
и Еву, как инстинктивный  ужас  и  рефлекторное  отвращение  заставили  меня
поежиться. Ежился, естественно, гражданин Коротков, он же  Баринов,  который
своими глазами ни одной змеи в природе не видел. А в террариуме  Московского
зоопарка Коля Коротков последний (и единственный) раз был  аж  в  1970  году
вместе с детдомовской экскурсией. Мы, правда, еще  несколько  раз  ходили  в
зоопарк, но почему-то всякий раз тогда, когда террариум был  закрыт.  А  вот
глазами Брауна я сподобился увидеть немало змей.  Гремучую  змею  я  впервые
увидел тогда, когда ходил в поход со скаут-мастером, а всяких прочих  випер,
мамб и жарарак вдоволь насмотрелся во Вьетнаме, Африке и на острове Хайди.
   Но черт с ними, со змеями. После того островка я  шел,  наверное,  больше
часа, хотя и не смотрел на часы. Присесть  было  некуда  -  лишь  на  топкое
илистое дно. Оставалось только  подходить  к  торчащему  из  воды  дереву  и
приваливаться спиной, ставя  Салливэна  в  воду,  чтобы  дать  хоть  чуточку
отдохнуть плечам. Самое неприятное в таком отдыхе было то, что обе ноги  без
движения уходили в ил и к концу  привала  заглублялись  в  него  минимум  по
щиколотку. А Салливэн, который стоял на здоровой ноге,  подогнув  раненую  и
привалившись ко мне боком, погружался в ил почти на целый фут, и  перед  тем
как продолжить путь, мне приходилось приложить усилия,  чтобы  выдернуть  из
ила его здоровую ногу. Пока я его выдергивал, обе моих ноги успевали вмяться
в ил, и тогда сила требовалась для того, чтобы сдвинуться с места самому.  В
общем, прогулка была еще та, и товарищу Дмитрию Баринову очень  не  хотелось
бы повторить что-то подобное.
   Через час такой ходьбы я добрался до места, где воды стало  поменьше,  но
зато грязь пожиже. Здесь оказалось удобнее не нести Салливэна за плечами,  а
волочь его, благо скользкая поверхность выдерживала лежачего. А вот ходячий,
то  есть  "я"  -  Браун,  еле-еле  вытаскивал  из  грязищи   ноги,   которые
проваливались минимум по колено. Салливэн изредка стонал, когда его  больная
нога за что-нибудь цеплялась, но я не  обращал  на  это  внимания  и  тащил,
тащил, тащил...
   К вечеру я выполз  на  почти  сухое  место  и  наконец-то  смог  улечься,
усесться, чуть-чуть отойти от всех этих партизан, болота, змей, пиявок.
   Но самое интересное случилось ночью, когда у  Салливэна  начались  жар  и
бред...
   Бред! Стоп! А не проговорился ли он о чем-то в бреду?
   И тут я ощутил что-то похожее на то, что происходило  со  мной  несколько
дней  назад,  когда  вскрывались  и  разворачивались  ячейки  архивированной
памяти.
   Не то щелчок, не то треск какой-то услышался где-то  внутри  мозга,  меня
как бы осветило изнутри какой-то вспышкой... Правда,  когда  я  переходил  в
память негритенка Мануэля, впечатления были поярче.  Ведь  тогда  я  спал  и
полностью отключился как Баринов. На сей раз я, не теряя понимания того, что
я - Коротков-Баринов, мчащийся в  машине  мистера  Салливэна  на  встречу  с
доктором Белогорским, просто вспомнил, как уложил на траву тогдашнего Утенка
Дональда, которого била дрожь и сжигал жар. Он очень хотел пить, но  у  меня
оставалось только две таблетки для обеззараживания болотной  воды,  а  я  не
знал, сколько нам еще ползать по джунглям.
   Да, у него начался бред. Он кого-то  звал,  кем-то  командовал,  ругался.
Ему, похоже, казалось, что при нем ротная рация, и он несколько раз  называл
позывной нашей базы, намереваясь  допроситься  помощи.  Это  было  не  очень
страшно, но неприятно. Человек  в  бреду  -  существо,  чья  душа  готова  к
самостоятельному существованию. Самое главное, что я  уже  извел  почти  все
средства из полевых аптечек, которые были у нас обоих, но  жар  не  отпускал
его. Именно тут я подумал, что не худо бы пристрелить его и пойти  дальше  в
одиночку.  Вряд  ли  я  не  сделал  этого  из  христианского  человеколюбия.
Наоборот, мне казалось, что будет очень  человеколюбиво  прекратить  мучения
лейтенанта. Если я не всадил ему пулю калибра 5,56  из  своей  "М-16А1",  то
только потому, что побоялся остаться один.
   Наверн