Страницы: - 
1  - 
2  - 
3  - 
4  - 
5  - 
6  - 
7  - 
8  - 
9  - 
10  - 
11  - 
12  - 
13  - 
14  - 
15  - 
16  - 
17  - 
18  - 
19  - 
20  - 
21  - 
22  - 
23  - 
24  - 
25  - 
26  - 
27  - 
28  - 
29  - 
30  - 
31  - 
32  - 
33  - 
34  - 
35  - 
36  - 
37  - 
38  - 
39  - 
40  - 
41  - 
42  - 
43  - 
44  - 
45  - 
46  - 
47  - 
48  - 
49  - 
50  - 
51  - 
52  - 
53  - 
54  - 
55  - 
56  - 
57  - 
58  - 
59  - 
60  - 
61  - 
62  - 
63  - 
64  - 
65  - 
66  - 
67  - 
68  - 
69  - 
70  - 
71  - 
72  - 
73  - 
74  - 
75  - 
76  - 
77  - 
78  - 
79  - 
80  - 
81  - 
82  - 
83  - 
84  - 
85  - 
86  - 
87  - 
88  - 
89  - 
90  - 
91  - 
92  - 
93  - 
94  - 
95  - 
96  - 
97  - 
98  - 
99  - 
100  - 
101  - 
102  - 
103  - 
104  - 
105  - 
106  - 
107  - 
108  - 
109  - 
110  - 
111  - 
112  - 
113  - 
114  - 
115  - 
116  - 
117  - 
118  - 
119  - 
120  - 
121  - 
122  - 
123  - 
124  - 
125  - 
126  - 
127  - 
128  - 
129  - 
130  - 
131  - 
132  - 
133  - 
134  - 
135  - 
136  - 
137  - 
138  - 
139  - 
140  - 
141  - 
142  - 
143  - 
144  - 
145  - 
146  - 
147  - 
148  - 
149  - 
150  - 
151  - 
152  - 
153  - 
154  - 
155  - 
156  - 
157  - 
158  - 
159  - 
160  - 
161  - 
162  - 
163  - 
164  - 
165  - 
166  - 
167  - 
168  - 
169  - 
170  - 
171  - 
172  - 
173  - 
174  - 
175  - 
176  - 
177  - 
178  - 
179  - 
180  - 
181  - 
182  - 
183  - 
184  - 
185  - 
186  - 
187  - 
188  - 
189  - 
190  - 
191  - 
192  - 
193  - 
194  - 
195  - 
196  - 
197  - 
198  - 
199  - 
200  - 
201  - 
202  - 
203  - 
204  - 
205  - 
206  - 
207  - 
208  - 
209  - 
210  - 
211  - 
212  - 
213  - 
214  - 
ого.
   Я попытался представить себе, что сейчас думает Браун, и что  он  намерен
делать дальше. Ясно, что он скорее всего отведет нас на свою базу, где,  как
говорится, возьмет под строгий контроль, то есть где-нибудь запрет.
   Сопротивляться? Вскочить прямо сейчас, с "ПКС" в руках и болтануть по его
команде одну длинную? Рискованно. Положить сразу двенадцать человек, которые
к тому же сидят не кучей, а распределившись между "нашими", очень сложно.
   Достаточно будет, если у одного окажется хорошая реакция.  Но  даже  если
удастся, то при этом придется уложить и Таню. А она, если  верить  дурацкому
сну,  -  ключевой  элемент,  без   которого   фонд   О'Брайенов   становится
недостижимым.
   Чудо-юдо за это не похвалит. А это значит, что моя скромная персона может
быть уволена, как выражался покойный Джек,  "без  выходного  отверстия".  Не
хотелось бы!
   С  другой  стороны,  прямой  опасности  для  жизни  от  Брауна  пока   не
просматривалось. Эухения - это запасы травки "зомби",  Сесар  -  секрет  его
производства. Лусия с Ленкой - ключ для расшифровки кодов в голове Сесара. Я
- владелец хайдийской недвижимости, которая, как  и  московская,  "всегда  в
цене".
   Ховельянос - человек, который хорошо знает  всю  ситуацию  с  этой  самой
"Rodriguez AnSo inc." и ее филиалом "ANSO Limited". Разве что охранник Рауль
особой ценности не представляет. Если Браун охотится за фондом О'Брайенов  и
"Зомби-7", то по крайней мере с четырьмя из семи он должен обращаться, как с
хрусталем. К сожалению, я в эту четверку не вхожу, но являюсь мужем  Хрюшки.
А Хавронья просто из свинских побуждений будет требовать гарантий для меня.
   В любом случае предстоят переговоры. Сложные,  опять-таки  по  известному
принципу "Блэк-Джека": недобор - плохо и перебор - плохо. Под недобором надо
понимать ситуацию, когда мы слишком быстро на все согласимся,  выложим  все,
что за душой, и Брауну покажемся ненужными. Под  перебором  подразумевалось,
что, оказавшись слишком неуступчивыми и напугав Брауна всякими  страстями  и
сложностями, мы заставим его плюнуть на все заманчивые кусочки,  после  чего
он просто-напросто шлепнет нас и умотает с  острова,  решив,  что  синица  в
руках лучше журавля в небе.
   Между тем Браун посмотрел на часы и сказал только одно слово:
   - Пошли!
   За  ним  потянулись  все:  и  его  бойцы,  и  мы.  Меня  всегда  удивляла
способность некоторых людей сразу, без какой-либо специальной подготовки или
официального мандата, подчинять своей воле других. Ни сам он, ни кто-либо из
его людей не говорил: "Всем слушаться Брауна, иначе крышка!" Но даже если бы
у кого-то и появились сомнения в том, что Браун берет на  себя  команду  над
всеми, то этот кто-то (например, Эухения) этих сомнений не высказал бы.
   Вперед Браун послал двоих, которые перебрались через вал  воронки,  минут
десять где-то пошуровали, оценили обстановку, а  затем  трижды  свистнули  в
охотничий  манок,  издавший  крики  какой-то  птицы.  После   этого   вперед
отправились и остальные. Тропу было едва видно, тем  более  что  солнце  уже
скатывалось к закату, и верхний край кратера отбрасывал на нас тень, поэтому
мы шли след в след друг за другом, доверившись тому, кто эту  тропу  знал  и
протаптывал.
   Перевалив за гребень воронки, спустились по заросшему все теми же кустами
склону холма к маисовому полю. Судя по всему, это было то же самое Поле,  на
котором я когда-то искал вход в  подземелья  "Лопес-23".  Только  теперь  мы
оказались на другом краю,  там,  где  располагались  какие-то  хозяйственные
постройки. После пяти минут движения ускоренным шагом вдоль края  кукурузных
зарослей мы очутились на задах свинофермы,  обнесенной  бетонным  забором  с
колючей проволокой, обогнули ее и оказались на машинном дворе, где  нас  уже
дожидались два разведчика, шедших впереди. Кроме них, нас встречали еще трое
людей,  одетых  в  штатское  и  напоминавших  по  внешнему  виду  тружеников
хайдийского села.
   - Все нормально, мистер Браун? - спросил один из них по-английски, искоса
поглядев на меня, будто знал, что я тоже в какой-то  степени  Браун.  Однако
вопрос он задавал все-таки Дику.
   - Почти, - ответил командир, - если не считать  того,  что  нас  осталось
меньше половины, и того, что в нижние этажи "Зеро" хода нет.
   - Ладно, об этом после...  -  нахмурился  асиендеро,  пыхнув  самокруткой
сигариной из-под шляпы, сильно затенявшей его лицо. Впечатление  создавалось
такое, что мистер Браун на здешней ферме  не  самый  главный,  а  подотчетен
руководителю данного сельхозпредприятия.  Нечто  вроде  бригадира,  а  то  и
звеньевого. "Ладно, - скажет "председатель", - поработал ты, товарищ  Браун,
скажем прямо, хреново. Но есть возможность исправиться. Завтра в  пять  утра
выйдешь на кукурузу..."
   Но, как выяснилось, мужичок,  которому  Браун  сделал  краткий  доклад  о
результатах рейда, несмотря на внешне начальственный вид "крепкого хозяина",
тоже не был самым главным. Самым главным оказался другой, одетый  попроще  и
походивший на механизатора широкого профиля,  естественно,  применительно  к
местным  условиям.  Сей  "трабахо  агрикультураль"  в  бейсболке   и   сером
комбинезоне  с  масляными  пятнами,  явно  кого-то  мне   напоминал.   Мозги
прокручивались со скрипом, не  слишком  быстро,  но  все-таки  подбираясь  к
опознанию.
   Между тем сельхозпролетарий четким, командным голосом отдал распоряжение:
   - Мыться, ужинать, отдыхать! Гостей разместить отдельно. Антон, работай!
   Когда эта фраза, хоть и прозвучавшая вполголоса, но зато по-русски, дошла
до моего сознания, я узнал и говорившего, и асиендеро,  и  третьего,  самого
молодого, тоже одетого по-рабочему, того, которого назвали  Антоном.  А  мог
бы, наверное, догадаться и пораньше, если бы  чуть-чуть  пораскинул  мозгами
как следует. Хотя просто-напросто я не ожидал увидеть здесь тех, кого  месяц
назад в Москве видел одетыми в серые костюмы партийного образца. Механизатор
был, кроме того, ужасно  похож  на  человека  в  вязаной  маске-подшлемнике,
который появился в искусственной реальности, когда Чудо-юдо отправлял меня в
Нижнелыжье. И голос был  такой  же...  Сергей  Сорокин,  председатель  некой
ультралевой  коммунистической  группы  "Смерть  буржуазии!",  он   же,   как
утверждала в  "дурацком  сне"  Таня,  Умберто  Сарториус,  он  же,  как  мне
представлялось, "Главный камуфляжник".
   Стоило кое над чем задуматься, но сейчас к особо серьезным размышлениям я
был не готов. Вроде бы и поспал в вагоне, но ведь не выспался же...  К  тому
же, кроме лечебной пищи из зелени и моллюсков, которой меня утром  накормила
Эухения, я ничего не ел. Прибавьте к этому похождения в дренажных  трубах  и
шахтах, несколько очередных встрясок от взрывов, которые испытали мои мозги.
   Тут уж не до обобщений и выводов.
   Асиендеро - его  я  помнил  как  товарища  Георгия  Стержнева  -  куда-то
удалился, видимо, руководить сельским хозяйством. Сорокин отошел в сторону с
Брауном, а за главного остался Антон Веселов. Именно такую фамилию я  помнил
со времен пресс-конференции.
   Антон увел нас с машинного двора  к  бараку  для  сезонников  -  довольно
легкой  постройке  из  тростниковых  матов,   обмазанных   глиной,   немного
оштукатуренных и побеленных. Справа под навесом было что-то вроде  пищеблока
на  полсотни  посадочных  мест,  а  слева  -  какое-то  бетонное  заведение,
оказавшееся душевой.
   Товарищ Веселов достаточно бойко распоряжался по-испански,  по-английски,
а в необходимых случаях - по-русски. Две толстенькие, мрачновато  молчаливые
мулатки среднего возраста, нечто вроде сестер-хозяек, без  особых  церемоний
тыча пальцами в публику, подсчитали, сколько нужно чистого белья, совершенно
не обратив внимания на оружие. Как видно, они были  надежные  и  проверенные
товарищи, может  быть,  участвовали  еще  в  прошлой  партизанской  войне  и
полагали, что мы вновь пытаемся поднять выпавшее из рук товарища Киски знамя
борьбы за освобождение народных масс. Кроме них, появился бородач, одетый  в
полосатую рубашку с короткими рукавами и желтоватые брюки. Присмотревшись, я
узнал очередного знакомого. Пока я раздумывал, вспоминая, где его видел,  он
радостно улыбнулся и сказал вполголоса:
   - Компаньеро Рамос! Я так рад, что вы здесь... Теперь-то все  пойдет  как
надо!
   Вообще я тоже был бы не против, чтобы все пошло  "как  надо",  но  сильно
сомневался, что мы с этим мужиком имели  в  виду  одно  и  то  же.  Это  был
компаньеро  Мануэль,  бывший  комиссар  иностранных  дел  нашего  с   Киской
революционного правительства, с которым мы некогда принимали послов аж  двух
сверхдержав.
   Мануэль - фамилии я его не запомнил  и  спрашивать  не  хотел  -  наскоро
объяснил  мне,  что  после   амнистии   работал   по   прежней   гражданской
специальности,  то  есть  фельдшером,  но  теперь  вновь  готов  драться  за
революцию. Подозреваю, что он вообразил, будто вопрос о  моем  президентстве
на Хайди уже  давно  решен  и  я  подбираю  кандидатуру  на  пост  комиссара
иностранных дел.
   Фельдшер Мануэль спросил у бойцов, нет ли раненых. Таковых не  оказалось,
и потенциальный наркоминдел очень расстроился. Ему  хотелось  показать,  как
он, не щадя сил, пашет для дела революции. У меня был соблазн  показать  ему
свои болячки и ссадины, но боюсь, что тогда я бы не вырвался от него  живым.
Вообще я бы на его месте все-таки выбрал окончательно, кем  быть  -  лекарем
или дипломатом. Подозреваю, что и там, и там он работал хреновенько.
   Дамы, то есть Эухения, Лусия, Ленка и Таня, были отправлены на помывку, а
мужики, то есть все остальные, не исключая и меня, Сесара Мендеса, Харамильо
Ховельяноса и охранника Рауля, взялись  перетаскивать  принесенное  с  собой
оружие и снаряжение, прятать  его  в  какие-то,  на  мой  взгляд,  не  шибко
надежные  тайники,  которые  не  найдет  лишь  очень  ленивый   или   хорошо
коррумпированный полицейский.
   Пулемет я, конечно, отдал, а вот "таурус"  и  гранату  на  всякий  случай
"позабыл" в кармане штанов.
   Дамы вышли из душевой, одетые в стандартную, хотя и  довольно  элегантную
униформу сиреневого цвета, что-то типа "сафари" для коровниц и свинарок.
   Особенно шло это одеяние Ленке: прямо  образцовая  доярка!  Эухения  тоже
вполне сошла бы за наставницу молодежи, а вот  Лусия  и  Татьяна  смотрелись
хуже: в лучшем случае студентки сельхозинститута на практике.
   - Теперь уважаемые гости! - повелел Антон, и смывать грязищу  отправились
мы с Раулем, Сесаром и Харамильо.
   - Интересно, а нас во что переоденут? - вздохнул адвокат.
   - Надо надеяться, что не в одежду заключенных, - проворчал Сесар.
   Антон зашел вместе с нами в предбанник и сказал:
   - Посмотрите, если у кого что-то в  карманах  осталось.  Не  хотелось  бы
дружить с недоверчивыми людьми...
   Я понял, что дешевый финт не  вышел,  и  отдал  оружие.  По-хорошему  так
по-хорошему.
   Отмыться удалось более или менее. Горячая  вода  была,  мыло  -  все  чин
чинарем. Полотенце тоже выдали. Из белья выдали белые трусы, а из верхнего -
серо-голубые рубашки и легкие брючата из плотного ХБ.
   - Прошу за мной, - пригласил Антон и повел нас  по  гравийной  дорожке  к
забору, за которым просматривался окруженный зеленью  хозяйский  дом.  Через
калитку он пропустил нас в сад, где дорожка стала асфальтированной, а  затем
довел до какого-то бокового крылечка. Тут уже  дожидался  товарищ  Стержнев,
который впустил нас в дом и проводил на второй этаж.
   - Вот здесь вы можете расположиться, - радушно объявил он. - Здесь четыре
комнаты, в каждой  по  две  кровати,  и  я  думаю,  что  вы  найдете  способ
устроиться так, как пожелаете.  Минут  через  двадцать  вам  принесут  ужин.
Можете смотреть телевизоры - они есть в каждой комнате. Все удобства тоже. К
сожалению, спускаться во двор, вылезать на  крышу,  куда-либо  звонить  пока
нельзя.
   - Простите, сеньор, - заметил адвокат, - но  вы  незаконно  ограничиваете
нашу свободу!
   - Харамильо, прекратите! - оборвала правозащитника Эухения.
   - Да, это несколько  нескромно,  -  вежливо  согласился  Стержнев.  -  Вы
свободно выбрали данный приют и будьте добры подчиняться нашему распорядку.
   - Еще один вопрос. - Это, естественно, выступил я.  -  Вам  следовало  бы
представиться, сеньор. Во всяком  случае,  сообщить  нам,  как  вас  следует
называть.
   - Своевременно напомнили, сеньор Баринов, - Стержнев понимающе улыбнулся.
   - Можете называть меня сеньором Феликсом.
   - А ваша  фамилия  случайно  не  Феррера?  -  прищурился  я,  потому  что
сочетание "Феликс Феррера" вполне соответствует сочетанию "железный Феликс".
   - Если вам так удобнее, - улыбнулся Стержнев,  -  называйте  меня  именно
так.
   Не ошибетесь.
   После этого заявления  он  удалился,  а  мы  остались  распределяться  по
комнатам. Ленка тут же сцапала меня и втянула в самую дальнюю  от  лестницы,
рядом обосновались Лусия  и  Эухения,  потом  Сесар  с  Харамильо,  за  ними
устроили Рауля.
   Пока Ленка проверяла, на чем спать  будем,  я  включил  телевизор,  решив
поинтересоваться, как отразились на острове  Хайди  события  прошедших  двух
суток.
   Новости  начались,  как  ни  странно,  не  с  сообщений   о   вооруженных
столкновениях в зоне "Зеро" или "Горном шале", которые по идее  должны  были
составить местную сенсуху. Примерно пятнадцать минут народу  рассказывали  о
том, что делается  в  Европах  и  Америках,  помянули  даже  матушку-Россию,
которая собиралась  вывозить  последних  солдат  из  Германии.  Показали,  в
частности, мою родную часть, уже  пустую  и  переданную  бундесам.  Репортер
ходил с оператором по пустым казармам и с явной издевочкой показывал  всякие
огрехи и недоделки, которые "иваны" оставили немцам на память. На  кой  хрен
об этом надо было знать хайдийцам - спросите  ихнее  TV.  Должно  быть,  для
общего образования. Вот-де, ребятки, смотрите и радуйтесь, что  русские  вас
так и не оккупировали. И молитесь на дядю Сэма, он добрый, мухи  не  обидит.
Ну, бывает, конечно,  побомбит  изредка,  с  вертолетов  постреляет,  как  в
восемьдесят третьем году. Так это ж для вашей же пользы! А  "иваны"  придут,
так они даже обои наклеят неровно... Бяки какие!
   Потом пошел разговор поинтереснее  -  о  событиях  местного  значения,  а
именно  о  проблемах  наследства  сеньора  Бернардо   Вальекаса,   то   есть
Сифилитика. Как я понял из речуги, которую бодро  толкал  почти  две  минуты
перед телекамерой "Хайди ньюс" сеньор Салинас, дела у конторы "ANSO Limited"
подходили к трагическому финалу. Правда, никто не  показывал  по  телевизору
фотографии  Анхеля  Родригеса/Рамоса  и  не  требовал  срочно  позвонить  по
телефону, если кто-то  его  где-то  видел.  Зато  где-то  за  кадром  кто-то
заметил, что президент  дон  Хосе  Соррилья  собрал  по  поводу  сложившейся
ситуации срочное заседание кабинета  министров,  поскольку,  как  оказалось,
министр экономики и государственных имуществ, узнав из газет о том, что  7/8
хайдийской недвижимости принадлежат "Rodriguez AnSo inc.",  выразил  крайнее
удивление, а к вечеру застрелился.
   Я ждал, что на экране  появятся  кадры,  показывающие  бомбежку  "Горного
шале" или хотя бы то, что осталось от бывшей "Лопес-28" после налета. Вместо
этого в самом конце передачи, перед спортивными  новостями,  прозвучало  без
всякой картинки следующее коротенькое сообщение:
   "Министерство обороны Хайди сообщает, что в течение текущей недели в ряде
горных районов острова  мобильные  части  войск  хайдийской  армии  проведут
тактические учения с применением боевых  вертолетов.  В  связи  с  этим  для
обеспечения  безопасности  ряд  дорог  будет  перекрыт   патрулями   военной
полиции".
   "А город подумал - ученья идут..." - процитировал я старую песню. Правда,
мысленно.
   Пока я знакомился с тем, как хайдийские СМИ заполаскивают  мозги  местным
жителям и гостям острова, подоспел ужин. Я слопал его так быстро,  что  даже
не заметил, из чего  он  состоял.  Помню  только,  что  там  была  свежайшая
здоровенная отбивная - как раз такая, о которой я мечтал  уже  давно.  После
этого я сумел сделать только несколько шагов от стола до кровати,  а  затем,
свалившись, заснул без задних ног. Ни дурацких, ни умных снов я на  сей  раз
не увидел.
ПЕРЕГОВОРЫ
   Классно выспавшись, еще раз плотно подзакусив за завтраком, мы с  Хрюшкой
начали было размышлять о делах плотских, но полизаться нам не дали.
   Явился товарищ Веселов, которого по  здешнему  порядку  именовали  просто
Антонио без всякой фамилии.
   - Умберто и Феликс хотели бы встретиться с вами и Эухенией, - сообщил он.
   - А я? - возмутилась Хрюшка.
   - Пока о вас ничего не говорили.
   Никакого вооруженного конвоя с Антошей не было, сам он не выглядел  очень
уж амбалисто, стало быть, считал, что мы с Эухенией люди умные и  нарываться
на неприятности не будем. Веселов отпер перед  нами  дверь,  находившуюся  в
противоположном от лестницы конце коридора, пропустил  вперед  и  провел  по
коридору в небольшую комнату без окон, но с кондиционером.  Здесь  собралось
довольно странное общество. Вся странность состояла в том,  что  за  круглым
столом сидели не только Умберто и Феликс, то есть Сорокин и Стержнев -  люди
высокоидейные и презирающие денежные знаки как пережиток капитализма, но  и,
наоборот, люди абсолютно безыдейные, аполитичные, но очень уважающие крупные
купюры,  то  есть  сеньоры  Ибаньес  и  Салинас.  О   том,   что   плечистый
пятидесятилетний брюнет с солидными усами и черной повязкой на левом глазу и
есть Доминго Косой, я догадался как-то  сразу.  Наконец,  тут  сидел  мистер
Ричард Браун собственной персоной - человек, у которого была со  мной  общая
биография.
   Ждали только нас.
   Веселов убрался за дверь, а мы с Эухенией  уселись  на  предложенные  нам
стулья.
   - Думаю, что представлять друг другу присутствующих нет смысла, -  сказал
компаньеро Умберто, взяв на себя роль председателя. - Все хорошо знают,  кто
есть кто.
   - А вы давно знакомы с сеньором Доминго? - спросил я.
   Сарториус-Сорокин кивнул.
   - Рабочим языком  нашего  заседания  предлагается  испанский,  -  сообщил
Сорокин. - По-моему, все им владеют. Нет возражений?
   Само собой, возражений не имелось.
   - Протокола вести не будем. Все согласны? Опять-таки в этом  проблемы  не
было.
   - Попробую вкратце изложить свой взгляд на наши проблемы. - Когда Сорокин
это говорил, мне показалось, будто я попал минимум  на  заседание  какого-то
комитета ООН. - К сожалению, здесь не присутствует еще одна заинтересованная
сторона. Я  имею  в  виду  компанию  "G  &  К",  которая  ведет  себя  очень
неосмотрительно.
   - Как и вы по отношению к ней, - заметила Эухения.
   - У нас было достаточно встреч  предварительного  характера,  -  возразил
Сорокин.  -  Не  мы  первыми  прибегли  к  силовым   акциям,   поэтому   вся
ответственность за негативное развитие событий лежит не на нас. Даже  сейчас
мы были готовы провести встречу с мистером Дэрком на любых разумных условиях
при взаимных гарантиях безопасности. Но он от  нее  отказался.  Он  даже  не
согласился прислать своего представителя в заранее согласованное место.
   - Сеньор Умберто, - сказал Доминго Косой,  -  нам  можно  не  разъяснять,
какая свинья этот недоделанный сенатор Дэрк. Я догадываюсь,  что  именно  по
его милости у нас возникли финансовые неприятности в  Европе  и  Америке,  а
также всплыл этот вопрос о подписи сеньора Родригеса. Кстати,  я  очень  рад
вас видеть в добром здравии,  сеньор  Анхель.  Поверьте,  в  том,  что  наша
встреча не состоялась вчера, моей вины нет... Это работа Дэрка. Я просто  не
успел вмешаться. Точно так же, как подрыв "Маркизы" - его рук дело.
   - И убийство Хименеса? - спросил я.
   - Да, - кивнул Косой, - он специально не ставил в известность ни меня, ни
покойного Бернардо. Все эти пакости были затеяны  в  расчете  на  то,  чтобы
заварилась драка ме