Лузой, Гребешок.
   - Я, я! Давай живее, там люк есть, лезьте не спеша... Фонарь  бери!  -  Я
сунул Гребешку фонарь, тот посветил на люк, а Луза, уже прицепивший  магазин
к автомату, распахивал створки.
   Подбежали сразу двое, вернее,  даже  трое.  Маленькая  худенькая  женщина
тащила на руках ребенка лет полутора. Сперва мне  показалось  странным,  что
ребенок не орет от страха, я даже подумал,  будто  он  мертвый.  Но  нет,  в
отсветах фонаря было видно, что глазенки  лупают,  он  просто  уже  до  того
наорался, что охрип и кричать не мог. А третьим был Клык.  Он  был  ранен  и
держался за плечо своей щупленькой супруги. Но второй рукой  тащил  какой-то
"дипломат".
   - Открыли люк, чего дальше-то? - пробасил Луза.
   - Чего-чего! Лезь  вперед  с  Гребешком.  Там  где-то  впереди  "джикеи",
осторожнее!
   После этого подбежала та, которой я, пожалуй, был  больше  всего  рад,  -
Элен. Хоть начинка и другая, но все-таки по форме как Ленка.
   - Живая? - Глупее не спросишь, наверно.
   - Какая есть... - буркнула эта чужая тетя, увешанная оружием. - Ну  ты  и
нарядился! Пришибла бы, пожалуй, если б не заговорил...
   - Там еще много народу? - спросил я.
   - Сколько добежит, - вздохнула Элен.  -  Давай-ка,  лезь,  помоги  Клыку,
Верке с ребенком его не удержать... А я тут встречу. Еще обознаются сдуру на
твой прикид...
   Нет, я не стал спорить. Полез в люк следом за Верой, а потом помог слезть
Клыку. У него была  перебита  рука  и  наскоро  наложена  шина  из  какой-то
дощечки.
   Спускаться, правда, было совсем неглубоко - три метра каких-то.
   В это время в туннеле один за одним начали грохотать  взрывы.  Я  слышал,
как наверху в дверь влетел, бряцая оружием, Сарториус и крикнул Элен:
   - Все, сваливаем! Я последний... Лезь вниз!
   - Ты ранен?
   - Фигня, потом разберемся. Ставь растяжку, а я тут добавлю  кой-чего  для
веса.
   - Нас-то в люке не достанет?
   - Обойдется...
   Не знаю, сколько они  провозились.  Я  в  это  время  шел  по  кабельному
туннелю, довольно широкому, хотя и приземистому, поддерживая пошатывающегося
и  матерящегося  Клыка.  Уже  метров  тридцать  протопали,  когда   к   нам,
пригнувшись, подбежали Сарториус и Элен.
   - Что ж она молчит? -  прохрипел  Сорокин.  -  Сняли  они  твою  игрушку,
наверно...
   - Сейчас, они просто не дошли еще! - уверенно произнесла Элен.
   И как в воду глядела - бубух! Туннель тряхнуло.
   - Что-то больно здорово для растяжки, - заметил я.
   - А-а,  и  ты  здесь?  -  хмыкнул  Сорокин.  -  Мародер  чертов!  Напялил
"джикейское", чтоб незаметнее быть? Полезная встреча...
   Я посмотрел на  часы,  нажав  кнопку  подсветки  циферблата.  Время,  как
говорится, текло  более  чем  неумолимо.  Часы  показывали  без  пяти  минут
полдень.

РАЗБОРКА ПО-КРУПНОМУ

   Сергей Николаевич, конечно, не замедлил  объяснить,  что  к  растяжке  он
добавил "для веса" две толовые шашки. Обломки стен и оборудования, по  идее,
должны были завалить люк, а потому в погоню за нами, если кто живой остался,
пустятся еще не скоро.
   Я попытался как мог пересказать все те бредовые сведения,  которыми  была
заполнена моя башка. И те, что пришли по ходу БСК-4, и те, что подслушал при
разговоре Чуда-юда с Эухенией, и  те,  что  узнал  от  Табберта.  Наконец  я
сообщил  ему,  что  среди  "джикеев",  похоже,  находится  сам  Рудольф  фон
Воронцофф.
   - Очень приятно все это слышать, - вздохнул Сарториус. - Многое, конечно,
смотрится,  как  галлюцинация,  внушенная  через  ГВЭП,  но  если   Чудо-юдо
действительно запустил спутник со 154-м - все  может  быть...  Насчет  Конца
Света - тоже. Но на нижние ярусы надо пробиваться не мытьем,  так  катаньем.
Если, конечно, он нам опять мозги не запудрил.
   - Кто?
   - "Black Box", конечно...
   После этого Сарториус сам взялся рассказывать,  как  протекало  для  него
сегодняшнее утро. Как войска генерала Флореса начали обстрел "Горного  Шале"
из гаубиц, а потом нанесли удар с вертолетов. Причем одним из этих снарядов,
если не самым первым, были убиты президент  Фелипе  Морено,  а  также  Фрол,
который был приставлен его охранять. Потом  Сорокин  попытался  пробиться  к
Чуду-юду, который утверждал по радио, что обороняется в  третьем  корпусе  с
отрядом своих цэтэмошников. Сорокин туда прорвался, потеряв при этом  Налима
и Любу, но корпус уже был занят "ягуарами",  а  лифт,  ведущий  в  подземные
этажи, взорван, шахта и лестница завалены. Потом, правда, "ягуары"  вступили
в бой с подтянувшимися к "Шале" силами генерала Буэнавентуры, которые еще со
вчерашнего  дня  воевали  с  ними  в  Сан-Исидро.   Это   дало   возможность
"сорокинцам" отойти на технический этаж, потеряв еще и Ахмеда. Потом там  же
с "ягуарами" сцепились  две  группы  "джикеев",  одну  из  которых  перебили
полностью, а вторая ушла, потеряв троих.
   Следом за ней отошли и "сорокинцы", оставив на поле боя Агафона.
   Пока обменивались впечатлениями, наша маленькая колонна остановилась.
   - Куда дальше-то? - спросил Луза,  высвечивая  фонарем  поручни  винтовой
лестницы, уходящей вниз. Лестница, словно змея,  обвивалась  вокруг  толстой
трубы из бетонных колец, в которую уходили кабели.
   - Вперед, - сказал Сарториус и вдруг откачнулся к стене.
   - Серега! - вскрикнула Элен.
   - Ничего, - пробормотал он, - голова закружилась...
   - Говорила же! - проворчала мамзель Шевалье. -  Свет  лай,  Луза!  Так...
Тебе ж плечо провернули! Мать честная...
   - Навылет, навылет... - успокоил Сарториус. - Замотаешь, и все  нормально
будет. У меня в Грозном такая за неделю зажила. Коньяком залил - вот  и  вся
дезинфекция.
   - Из тебя пол-литра крови сошло, если не больше.
   - Ничего, оно полезно. В старину знахари всегда дурную кровь выпускали.
   Элен распорола камуфляжку, наложила подушечки перевязочного пакета.
   - Ну что, Клычок! - весело бормотнул Сарториус. - Не везет нам  с  тобой,
а?
   И Богородица не помогает...
   - Поможет, - ответил Клык. - Все равно не брошу.
   - У тебя она в чемодане? - спросил я.
   - Ну, - кивнул Клык. - К руке приковал. Доллары бросили, а эту - нет.
   Только когда сдохну, тогда и оставлю. Она мне тот раз жизнь спасла,  а  я
ее брошу? Фигушки!
   - Мне Табберт сказал... - пробормотал я. - Что она против  "ящика"  может
помочь.
   - Там увидим, - сказал Сергей Николаевич. - Бери фонарь,  Дима,  и  топай
вперед. Тебя "джикеи", если и заметят, то не сразу распознают. Потом Луза  с
Гребешком, двумя витками выше. Дальше  мы,  с  Клыкушей,  инвалиды-ветераны,
потом Верунчик с Юрочкой.  А  замыкающей-прикрывающей  -  Элен.  Все.  Пошли
помаленьку!
   Не буду говорить, что я был шибко горд своей авангардной ролью.  Стальная
лестница, конечно,  подо  мной  почти  не  бухала,  и  если  б  мне  еще  не
приходилось светить фонарем, то  я  бы  вообще,  можно  считать,  шел  почти
незаметно. Но от шагов тех, кто шел за  мной,  гул  стоял  порядочный.  И  я
сомневаюсь, что те, кто шел ниже нас, то есть "джикеи", этого не слышали.  А
это значит, что засада могла ждать буквально за каждым поворотом  -  оставят
одного, черного, невидимого, с войлочными подметками - и он  мне  рубанет  в
упор из бесшумного...
   Свет ихнего фонарика был далеко внизу  и  едва  проглядывал  через  щелки
между сваренными из стальных листов и уголков ступенями. По  вертикали  меня
от этого светлячка разделяло метров тридцать. Но я старался не  смотреть  за
светом. У них тоже с фонарем шел кто-то передний, а где находится задний, от
которого мне можно было ждать пули, - фиг поймешь. Шум от тех,  кто  шел  за
мной, глушил шаги "джикеев". Так что нервишки у  меня  гуляли,  скрывать  не
стану.
   Поглядывал я и  на  стены.  От  бетонной  трубы,  вокруг  которой  вилась
лестница, по всем подземным горизонтам расходились кабельные туннели.  Через
каждые три витка лестницы располагалась площадка  со  стальной,  герметичной
дверцей, завинчивавшейся на штурвальчик,  а  над  ней,  во  внешнюю  обсадку
шахты,  сделанную  из  прочных  железобетонных  тюбингов,  уходили  трубы  с
уложенными в них кабелями.  На  дверцах  и  на  трубах  белой  краской  были
выведены номера горизонтов.
   На первой дверце, которую я увидел, стояло число 18. Затем  был  горизонт
24, потом 30, и так далее, через каждые  шесть  метров.  Отсюда  можно  было
заключить, что технический этаж был заглублен на 12 метров, а подвал - на 6.
Горизонт нумеровали по отметке пола.
   Понемногу от постоянных  поворотов  у  меня  начала  голова  кружиться  и
внимание рассеиваться. Особенно я  почуял  эту  тенденцию  после  того,  как
прошел пятую по счету площадку на горизонте 42. Надо было перевести дух, и я
остановился.
   И тут внезапно  заговорила  "джикейская"  рация,  которую  я  раздобыл  у
мертвеца в подвале. Она, оказывается, так и лежала в  кармане  невыключенной
и, естественно, стояла на приеме.
   - Баринов Дмитрий, если вы слышите нас, ответьте! Ответьте, мы знаем, что
вы идете над нами, - говорил, похоже,  Рудольф  фон  Воронцофф.  Он  говорил
по-русски, как гэдээровский немец, очень чисто, с легким акцентом.
   Сперва я опешил, а потом вспомнил, как в прошлом  году  тогда  еще  самая
обычная  Ленка  показывала  мне  "джикейский"  индикатор.  Кроме  всех  этих
"макро-", "миддл-", "микро-" и "нано-левелов", отмечавших мое местоположение
красной точкой на экранчике, на приборчике была кнопочка "sound", с  помощью
которой меня можно было  подслушивать,  и  некий  разъемчик  с  обозначением
"M-exit", через который, если подключить какую-то  аппаратуру,  то  можно  и
мысли мои читать...
   Я достал рацию из кармана, нажал кнопку и сказал:
   - Слушаю вас, Рудольф Николаевич.
   По-моему, он больше моего удивился, потому что ответил не сразу:
   - Вы меня знаете?
   - Я шел за вами. Слышал, как вы собирались лезть в коллектор.
   - Понятно. Вы в курсе того, что сейчас происходит на Земле?
   - Пару часов назад этот же вопрос мне задал Малькольм  Табберт.  Тогда  я
ответил: "В самой малой степени". После этого он мне кое-что рассказал.
   - Табберт умер?
   - Да. Я нашел его уже раненым.  -  Последнюю  фразу  я  сказал,  чтобы  у
Воронцоффа не было заблуждения насчет того, что я лично замочил  профессора.
- Он отказался от перевязки,  только  попросил  обезболивающее.  Потому  что
считал, что скоро живые  будут  завидовать  мертвым.  Через  пару  часов  на
поверхности станет невыносимо жарко, а к 16.30 Земля превратится  в  лавовый
океан.
   - Конечно, он говорил вам, что сделать уже ничего нельзя?
   - Он мне говорил: "Рудольф знает, как  остановить  все  это.  Надо  найти
икону с бриллиантами. Только Богородица может остановить "Black Box". Сам он
в это, по-моему, не верил.
   - Вы откровенны, господин Баринов...
   - Я же знаю, что вы включили "M-exit".
   - Да, но обычно он не работал.  Раньше  был  заблокирован  даже  звуковой
канал. Вам не кажется, что ваш отец может нас  дезинформировать  через  вашу
микросхему?
   - Он может все, на его стороне "Black Box".
   - Точнее, ваш отец на его стороне.
   - Пусть так, это несущественно. Важно, что они оба на одной стороне.
   - Вы знаете, какая это сторона?
   - Догадываюсь...
   - Вы сказали меньше, чем знаете.
   - Можете считать, как хотите.
   -  Вам  не  кажется,  что  сейчас  у  нас  больше  общих  интересов,  чем
противоречий?
   - Если б я знал наверняка, что Табберт прав, и вы можете все  остановить,
то мог бы согласиться...
   Сзади  неслышно  подошли  Сорокин,  Луза  и  Гребешок  с  автоматами   на
изготовку.
   Сарториус молча показал им, чтоб они обошли  нас  и  спустились  ниже  на
виток лестницы. Потом он забрал у меня рацию - я и не рыпнулся! - и нажал на
кнопку и произнес:
   - Рудольф Николаевич, с вами говорит  Умберто  Сарториус.  Слушайте  меня
внимательно. Дмитрию легко забить голову вся кой ерундой.  Со  мной  это  не
получится. Если вы хотите предложить нам союз против Баринова только с одной
целью - заполучить сперва "Богородицу", а потом - деньги  О'Брайенов,  то  у
вас ничего не выйдет.
   - Вы сомневаетесь в том, что вам уже известно?
   - Да. Пока все это либо слова, либо галлюцинации.
   - Значит, вы поверите всему этому только тогда, когда сюда хлынет лава?
   - Может быть, хотя ГВЭПом можно навести и не такую галлюцинацию.
   - Жаль, что мы не сумели договориться. Придется решать вопрос  с  помощью
Faustrecht.
   - Immer bereit! - ответил Сорокин, как юный пионер.  И,  выключив  рацию,
сунул ее себе в карман.
   - Сергей Николаевич! - заорал я. - Не делайте глупостей! Я сам слышал то,
что говорил Чудо-юдо Эухении! Это не была галлюцинация!
   - А разве я сказал, что это была галлюцинация?  Нет,  это  была  толковая
дезинформация. Сначала он, конечно, организовал тебе этот  самый  БСК-4.  Ты
думаешь, что этот сон нельзя устроить с помощью ГВЭПа?
   - Все ГВЭПы сгорели...
   - У меня и у "джикеев"  вчера  утром  -  да.  Но  у  Баринова  они  могли
остаться.
   А потом, когда ты очнулся, он устроил так, чтоб ты побежал прятаться  как
раз в ту комнату, где ты мог слышать все, что он брехал  этой  старой  дуре!
Неужели ты думаешь, что он настолько наивен,  что  устроил  бы  комнату  для
секретных переговоров там, где за тонкой перегородкой стенного шкафа, да еще
и с дыркой, его может подслушать любой дурак?!
   Я поостыл. У меня и у самого такое сомнение проскакивало...
   - Вот, вижу, что ты уже начал соображать.
   - А Табберт? Неужели перед смертью врут?!
   - Ну, это еще проще. Табберта - если это вообще был он, ты ж его до этого
в глаза не видел! - тебе просто подбросили. Любого зомбированного  "джикея",
с более-менее интеллигентной рожей, изрешетили из автомата, вкололи ему дозу
"Зомби-7" и запрограммировали на соответствующий диалог  с  тобой.  Пока  не
рассказал все, что  требовалось,  не  помирал.  Ну  а  тебя,  поскольку  они
постоянно следили за тобой с помощью индикатора, элементарно вывели на него.
Возможно,  даже  сам   Чудо-юдо   помог   им,   разблокировав   звуковой   и
мыслепередающий каналы, а может, и  дал  коды  для  управления  тобой  через
микросхему...
   - A "Black Box"? - еще раз поупорствовал я. - Он существует или нет?  Или
это галлюцинация?
   - Все может быть... - загадочно улыбнулся Сарториус.
   И тут меня внезапно осенило: а что, если я имею дело не с Сарториусом,  а
с "черным ящиком"? И  правая  рука  моя,  подчиняясь  скорее  не  разуму,  а
какому-то озарению, сложив пальцы в щепоть,  как  бы  перечеркнула  Сорокина
сверху вниз и справа налево...
   Вспышка! Мне показалось, что Сарториус на какое-то  время  превратился  в
"длинного-черного", но потом все приняло  нормальный  вид.  Только  Сорокин,
ухватившись за  поручень  лестницы,  опять  шатнулся  к  стене.  Как  тогда,
наверху, еще перед спуском...
   Я как-то замешкался. Не знал, надо ли его подхватывать и можно ли  вообще
к нему прикасаться, но сверху, чуть всех не посшибав, сбежала Элен, поднесла
ему к носу нашатырь.
   - Чхи! - дернулся Сорокин. - Не понял... Мы же еще не  начали  спускаться
вроде бы... Ты когда плечо успела перевязать?
   - Да наверху еще! - удивилась Элен. - Не помнишь, что ли? Ты ж  нормально
дошел сюда.
   - Н-нет, - пробормотал Сарториус.  -  Я  думал,  что  вырубился.  Вообще,
понимаешь? И уже куда-то пошел...
   Он не сказал, куда, но мне показалось, что я его правильно понял. До меня
дошло, что в тот момент, когда Сорокин, на наш взгляд,  просто  почувствовал
себя плохо, он на самом деле по-настоящему потерял  сознание.  Больше  того,
просто-напросто умер. И душа его, та самая, в бессмертие которой  он  скорее
всего, как настоящий коммунист, не верил, уже отделилась от тела.  А  на  ее
место наглым образом втиснулся "Black Box", который и управлял  им  все  эти
полчаса или больше. И  когда  фон  Воронцофф  выступил  со  своими  "мирными
предложениями", "черный ящик" от  имени  Сарториуса  послал  его,  культурно
выражаясь, на хрен.
   - Сергей Николаевич, - сказал я осторожно, - у вас в кармане "джикейская"
рация.  По  ней  сейчас  со  мной   связывался   Воронцофф.   Он   предлагал
сотрудничество...
   - В  каком  смысле?  -  наморщил  лоб  Сорокин.  По-моему,  он  с  трудом
возвращался к нормальной  жизни,  еще  не  совсем  понимая,  где  находится.
Видимо, то, что он увидел там, произвело на него сильное впечатление.
   - В том смысле, что с его помощью мы сможем предотвратить катастрофу.  Он
знает, как это сделать, но ему нужна наша "Богородица" с бриллиантами.
   - Это серьезно? - спросил Сергей Николаевич.  Мне  показалось,  будто  он
задает этот вопрос чисто машинально, чтобы проверить, не послышалось ли  ему
это.
   - Мне показалось, что он не шутит.
   - Чего ты, блин, опять с этой иконой лезешь? -  проворчал  Клык,  который
при поддержке своей Верочки спустился на площадку. - Я  ж  слышал  весь  ваш
разговор!
   Тебе ж русским языком объяснили, как эти суки мозги пудрят!
   - Погоди, Клыкуша, - все еще довольно вялым голосом произнес Сарториус. -
Не спеши... Кто, кому и что объяснял? И кто кому мозги пудрит?
   - Ну, е-мое, - пробормотал Клык, - еще один  придурок  нашелся.  Ты  что,
Серый? За секунду память посеял? Ты  только  что,  как  нормальный  человек,
русским языком растолковал этому Барчуку или как его там,  что  иконка  наша
нужна Воронцову, чтоб заполучить фонд этих, блин, О... в общем, на Б, а  для
этого они скомстролили или скундепали эту лажуху  насчет  Конца  Света.  Что
Димухе мозги запудрили? Ты усек, что сам это говорил, или нет?!
   - Ни хрена не помню... - пробормотал Сорокин. - Не мог я это говорить.  Я
в полной отключке был, понимаешь?
   - Да мы же с тобой рядом шли, командир! Ты мне про  Грозный  рассказывал,
как федерастов жег...
   - Я? Про Грозный? Да я про это даже маме  покойной  не  рассказал  бы!  -
произнес Сарториус. - Юрке, брату, и то душу не открыл толком...
   Мне-то все было ясно, но попробуй скажи всем, что в Сергея Николаевича на
это время черт вселился? И не в переносном смысле, а в натуре?  Клык  только
присвистнет и пальцем у виска покрутит: мол, готов пацан, крыша поехала!
   - Мужики, - сказал я, - давайте замнем для  ясности?  Всяко  бывает.  Ты,
Петя, небось насчет ГВЭПа уже просвещенный,  поэтому  должен  понимать,  что
работа с ним сложная и на мозгах отражается. У самого, что  ли,  провалов  в
памяти не бывало? В состоянии ужратости, например?
   - Бывало, конечно, - кивнул Клык,  -  но  это  после  литра-полутора,  не
меньше. А мы ж ни в одном глазу...
   - Да из него столько крови вытекло! - неожиданно  вмешалась  Вера.  -  Ты
сам-то, когда раненый с Черного болота приполз, чего-нибудь помнил? Хотя  бы
то, как я тебя лечила?!
   - Ну, ты даешь, Верунчик, - совсем смягчив тон,  произнес  Клык.  -  Я  ж
тогда и ходить не мог.
   - Ага, только пистолет наставлял да врал, что из ФСБ, задание выполняешь.
   А сейчас - ни фига не помнишь.
   В это время маленький Юрик, который уже сморился и тихонько  посапывал  у
Веры на руках, недовольно заворочался, и все перешли на шепот.
   - Ладно, - сказал Сорокин, - продолжаем двигаться.  Держитесь  от  нас  с
Димой на дистанции в два витка. Элен, топай  назад,  внимательно  смотри  на
площадках. Чтоб сзади не зашли...
   Мы  начали  спускаться,  чтоб  оторваться  от  Князевых   на   положенное
расстояние. На площадке горизонта 54 нагнали Гребешка и Лузу.
   - Поглядывайте  сюда,  -  предупредил  Сарториус,  указывая  на  дверь  с
цифрами, - а то заберется кто-нибудь, переждет, пока мимо пройдете, а  потом
- в затылок.
   - Я говорил? - сердито глянув на Лузу, прошипел Гребешок. - А  ты  -  "ни
хрена не будет"!
   - Топайте, мы за вами, подстрахуем, если что, - ободрил их Сорокин.
   Когда "куропаточники" ушли вниз, Сарториус вытащил рацию и спросил:
   - Волну не сбили? Я глянул:
   - Вроде нет...
   Сергей Николаевич включил питание, нажал кнопку и позвал:
   - Воронцов, вы меня слышите?  Прием!  Когда  он  отпустил  кнопку