не
о Вик, а о других людях, на которых фокусировалось  ее  внимание.  Например,
она стала регулярно "посещать" дом мистера Дэрка  и  становиться  свидетелем
происходивших там событий. Сначала это касалось только любовных  похождений,
а затем - совещаний Дэрка с его ближайшими соратниками. Причем у Бетти  было
немало случаев убедиться, что последующие события реально развивались именно
так, как решалось на этих совещаниях...
   - Погоди! - перебил я. - Смотри на экран!
   Действительно, пока Эухения болтала языком, предаваясь  воспоминаниям,  я
краем глаза присматривал за тем, что творилось на горизонте  94.  И  момент,
когда на совершенно пустом столе, перед которым сидел в полной неподвижности
Чудо-юдо, возник "Black Box", не упустил.
   Впрочем, как сказать, "не упустил"... "Black Box", как  обычно,  появился
из вспышки, то есть на какую-то секунду или даже меньше экран  ярко  мигнул,
начисто залив все  изображение  голубым  светом,  а  затем,  когда  картинка
восстановилась,  на  столе  перед  Чудом-юдом  стоял   "черный   ящик".   Не
двухметровая колонна сечением  в  квадратный  метр,  как  сибирский  "черный
камень", не "холодильник", с каким я беседовал  в  президентском  дворце,  а
относительно небольшая  коробка,  лишь  чуть-чуть  покрупнее  того  "черного
ящика", который я утащил у Ахмад-хана в прошлом году.
   - Пресвятая Дева! - Эухения посмотрела на "ящик" округлившимися  глазами.
- И он здесь...
   На верхней грани "черного ящика" просматривалось кольцо. "Black Box"  был
готов к работе и выглядел, если тут это выражение допустимо, вполне обычно.
   Однако мне еще не приходилось наблюдать таких явлений, которые  произошли
несколько секунд спустя.
   Сначала вокруг кольца возникло  нечто  вроде  коронного  разряда:  хорошо
различимое на телеэкране, несмотря  на  яркий  свет  в  камере,  голубоватое
сияние.
   Появилось оно в виде сферы диаметром около 5 сантиметров,  состоявшей  из
мириад мелких светящихся точек. Довольно быстро  эти  точки  соединились  во
множество  тонких,  призрачно-голубых   линий,   которые   стали   спирально
навиваться  на  кольцо  "черного  ящика",  словно  проволочная  обмотка   на
сердечник трансформатора. Еще пара секунд  -  и  все  светящиеся  линии-нити
полностью "намотались" на  кольцо,  после  чего  из  шарообразного  свечения
получилось нечто  вроде  голубоватой  "баранки"  -  тороида.  Но  "баранкой"
свечение тоже пробыло недолго. Обвившиеся вокруг кольца нити стали свиваться
в более толстые и одновременно вытягиваться в  направлении  Чуда-юда.  Затем
эти самые толстые нити очень  быстро  слиплись  в  какое-то  подобие  ленты,
закрученной  в  спираль,  -  ни  дать  ни  взять  токарная  стружка,  только
светящаяся! Потом  возникла  вторая  лента,  спираль  которой  завивалась  в
противоположном направлении. Эта лента была  немного  шире,  и  она  как  бы
навилась поверх первой. Получилось нечто вроде светящейся трубки, сплетенной
из  перекрещивающихся,  все  ярче  светившихся  нитей.  Спирали   продолжали
вытягиваться к голове Сергея Сергеевича, накручивая витки одна по часовой, а
другая - против часовой  стрелки.  Соответственно,  и  трубка,  образованная
переплетением этих спиралей, все больше удлинялась и все ближе подбиралась к
окаменело-застывшему лицу Чуда-юда.
   Мне стало страшно. Правда, это был еще не  такой  жуткий  и  непреодолимо
парализующий   страх,   который   испытал   некогда   Майк   Атвуд,   увидев
"длинных-черных", а вполне контролируемый, но все же...  Отец  все-таки,  не
чужой человек!
   Примерно через десять секунд трубка оказалась в пяти сантиметрах от  носа
Сергея Сергеевича. Именно в этот момент я заметил, что передний конец трубки
начинает расширяться и  постепенно  приобретает  форму  воронки.  Эта  самая
воронка, свитая из электрических нитей, все расширяясь и  расширяясь,  стала
как бы охватывать лицо Чуда-юда, не соприкасаясь с кожей. Из  пересекающихся
нитей  образовывалась  уже  не  конусообразная  воронка,  а  некая   сложная
криволинейная поверхность, в  основном  повторяющая  форму  головы  генерала
Баринова. С носом, ушами, глазными яблоками, бородой и прочими деталями. Эта
самая поверхность напоминала схематический контур предмета,  формируемый  на
компьютерной модели для создания, допустим,  объемной  анимации.  Постепенно
вся голова оказалась оплетенной сетью  из  голубых  линий,  а  криволинейная
поверхность стала формироваться вокруг  шеи,  плеч  и  так  далее,  довольно
быстро обволакивая сеткой всю огромную фигуру Баринова-старшего.
   Вскоре  на  табурете  сидел  уже   не   конкретный   человек,   а   некая
фигура-болванка, сооруженная из все тех же переплетенных между собой голубых
линий. Настоящий Чудо-юдо практически совершенно не  проглядывал  через  эту
оплетку, и я вообще-то сомневался, остался ли он там, внутри, или нет.
   - Боже мой! - ахнула Эухения, которой, вероятно, пришла в  голову  та  же
мысль.
   Но волновались мы, в общем и целом, зря.  По  крайней  мере  в  отношении
того, что Чудо-юдо  исчезнет.  Никуда  он  не  исчез,  а  напротив,  исчезла
"голубая оплетка", причем почти мгновенно, будто кто-то в  один  момент  ток
выключил.
   Одномоментно с этим исчезло и кольцо на верхнем  торце  "черного  ящика".
Опять экран залило светом - пшик! - и "Black Box"  исчез,  будто  его  и  не
было.
   Сразу после этого Чудо-юдо  пошевелился,  встал  со  стула  и  подошел  к
предметам, разложенным на койке. Батя  с  явным  знанием  дела  приступил  к
работе.
   Правда, наша,  условно  говоря,  "телекамера"  не  показывала  его  лица,
поэтому понять,  осмысленно  ли  он  работает  или  запрограммированно,  как
биоробот, было очень сложно. Но руки,  которые  мы  видели  крупным  планом,
работали споро, уверенно и четко. С одной стороны, создавалось  впечатление,
что опытнейший  сборщик  монтирует  некий  сложнейший  и  весьма  опасный  в
обращении агрегат (что-то типа детонатора к ядерной бомбе, никак не меньше).
С другой стороны, можно было подумать, что некий  великовозрастный  дебил  с
самым серьезным видом и с подлинным увлечением собирает из красивых  деталек
что-то типа "Спасской башни".
   Такая у нас когда-то была еще в малолетском детдоме: на довольно  длинный
деревянный штырь насаживались разноцветные деревянные колесики, потом  грубо
вырезанные из дерева часы-куранты, затем крыша и, наконец,  большая  красная
звезда.
   Чудо-юдо начал сборку с того, что поставил перед  собой  черный  кубик  с
серым кружком на верхней грани. Что-то подсказывало мне, что кубик и  "Black
Box" изготовлены из одного материала. Затем на  серый  кружок  было  уложено
одно  из  колец  матово-серебристого  металла.  Уже  тут  проявилось   нечто
необычное: колечко стало  вращаться,  словно  граммофонная  пластинка,  хотя
никаких  внешних  источников   этого   вращения   не   наблюдалось.   Поверх
вращающегося  колечка  отец  уложил  прозрачный  диск  толщиной  примерно  в
сантиметр, равный внешнему диаметру кольца, а  на  него  второе  серебристое
кольцо. Затем был уложен тяжелый золотистый диск, той же толщины и  того  же
диаметра, что и прозрачный. Таким образом, на черном кубике теперь вращалось
нечто вроде увесистого составного цилиндрика высотой в один  дюйм,  то  есть
2,54 сантиметра. На него  Чудо-юдо  установил  самый  тяжелый  элемент  всей
конструкции - похожую на старинный докторский стетоскоп трубку,  заполненную
стекловидным веществом, примерно таким же, как то, из  которого  был  сделан
прозрачный   диск.   Наконец,   на   трубку   был   надет   сверху   длинный
30-сантиметровый  цилиндр,  причем  примерно   полтора   сантиметра   трубки
высунулось из цилиндра наружу.
   После этого на  столе  воздвиглась  довольно  высокая  башенка,  еще  раз
вызвавшая у меня ассоциации с детской игрушкой.  Только  красной  звезды  не
хватало, которую надо было насадить на выступающий из цилиндра верхний конец
трубки. Вся башенка,  за  исключением  кубика,  располагавшего  в  основании
конструкции, продолжала не спеша вращаться. При этом,  как  мне  показалось,
скорость вращения, несмотря на увеличение давления на  кубик,  ничуточки  не
замедлилась.
   На койке оставались в незадействованном  состоянии  лишь  четыре  перстня
Аль-Мохадов да таинственная металлическая коробка  с  буквой  В  в  середине
равностороннего треугольника,  вписанного  в  круг.  Чудо-юдо  взял  в  руки
коробку.
   Больше всего меня в тот  момент  интересовало  даже  не  то,  что  внутри
коробки, а то, как отец намерен ее открывать. "Телекамера"  показывала  этот
металлический кубик достаточно крупным планом, чтоб  я  мог  убедиться:  все
ребра его наглухо и очень ровно запаяны или  заварены.  Правда,  металл,  из
которого была изготовлена эта коробка, судя по всему, был не чем  иным,  как
обычной белой жестью, из которой делают, допустим, консервные банки. То есть
ее можно было вскрыть, не прибегая к  автогену,  обычным  консервным  ножом,
штык-ножом или даже просто более-менее крепкими и длинными ножницами. Но  на
столе  перед  Сергеем  Сергеевичем  не  было  никаких  инструментов.  За  те
четырнадцать лет, что я его знал, мне еще ни разу не доводилось видеть, чтоб
он вскрывал консервные банки зубами или ногтями.  Впрочем,  я  и  теперь  не
увидел  такого  циркового   трюка,   зато   стал   свидетелем   куда   более
фантастического явления...
   Чудо-юдо вытянул вперед  указательный  палец.  Примерно  так,  как  мы  в
детдоме, играя в войну, изображали пистолеты: "Пых-пых! Падай, а  то  играть
не буду!" Но у нас, конечно, кроме этих  воображаемых  выстрелов,  пальцы  в
таком положении ничего необычного делать не умели.
   Сначала вокруг кончика пальца появилось голубоватое свечение. В принципе,
тут еще не было ничего необычного - про коронные разряды на кончиках пальцев
любой школьник может прочесть в "Занимательной  физике"  Перельмана  (ежели,
конечно, сможет ее раздобыть). Но, конечно, это было совсем другое  явление.
И мне стало как дважды два ясно, что оно носит ту же природу, что и свечение
вокруг  кольца  на  верхней  грани  "черного  ящика".  Голубоватое   облачко
преобразовалось в тонкие искрообразные нити, которые в доли секунды  свились
в одну, очень яркую, прямую и острую, словно игла. Точнее,  словно  лазерный
луч.
   Чудо-юдо повернул палец, лучик, исходивший от него, обрисовал  в  воздухе
остроугольный сектор, и верхняя грань куба оказалась начисто срезанной.
   Сразу после этого луч исчез, палец принял вполне обычный  вид,  а  Сергей
Сергеевич, сняв с куба отрезанную жестянку,  вынул  из  недр  куба  какую-то
деталь трудно описываемой формы.
   В принципе, она напоминала ту самую пятиконечную звезду,  которая  так  и
просилась  на  верхушку  "башенки".  Только  эта  звезда  была,   во-первых,
перевернута - на торчащий из цилиндра конец трубки Чудо-юдо надел  ее  одним
из пяти лучей, а во-вторых, острия всех пяти лучей были обрезаны и  снабжены
цилиндрическими насадками из золотистого металла. Каждый луч  был  по  форме
усеченной трехгранной пирамидой, опять-таки  из  того  же  металла,  и  если
поглядеть на каждую пирамиду сверху, через насадку, то виделся  треугольник,
вписанный в круг. Это нам тоже показала неуемная "камера". Лучи исходили  из
отшлифованного до зеркального блеска металлического шара диаметром  примерно
в полсантиметра. "Камера"  приблизилась  к  шару  на  расстояние  нескольких
сантиметров, и стало видно, что его сверкающая поверхность покрыта мириадами
микроскопических отверстий, которые даже при очень большом  увеличении  были
едва незаметны.
   Наконец наступила очередь перстней Аль-Мохадов. Чудо-юдо  поместил  их  в
насадки четырех лучей "звезды",  остававшихся  свободными  после  того,  как
пятый был состыкован с трубкой  "башенки".  В  два  нижних,  располагавшихся
почти горизонтально, он поместил "плюсы" - вогнутый в левый луч, а  выпуклый
- в правый. А в два верхних, торчавших как рога, были загружены "минусы", но
тут выпуклый был слева, а вогнутый - справа.
   Конечно, я ожидал, что сразу же после этого произойдет что-то еще.
   Какие-нибудь лучи из шара вылетят, или  образуется  светящийся  "бублик",
или "зеленый еж" появится. Ан нет! Ничего такого не  стряслось.  Сооруженная
отцом хреновина осталась стоять на столе, а сам он, вполне  обычным  образом
встав с табурета, направился к двери, и "телекамера" показала  его  лицо,  в
котором  уже  вовсе  не  было   никакого   сомнамбулизма.   Только   упрямая
сосредоточенность,  какая  у  него  появлялась  в  моменты  принятия  весьма
серьезных решений.
   Здесь он произнес первую фразу в течение всей этой "телепередачи":
   - Тринадцать часов - и все сбудется!
   Сразу после этого экран залило белой мутью. Как ни нажимали мы с Эухенией
кнопки, телевизор больше не собирался ничего нам показывать. Нет,  мы  могли
смотреть все, что хотели, во всех комнатах "Горного Шале", но ни лабораторию
на горизонте 82, ни камеру на горизонте 94 включить больше не смогли.
   Я уже ничуть не  сомневался,  что  мы  имеем  дело  с  самой  натуральной
нечистой силой...
   Прежде всего я поглядел на настенные часы - светилось 3.34. Вполне  можно
было  откинуть  четыре  минуты  и  считать,  что  процесс,  начатый  сборкой
таинственного устройства, завершится в 16.30. Знать  бы  еще,  какой  именно
процесс...
   - Ты можешь найти мне одежду? - спросил я у Эухении.
   - Да, это нетрудно... - ответила супергадалка. - А  ты  что,  собираешься
идти куда-то? Подожди до утра. Хотя бы до семи часов.
   - И потеряй три с половиной часа времени?! - проворчал я. - Ты понимаешь,
что мне потом их может не хватить?!
   - Во-первых, мы с тобой еще ничего не знаем. Почему ты так  боишься  этих
13 часов? Точнее, того, что произойдет после того,  как  они  истекут.  Быть
может, то, что произойдет,  принесет  нам  величайшее  счастье?  Или  вообще
ничего особенного не произойдет - просто очередной эксперимент, ни на что не
влияющий, кроме как на познание каких-то истин. Подумай хорошенько, стоит ли
спешить и поднимать панику? А во-вторых, и я в этом почти  не  сомневаюсь  -
нам ничего не удастся сделать. Против той  силы,  с  которой  связался  твой
отец, мы бессильны...
   Потратишь ли ты все оставшееся время на то, чтоб узнать замысел  Чуда-юда
и "черного ящика", или проведешь эти тринадцать часов со мной  в  постели  -
ничего не решит. Только измучаешься, но ничего не добьешься.
   - Ты так уверенно об этом  говоришь,  -  пробормотал  я,  -  будто  точно
знаешь, что нет Бога. Ты же католичка, в конце  концов!  Неужели  ежели  это
действительно сатанинские силы действуют, то Господь не вступится? -  заявил
я  так,  будто  истово  веровал  прямо  с  рождения.  Правда,  слова  насчет
принадлежности Эухении к католицизму получились у меня так, будто я  упрекал
ее в отсутствии партийной принципиальности.
   - Только на него и надеюсь, - произнесла Эухения,  но  в  голосе  ее  мне
услышалась ирония. - Особенно на то, что он вразумит тебя не беситься...
   Голос ее звучал расслабляюще. И разоружающе, надо добавить. Эухения  меня
гипнотизировала! Глаза супергадалки - она ведь еще и экстрасенсихой была, не
надо забывать, - вперились в меня не мигая и парализовали волю. Начисто! Я с
ужасом почуял, что мне трудно подняться и слезть с кровати. Более того,  мне
показалось, будто я совершенно разбит  и  испытываю  смертельную  усталость.
Глаза слипались, явно накатывал сон.
   - Отдохни, - прошептала Эухения, поглаживая мне руку, и оттуда,  дополняя
физическую усталость, стало наползать на меня общее равнодушие: а не один ли
хрен, действительно, с тем, что будет в 16.30? Хорошее или  плохое,  ужасное
или прекрасное, все равно, ничегошеньки я ЭТОМУ противопоставить не смогу. А
тут хорошо, мягко, уютно, надо упокоиться и не дрыгаться. Будем  живы  -  не
помрем, а помрем неизбежно, так чего ж упираться? Там видно будет...
   Глаза закрылись, и я стал погружаться в темноту, немного  жутковатую,  но
спокойную и умиротворяющую.

4-й БРЕД СИВОЙ КОБЫЛЫ ДЛЯ ДМИТРИЯ БАРИНОВА (БСК-4)

   Тьма дошла до какого-то неведомого  в  реальном  мире  предела.  Наверно,
такая чернота может быть только в "черной дыре", во всяком случае,  мне  так
казалось.
   И еще была тишина - совершенно невероятная, потому что  я  не  слышал  ни
собственного дыхания, ни стука сердца. Может  быть,  они  и  на  самом  деле
отсутствовали, потому что самого себя я в этой тьме не видел.  И  вообще  не
знал, есть ли у меня тело, руки, ноги и все прочее. Потому что осязания  как
такового не было тоже. Но не было при этом никакого страха и волнения. Я был
абсолютно спокоен, потому что хорошо знал: все решено, все предопределено, и
мне остается только ждать исполнения приговора неких Высших Сил. А именно от
них, от их разборки по этому поводу и ее исхода будет зависеть, так сказать,
итоговый вердикт.
   Не знаю, сколько времени продолжалось мое плавание в темноте и тишине.
   Минуту, полчаса или час. Время текло медленно, да  и  было  ли  тут  оно,
время, вообще, вопрос спорный. По крайней мере, не принципиальный. Лично для
меня, впавшего в абсолютное равнодушие, было все равно: есть тут  время  или
нет, течет оно куда-то или нет, соответствует  ли  тому,  что  существует  в
реальности, истекают ли те 13 часов, отведенных на процесс,  после  которого
"все сбудется", или они еще вообще не начались.
   Тем не менее наступил момент, когда окружающая среда начала изменяться.
   Причем очень быстро, как будто в  давным-давно  забытый  Богом  и  людьми
подвал пришла ремонтная бригада энтузиастов-предпринимателей, дабы  возвести
тут кафе-погребок. Или в вековую тайгу пришли первостроители, чтоб соорудить
очередной гигант социндустрии. Каждый может выбрать  то  сравнение,  которое
ему лично ближе, как и тот масштаб преобразований,  который  ему  больше  по
душе.
   Все разом  озарил  свет.  Не  электрический  и  не  дневной,  а  какой-то
потусторонний, ни на что не  похожий.  Даже  на  голубое  свечение  вихревых
электромагнитных  токов  или  зеленоватое  сияние  "черного  ящика".  Вообще
говоря, определить, какой оттенок имел этот свет, было очень трудно.  Скорее
всего лучшего определения, чем "радужный", не подберешь, потому что все семь
цветов и бесчисленное  множество  оттенков,  образованных,  их  соединением,
играли вокруг меня. В глазах рябило, с непривычки, но я уже видел,  что  все
это буйство цветов и оттенков происходит на знакомых мне стенах того  самого
помещения, не то церкви,  не  то  концертного  зала,  где  мне  уже  не  раз
доводилось бывать и в "дурацких снах" разных  лет,  и  в  двух  первых  БСК.
Только на сей раз это уже однозначно была церковь.
   Никаких кресел, конечно, не было и  в  помине.  Были  алтарь,  иконостас,
великое множество свечей, горевших повсюду, куда только взгляд доставал. При
этом пламя свечей, как это ни удивительно, было самым разным по цвету.  Одни
горели  нормальными  красновато-оранжевыми   огоньками,   другие   светились
зеленым, третьи -  фиолетовым,  четвертые  -  синим  или  голубым,  пятые  -
бордовым, или малиновым, шестые - желтым. На стенах просматривались росписи,
постепенно переходящие на сводчатые потолки.
   По-моему,  впервые  за  все  время  своих  визитов  в  это  потустороннее
заведение я поднял глаза вверх и увидел, что тут имеется  огромный  купол  с
голубовато-белых тонов росписью, изображающей ангелов  с  трубами.  А  через
круглое отверстие в куполе, через стрельчатые окна  расположенного  над  ним
светового  "барабана",  и  проливается  вниз  тот   самый   радужный   свет,
заполняющий  храм.  Впрочем,  и  свечи,  горевшие  в  церкви,  вносили  свою
коллективную лепту в эту игру красок.
   Деталей росписи потолков  и  стен  сквозь  накатывавшие  друг  на  друга,
дробящиеся и смешивающиеся разноцветные световые волны я разобрать  не  мог,
точно так же, как и разглядеть лики святых на иконостасе. Потому что сияние,
исходившее от зо