, продувшиеся урки малого
калибра. Некоторым даже обещать плату не требуется. Должок обещают списать -
и все. А потом - отрубают. И желательно с  оставлением  улик  для  товарищей
ментов. А те и довольны - убийца найден, дело закрыто, судить  некого.  Если
еще при том и пушка "грязная" останется, из которой уже штук пять  завалено,
и в пулегильзотеке кое-что подсобрано - вообще шикарно.  Закоренелый  убийца
не выдержал угрызений совести и пустил себе пулю в лоб (или в висок, в рот -
куда там их еще пускают?).
   Но одноразовых посылают только на мелкую дичь. К солидному  человеку  они
подхода не найдут. Например, к такому, как Разводной. Чтобы замочить  такого
лося,  нужен  спец,  умелец.  Техника   нужна   соответствующая,   разведка,
обеспечение.
   И прежде всего - трезвая, умная голова. Это  не  рецидивисты,  у  которых
пальчики в десяти местах отпечатаны и морды весь УР Российской  Федерации  и
бывшего СССР выучил наизусть. Никто их физиономий не знает и по  малинам  их
искать бесполезно. Живут  себе  и  трудятся,  женятся  и  разводятся,  детей
воспитывают и учат их быть добрыми и честными... Наверно, и жены  их,  когда
мужья в командировку уезжают, - погуливают. Живет человек в Сыктывкаре, а на
работу приезжает в Москву.  На  какой-нибудь  неприметной  дачке  лежит  его
рабочий инструмент - спортивная мелкашка, старый добрый мосинский винтарь  с
оптикой времен финской войны, армейская дылда "СВД" или, как в нашем случае,
9-миллиметровый  "винторез"  -  спецназовская  техника  бесшумного  и  очень
точного убийства. Ее на базаре из-под полы не купишь. Значит, есть у  нашего
незнакомого друга хороший спонсор, который может ему сделать такой  подарок.
А значит, есть фирма, которая такие заказы берет и выполняет. Вот тут-то вся
путаница и началась. Во всяком случае, в нашем конкретном деле.
   Когда уважаемый в блатном и коммерческом  мире  Костя  Разводной  потерял
способность радоваться жизни, из-за сквозной дыры через все мозги,  народное
хозяйство, принадлежавшее его фирме, очень  сильно  заколебалось.  Некоторые
граждане сказали, что дела они хотят вести сами, а на официального Костиного
преемника Гошу Гуманоида положили с прибором... Гоша сразу  заподозрил,  что
все дело в этих нехороших и некультурных гражданах, в  частности,  по  этому
списку проходил и гражданин Круглов Андрей Михайлович, на данный момент  уже
покойный  и  перемолотый  вместе  со  шлаком  в  неплохой  наполнитель   для
строительных блоков.
   Гоша, однако, имел все основания думать, что в Москве у него мало  шансов
дожить до глубокой  старости,  ибо  желающих  обратного  было  очень  много.
Поэтому он провернул несколько многоходовых перекидок капитала на  фиктивные
счета каких-то  липовых  инофирм,  поставлявших  нечто  эфемерное  из  очень
дальнего зарубежья, а с этих счетов все уплыло еще дальше. Далее уплыл и сам
Гоша, оставив  московскую  общественность  наедине  с  тем  самым  прибором,
который эта общественность собиралась положить на Гошу.
   Впрочем, такова была официальная версия.  Распространялась  она  как  раз
теми гражданами, которые не считали Гошу властителем своих умов. Те, которые
держались  за  Гошин  хвост  во  время  его  кратковременного  царствования,
считали, что  все  это  лажа,  и  Гоша  не  убегал  никуда  дальше  МКАД,  в
ремонтируемый асфальт которой его и закатали. А вот кто закатал, у них  были
разные мнения.
   Все эти скандалы в благородном  семействе  вроде  бы  никак  не  колыхали
честную совет..., ну блин, никак не привыкну!.. российскую фирму "Барма",  а
тем более ее трудоголика-референта  по  специальным  вопросам  со  свободным
графиком посещения. В конце  концов,  могли  бы  и  сами  разобраться,  кому
выпускать кишки, а кого превращать в шлак.  Если  Гоша  вместо  того,  чтобы
эвакуироваться, дал  себя  закатать  в  асфальт,  то  это  были  его  личные
трудности.
   Однако довольно давно уже, кстати,  господина  референта  по  специальным
вопросам вежливо просили выполнять разовые поручения, несколько удаленные от
той специальности,  которая  была  указана  в  его  дипломе.  И  генеральный
директор "Бармы", дражайший братец Михаил Сергеевич - вот дал Господь имя  и
отчество! - имел к этим поручениям весьма отдаленное отношение.
   История с Кругловым  началась  всего-навсего  позавчера,  когда  Чудо-юдо
после завтрака поднялся со мной в свой кабинет и пояснил, что надо сделать с
Кругловым и о чем его перед этим спросить. Такие задачи я получал уже не раз
и не два. Были и покруче. При этом отец давал  ровно  столько  объяснений  и
указаний, которых было достаточно, чтобы я по ошибке  не  превратил  в  шлак
какую-нибудь постороннюю личность, а о  сути  проблемы  имел  самое  смутное
представление. "Догадайся с трех раз!" - как любил говорить Варан.
   Догадываться, что есть  что,  мне  в  принципе  не  запрещалось,  но  вот
показывать свою догадливость не следовало. Даже отцу родному. Я еще в  самом
начале своей последембельской карьеры убедился, что он может все. Или  почти
все. В том числе и убрать своего собственного  сына,  которого  вернул  себе
через двадцать с лишним лет, вопреки козням цыган,  питерской  и  московской
ментур, учреждений  Минздрава  и  Минпроса,  Советской  Армии  и  непонятных
зарубежных структур.
   Нагоняи от  Чуда-юда  я  получал  довольно  часто.  Прежде  всего,  из-за
привычки лазить самому в те места, куда человеку из приличного дома соваться
не следует.
   Родителю отчего-то казалось,  что  такие  толковые  ребятки,  как  Варан,
Мартын или Фриц, все могут сделать сами, а мне достаточно  осуществлять  над
ними чуткое руководство и оплачивать услуги. В  теории  оно,  конечно,  было
верно.
   Засветиться, особенно на ранних  стадиях  деятельности,  пока  я  еще  не
набрался наглости, опыта и бессердечия, а также еще не окончательно  потерял
совесть, было очень даже просто. А это могло плохо отразиться на  финансовом
положении Сергея Сергеевича и  потребовать  таких  дополнительных  расходов,
которые превысили бы прибыль от  проводимых  мною  мероприятий.  Боюсь,  что
тогда папочка предпочел бы рентабельности ради  организовать  мне  внезапную
кончину от сердечного приступа. Во всяком случае, он пару раз мне  на  такую
возможность намекал. И опять-таки, с точки зрения теории, он был бы прав  на
все сто процентов.
   Однако теория теорией, а практика  практикой.  Согласно  теории,  мы  уже
давно должны были  жить  при  коммунизме,  однако  вместо  этого  въехали  в
довольно странный капитализм, который начали строить бывшие партработники  и
пламенные комсомольцы, вроде разных там Михаил Сергеевичей... По теории я не
должен был лазить по котельным и поджаривать клиентам пятки, но  иногда  это
делать нужно и даже необходимо. Да, у  меня  уже  имелось  несколько  групп,
которым можно было дать работать самостоятельно. Все они работали, не  ведая
о том, что существуют другие, но хорошо зная,  что  я  -  командир,  Капрал,
Барин, Змей и прочая, и прочая. В одних городах знали  Барбароссу  -  там  я
появлялся с рыжей бородой и в кудрявом парике  -  прямо  клоун  какой-то.  В
других - Джипа - мама родная не узнала бы меня с такой  цыганской  мордой  и
карими контактными линзами в глазах.
   В  принципе  Еремей  Соломонович,   профессиональный   гример,   которому
поручалось придавать мне тот или иной образ, мог бы сделать из меня и негра,
и даже еврея.
   Однако от негра отказывался я - слишком в глаза бросается, а от еврея  он
меня сам отговаривал:
   - Дима, еврей - это не внешность, это состояние души...
   И поскольку душа у меня,  несмотря  на  остатки  памяти  Ричарда  Брауна,
все-таки оставалась русской, я с ним соглашался.
   Каждая из групп начинала  с  того,  что  знакомилась  со  мной  и  делала
пару-тройку работ при моем непременном  участии.  За  это  время  я  успевал
разглядеть, чего стоит каждый из команды и  кто  у  них  сможет  стать  моей
заменой.
   А они успевали понять, с кем имеют дело и на какие приятные и  неприятные
моменты могут рассчитывать. Приятным, разумеется, было получение  "хрустов",
а вот неприятных было гораздо больше.  Речь  шла  не  только  о  перспективе
проглотить  в  процессе  работы  лишнюю  дозу  свинца,  но  и  о   некоторых
психологических нагрузках. Если я видел, что  кому-то  неприятно  осмаливать
клиента паяльной лампой или проглаживать утюгом, то старался приучить его  к
этому. Если он, наоборот, слишком увлекался этим делом и  забывал,  что  все
это делается отнюдь  не  ради  отдыха  и  веселого  времяпрепровождения,  то
объяснял данному товарищу некоторые из христианских заповедей  и  ставил  на
вид - то есть на морду - пару фингалов. Если  же  дальнейшие  воспитательные
меры    становились    бесперспективными,    товарищ    обычно    переставал
функционировать и выходил в тираж погашения. Публика  должна  была  убояться
таинственной  и  страшной  личности,  которая  нигде  не  живет,  но   везде
присутствует. Лишь потом, когда находился прочный  зам,  на  которого  можно
было положиться и держать на поводке через связника, я оставлял  эту  группу
на самообеспечении с обязанностью  выполнять  все,  что  придет  через  моих
связных.
   Варан и Ко были одной из московских  групп.  Вышел  я  на  них  одним  из
традиционных способов:  через  ментовку.  Они,  видишь  ли,  решили  рэкетом
заняться.
   Самостийным и незалежным, як та ненька Украина. По молодости и  глупости,
если б не попали в милицию, то могли бы  нарваться  и  на  худшие  проблемы.
Некий Филон, чью территорию они начали стричь, даже выпучил глаза  от  такой
наглости. Он-то честно платил по центробежной линии в вышестоящие  инстанции
и  никогда  не  превышал  полномочий  в  отношении  подзащитных  ларечников.
Естественно, что для молодых нахалов он был готов пойти  на  снисхождение  и
обеспечить им только полтора месяца отдыха в санатории имени Склифосовского.
На первый раз. Это было еще очень гуманно. Если бы юная борзота сунулась  на
другую толкучку, допустим, туда, где командовал Сослан, то перспектива  быть
обнаруженными в мусорном контейнере со вскрытой без наркоза брюшной полостью
у них была бы  стопроцентной.  Но  Варану  и  его  друганам,  мягко  говоря,
повезло. Омончики проводили очередной рейд, и кто-то  из  ларечников,  блюдя
интересы свои и Филона, подставил малограмотных под резиновое дубье.  Бойцы,
которым наскучили пустопорожние бомжи - их они отлавливали для отчетности, -
с великой помпой доставили Варана, Мартына, Фрица, Бетто и Чупу в  ближайшую
контору и запихали в "обезьянник". Первые  трое  вполне  могли  потянуть  на
148-2, потому что у них обнаружились  самодельные  кастеты  и  финки,  стало
быть, была угроза убийства или нанесения тяжких телесных. Это сулило  жутким
бандюгам семь лет очень скучной жизни, плюс могла сработать и 218-я статья в
той части, где про холодное оружие. Обиженный Филон мог распорядиться, чтобы
этих некультурных мальчиков опетушили еще в СИЗО и в зону  отправили  уже  с
соответствующей служебной характеристикой. У Бетто  и  Чупы  положение  было
чуть легче, поскольку у Бетто карманы были  пустые,  а  Чупа  была  и  вовсе
девушкой, а потому доказать, что они имели что-то с ларечника, было  трудно.
Но беда была в том, что дети попытались сопротивляться  омоновцам  и  вполне
могли заплыть под 191-прим. У  кого-то  из  бойцов  обнаружилась  подходящая
царапина на морде, а маникюр у Чупы был достаточно острый. Само  собой,  что
царапина подводила Чупу под вторую часть 191-прим., поскольку  сопротивление
было связано с насилием. Это обещало и ей, дуре, от года до пяти.
   Спасло этих дурачишек-романтиков только то, что один  из  моих  корешков,
зам. по профилактике  того  самого  отделения,  решил  поинтересоваться,  не
пригодятся ли мне эти ребятки. Майор-профилактик, как известно всей  мировой
общественности, работает со стукачами и,  строго  говоря,  не  должен  особо
звонить о своих ценных кадрах.  Однако  этого  майора  закупил  с  потрохами
Филон, поскольку ему  было  очень  интересно  знать,  что  о  нем  думают  в
определенных кругах районной общественности. Не знаю, на чем подцепил майора
Филон, но я-то зацепил его как раз на связи с  Филоном.  В  один  прекрасный
день  к  майору  пришел  товарищ,  предъявивший   удостоверение   сотрудника
госбезопасности, и объяснил профилактику, что его материальное  благополучие
может очень  пошатнуться  и  подполковничьи  погоны  останутся  недостижимой
мечтой, ибо мечтать о них не запрещено, даже сидя в  спецкомендатуре.  Майор
побаивался, что такая разносторонняя деятельность повредит его здоровью, но,
к счастью, оказался мужиком сообразительным и  пообещал  "комитетчику",  что
будет немножко, в меру возможности,  помогать  службе  "Железного  Феликса",
делясь с ней информацией и агентурой.
   Вот по этой самой причине профилактик и подарил мне Варана. Я посетил его
дома, где Александр Андреевич Воронов - таково  было  паспортное  имя  этого
гражданина - грустно сидел со старушкой мамой, уже начавшей сушить сухари.
   Варана выпустили под подписку о невыезде, но  отнюдь  не  обещали  ничего
хорошего.
   После предъявления весьма солидной  ксивы  мамашка  Варана  совсем  упала
духом, и мне пришлось успокаивать ее тем, что обстановка  сложная,  перемены
носят двоякий характер, где позитивные моменты перемежаются с негативными, а
молодежь   социально   дезориентирована   и    понимает    демократию    как
вседозволенность. Опять же кругом так много вкусного, а купить  не  на  что.
Варан слушал, балдел и ждал,  когда  же  я  начну  ему  шить  организованную
преступность, ибо ксиву  мне  выписали  от  этого  отдела.  Заболтав  мамашу
разговором о  растущей  гуманизации  нашего  правосудия,  закинув  несколько
пробных камешков и поговорив по душам  о  семейных  проблемах  Вороновых,  я
углядел, что из Варана и его мамы вышли бы честные  советские  граждане,  не
будь этой  чертовой  перестройки.  Мамаша,  разогревшись  и  почуяв  во  мне
скрытого оппозиционера, вывалила все, что она думает о  предержащей  власти,
московском    правительстве,    родной    супрефектуре,    РЭУ,     милиции,
предпринимательстве и частной собственности.  При  "отце  родном"  за  такое
количество матюков в адрес  властей,  высказанных  "представителю  органов",
Магадан ей был бы уже обеспечен минимум лет на десять, а может быть - и "без
права переписки". Я же только вежливо поулыбался и покивал, а потом попросил
Марью Николаевну оставить нас с Сашей тет-а-тет, для мужского разговора.
   Варану тогда было уже двадцать два, он отслужил  в  морпехе,  вымахал  на
метр девяносто шесть. Отец от них удрал еще двадцать лет назад, жил сейчас в
каком-то близлежащем зарубежье и, судя по всему, не бедствовал, но матери не
помогал с тех пор, как Варану сравнялось  восемнадцать.  По  исполнительному
листу жизненные потребности Саши Воронова оценивались в двадцать рублей, ибо
официальный заработок его папаши исчислялся  в  восемьдесят  целковых.  Само
собой, что заботливый папа нагревал ручки на  куда  большую  сумму,  но  все
как-то забывал поставить об этом в известность государство. До  армии  Варан
немного повкалывал на заводе, после вернулся туда же, но сорок штук в  месяц
явно не устраивали этот растущий организм. Попытки торговать  водкой  с  рук
больших оборотов не приносили, зато слава штатного мордобойца  привлекала  к
нему ребятишек. На Варана еще в детской комнате  имелся  неплохой  материал,
позже была пара залетов в отделение, причем последний, непосредственно перед
армией, - с отсрочкой от исполнения приговора, естественно по 206-2.
   После армии Варан меньше драться  не  стал,  но  попадать  в  милицию  до
последней осечки ему не случалось.
   Я тихо и скромно повел его на откровенность, щипанул за душу, рассказав о
своем детдомовском  прошлом  -  разумеется,  без  хэппи-энда,  -  встречи  с
родителями! - и, в общем, нашел точки соприкосновения.  Само  собой,  Варан,
помня о предъявленной ксиве, сильно сомневался, не влипнет ли он еще  круче,
и поэтому пришлось ему открыть глаза на многое. Например, на то, что в зоне,
которая приближается  к  нему  с  каждым  часом,  ему  не  следует  особенно
хорохориться и уповать на свои могучие плечики, деревянные кулачки и  другое
оборудование. Там и своих амбалов достаточно. Во всяком случае, чтобы слегка
поломать слишком борзую молодежь.  Во-вторых,  я  ему  объяснил  ситуацию  с
Филоном и намекнул, что если  Варан  поведет  себя  не  правильно,  то  меру
пресечения ему пересмотрят, и всего через  сутки  бедного  Сашу  посадят  на
парашу, а к вечеру он уже будет кукарекать. Мягко прижав гражданину Воронову
психику, "комитетчик" постепенно подвел его к пониманию, что жизнь  на  воле
гораздо полнее, интереснее и комфортнее, чем в тюряге. Это он, в общем, знал
не хуже моего, а потому, едва увидел надежду на благополучный исход,  весьма
заинтересовался моими тонкими намеками на толстые обстоятельства.
   А намеки эти состояли в том, что новые  гуманистические  начала  в  нашем
демократическом российском правосудии требуют  вдумчивого  и  неоднозначного
подхода к правам и  свободам  личности,  понимания  социальных  особенностей
каждого индивидуума и правильной, адекватной оценки  общественной  опасности
его деяний.
   Что задачи борьбы с организованной преступностью выдвигаются в  настоящих
исторических условиях на первый план, и первейшей задачей  текущего  момента
является предупреждение готовящихся преступлений и неотвратимость  наказания
за уже совершенные...
   Когда я начал про неотвратимость, Варан  уже  был  готов.  Он  все  понял
правильно. В том смысле, что был готов сотрудничать и с милицией, и с КГБ, и
с ГРУ, и даже с ЦРУ - лишь бы не  сесть  в  СИЗО,  не  говоря  уже  о  зоне.
Заполнив  стандартную  подписочку,  Варан,  однако,  все  еще  очень  сильно
волновался. Прежде всего за друзей. Это  меня  порадовало.  Я  понимал,  что
Варану, заводиле всей этой пятерки,  будет  очень  стыдно,  если  его  вдруг
выпустят, а всех прочих посадят.
   Авторитет Варана на родной улице сильно пошатнется, и  ему  станет  очень
неуютно - на стукачей, бывает, кирпичи падают... Конечно, я сказал,  что  не
допущу, чтоб его вычислили, и Мартын, Фриц, Бетто и Чупа  не  сядут  до  тех
пор, пока Варан будет удерживать их от противоправных деяний.
   Пришлось выслушать полкило заверений в том, что  и  сам  Варан  и  другие
товарищи горе-рэкетиры, будут умненькими и благоразумненькими, как Буратино.
Я как бы невзначай поинтересовался, а  чем,  собственно,  гражданин  Воронов
собирается добывать хлеб насущный? Ударных комсомольских  уже  нет,  ударных
капиталистических - еще нет, стало быть, перековываться негде. Варан  смешно
пробубнил что-то насчет родного завода, но я грустно заметил, что завод,  по
моим точным данным, сидит на мели уже  полгода  и  его  героический  рабочий
коллектив сейчас в основном толчется  на  базарах,  пытаясь  продать  болты,
гайки, гвозди и еще кое-что из оборудования. Варан еще подумал, поглядел  на
потолок и прочел там  что-то  насчет  института.  Я  вслух  посоветовал  ему
дерзать, но при этом объяснил, что за хорошее высшее образование надо хорошо
платить, а с тем, которое дают  за  бесплатно,  выше  ста-полутораста  тысяч
работу найти трудно. К тому же, прогуляв два года после армии, Варан  уже  в
общей сложности пять лет не видел учебников, а потому я опасался, что он  их
даже прочесть не сможет.
   Варан опять посмотрел на потолок, но больше там ничего не разглядел.  Вот
тут  я   и   предложил   ему   посодействовать   в   обретении   хорошей   и
высокооплачиваемой специальности... Варан насторожился, но  когда  узнал,  о
чем речь, аж рот открыл.
   Я предложил Варану пройти полугодовой курс  обучения  в  некой  секретной
школе под Москвой, где из него сделают приличного человека, которому цены не
будет. Возможно, намекнул я, что и кому-то из его  близких  друзей  найдется
т