отсюда начиналась  Рио-де-Санта-Исабель,  превращавшаяся
ниже по течению в клоаку с бетонными берегами. Прыгать с обрыва я не стал бы
даже в том случае, если б  желал  покончить  с  собой.  Шансов  приземлиться
целехоньким не было, но и гарантии, что убьешься насмерть, - тоже.
   Метров через сорок  тропка  вошла  в  бетонированную  траншею,  с  фронта
замаскированную  одернованным  бруствером.  Чтобы  спуститься   в   траншею,
пришлось миновать небольшое пулеметное гнездо. Сомневаюсь, что  без  Андрюхи
меня пропустили бы свободно. Из гнезда приветливо выглядывал ствол  пулемета
"М-60", а его хозяин предпочитал из скромности не маячить.
   По траншее Андрюха пригнал меня в  небольшой  дот.  Обрыв  в  этом  месте
переходил в крутой, а затем во все более пологий склон. Его, по-видимому,  и
должны были перекрывать траншея, дот и прочие укрепления. Склон  был  очищен
от кустов и деревьев, перегорожен спиралью Бруно и обычной колючкой.  Может,
были и еще какие-то заграждения, но я их разглядеть не успел.
   В доте сидели трое. Пулеметчик, наблюдавший за  охраняемым  склоном,  был
обращен ко мне спиной. Еще один  боец  с  замалеванной  камуфляжной  краской
рожей держал между  колен  бесшумный  снайперский  "винторез"  и  смотрел  в
бинокль  через  амбразуру.  Наконец,  третий,  держа  под  мышкой   автомат,
поигрывал рацией. Она хрюкала, так как была поставлена на прием,  но  ничего
членораздельного не говорила. Судя по  всему,  он-то,  этот  третий,  и  был
шефом.
   У него на морде тоже была камуфляжная краска, и выглядел он жутковато.
   Куда страшнее, например, чем Андрюха со всеми своими шрамами. Но вот  что
удивительно: этот мужик посмотрел на меня  так,  будто  я  получил  от  него
приказ к 18.00 взорвать то-то и то-то, но до сего  времени  не  взорвал.  То
есть впечатление было, будто он меня знает  и  изумлен  только  тем,  что  я
нахожусь здесь, а не в другом месте.
   Я присмотрелся. Мужику было минимум за сорок, хотя на здоровьечко  он  не
жаловался и сцепиться с таким по делу я бы не хотел. Правда, он не  смахивал
на закоренелого  боевика  и  скорее  всего  на  нынешнее  дело  вышел  после
некоторого перерыва.  И  морда  была  довольно  гладкая,  и  руки  не  очень
заскорузлые. Ежели его отмыть и переодеть, то уже через полчаса можно  вести
на какое-нибудь элитарное сборище. Конечно, в камуфляжной  раскраске  его  и
мама родная не узнала бы, но что-то знакомое в лице было. И тут  впервые  за
долгое время сработала РНС.
   "Дик Браун", - представила мне мужика "руководящая и направляющая".
   Я на секунду опешил, но очень быстро сообразил, что  есть  на  земле  еще
один человек, который помнит "Атлантическую премьеру" так же, как  помню  ее
я. Тот, кому в башку перешло  "я"  Брауна.  Мне  довелось  только  один  раз
увидеть его фото, показанное "Главным  камуфляжником".  Тогда,  в  последние
минуты перед тем, как разделить два "я",  одновременно  пребывавших  в  моей
черепной коробке, бывший "серый кардинал" показал мне  (точнее,  "нам")  две
фотографии. На одной из них был тот парень, что родился  как  Ричард  Стенли
Браун, благополучно отвоевал во Вьетнаме, Анголе и Зимбабве (она  же  бывшая
Южная Родезия), а затем разбился при неудачном прыжке с передачей парашюта в
воздухе. Однако его "я", просуществовав 30 лет  в  угробившемся  теле,  было
накануне  биологической  смерти   пересажено   доктором   Брайтом   в   мозг
двадцатилетнего Короткова и перекантовалось там еще один год. А  вот  второе
фото принадлежало мужику, натурального имени которого "мы",  Коротков-Браун,
не знали. Сомневаюсь я, чтобы этот дядя хотя бы сейчас вспомнил об этом.  Он
помнил себя как Брауна и чуть-чуть - как Короткова.
   Впрочем, может, и не чуть-чуть. Во всяком случае, меня  он  узнал  -  это
точно.
   Тем не менее он не полез ко мне обниматься и не  стал  кричать:  "Сколько
лет, сколько зим!" Напротив, он постарался как можно быстрее  избавиться  от
удивленного выражения на морде.
   - Что это за тип? - спросил он у Андрюхи. По-английски, естественно.
   - Русский, - лаконично ответил тот. Как будто  сам,  сукин  сын,  был  по
крайней мере китайцем!
   - Он говорит по-испански? - Мне этот  вопрос  показался  странным.  Браун
должен был осведомиться насчет английского...
   - Не знаю, - пожал плечами Андрюха.
   - Говорю, - ответил я, и Браун перешел на испано-хайдийский диалект. Судя
по первой реакции всех присутствующих, и Андрюха, и  пулеметчик,  и  снайпер
по-испански мало что понимали.
   - Что ты делал здесь, компаньеро? -  спросил  Браун.  Почти  так,  как  я
несколько минут назад спрашивал у Андрюхи.
   - Отдыхал, - съязвил я. - Приехал как турист.
   - И сразу угодил в секретную зону?
   - Я приехал с женой и остановился в "Каса бланке де  Лос-Панчос".  Можете
справиться у Фелипе Морено. Помните такого?
   - Это я знаю. Ты записался у него как Ричард Браун.
   - По здешним законам в этом  нет  криминала.  Я  же  не  знал,  что  сюда
заявится еще один сеньор с таким же именем.
   - Значит, ты тоже узнал меня?
   - Да. - Я решил, что особо темнить не стоит, потому что этот "Нью-Браун",
судя по всему, кое-что обо мне уже раскопал.
   - Как ты попал в зону  "Зеро"?  -  спросил  Браун,  приняв  мой  ответ  к
сведению.
   - А этот крысятник так называется? - удивился я. В те времена, когда "я"
   Брауна  командовало  моими  руками  и  ногами,  о  зоне  "Зеро"   слышать
доводилось.
   Вроде бы это была главная подземная резиденция Лопеса.
   - Так как ты туда попал? - Браун пропустил мой  вопросик  мимо  ушей.  Он
явно был ограничен во времени на проведение допроса.
   - Через подводный туннель. Чьи-то водолазы вытащили меня  из  потопленной
яхты и отвезли на скутере.
   - Одного? Кто был с тобой?
   - Эктор Амадо, Эухения Дорадо и Лусия Рохас. Браун явно заинтересовался.
   Мне показалось даже, что он этим известием взволнован.
   - Где они?
   - Амадо убит, а Эухения и Лусия сейчас  прячутся  в  пятом  ярусе  шахты,
точнее - в вентиляционной галерее пятого яруса.
   - Это правда? - Браун посмотрел на меня так, что мороз продрал по коже.
   - Минут десять назад были там, - пробормотал я. У меня  не  было  времени
подготовиться и хотя бы сообразить, что можно говорить начистоту, а что нет.
На ходу я прикинул: если Брауну и его команде нужны живьем Лусия и  Эухения,
то скорее всего он один из моих конкурентов... А раз  так,  то  могилку  мне
вот-вот отроют. Уж что-что, а характер дядюшки Брауна  я  немного  знал.  Но
слово не воробей, как известно. Впрочем, потеряно было еще  не  все,  потому
что Брауну еще надо было убедиться в том,  что  Эухения  с  Лусией  живы,  и
вытащить их из подземелья. А раз так, то мне предоставлялось время пожить и,
может быть, каким-то образом выкрутиться.
   Но тут же  все  опять  резко  поменялось,  и  я  даже  подумал,  что  зря
обольщался насчет возможности пожить, скажем,  на  час  дольше.  Пулеметчик,
наблюдавший за склоном горы, увидав кого-то через амбразуру, дал очередь.
   - Идут! - крикнул он.  -  "Тигры"!  А  где-то  неподалеку  уже  слышалось
злобное клекотание вертолетов.
   - Проваландались! - по-русски выкрикнул Андрюха, высунул ствол в  бойницу
и татакнул в невидимого противника.
   - Макс, Макс! - Браун переключил рацию на  передачу  и  заорал  что  есть
мочи, перекрывая грохот стрельбы. - Джек вызывает Макса!
   Похоже, что Макс ответил, потому что Браун  неожиданно,  но  очень  четко
выматерился по-русски, а затем загавкал на родном языке:
   - Макс, ищи их в вентиляционной галерее пятого яруса! Как понял? В  пятом
ярусе, вентиляционная галерея! О'кей!  Заберешь  их  и  уходи  через  трассу
23-28, понял? 23-28! До конечного пункта! Жди нас там. Все!
   Из этого я уловил, что Браун намного лучше меня знает все эти  подземелья
и, должно быть, ищет тут не только Лусию с Эухенией.
   - Мартель, Мартель! - заорал было Браун, но Андрюха,  отправив  очередную
очередь по адресу "тигров", заорал по-русски:
   - Мартель накрылся, Капрал!
   Тот, что был с "винторезом",  аккуратно  положил  бинокль,  прицелился  и
почти  неслышно  чпокнул.  В  бойницы  плеснуло  красно-оранжевым  отсветом,
дохнуло тугим жаром...
   - Молодчага! - завопил Андрюха. - Огнемет ковырнула!
   На то, что снайпер был назван в женском роде, я как-то не отреагировал  -
не до того было. Вполне можно было ожидать, что теперь я стал лишним на этом
празднике жизни...
   - Уходим! - веско бросил Браун, сунул  рацию  в  карман,  а  меня  тычком
пихнул к выходу. При этом он придержал  меня  за  майку,  чтоб  я  не  бежал
слишком быстро.
   Пригибался я тщательно, но только в порядке перестраховки.
   Там, внизу, по склону  растекалась  огнесмесь  из  взорванного  огнемета.
Пламя охватывало деревья и кусты, полоса огня и дыма как бы отгородила людей
Брауна от "тигров". Палить они палили, но фактически только  для  обозначки.
Пули попискивали над траншеей, но очень редко попадали в бруствер.
   Значительно хуже было то, что творилось в  воздухе.  Вертолеты  "тигров",
как видно, не рисковали садиться на гору, так как на ней не  имелось  ровных
проплешин, за исключением той, что была у вентиляционной шахты. Зависать над
горкой  им  казалось  небезопасным,  потому  что  тут  их  можно  было  даже
подствольником грохнуть, если хорошо попасть, а у молодцов Брауна было всего
в достатке. Поэтому вертолеты "тигров" вертелись  каруселью  вокруг  горы  и
молотили из  пулеметов  и  автоматов  по  площадям.  Самое  интересное,  что
траншею, по которой мы успели добежать до пулеметного гнезда, они  вниманием
не почтили. И за то спасибо!
   В  пулеметном  гнезде  нас  ожидали  еще  четверо  вооруженных  до  зубов
деятелей.
   Кроме пары американских  пулеметов  "М-60",  у  них  был  еще  российский
автоматический гранатомет "Пламя",  он  же  "АГС-17",  китайский  "РПГ-7"  с
охапкой патронов, а также куча всякой мелочи типа уже знакомых мне  складных
пистолетов-пулеметов  "ПП-90",  револьверов  "магнум"  и  впервые  увиденных
российских "ударов".
   Когда меня впихнули в пулеметное гнездо, я еще не был уверен,  что  жизнь
мне собираются оставить. Но вот когда в бетонном полу открыли люк и  указали
мне  на  вертикальную  стальную  лестницу,  я  понял,   что   помилован   на
неопределенный срок.
   Внизу меня ждали.  Стоило,  черт  побери,  выкарабкиваться  из  подземной
тюрьмы, чтоб через полчаса опять туда попасть, но уже к  другим  тюремщикам.
Мне опять сковали запястья, причем  наручниками  с  тремя  браслетками,  две
защелкнули на моих, а третью - на левой руке какого-то козла, которого  я  в
темноте не разглядел. На морду мне налепили пластырь, чтобы я не орал  и  не
задавал вопросов.
   Пока меня упаковывали, вся команда Брауна спустилась  вниз,  в  подземный
этаж пулеметного бункера. Мужик, к которому я  был  прицеплен,  и  еще  куча
народу пошли куда-то по очередному туннелю, а пара человек осталась возиться
в темноте позади нас. Судя по тому, что они чего-то ворочали, куда-то что-то
вкручивали и  чем-то  шуршали,  эти  хлопцы  готовились  взорвать  гнездо  и
завалить выход наружу.
   Впереди  тоже  шли  двое  с  фонарями,  проверяя,  свободен  ли  путь,  и
оторвавшись на несколько десятков метров вперед от основной команды.
   Топали мы быстро, почти бежали. Три раза меняли  направление,  сворачивая
перпендикулярно прежнему, потом спустились на два этажа ниже и тут  услышали
отдаленный грохот взрыва. По-моему, подрывники нас догнали несколько раньше,
чем сработала их фиговина.
   Я все это плохо запомнил. Контузия, последствия которой  Эухении  удалось
на время ослабить, дала себя знать.  Все-таки  сотрясение  мозга  я  получил
приличное, хотя меня начало мутить только сейчас, почти два часа спустя... В
конце концов я понял, что могу сдохнуть сам по себе, без пролития крови.  Но
как я повалился на пол и что  было  сразу  после  этого,  мне  запомнить  не
удалось.

ГОРНОЕ ШАЛЕ

   Когда я очухался, то очень удавился. Даже если бы в тот момент,  когда  я
впадал в беспамятство, мне пообещали при пробуждении  горный  воздух,  синее
небо и утреннее солнце, я бы не поверил. Тем более что уже не раз оказывался
в искусственной реальности.
   Краешек солнца был виден из-за темных  мохнатых  от  леса  гор.  Неровная
цепочка скругленных вершин просматривалась через  здоровенное,  в  полстены,
окно.
   Рядом с окном была еще  и  стеклянная  дверь,  выводившая  на  просторный
балкон.
   Через эту самую дверь в помещение, где  я  находился,  втекал  свежайший,
придающий силы воздух.
   А находился я в комнате, совсем не напоминавшей  место  заточения.  Да  и
вообще, пленных, заложников,  как  и  других  граждан,  по  разным  причинам
лишенных свободы, так не содержат. Номер в "Каса бланке де  Лос-Панчос"  был
похуже, хотя за него я выложил вперед  тыщу  гринов,  а  сюда  меня  вселили
бесплатно.
   Лежал я на вполне приличной, где-то на четыре персоны кроватке.  Бельишко
было свежайшее и даже с ароматом чего-то цветочного. На стенах  в  золоченых
багетах висели солидные картины со всякими там вакхами и ариаднами, ледами и
лебедями,  наводившими  на  несолидные  размышления.  Столики  с  мраморными
крышками,  всякие  там  пуфики,  коврище  поверх  паркета,  зеркала...  Вкус
устроителя интерьера  казался  уж  очень  знакомым.  Ба!  Нечто  подобное  я
когда-то  видел  на  асиенде  "Лопес-23",  которую,  как  потом  выяснилось,
доблестно взорвал Китаец Чарли.
   Самочувствие у меня было неплохое. Причем  над  тем,  чтобы  оно  таковым
стало,  кто-то  серьезно  поработал.  Я  обнаружил,  что  все  мои   ссадины
обработаны каким-то гелем-спреем, то  есть  на  них  напылена  бактерицидная
пленка, имеющая, очевидно, и  анестезирующие  свойства.  Во  всяком  случае,
ничего не болело. Все свободные от ссадин участки тела были явно отмыты  или
хотя бы протерты. По крайней мере я себя не ощущал свиньей,  завалившейся  в
чистую постель после нескольких дней пребывания в грязи.
   Несколько  беспокоило   отсутствие   одежды.   Я   лежал   голышом,   как
новорожденный. Конечно, если очень захочется, то удрать можно и без  порток,
но все-таки в шортах  удобнее.  Но  ни  шортов,  ни  плавок,  ни  майки,  ни
трофейных ботинок мне не оставили.
   Кроме двери, выводившей на балкон (по площади это  была  скорее  открытая
веранда), тут было  еще  две  двери.  Но  их  я  решил  оставить  на  потом.
Обнаружив, что с координацией движений у меня все о'кей и ноги  меня  держат
вполне сносно, я слез со своего лежбища и выбрался на  балкон-веранду.  Дабы
не сверкать лишними подробностями своего тела, замотался в простыню на манер
древнего римлянина.
   Место было - будь здоров! Вот где надо отели строить...
   С веранды я разглядел, что строение, где мне пришлось  ночевать,  состоит
из нескольких прямоугольных корпусов-блоков,  соединенных  переходами,  и  в
проекции похоже на букву "Ш". Эти корпуса ступенями поднимались по склону, и
"перекладина" "Ш" была где-то на сорок  метров  ниже,  чем  верхушка  правой
"палочки", на которой  я  находился  в  тот  момент.  Окружающая  территория
представляла  собой  маленькую  -  меньше  километра  в  диаметре  -  горную
котловину, заросшую джунглями. Из этих джунглей  сумели  сделать  более  или
менее нормальный парк, а из застойного озерца-болотца на самом дне котловины
соорудили прелестный просторный бассейн. Здесь вполне  можно  было  устроить
место отдыха для лиц с доходом выше среднего,  но  хозяин  этого  заведения,
должно быть, не собирался выжимать отсюда деньги.
   Вокруг здания, у бассейна и  на  балконах-верандах,  подобных  моему,  ни
одной живой души не было, так что можно было выйти на  утреннее  солнышко  и
позагорать без всякой простыни. Впрочем, присмотревшись, я увидел  на  аллее
пару джентльменов в униформе. Судя по всему, они  патрулировали  территорию.
Однако это были не те гвардейцы, что защищали подземную тюрьму, и не те, что
ее атаковали под руководством... смешно сказать - Ричарда Брауна.
   Тем не менее форма охранников была мне знакома. Точно  такая  же  была  у
тех, кто сторожил особняк сеньоры  Эухении  на  Боливаро-Норте.  Если  я  не
ошибался, то получалось, что ситуация  еще  разок  изменилась,  и,  судя  по
комфорту, в лучшую сторону.
   По-прежнему замотанный в простыню, я вернулся в спальню и решил проверить
те две двери, которые оставлял "на потом".
   Одна из этих дверей вывела меня  к  санузлу  (душ  плюс  сортир)  в  двух
небольших кабинках. Это открытие  пригодилось,  самое  необходимое  из  этих
учреждений я опробовал.
   После этого я направился к второй двери, но еще не успел  до  нее  дойти,
как из этой двери появилась сеньора Эухения.
   Само собой, что от бомжеобразной растрепы в перепачканном сером костюме и
драных колготках не осталось  и  следа.  Сеньора  Дорадо  выглядела  так  же
блестяще, как сверкали ее отмытые,  расчесанные  и  просушенные  волосы,  из
которых была старательно убрана седина. Она распустила их  по  плечам,  туго
распиравшим  купальный  халат,  и  смотрелась  так  много  моложе,   чем   с
"партийной" прической.
   Умеренная полнота в данном случае не мешала.
   Сеньору Эухению сопровождала служанка Пепа, которую я  видел  в  доме  на
Боливаро-Норте. Пепа катила  за  собой  сервировочный  столик  с  завтраком,
который предназначался для меня.
   - Как вы себя чувствуете, Деметрио? - спросила супергадалка.  -  Головная
боль не беспокоит? Тошнота, головокружение, слабость?
   - Голова не болит, а слабость кое-какая чувствуется...
   - Есть хотите?
   - Не откажусь.
   - Ну, тогда все в  порядке.  Я  опасалась,  что  у  вас  более  серьезные
повреждения. Вы ведь примерно двенадцать часов были без  сознания.  Все  это
время около вас дежурила сиделка. Отошла на пять минут в туалет, а вы в  это
время  и  очнулись.  Очень  неорганизованная  девушка!  Вместо  того   чтобы
позвонить  мне  и  сопровождать  вас  на  веранду,  она  побежала   ко   мне
докладывать... Я ее уволю!
   - А я и не  заметил  никаких  сиделок...  Значит,  двенадцать  часов  без
сознания?
   - Именно!
   - То-то я смотрю, что за это время кое-что изменилось...
   Эухения широко улыбнулась.
   - У вас, наверно, много вопросов по этому поводу?
   - Немало, сеньора.
   - Давайте все по порядку. Пепа, ты свободна... Пепита, проворно накрывшая
небольшой шестиугольный столик на две персоны, удалилась.
   - Обычно по утрам я пью кофе, но вам он сейчас противопоказан, -  заявила
"хайдийская Кассандра". - Поэтому мы будем пить мой лечебный коктейль. В нем
совсем немного спиртного, зато масса целебных экстрактов. И  есть  мы  будем
тоже исключительно лечебную пищу. Чтобы вы не подумали, будто я  угощаю  вас
чем-то непроверенным, я буду есть то же, что и вы...
   - Знаете, сеньора Дорадо, - заметил я, стараясь поплотнее  завернуться  в
свой "римский" наряд, то есть в простыню, -  вам  не  кажется,  что  я  одет
слишком легко?
   - Сейчас двадцать пять  градусов  по  Цельсию,  -  удивилась  Эухения.  -
Неужели вам холодно? Вы же из России все-таки...
   Конечно, она прекрасно  поняла,  что  я  вовсе  не  замерз,  а  хотел  бы
держаться в рамках приличия.
   - Дело не в холоде, - сообщил я. -  Завтракать  с  дамами  (чуть-чуть  не
ляпнул "вашего возраста") следует в более строгой одежде.
   - У нас здесь не Англия, сеньор Баринов. Вас, наверно, в Лондоне приучили
завтракать в галстуке? Вы ведь прилетели к нам оттуда? Не  беспокойтесь,  мы
люди простые.
   При этом сеньора Дорадо немного стрельнула глазками. Кроме того, Эухения,
присаживаясь за стол, уронила с колена полу халата. Не знаю, с  умыслом  или
без, но она убедила  меня,  что  не  страдает  тромбофлебитом  и  варикозным
расширением вен, а имеет очень даже гладкие и  округлые,  приятно  смуглявые
ноги (назвать их ножками при всем желании язык не поворачивался).
   Я решил не заострять эту тему, поскольку очень хотел жрать, но еще больше
хотел знать, каки